Официант принес заказ, прерывая нашу беседу. Я не сдержала задумчивой улыбки, ощущая некий триумф от того, что не сказала ни слова лжи, при этом перевернув ситуацию строго наоборот. Детей активно требовал он, а я отказывалась. Как будто могло быть иначе, какие дети от такого ненадёжного человека?
– Шашлык действительно впечатляет, – произнёс журналист, прикончив первый кусок идеально сочного и румяного мяса, – Вы часто проводите рабочее время подобным образом?
– А с личной жизнью мы уже закончили? – поинтересовалась я, обдумывая стратегию защиты. Руководству явно не понравится, если я попросту агрессивно огрызнусь в ответ на провокацию. Это не почерк компании. Как и терпеливая вежливость, впрочем. Нужно нечто нейтрально-среднее, которое уже совсем не мой стиль.
– О! Прошу прощения, просто вырвалось, можете не считать вопросом к интервью. Расскажите про вашу личную жизнь после развода и до сегодняшнего дня. Почему вы так и не вышли замуж второй раз?
– Наверное, переросла эти игры в семейную жизнь. После развода зарегистрировалась на сайте знакомств. Была пара достаточно бурных романов, но ни во что серьёзное это не переросло. Как только они начинали превращаться в отношения, мне становилось… скучно что ли…это было, как под копирку. Чувствовала себя чрезмерно старой и циничной. Немного терпела и затем рвала это всё к чертям. С нынешним моим мужчиной познакомилась, когда работала на себя как ИП. На одном из объектов он представлял авторский надзор, так и называла его долгое время – мистер авторский надзор. Имени его не знала, так как он не представился в день знакомства. Проекты там были просто фантастически кривые, так что общались мы каждый мой выезд. Потом почти год перерыва и на ещё одном объекте разок пересеклись, там уже мне его представили. Ну и пригласил он меня потом пообедать, так всё и началось. Вот это уже по-настоящему, было и есть. Только семьи у нас не получится, оба уже обожглись в этом вопросе, да и по работе прекрасно знаем, что то, что хорошо итак работает, лучше будет не трогать.
– Мне ваши замечания не стоит в статье упоминать? – осторожно спросил интервьёр, прожевав, – напишем отношения у вас есть, и только. Нежелание вступать в брак уменьшает респектабельность
– Как по мне, чрезмерное желание как раз уменьшает. Но вы правы, оставить этот вопрос открытым будет куда солиднее.
– Мне статью без вашей санкции всё равно не выпустить, так что скандала не получится. Да и не нужен он. У нас политический курс на героев нашего времени как никак.
– Герои нашего времени солдаты, а не строители – вскользь заметила я, делая вид что расслабляюсь. Притвориться проще, чем ты есть – почти всегда работает.
– Не мне решать, – он потянулся с грацией ленивого хищника, и образ в моей голове стремительно разошелся с реальностью, – Но вам действительно виднее… Я отойду.
Почти всегда, но видимо не сегодня. Он так по-особенному выделил это “виднее” голосом…
Я мастер намёков и полутонов, но тут еще сомневалась – слишком невероятной была его осведомленность и слишком невинным – намёк. Может ли посторонний знать то, что знаю только я? И откуда? И что с этим делать?
Мне виднее. Было бы это правдой ещё…. И я вновь нырнула глубже, изучая узор скатерти.
Автор: И вы не откроете читателям имя мистера Авторский надзор?
Инга: Нет (лукаво улыбается). Он останется инкогнито, просто скажу, что он есть и мы счастливы. Счастье любит тишину
Автор: тогда поговорим немного о профессиональном? что помогает вам в работе?
Инга: Дисциплина и любовь. Мой искренний интерес к работе. Ну и правильная расстановка приоритетов.
Этого не было. Неприятные мурашки пробежали вдоль позвоночника. И я мысленно отступила на шаг, продолжив сидеть.
Журнал лежал на столе, последняя фраза была прочитана. Нерешительно протянув руку, я перевернула страницу.
Ровные буквы в красивых столбиках занимали весь разворот, и даже фото было, с подписью “из личного архива”. Я пробежалась глазами по содержанию. Жирные строки вопросов совпали с ожиданиями: четыре по карьере, жизненные планы, политическая позиция, религия, хобби. Статья завершалась псевдонимом автора. Написана до последней запятой.
И мои ответы, которые я не давала, но могла бы дать. Безбожно перефразированные, но верные по сути.
Нужно сделать шаг назад, я смотрю не то, что было бы действительно важно. слишком много перескочила
… Воскресенье. Ал сидит у себя дома и пьёт кофе, косит постоянно на телефон. Ходит по комнате, перекладывает вещи с места на место. Моет пол. Какой же молодец. Наконец не выдерживает, звонит. “Абонент недоступен”. Почти ничего не происходит, только за окном темнеет. Телефон вновь и вновь повторяет, что “Абонент недоступен”. Он курит на балконе и печально смотрит на звёздное небо. Отпуск срывается, но есть и более существенные причины для волнения. Я никогда не выключаю телефон
назад
…. Все три телефона небрежно брошены в лесу под деревом. Ну просто апофеоз организованности….
назад
… Истерично рыдаю, положив голову на руль. Не просто плачу, а ощущаю те самые паршивые сокращения под рёбрами и неудержимый рваный ритм сердца. Мышцы перенапрягаются, выпрямляя ноги. По ощущениям колени в миллиметре от разгибания в обратную сторону. Как будто неведомая сила подбрасывает в воздух, ударяя головой о низкий потолок. В глазах темнеет и сознание меркнет. К счастью, не всё. Моё сегодняшнее остаётся при мне.
Я тупо смотрю на падающие на стол красные капли, не очень понимая откуда они. Вытираю салфеткой, которая до сих пор зажата в левой руке. Шагаю ещё чуть назад, прикрывая глаза, запоздало соображая, что это моя кровь.
….Перед глазами окровавленная ладонь, поднимаю взгляд чуть выше – опять осточертевший лесной пейзаж. Опускаю подбородок и вижу тело журналиста, прижатое к моей груди.
Даже не знаю как его зовут.
“Андрей” – шепчут непослушные губы, и противная щекотка вновь скручивает внутренности. Как будто чуть со стороны смотрю на свои метания: к машине – открыть бардачок, телефоны, легшие в ладонь аккуратной стопкой летят в ближайшее дерево красивым веером, приземляясь в уже известную мне композицию; к дереву – ударяю кулаком и чувствую острую боль, почти догоняя саму себя по эмоциональному состоянию; вокруг Андрея – уже в отчаянии, панике, чувствую подступающую к собственному сознанию истерику, не позволяющую мыслить трезво; назад, к машине, на водительское сидение, пытаюсь вставить ключ дрожащими руками… и последним волевым усилием выныриваю, понимая, что догнала предыдущий заход.
Сколько раз подряд можно это делать?
Хватаю ещё несколько салфеток с подноса и не глядя продолжаю тереть скатерть. Оставшийся промежуток до настоящего делю пополам и уже не ныряю, а осторожно заглядываю:
… Машина застревает намертво, что совсем не удивляет. Почему я посреди леса на насквозь городском мерседесе?
– С вами всё в порядке? – любезно интересуется официант, заметивший моё состояние, которое и в самом деле довольно далеко от нормального.
– Просто давление, наверное, – стараюсь бросить на него максимально короткий взгляд пустых глаз и подношу новую порцию салфеток к лицу.
назад.
… Я разворачиваюсь через двойную сплошную, которая в этом месте почему-то четко прорисована, а затем направо через сотню метров, в лес. Это даже и не дорога – тропинка. Дно машины задевает землю с ужасающим звуком. Машину жалко, но в данной ситуации несущественно….
Делю оставшейся мизер – сорок минут, не больше – пополам и смотрю последнюю картинку, стараясь удержать ослабевшее тело в пристойном положении.
….Сзади Газель, небрежно затянутая тентом, спереди банальный Салярис, который плавно начинает сбрасывать ход. Сбоку грязный белый внедорожник высокой посадки – идёт рядом, не позволяя перестроиться левее. Я тянусь к бардачку, где спрятан пистолет как раз для таких случаев в пути, и мои пальцы на ручке сталкиваются с рукой пассажира…
Глаза совершенно точно открыты, но перед ними темнота. Неожиданно понимаю, что мне нужен хоть какой-то ориентир, привязка к местности. И отматываю себе ещё полминуты.
… Справа олень в треугольнике, за ним километровый столбик с цифрой 71. перевожу взгляд в зеркало заднего вида – из-за поворота как раз появляется тот самый серебристый Салярис….
Чувствую свою голову в ладонях как нечто чужое и тяжелое, локти под этой тяжестью разъезжаются по столу, и я плавно опускаюсь вниз. Лежу на столе как будто уснула на лекции – лоб подпирают сложенные вместе ладони. Не так уж и плохо, по крайней мере осознаю себя. Внутри всё гораздо более плачевно – никакого привычного торжества холодного разума. Эмоции от просмотренных отрывков накрывают, но разум отказывается анализировать всё это – просто наблюдателем переживаю своё скомканное отрывочное будущее. Очень близкое будущее. Вспоминаю что заправка на 69-ом километре шоссе.
– Я бы больше не трогал тебя, честно – грубоватый голос, в котором вполне можно узнать как парнишку-журналиста, так и того, кого и не мечтала более услышать, как будто шепчет на ухо, хотя я знаю, что это не так – нет ощущения его близости: не чувствую дыханья, тепла, запаха…
– Но так сложились обстоятельства, – продолжаю за него
– На тебя тоже открыли охоту, вместе будет безопаснее
– Не факт
– Тебе виднее. И всегда было. Что бы ты там не врала в интервью
– Мы оба знаем, что чертовски особенные
– На самом деле…
– Остальным не хватает банальной дисциплины, думаю у каждого …
– Есть дар. Я помню. Только не говори, что твой теперь позволяет угадывать то, что я собирался…
– Сказать? Нет конечно, это я виновата – после твоей смерти буквально поселила тебя…
– Внутри своей головы?
– Мой внутренний голос говорит твоим, – я выдохнула, понимая, что порвала ритм беседы, – Ай, нескладно. Виртуальный ты – голос моей самой рациональной части сознания. Я знаю, это не ты, а я, но…
– Чертовски похож… – он тяжело вздохнул – А ты столько всего обо мне смогла запомнить, что даже пугает. Я не думал, что узнаешь, просто потому что ты не рассматривала такой вариант. Не должна была рассматривать… И по началу всё получалось, а затем… Сейчас, когда всё ясно, ты даже не удивлена.
– На самом деле в общении ты постарался, но статью зря заранее написал. Я же вижу предрешенное. И прочитала всё, обороты там типично твои, расслабился.
– Я не ожидал, что ты будешь смотреть… А когда понял, что смотришь, о статье и не думал. Решил, нужно открыться, а то мало ли что там впереди. Скорее всего нечто чертовски жаркое, раз тебя так шибануло. Я заказал нам чай с тортом, и на столе полная сахарница… Тебе нужно силы восстановить как можно оперативнее.
Стул напротив скрипнул под тяжестью его тела, сообщив мне, что товарищ журналист больше не у меня за спиной. Очень скоро глаза придется открыть навстречу беспощадной реальности.
Я не глядя достала из сумки влажные салфетки и вытерла лицо, созерцая перед собой беспорядочную кучу из кровавых салфеток.
Это длилось недолго – спустя пару секунд Андрей смахнул их в мусорное ведро, и смачный мокрый шлепок этого безобразного комка вернул меня в реальность окончательно. Мозг заработал.
В чашку я насыпала чуть ли не половину сахарницы, и, глотая этот невозможный сироп, успокаивала себя тем, что силы восстановить просто необходимо – неизвестно сколько раз ещё придётся нырять в вероятное будущее, чтобы убедиться, что теперь оно приемлемо.
– Теперь расскажи мне все, – потребовал Андрей, садясь напротив, – подробности жаркой заварушки. Я понимаю, что в нынешней ситуации боевой опыт есть почти у каждого, но мой больше и качественнее.
– Хотелось бы надеяться, – я тяжело вздохнула, осознавая, что мой кумир детства стремительно плюхнулся с хрустального пьедестала прямо в придорожную грязь. Теперь в нашей паре я старше, мудрее и опытнее. А ещё только я могу проследить последствия любого жеста.
– Просто расскажи мне подробности, дай пять минут и ныряй смотреть кино.
– Я не знаю, сколько сил у меня в запасе, количество нырков ограничено, а я итак уже перешагнула предел всего пару минут назад. Я не готова так бездарно разбазаривать последнее преимущество
Двадцать два года назад (2008г)
– У тебя особый дар видеть будущее, – он подпирал плечом дверной косяк и наблюдал как я обуваюсь.
Я отреагировала на такое заявление привычно – громко и заливисто расхохоталась. Правда, замолчала быстро, оборвав нелепую реакцию. Он – не уличная гадалка, которая обмануть рада завсегда, так шутить не будет.
– оооо яяяя… уже слышала это, – собственный сбивчивый голос казался жалким детским лепетом, взрослая и рассудительная почти всегда, с ним совершенно точно неуклюжий подросток, – цыганка на улице привязалась, говорила про дар и тяжёлую судьбу. Но ведь ты во всё это не веришь? Это же нелепо…
– Рассмотри это всерьёз, и поймёшь сама, раз уж я понял просто из твоих рассказов, спутанных и обрывочных. Цыганки иногда бывают правы, хоть и верить им всё равно нельзя. Такие же люди как и все прочие, просто окружены ореолом загадочности. Среди них тоже могут быть талантливые люди, как и среди любых социальных и национальных групп.
– Это не научно. Нет ни одного документального подтверждения подобным вещам.
– Ты права. Но я тут предпочитаю предельно простую логику – в сомнительных вопросах, где никакая наука не даст ответ, полагаюсь на свой богатый жизненный опыт. И тебе советую поступать так же, есть запрос – анализируй. Вспомни затруднительные ситуации, из которых ты выпутывалась исключительно чудом и поищи источник своего везения. Я почти уверен, что это предвидение. Когда ты стреляла в тире по летящим мишеням с закрытыми глазами и попадала, что это было?
– Может просто интуиция?
– Не думаю. Инструктор ясно дал понять, что безмерно удивлён твоими результатами. У него двадцать лет опыта с оружием, тут точно есть интуиция, которой у тебя взяться неоткуда, к слову. Но он так не стреляет.
– Мне повезло!
– Нет. Ищи другое объяснение. Подумай, почему повезло именно тебе?
– Передо мной была гигантская очередь, я наблюдала, как стреляют другие. Мишени идут по одной и той же траектории, я запомнила время и угол наклона ружья, только и всего.
– Ты сказала тогда, что не помнишь, как закрыла глаза… Вот за этот момент уцепился я. Это может быть только в одном случае – ты продолжала видеть картинку. Иначе как ты бы “прицеливалась” в полной темноте – определённо дискомфортно, если это не сделано сознательно, не так ли?
– Я не знаю… – пытаюсь максимально погрузится в тот момент и вспомнить, как это было. – Я сосредотачивалась на ощущениях в теле, звуке, с которым вылетает тарелка, считала две секунды и стреляла под определённым углом. Но темноты действительно не помню.
– А теперь самый интересный вопрос, который я хотел бы прояснить. Ты не видела летящую мишень в те разы когда стреляли другие, только замечала её в тот момент, когда в неё уже попали и она разбивалась, так?
– Да, что с моим зрением очевидно! Я просто не могла видеть чертову тарелку! после третьего человека я уже не смотрела на мишень, только на стреляющего.
– А теперь вспомни, когда стреляла ты сама, видела? Только не думай, а вспоминай. Понятно, что по логике ты видеть не могла, ты ведь уже знаешь, что стреляла с закрытыми глазами, да и не видела её при выстрелах других. Но если просто вспомнить картинку перед глазами, выдела или нет?
Мой разум настойчиво отвечал “нет”, но я закрыла глаза, вспоминая, как выглядела мишень. Я подходила и смотрела на осколки после стрельбищ, так что точно знала, как она выглядит. Но видела ли я её целой? Вот задачка. Я ещё и отличаюсь весьма живым воображением, представить тарелочку целой и летящей на меня было нетрудно. Набрав побольше воздуха в лёгкие, я попыталась прокрутить перед глазами весь “видеоряд” воспоминаний об эпизоде, когда я стреляла. Держу ружьё, палец на курке, звук вылета мишени.. и раз… я моргаю, поднимаю голову… и два, тарелка стремительно приближается к вилке прицела. Палец давит на курок. Звон осколков. В душе расползается ликование. Один есть! И облегченный выдох.
– Видела… – потрясенно шепчу, поднимая глаза на Андрея, – абсолютно чётко видела.
Он делает большой шаг вперёд и я вижу вспыхнувшие искры интереса в его глазах, тут же забывая об ошеломляющем открытии, да и вообще теряю нить разговора.
– Поехали, проверим?– спрашивает он, глядя на меня сверху вниз, и глаза вновь смотрят на меня как на котёнка – со снисходительной опекающей заботой.
– Проверим? – повторяю я слегка разочарованно, чтобы сказать хоть что-то…
– Твой дар,– он то ли усмехается, то ли резко выдыхает и отводит взгляд
– Проверим,– говорю я и киваю для большей убедительности.
Весь этот разговор уже не кажется воодушевляющим, и я тону в горьком разочаровании от его реакции на меня, и от собственного нелепого поведения.
Настоящее время
Повернув голову, я стала бездумно смотреть в окно, давая понять, что разговор окончен.
Много раз бессонными ночами я закрывала глаза и задавала своему внутреннему Андрею тысячи вопросов. В связи с нежданым возвращением настоящего, вопросов стало больше раз в десять, но времени их задать или хотя бы осмыслить больше не было. Он умрёт, и я, скорее всего, тоже. В том будущем, где мы выехали из шашлычной без задержки. Можно просто подождать пять минут и спустить все эти пунктирные видения в мусорное ведро. И тогда всё будет замечательно или же мы умрём иначе, но, возможно, ещё быстрее.
– Когда мы общались в прошлый раз, ты могла смотреть в самое ближайшее будущее ненароком, даже не замечая. Что изменилось? – задал он вопрос моему профилю
Я с сожалением отвернулась от окна. Думать куда проще, когда перед глазами что-то нейтральное. Незатейливый пейзаж, убогость которого только подчёркивает давно не мытое окно: разбитый асфальт парковки, отделённый от трассы узкой полосой пожухлой травы и на фоне этого великолепия знакомый внедорожник.
Я быстро стрельнула глазами в окно, чтобы убедиться – не показалось
– Всё потом. Сейчас идём к машине максимально быстро, – я резко встала, одновременно допивая отвратительный чай. Когда шла к выходу, почти забрала с собой пустую чашку – её отобрал официант, притормозив моё стремительное бегство у самой двери.
Около внедорожника курил водитель в одиночестве, а в моём видении была ещё и пара пассажиров. Если они в туалете, у нас есть немного времени. Отлично.
Я змеёй скользнула за руль корпоративной машины и воткнула ключ в замок зажигания. Момент был предельно ответственный, голова ещё кружилась после марш-броска по моментам гипотетического будущего, во всем теле прочно поселилась отвратительная слабость, но рука не дрожала. Отлично. Дальше всё будет быстро, и на заминку нет времени.
Одновременно я нажала на кнопку опускания стёкол и педаль газа, щелкнул ремень безопасности у пассажирского кресла – Андрей успел пристегнуться и мы вылетели на дорогу, разминувшись с огромной фурой буквально в миллиметрах. На зависть режиссерам второсортных боевиков, всё это происходило под визг тормозов и вой сигнала, который водитель внедорожника подавал своим так не вовремя отошедшим пассажирам.
Наплевав на все правила и нашу безопасность, я рванула наперерез фуре, разворачиваясь в город – в противоположную сторону от предвиденных страшных обстоятельств. И почти успела –машину немного занесло и в боковом зеркале мелькнул кувыркающееся вдоль дороги пластик бампера.
– Пистолет в бардачке, наша цель —белый внедорожник, – бросила я Андрею, даже не представляя, как он будет стрелять назад мимо меня.
Опять щелкнул ремень безопасности, и я вдавила педаль газа до упора, сосредотачиваясь только на дороге. Машина пару раз возмутилась, что пассажир отстегнулся, и замолчала. В тишине прозвучали три выстрела через равные промежутки и голос сзади коротко отрапортовал:
– Готово, – его рука мягко, но уверенно накрыла мою кисть, лежащую на руле, – посмотри, я держу.
Я глубоко вздохнула, выбирая момент, в который стоило нырнуть.
Ал заканчивает намывать полы и набирает мне.
Не туда, слишком поздно.
А я уже вижу стремительно приближающуюся по встречной полосе Газель. Чёрт. Несколько ударов сердца, отдающихся набатом в ушах, я мучительно сомневаюсь – она или нет? Затем перед глазами мелькает плохо затянутый тент и, как будто я смотрю через прореху, несколько человек в камуфляже с автоматами. И резкая боль взрывается в виске, напоминая, что мои силы не безграничны.
– Газель, – командую я, вновь удерживая руль. Кисть почти неуловимо шевелится, но Андрей понимает и убирает ладонь, – в кузове ребята с автоматами.
– Разберусь, жми на газ, – по звуку понимаю, что он откинулся на спинку сидения как будто даже расслаблено. И с лёгкостью верю ему.
Хочется задать кучу вопросов, связанных с перерождением и смертью, вступить в захватывающий философский диспут, из которого никто не выходит победителем и снова привычно положить две в прикуп и раскидать оставшуюся колоду карт на три кучки. И я почти вижу одну мелочь в своём веере и непослушные губы уже выговаривают знакомое слово “мизер”, когда я различаю лицо водителя. На мгновение мы встречаемся взглядами, и я читаю в его глазах некоторое удивление, а затем слышу звук выстрела, и тот оседает на руль. Второй выстрел. Видимо, по колёсам. Газель медленно начинает забирать вправо, а я ускоряюсь и жмусь к обочине, надеясь проскочить.
– Стопроцентный, – отвечает Андрей на мою реплику, и мы оба любуемся в зеркало заднего вида, как машина, потерявшая управление, съезжает в кювет, попутно заваливаясь на бок, – но ты всё время блестяще побеждала именно на мизерах.
– Как будто у тех, кому с рождения достались слабые карты, есть другие варианты.
Сейчас следовало бы опять проверить будущее, но круги перед глазами и усилившееся головная боль отговаривали.
– На самом деле у тебя была замечательная раздача, из которой ты целеустремленно выбрасывала все козыри, – он вздохнул, и встретился со мной глазами в зеркале заднего вида.
Этот взгляд всегда цеплял крюком под рёбра, но теперь лишь вызвал несвоевременный приступ ностальгии. Может быть, глазам не хватало обрамления более зрелого лица или глубины фантастического цвета, а может прошедшие годы попросту отобрали у меня львиную долю чувств.
– Я их подобрала, – чувствуя, как расцветают искрами смешинки в моей радужке, я послала ему не менее проникновенный чувственный взгляд.
– После того, как попрощался с тобой, я успокаивал себя одной только мыслью, что ты забудешь меня и будешь счастлива. Без меня намного лучше, чем со мной.
– Было бы куда лучше, если б у нас закрутился роман. Гораздо проще забыть человека, с которым жить скучно и тяжело, чем недосягаемого героя, который погиб, так и не позволив к себе прикоснуться. Но мне всё равно жилось с этими воспоминаниями вполне комфортно, и я была счастлива. И ещё буду, если эта передряга каким-нибудь образом разрешится.
– Сейчас мы уже, наверное, можем остановиться, – предложил он, глядя настороженно и вопросительно.
Видимо, не решался попросить меня нырнуть ещё раз. А нырнуть было надо. Нога обречённо соскользнула с педали газа, и машина начала замедлять ход. Я вырулила на относительно широкую обочину и включила аварийку.
Повинуясь современной автоматике, спинка моего кресла медленно откинулась назад, позволяя принять почти лежачее положение.
Алексей стоял на балконе, курил и задумчиво смотрел в даль. Телефон уже в который раз твердил ему что абонент недоступен.
А ведь казалось, что я поменяла достаточно.
Да, оставался Солярис из моего видения и ещё неизвестно сколько людей, которые охотятся за мной. Или за ним?
– Андрей, – бросила в пространство я, желая задать вопрос. Язык не слушался
– Инга, – ответил он с той же утвердительной интонацией
И оба невесело рассмеялись. Этот диалог напоминал типичное нелепое совещание в отделе маркетинга.
– Спи, —сказал он, спустя пару минут, когда понял, что продолжить я не в состоянии
Невнятно буркнув, я протестующе замотала головой.
– Да и плевать, всё равно не оставлю тебя в опасности, что бы там не было впереди, – он замолчал, наблюдая как я неуклюже перекатываюсь, пытаясь лечь на бок, —Ты даже не сказала, что видела. Мою смерть? Свою? И как это было…
– Уже никак, – ответила я, борясь со сном. По-хорошему, нужно было съехать хотя бы туда, где нас не видно с дороги. А лучше в максимально людное место, но сил не оставалось даже руку поднять.
– Надеюсь, мы успеем поговорить до того, как смерть опять разлучит нас. У меня просто тысячи вопросов, – донеслось до меня сквозь сон. хотелось бы ответить, но я уже была не здесь.
Двадцать два года назад (2008г)
– Я надеюсь лишь на то, что мы сможем когда-нибудь поговорить нормально! На равных!
– Если и сможем, то не в этой жизни. Мы далеко не равные, ни в чём. Сама должна понимать.
– Понимать что? Что я тебя не достойна? Не пара тебе? Да, я это понимаю, прекрасно. И что выше головы не прыгнешь, и что мне никогда не достичь того, что тебе чуть ли не с молоком матери передалось, – предательские слёзы душили меня, но справиться с голосом не удавалось.
Я понимала, что веду себя как капризный ребёнок, но от этого лишь становилось обиднее. Лучше бы замолчать и уйти. Но если не прояснить всё сейчас, то что будет? Опять мучиться, будучи для него лишь чрезмерно навязчивой знакомой, незначительным элементом и без того полной жизни?
Когда я затевала этот разговор, план был чёткий: задаю вопросы по списку, добиваясь каждый раз его недвусмысленного ответа. А потом, если я действительно в его глазах настолько жалкая и неинтересная, просто рву это бесполезное общение и ухожу с достоинством.
На деле же я рыдаю, не получив ни одного ответа. Может, и этого факта мне будет достаточно?
– Инн, ты готова позволить мне всё что угодно, прыгаешь вокруг меня, вьёшься, хотя я тебе уже тысячу раз сказал, чтобы ты держалась подальше. Но твоё поведение становится всё более возмутительным. Не стоит меня провоцировать, это не сработает.
– Кто я для тебя? – вопрос, произнесённый в моём воображении равнодушно-холодным тоном, сейчас звучал как истерика брошенной женщины. Жалко и недостойно.
– Инга! – он взял меня за плечи и легонько встряхнул и продолжил, пытаясь поймать мой взгляд, – Я уже сказал, что не собираюсь вступать с тобой в интимные отношения. Ну посмотри ты на меня, наконец! Если задаёшь такие вопросы, имей мужество принять ответ!
Я не выдержала, и, скинув его ладони с плеч, резко рванулась к двери. Он поймал меня, жестко схватив за запястье, буквально через пару метров. Жест был лёгким и непринуждённым. Дернул на себя и схватил вторую руку, силой заводя обе за спину.
Несмотря на обстоятельства, я почувствовала легкое щекотание внизу живота и сладкое предвкушение столь желанной близости на краю сознания. Обманчиво-мягкое тепло его ладони на моих запястьях и клокотавшая внутри обида замешивались в причудливый коктейль противоречивых чувств.
Второй рукой он приподнял мой подбородок, принуждая смотреть на него. Я опустила глаза, боясь, что он поймёт моё состояние. Это будет чертовски унизительно. От этой мысли интимные мышцы свело в сладком спазме, и я невольно вздрогнула. Щеки горели, и я чувствовала, как скользит по моему лицу его внимательный взгляд. Он небрежно прошелся большим пальцем вдоль линии челюсти и наконец заговорил:
– Посмотри. На. Меня.– рука исчезла с подбородка и зарылась в волосы, собирая их на затылке. – Я всё равно заставлю… – От резкого и болезненного рывка глаза распахнулись сами по себе, и я встретила его взгляд. Очень холодный, злой и колючий. – Ты не моя любовница, чтобы вести себя подобным образом. А я не твой мужчина. И не собираюсь им быть, несмотря на все твои провокации. Твои претензии беспочвенны. Я бы никогда не стал заводить роман с юной девушкой, у которой вся жизнь впереди. Даже если бы хотел. Это был бы гнусный обман с моей стороны! А ты ведёшь себя так, как будто бы я просто обязан так поступить. Да даже не так! Как будто мы уже женаты.
– Твоей любовнице двадцать пять! это ненамного больше, чем мне! совсем ненамного! Что такого в ней есть, чего нет во мне? Почему в твоей ванной её зубная щетка?
– Ты ещё и следишь что стоит в моей. Твою налево! В моей! ванной…– он резко успокоился, как будто бы мы и не орали друг на друга, – Прекращай это. Или давай прекращать наше общение. Это слишком пагубно на тебе сказывается. Езжай домой, я вызову тебе такси. Я не мрачный романтический герой, ты придумала себе образ и вцепилась в него! Очень хорошо подумай над своим поведением, тебе пора взяться за ум, а не вертеть хвостом перед взрослыми мужиками.
Железная хватка на моих запястьях ослабла, а затем он и вовсе отпустил меня и отступил на шаг, глядя осторожно, как будто имел дело с диким животным.
– Своей подружке это скажешь! – я не хотела опускаться до подобных разговоров, но слова текли рекой, беспорядочные мысли и обиды выплёскивались без какой-либо внутренней цензуры, пока тело тосковало по его прикосновениям, – Она легкомысленная дура с тремя извилинами! Тупая как пробка! Подстилка, готовая под каждого лечь! Каждый миг, что она с тобой, оглядывается! Ищет мужика получше! Ты для неё забавная игрушка! Думает, что вертит тобой! А ты и рад! Так надо с вами? Так? Лгать! Лицемерить! “Ох, Андрюша, Ах, Андрюшенька!” А потом за спиной “это временный вариант, ну он в постели норм, но влюблён недостаточно. И профессия непрестижная, и староват”. Да ты собственную любовницу-змеюку просмотрел, шпион херов! Неет! Неееееет! Я отказываюсь считать, что она лучше меня! Это ты говнюк слепошарый! Она лицо намажет, а ты за чистую монету всю эту красоту принимаешь. Да я красивее в сто раз! по-настоящему! И если где-то губы или грудь недостаточно большие, то потому что это мои собственные части тела, а не собранные как конструктор. Киборг! Твоя баба киборг! Всё это фальшивка. Сам всё решил! Сам! И не ты тут что-то прекращаешь! Я ухожу! Я! И чтобы ни ты, ни твой друг мне больше не звонили. И да, не надо никакого такси! Подстилке своей вызывай!
Он стоял и спокойно кивал на каждый мой тезис, мол, принял к сведению.
Закончив тираду, я метнулась в прихожую, где у меня не получилось даже завязать шнурки. И застегнуть куртку. Так и выбежала в скособоченной куртке, накинутой кое-как, и развязанных кроссовках.
Настоящее время.
Проснулась я уже в сумерках, на заднем сидении автомобиля. Беспокойно зашевелившись, подметила ещё одну забавную деталь – руки гладили ткань. Не кожу. Вслух, конечно, сказала спросонок совершеннейшую глупость:
– А почему сиденье тряпка, а не кожа?
– Потому что корова, – ответил Андрей, коротко рассмеявшись