А. И. Александров
Философия зла и философия преступности
Христианство — философско-религиозное учение, возникшее в I в. н. э. в Палестине. В 1054 г. в результате разделения церквей (схизмы) христианство раскололось на два вероисповедания: православие и католицизм. Из католицизма в результате Реформации выделился протестантизм, разделившийся, в свою очередь, на три основных направления: евангелическое (лютеранское), реформаторское (кальвинистское) и англиканское.
В христианстве идея высшего Добра воплощена в Боге. Единая Божественная сущность представляется как внутри себя личностное отношение трех ипостасей: Отца, Сына и Святого Духа, которые «неслиянны», но в то же время «нераздельны» и «единосущны». Три ипостаси участвуют в сотворении и бытии космоса по следующей формуле: все от Отца (ибо наделено от Него бытием), через Сына (ибо вошло в бытие через Его смысловую оформленность) и в Духе (ибо удерживается от распада внутри Его жизненно-органической целостности).
Человек изначально есть носитель образа и подобия Бога, однако грехопадение – нарушение Адамом и Евой божьих повелений – разрушило человеческое богоподобие, за что человечество наказано смертностью и страданием. Для спасения в наш мир пришел Иисус Христос – Бог и человек в одном лице, добровольно принявший мучительную смерть на кресте и освободивший тем самым человечество от проклятия первородного греха. Но в силу несовершенства человеческой природы люди постоянно впадают в грех. Грех может быть «вольным», «невольным», а может быть и одним из смертных грехов, к которым относятся гордыня, зависть, гнев, чревоугодие, похоть, уныние и алчность. При этом самым эгоистическим, а следовательно, и самым вредным свойством человеческой души считается гордыня; она именуется матерью всех грехов.
Любовь онтологически осмысляется как сущность божества и в этическом плане предписывается человеку как высшая заповедь. «Учение Евангелия, – отмечал Спиноза, – содержит простую веру, а именно веру в Бога и почитание Его, или, что то же самое, послушание Его закону. Весь же закон Его только в одном: любить ближнего»[11]. Христианская любовь не делит людей на своих и чужих, на друзей и врагов, хороших и плохих, так как Бог «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф 5:45).
Важную роль играет идея церкви, которая выступает не только земной реализацией божественного замысла, но и хранительницей коллективного ортодоксального опыта. Человек может адекватно распознать и воспринять откровение не как обособленный индивидуум, а внутри общения со всеми членами церкви. Н. Кадмин, характеризуя средневековую католическую церковь, заметил по этому поводу: «В противоположность Восточной церкви, в психологии которой есть пассивное созерцательное начало, Западная церковь в высшей степени активна. Она не хочет предоставить верующего его внутреннему постижению истины, его личному религиозному созерцанию и божественному экстазу. Западная церковь хочет объединять и направлять, она догматична и нетерпима, она проводит русло религиозной жизни, обязательное для всех. Она вмешивается в домашнюю и частную жизнь, она регулирует верования и убеждения. Она не терпит личного отношения к священным книгам и запрещает их толковать и читать. Она раз и навсегда предписывает нормы религиозной жизни, и кто смеет руководиться также и собственным разумением, кто вносит в дело религии свой разум и свою душу – тот враг Западной католической церкви»[12].
Попытки объяснить наличие зла в мире, созданном Всемогущим и Всеблагим Богом, привели христианских теологов к утверждению, что зло происходит не от Бога, а от человека, злоупотребляющего свободой воли. Зло не имеет никакого реального существования, являясь просто небытием, «лишенностью добра», подобно тому как тьма является отсутствием света, а холод – отсутствием тепла. Напомним утверждение Фомы Аквинского: «Ничто не может быть в своем существе злом. Доказано, что всякое существо, поскольку оно есть существо, является добром и что зло существует только как часть добра» (Summa theologica, I, В 49, а3)[13].
Праведная жизнь, по представлению христиан, требует соблюдения десяти заповедей: 1) верь в Единого Бога; 2) не сотвори себе кумира; 3) не произноси имени Господа напрасно; 4) шесть дней работай, а седьмой – Богу; 5) почитай отца и мать свою; 6) не убивай; 7) не прелюбодействуй; 8) не кради; 9) не обманывай; 10) не завидуй. Суть всех десяти заповедей Иисус Христос изложил в одной: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же, подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф 22:37-39).
Эти заповеди, представляя собой свод божественных или нравственных предписаний, с течением времени в том или ином виде были закреплены в человеческих (государственных) законах, действующих и сегодня. Например, в нашей стране и за рубежом под угрозой уголовного наказания запрещены убийство, кража, мошенничество. Другая часть запретов касается тех сфер жизни человека, в которые право обычно не вторгается. Перечисленные заповеди – это не только религиозные предписания, но и, можно сказать, элементарные правила поведения человека. Если бы не убивали, не крали – не было бы нынешнего криминального разгула. Это самый древний из дошедших до нас краткий свод законов жизни человека[14].
Ислам, или мусульманство, – религиозное учение, возникшее в начале VII столетия в Аравии. Само слово «ислам» имеет несколько значений, а буквально переводится с арабского как «покорность» законам Единого Бога – Аллаха.
С точки зрения ислама, последователи древних пророков отошли от первоначального пути, который был указан им Богом, что постепенно привело к искажению священных текстов древних книг. Каждый раз для обновления истинной веры (ислама) Господь отправлял к разным народам своих посланников – среди них Авраам, Моисей, Иисус. Последним таким пророком стал Мухаммед, принесший человечеству ислам в очищенном и первозданном виде.
Главным памятником начального ислама является Коран – священная книга мусульман, которые признают ее божественным откровением, переданным людям через пророка Мухаммеда. Мусульмане считают Коран прямым, вечным и несотворенным словом Божьим. Коран состоит из 114 сур (глав) и около 6600 аятов (стихов). Хронологически выделяют мекканские и мединские суры. В ранних мекканских сурах ключевое место занимают вопросы загробного воздаяния, доктрины пророчества, эсхатологии, духовности, а также разрешение этических проблем. В мединских сурах особое внимание уделено социальным, экономическим вопросам, проблемам права, семейным отношениям, повествуется о древних пророках и т. д.
В дополнение к Корану появилась сунна (мусульманское священное предание), состоящая из хадисов, т. е. рассказов о поступках и суждениях пророка Мухаммеда. На основании интерпретации Корана и сунны, с применением кыяса (суждения по аналогии) и признанием иджма (согласного мнения религиозных авторитетов), разрабатывалось мусульманское правоведение – фикх и проводилась кодификация мусульманского права – шариата. Нормы шариата содержат требования, которые все правоверные мусульмане должны строго исполнять.
Почитание Аллаха выражается в молитве, посте, паломничестве. Мусульмане верят в то, что Аллах предопределил судьбы всего сущего и все события происходят по его замыслу. Аллах знает обо всех событиях и процессах, которые произойдут в мироздании; более того, все события происходят с одобрения Аллаха, в соответствии с его знанием. Человек же обладает свободной волей, способен выбирать между добром и злом и потому несет ответственность за свои поступки. Человек может ошибиться, посчитав какой-то свой поступок добрым, в действительности же сотворив зло. Это происходит от того, что только Аллаху дано точно определить добро и зло, а наши представления могут быть заблуждением: «Вполне возможно, что вам не нравится то, что вам приносит добро, и вы любите то, что несет вам зло. Бог знает, а вы нет» (сура аль-Бакара, 2:216).
Среди нравственных качеств, добродетелей, предписываемых мусульманину, – правдивость, надежность и верность, искренность, изгнание злобы, ненависти, зависти и других пороков из сердца, терпимость и умение прощать, скромность, самоуважение, поиск мудрости и знаний, стремление к самообразованию и интеллектуальному самосовершенствованию, желание посвятить все свое время и свою жизнь добрым делам, щедрость, общительность, доброе отношение к окружающим, отвращение к злу и греху.
Ислам учит, что творить добро и держаться в стороне от зла есть путь достижения близости к Аллаху. Стремление к добру и неприятие зла свойственны каждому человеку. Добро есть красота личности и красота добродетелей личности, в то время как зло есть то, что заставляет страдать сердце человека, делает его несчастным; это та сторона человека, которую он старается скрыть от других. Ислам также учит, что люди равны во всех отношениях (с точки зрения расы, пола, положения, рода занятий, внешности и т. д.), кроме степени близости к Богу. Каждое доброе дело приближает и каждое совершенное зло отдаляет человека от Бога. Таким образом, предоставленный человеку выбор между добром и злом дает ему возможность духовного подъема с одной степени на другую.
Конечная цель жизни человека, по представлениям мусульман, – достижение духовного совершенства. Поэтому все то, что приближает человека к Богу и идет ему на благо в другом мире, есть добро, а все то, что отдаляет человека от Бога, вызывая тем самым Его гнев, есть зло. Так, болезнь может рассматриваться как зло, однако человек, который терпеливо проходит испытание этой болезнью, вырастает до высокого духовного уровня и становится ближе к Богу. Напротив, благосостояние и здоровье могут считаться добром, но если они толкают человека на порочный путь мирских соблазнов и отдаляют его от Бога, то становятся для этого человека злом.
Ислам – единая религия всех мусульман, однако в нем существуют различные течения. Расхождения касаются вопросов о сущности Аллаха и его атрибутах, о происхождении Корана, об относительном значении веры и дел, о предопределении и свободной воле. Отмечаются значительные несовпадения в принципах юридических решений, характере праздников, в отношении к иноверцам. Борьбу против ортодоксального направления ислама, именуемого обычно суннизмом, вели как участники массовых сектантских движений (особенно карматы), так и приверженцы другого основного направления – шиизма. Шииты признают Коран словом Божьим, однако по-своему толкуют его, а вместо сунны имеют свое священное предание[15].
Одно из направлений ислама – салафия, объединяющее мусульманских религиозных деятелей, которые в разные периоды истории ислама выступали с призывами ориентироваться на образ жизни и веру ранней мусульманской общины, на праведных предков, квалифицируя как бида (ересь) все позднейшие нововведения в вопросах религии. К салафитам причисляются, в частности, ибн Ханбаль, аш-Шафии, ибн Таймийа, ваххабиты, идеологии ассоциации «ал-Ихван ал-муслимун» («Братья-мусульмане»). В западной литературе для характеристики идеологии салафитов используются термины «традиционализм», «фундаментализм», «возрожденчество»[16].
Ваххабизм – слово, увы, теперь хорошо знакомое россиянам. Такое название носит религиозно-политическое движение в исламе, оформившееся еще в XVIII в. (причем сами сторонники этого движения обычно называют себя не ваххабитами, а салафитами). Ваххабизм назван по имени Мухаммада ибн Абд аль-Ваххаба ат-Тамими (1703-1792), который был последователем ибн Таймийа (1263-1328). В нашей стране идеи ваххабизма и шире – исламского фундаментализма стали активно распространяться со второй половины 1980-х годов. По оценкам исследователей, в разных мусульманских регионах бывшего СССР эволюция ваххабизма протекала по-разному, в зависимости от местных религиозно-культурных, социальных и политических условий. Но в любом случае эта эволюция сопровождалась конфронтацией между фундаменталистами, с одной стороны, и носителями традиционной религиозности, «официальным» духовенством, а также светскими властями – с другой. В 1990-е годы Северный Кавказ стал тем регионом России, где эта конфронтация приняла наиболее острый характер. Увеличение на Северном Кавказе и особенно в Дагестане числа сторонников «чистого ислама» в тот период во многом было выражением социального протеста против тяжелой экономической ситуации, массовой безработицы, коррупции, распространения наркомании и преступности. К этому добавилась и начавшаяся в конце 1994 г. Чеченская война. Дальнейшие события, в особенности беспрецедентные по жестокости террористические акты в Москве и других российских городах, сделали ваххабизм в глазах подавляющего большинства россиян синонимом воинствующего религиозного экстремизма, бороться с которым можно исключительно силовыми методами (причем в России ваххабитами стали называть не только воинствующих исламских фундаменталистов, но и националистов – поборников «освобождения Кавказа», использующих исламскую символику и риторику). Однако, по наблюдению А. Кудрявцева, агрессивность фундаменталистов зачастую провоцируется нетерпимостью верующих-традиционалистов и их духовных лидеров, неразборчивыми репрессиями со стороны властей. На его взгляд, на Северном Кавказе, как и в других уголках мусульманского мира, агрессивный фундаментализм – естественная реакция определенной части общества на экономическую деградацию, рост коррупции и преступности, идеологический вакуум[17]. Оппонируя этой точке зрения, другие авторы отмечают, что высокий уровень безработицы и обнищание населения имеются и в других регионах страны, однако эти социальные беды не выливаются там в разгул терроризма.
Можно констатировать определенный раскол среди ученых, изучающих подоплеку глобального терроризма. Одни авторы категорически отказываются от соотнесения того современного терроризма, который именуется глобальным, с определенными конфессиями или идеологическими группами. Для этих исследователей глобальный терроризм лишен любого конкретного системного субъекта, приверженного тем или иным идеологиям и догмам, как светским, так и религиозным. Другие ученые, напротив, связывают глобальный террор (и суицидальный террор как его особую разновидность) именно с исламом; более того, наиболее радикально настроенные авторы утверждают, что сама конфессия содержит в себе своеобразный террористический «социокультурный геном». Впрочем, как отметили В. Суд и С. Кургинян, большинство представителей второй группы, разумно утверждая, что ислам является такой же уважаемой гуманистической конфессией, как и все другие мировые религии, ищет внутри ислама некую патологию. Последнюю именуют по-разному – «исламизм», «радикальный исламизм», «исламский экстремизм», «ваххабизм», «салафизм» и т. д.[18] Рассматривая оба упомянутых подхода, В. Суд и С. Кургинян констатируют: «Категорически невозможно, сохраняя научную добросовестность, свести, например, такое чудовищное явление, как суицидальный терроризм (в том числе терроризм с использованием женщин и детей), к любой, сколь угодно радикальной и экстремистской, модификации ислама»[19]. Одновременно авторы предлагают собственный – третий – подход, подчеркивая, что недопустимы ни демонизация ислама – великой мировой религии, ни игнорирование сложнейших явлений, превращающих прекрасные человеческие стремления, направленные на поиск духовных истин, в средства борьбы с такими подлинно общечеловеческими ценностями, как прогресс и гуманизм[20].
Действительно, совершенно очевидно, что любая демонизация ислама, любая попытка представить эту мировую религию в качестве «религии зла» является, по сути, провокацией, которая способна вызвать глобальный конфликт между миллионами людей. Ведь реакция мусульман в подобных условиях вполне предсказуема: недоверие всегда порождает ответное недоверие, агрессия – агрессию, а зло – еще большее зло. В свете сказанного показательно утверждение панисламистов, согласно которому христианский Запад ведет наступление на мусульманский мир в целях его уничтожения. Для противодействия этому предлагается объединить все мусульманские народы под властью халифа. Подчас звучат призывы к бескомпромиссной войне с «неверными», а радикальные исламисты делят мир на две составляющие: «мир войны» и «мир ислама». Их цель – всемирная террористическая война против тех, кто не исповедует их ценности, т. е. глобальный джихад.
Что же, история повторяется?! Ранее, в эпоху Средневековья, насильственным путем в мире утверждалось христианство. Н. Кадмин дал следующую характеристику этому процессу: «Идею религиозной нетерпимости представителям учения любви и милосердия привили гонения на них же самих. Укрепленное страданиями, душевной стойкостью, высшим экстазом духа, христианство воздвигло тот же меч внешней власти против инаковерующих во времена своего мирового владычества. Христианство общин, отверженных, гонимых, страдающих за веру, чающих только царствия небесного знало лишь внутренний меч убеждения и религиозных идей. Христианство могущественных государств соблазнилось мечом телесным, мечом внешней власти и принялось утверждать свое могущество, свою пышную власть, свой внешний блеск огнем и мечом, кровью и муками гонимых»[21]. «Страницы истории инквизиции являются сплошными пятнами крови в истории человечества. И по иронии судьбы именно учение о любви, о всеобъемлющем братстве, будучи искажено, породило весь этот ужас»[22]. Результатом стали крестовые походы, а многие тысячи еретиков были сожжены на кострах инквизиции.
И делалось это, как ни парадоксально, в интересах самих грешников. Августин Блаженный, например, в труде «О граде Божьем» так аргументировал необходимость насилия: «Еретик, конечно, наш враг. Но по христианскому учению надо и врага любить и творить добро. Вот почему нельзя еретика оставить в покое и предоставить его собственному заблуждению и неизбежной гибели в геенне огненной. Заботясь о его душе и спасая его даже вопреки его собственной воле, мы совершаем богоугодное дело и спасаем человеческую душу от конечной гибели в руках дьявола. Пусть лучше погибнет тело еретика, чем его душа. Мы предадим его мучениям и страхом пыток и смертной казни вынудим отреченье от ереси и всех заблуждений его ума. Если же упрямый еретик, твердость духа которого, несомненно, поддерживает сам дьявол, будет упорствовать в своем заблуждении, мы предадим его в руки светской власти, которая решит дело костром. И огненным очищением мы спасем все же душу грешника и возвратим его в лоно вечной истины. Терпимость в данном случае была бы преступлением. Спасем грешника железом и огнем»[23].
Приходится констатировать, что сегодняшние властители так и не научились осторожности при определении человеческих судеб и готовы, как и прежде, огнем и мечом навязывать собственное представление о счастье целым народам. Война в Ираке, эхо которой не смолкло до сих пор, – лучшее тому подтверждение.
Другой важный вывод: приведенная выше позиция, жестко противопоставляющая представителей различных вероисповеданий, крайне опасна, и последствия ее распространения сегодня, в век ядерного оружия, могут оказаться губительными для всего человечества. Это тем более нужно учитывать в таком многоконфессиональном государстве, как Россия, где христиане и мусульмане живут бок о бок. В рядах отцов церкви находились высокие умы, боровшиеся против внешнего принуждения в религиозных вопросах. Среди них можно назвать Оригена, допускавшего религиозную победу только путем убеждения; Тертуллиана, считавшего, что свобода следовать той или иной вере основывается на праве естественном и человеческом, так как образ исповедания одного лица не может причинить ни зла, ни добра другому – вера не имеет надобности противодействовать кому-либо, поскольку она должна быть свободна, а не внушена силой;
Лактанция, убежденного, что веру надо защищать не убивая, а умирая за нее – людей можно вести только убеждением, разумом и любовью.
Как заметил В. С. Соловьев, «при действительной вере в истину Христову предполагается, что она сильнее царствующего в мире зла и может сама собственной своей духовной нравственной силой покорить зло, т. е. привести его к добру; предполагать же, что истина Христова, т. е. истина вечной любви и безусловной благости, для своего осуществления нуждается в чуждых и даже прямо противных ей средствах насилия и обмана, значит признавать эту истину бессильной, значит признавать, что зло сильнее добра, значит не верить в добро, не верить в Бога»[24].
Напомним, что в соответствии со ст. 13-14 Конституции нашей страны[25], Россия – светское государство, где никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной, а религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом. При этом запрещены создание и деятельность общественных объединений, цели или действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооруженных формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни. В свою очередь, совершение какого-либо преступления по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды признается отягчающим наказание обстоятельством (п. «е» ч. 1 ст. 63 Уголовного кодекса РФ).
Заслуженное внимание проблемам добра и зла уделялось не только в религиозных, но и в этических учениях. Так, еще древнеиндийские материалисты – чарваки, отвергая религиозное воззрение о божественном происхождении добра, видели добро в отсутствии страдания, в достижении чувственных удовольствий. Источник зла на земле чарваки усматривали не в свойствах человеческой природы, не в неизбежных страданиях, якобы предопределенных свыше, а в жестокости и несправедливости, существующих в обществе[26].
В схожем ключе развивали учение о добре древнекитайские материалисты. Так, Ян Чжу понимал добро как осуществление человеком его природных склонностей. Дороже всего для человека его жизнь, которую не могут заменить никакие богатства. Стремление к идеалу морального совершенства Ян Чжу считал бессмысленным, поскольку во имя одобрения потомков оно заставляет отказываться от наслаждения, составляющего единственный смысл жизни[27]. Мудрец Лао Цзы высказывался против всякого насильственного стремления что-либо изменить в природе или в жизни людей. Люди должны придерживаться принципа не-делания, бездействия, поскольку отказ от агрессии, уступка – лучший способ разрешения проблем. При этом не-делание не следует понимать как призыв к сдаче и подчинению – нужно стремиться овладеть ситуацией, прилагая как можно меньше усилий. Лао Цзы обращал внимание на взаимосвязь добра и зла: «Когда все люди узнают, что красивое является красивым, появляется и безобразное. Когда узнают, что добро является добром, возникает и зло»[28].
Другой древнекитайский философ – Конфуций высшей мироустроительной силой Вселенной считал божественное Небо (тянь), посылающее людям «предопределение» (мин), познав которое, человек может стать «благородным, совершенным мужем» (цзюнь-цзы), т.е. высоконравственной, образцовой личностью. Беседы и рассуждения Конфуция сводились главным образом к раскрытию морального и социального облика «благородного мужа», способов достижения им совершенства. Конфуций выделял пять постоянств праведного человека: человеколюбие, стремление к справедливости, верность обычаям, благоразумие и искренность («доброе намерение»). По его учению, каждый человек, изначально обладая этически нейтральными качествами, должен преодолевать в себе возможные дурные наклонности и стремиться к «благопристойности» (ли). Результатом воспитания должно стать обретение человеком внутреннего состояния подлинного «человеколюбия», «человечности» (жень), которое отличает благородного мужа от его антипода – низкого в моральном плане человека (сяо жень). Если «благопристойность» (соблюдение ритуала должного поведения) философ рассматривал как внешнюю норму социального поведения человека, то любовь к ближнему составляла внутреннее содержание этого поведения: «Что же такое человеколюбивый? Если он хочет крепко стоять на ногах, то делает так, чтобы и другие крепко стояли на ногах. Если он хочет, чтобы его дела шли хорошо, он делает так, чтобы и у других дела шли хорошо. Быть в состоянии смотреть на других, как на самого себя, – вот кого можно назвать овладевшим искусством человеколюбия!»[29] Желая подчеркнуть особое значение человеколюбия, Конфуций утверждал, что для народа оно нужнее, чем огонь и вода: «Я видел, как люди погибали от огня и воды, но не видел умирающих от того, что они были гуманны»[30].
Не могли обойти вниманием вопросы диалектики добра и зла и древнегреческие философы. Знакомство с изречениями Пифагора, Гераклита, Демокрита и других мыслителей открывает современному читателю всю глубину и непреходящее значение их суждений. Пифагору, например, принадлежит такое наблюдение: «Кубок жизни был бы сладок до приторности, если бы не падало в него горьких слез». Мудрец полагал, что лишь две вещи делают человека богоподобным: жизнь для блага общества и правдивость[31]. Гераклит, в свою очередь, отмечал взаимозависимость жизни и смерти, дня и ночи, добра и зла: «Болезнь приятным делает здоровье, зло – добро, голод – насыщение, усталость – отдых»[32]. А по Демокриту, от того же самого, от чего человек получает добро, он может получить и зло, а также средство этого зла избежать[33].
Сократ — один из величайших мыслителей в истории человечества – полагал, что зло является случайностью, которую человек совершает только в силу незнания, ошибки. «Высшая мудрость, – утверждал мыслитель, – различать добро и зло»[34]. По его мнению, есть одно только благо – знание, и одно только зло – невежество. Все те, кто поступают зло и дурно, делают это не добровольно, а из-за заблуждения. Ведь знающий доброе, по Сократу, обязательно и поступает по-доброму, а поступающий по-злому или не знает, что такое добро, или творит зло в целях конечного торжества добра. Поэтому именно знание рассматривалось философом в качестве универсального средства против зла[35].
Идеалистическую концепцию добра и зла развивает ученик Сократа – Платон. Добро, по Платону, относится к миру идей, тогда как зло – ко всему чувственному, видимому, изменчивому. Задача каждого человека заключается в возвышении над беспорядком (несовершенным чувственным миром) и душевном стремлении уподобиться Богу, который не соприкасается ни с чем злым. Человек должен освободить душу от всего телесного, сосредоточить ее на внутреннем мире умозрения, заботясь лишь об истинном и вечном. Согласно Платону, в душах большинства людей есть врожденное зло, величайшее из всех зол, и каждый извиняет его в себе, вовсе не думая от него отречься. «Зло это, – как пояснял мыслитель, – заключается вот в чем: говорят, что всякий человек по природе любит самого себя и что таким он и должен быть. Но поистине в каждом отдельном случае виновником всех проступков человека выступает как раз его чрезмерное себялюбие. Ибо любящий слеп по отношению к любимому, так что плохо может судить, что справедливо, хорошо и прекрасно, и всегда склонен отдавать предпочтение перед истиной тому, что ему присуще»[36].
Древнеримские философы также рассуждали о сущности добра и зла, добродетели и порока. Марк Туллий Цицерон высшей добродетелью называл справедливость, проявляющуюся в воздаянии каждому по его заслугам. Он отметил два первоначала справедливости: никому не вредить и приносить пользу обществу. По утверждению Цицерона, собственное понимание добродетели и пороков – самое главное; если этого понимания нет, все становится шатким[37]. Не менее знаменательны высказывания римского императора Марка Аврелия: «Не делай того, что осуждает твоя совесть, и не говори того, что не согласно с правдой. Соблюдай это самое важное – и ты выполнишь всю задачу своей жизни. <…> Ветвь, отрезанная от своего сучка, тем самым отделилась и от целого дерева. Человек при раздоре с другим человеком отрывается от всего человечества. Но ветвь отсекается посторонней рукой, человек же сам отчуждает себя от ближнего своего ненавистью и злобой, не ведая, правда, что он тем самым отрывает себя от всего человечества. Но божество, призвавшее людей, как братьев, к жизни общей, одарило их свободой после раздора снова примиряться между собой. <…> Приставлять одно доброе дело к другому так плотно, чтобы между ними не оставалось ни малейшего промежутка, – вот что я называю наслаждаться жизнью»[38].
Расцвет светской науки и культуры в период Ренессанса заставляет мыслителей по-новому взглянуть и на проблему соотношения добра и зла. Немало любопытных рассуждений на этот счет оставил потомкам английский философ Томас Гоббс. По его мнению, люди сами создают принципы, служащие им масштабом для познания сущности справедливости и несправедливости, или, иначе говоря, причины справедливости, т. е. законы и соглашения. «В самом деле, – восклицает мыслитель, – ведь до появления прочных соглашений и законов люди, подобно животным, не знали ни справедливости, ни несправедливости и не имели понятия ни о добре, ни о зле»[39]. Развивая эту идею, Гоббс напомнил, что все вещи, являющиеся предметом влечения, обозначаются нами ввиду этого обстоятельства общим именем «добро», или «благо»; те же вещи, которых мы избегаем, обозначаются как «зло». Но так как для разных людей предметами влечения и отвращения выступают разные вещи, многое оказывается благом для одних, но злом – для других; так, для наших врагов злом будет то, что для нас – благо. Добро и зло, следовательно, относительны.
Выстраивая иерархию благ, первым из них Гоббс назвал самосохранение. «Ибо природа, – поясняет мыслитель, – устроила так, что все хотят себе добра. Но чтобы каждый мог достигнуть его, необходимо желать жизни и здоровья, а также гарантии сохранения обоих этих благ и в будущем, поскольку его можно обеспечить»[40]. Вместе с тем в ряду всех зол первое место Гоббс отводит смерти, особенно смерти мучительной. Еще худшее зло – страдания, причиняемые жизнью; последние могут сделаться столь сильными, что, если им не предвидится близкого конца, смерть может показаться благом по сравнению с ними. Продолжая свои рассуждения, Гоббс подчеркнул, что могущество, если оно значительно, есть благо, «ибо это средство обеспечения безопасной жизни, а на безопасности покоится наш душевный мир. Если могущество незначительно, то оно бесполезно: ведь когда