А. В. Сивожелезова
Испытание декретом
Глава 5
Психолог
Супервизия и шаверма
Инна проснулась, но не открывала глаза, наслаждалась тишиной, спокойствием и тем, что она, выспавшаяся, проснулась до будильника и может себе позволить пару минут просто полежать, ничего не делая. Дочка спала рядом в своей кроватке, измученная в последние недели плохим самочувствием из-за резавшихся зубов. Как только зубки прорвали десну и появились, девочка начала спать безмятежным сном. Впрочем, опытные мамы знают, что образ безмятежного сна в этом случае скорее издевательство, чем реальность. У большинства родителей до полутора лет ребенок один-два раза просыпается ночью, чтобы поесть. И неважно, смесь это или грудь – просыпаться приходится все равно. Этот вынужденно дробленый сон больше всего выматывал ее. Она читала исследования, что человеку необходимо спать ночью четыре часа глубоким сном – тогда организм полностью восстанавливается. Есть счастливчики, которые могут, сразу заснув, уйти в глубокий сон. Ей же казалось, что у нее остался только поверхностный неглубокий сон, потому что ей так часто приходилось засыпать, а потом просыпаться. А утром иногда возникало ощущение, будто она вовсе не спала, хотя муж утверждал обратное, вероломно сообщая о том, что она еще и храпела.
Инна медленно открыла глаза: Глаша спит – хорошо. Но уже слишком светло – Инна поняла, что проспала. Супервизорская группа должна начаться через пять минут. Мысли в ее голове закружились со скоростью болида на «Формуле-1». Одновременно одеваясь и закалывая волосы, она бежала на кухню будить мужа. Он, видимо, тоже всю ночь работал – об этом говорила недопитая чашка кофе, засохший бутерброд и электронная сигарета, которые островками возвышались среди бумаг, частично исписанных и пустых. Она быстро начала сметать это все со стола.
«Как было бы классно, если бы у меня был свой кабинет и не пришлось бы делить обеденный-рабочий стол с мужем», – грустно подумала она.
– Любименький, просыпайся! Иди в спальню. Глаша спит. Быстрее! – шипела на мужа Инна.
– Доброе утро, коллеги! – бодро сказала Инна.
Муж еще стоял на кухне, пил воду и пытался проснуться. Инне было его жаль, потому что она понимала: он, по всей видимости, спал всего пару часов.
– Здравствуйте, Инна! – сказал Антон Павлович.
Кроме них еще никого не было. Инне стало даже обидно, что она так бесцеремонно разбудила мужа.
– Мы сегодня только вдвоем?
– Не знаю, но вам везет в любом случае – ситуация ваша. И, возможно, индивидуальная супервизия вместо групповой.
– Какая удача! Я как раз опять хочу вынести на обсуждение мою клиентку с возможным психологическим бесплодием.
– Проясните, пожалуйста, про диагноз. Он есть или нет? И на каком основании? – попросил Антон Павлович.
– Диагноза нет, анализы сдавала только она, и у нее все в порядке, муж, как я поняла, даже не знает, что у них какие-то проблемы и что ему нужно тоже идти к врачу. Клиентка почитала форумы и сама поставила себе диагноз, а также назначила диагностическую операцию, которой страшно боится, – сказала Инна.
В этот момент она с ужасом поняла, что сидит у экрана в пижаме. Это была футболка с принтом из маленьких единорогов, радуг и облаков.
– Любопытно… – ответил Антон Павлович.
Инне показалось, что он говорит не о пациентке, а о ее наряде. Ей хотелось провалиться на месте. В этот момент подключилась Надежда.
– Доброе утро, коллеги! Вы уже начали?! – спросила она.
Даже она сегодня нормально выглядела, без своего обычного вечерне-утреннего макияжа.
– Да! Я представляю девушку 25 лет, свою клиентку, о которой рассказывала в прошлый раз. Обсессивная и контролирующая.
– Помню. Та, которая хочет, чтобы вы ее оплодотворили, – улыбнулась Надежда.
– Почти. У нас с ней было еще три встречи. На них она немного коснулась темы своей семьи. Детство она описывает как счастливое, себя называет папиной дочкой. Про развод родителей пояснила, что как-то вскрылась интрижка отца. Он тихо и мирно собрался и съехал, без ссор, сцен и конфликтов. Между мамой и бабушкой, мамой мамы, отношения напряженные. С мужем все отлично, но он не знает, что у них проблемы. На работе у нее больше ответственности потому, что папа по какой-то причине отошел от дел. Но насколько сильно отошел и надолго ли, непонятно. Я сейчас излагаю факты примерно как она – безэмоционально и не застревая на деталях. Когда я ее спросила, сколько она хочет детей, она ответила, что троих, желательно погодков или даже близнецов. Вы все можете задавать вопросы, – добавила Инна.
Она видела, что в середине ее рассказа подключились Мария и Татьяна, и заранее раздражалась от того, что ей сейчас придется им еще раз все повторять.
– Какие она у вас чувства вызывает? – спросил Антон Павлович.
– Мне кажется, что она меня обесценивает. Будто в ней пустота, куда проваливается вся наша работа, – ответила Инна.
– А хотят ли в ее семье внуков – папа, мама? – спросила Татьяна.
Она сегодня выглядела просто неприлично хорошо. Инна снова застыдилась своих единорогов на футболке.
– Про папу и маму не знаю, а вот бабушка говорит, что хочет, но я сомневаюсь. Мне вообще многое в ее рассказах кажется амбивалентным, – сказала Инна.
– А у отца во втором браке дети есть? – спросила опять Татьяна.
– Нет.
– А планируют?
– Не знаю. К чему вы это спрашиваете? – не выдержала Инна.
– У меня появилась идея, что до какого-то момента все было хорошо, а потом начало меняться. Допустим, отец отошел от дел и разорвал символические рабочие отношения, где она была главным человеком для него. Правой рукой, любимой женой, хорошим сыном…
– Спасибо! Спрошу у нее. Хорошо было бы прояснить их семейные роли. И узнать, зачем она пошла работать к отцу, – ответила Инна.
– Вы говорите про роли, и мне кажется, что ваша клиентка играет мужскую роль. Из обсуждения беременности она исключает мужа, на работе занимает позицию отца. Хочет троих детей… Может, я сейчас притягиваю за уши, но мужские половые органы состоят из трех частей. Она хочет усилить себя детьми, «родить» себе пенис. Ощущение, что в уходе отца она винит мать и поэтому не хочет идентифицироваться со слабой женщиной, – сказала Мария.
В ее седых волосах играло солнце. В Израиле хоть иногда бывает плохая погода?
– А вы с ней обсуждали сеттинг и порядок ухода из терапии? – спросила как всегда умничающая Татьяна.
– Нет. Почему вы думаете, что это важно на данном этапе? – ответила Инна, подстраиваясь под стиль речи Татьяны.
– Из вашего рассказа я поняла, что ее родители очень тихо и мирно развелись, и мне кажется, что так же тихо и мирно она может прекратить терапию. Думаю, было бы полезно сообщить ей, что даже если она примет решение прекратить терапию, должны состояться еще три завершающие встречи, – сказала Татьяна.
– Да, у меня есть тревога на этот счет. Хотя она не опаздывает и четко оплачивает, все равно есть ощущение, что она может уйти и не вернуться. Будто она не вкладывается в то, что происходит в кабинете, а смотрит через стекло, – сказала Инна.
Несмотря на неприязнь к Татьяне, она сейчас была ей очень благодарна за эту ценную мысль.
– И резюмируя: в дальнейшей работе с этой девушкой было бы очень полезно обсудить тему детей. Зачем они ей вообще нужны? Женственность и материнство – как она себе это представляет, какие у нее на этот счет фантазии? И лапароскопия: чего она боится больше – того, что она больна, или того, что она может оказаться здоровой? – подвел итог Антон Павлович.
– Спасибо, коллеги, было, как всегда, очень полезно. Хорошей недели! – попрощалась Инна и отключилась.
Прошло несколько часов, Инна решила дать мужу еще немного поспать и отправилась гулять с дочкой. Глаша почти сразу уснула. Это была ее суперсила – засыпать в коляске и машине. Инна надеялась, что ребенок сохранит этот навык во взрослой жизни, потому что для нее это всегда было испытанием. Только за рулем ее не укачивало. В автобусах она могла ездить лишь со специальными таблетками. Ни читать, ни спать, ни заниматься чем-то в дороге она не могла – ее тут же начинало мутить. Инна удобно устроилась в парке на скамейке, предварительно купив себе огромный стакан кофе и шаверму. Ее муж, если бы узнал, что она ест, подшучивал бы над ней до тех пор, пока она в бешенстве не выкинула бы эту шаверму. Он очень щепетильно относился к еде, и его самой раздражающей чертой было то, что он никогда не ел разогретую пищу, из-за чего у них возникало множество ссор.
Инна не была бы против такой его особенности, если бы он сам себе готовил. Но для себя он мог приготовить только бутерброд, которым ее потом тоже попрекал. Она была виновата в том, что он ест невкусную и неполезную пищу. Хоть он и говорил «полезную», но в его представлении это могло быть мясо, возможно, даже зажаренное на сковороде. Овощные пюре, которые Инна готовила Глаше на пару´, муж едой не считал и отказывался даже пробовать. А Инна уже приспособилась: немного соли и перца – и детские овощи становились вполне себе ничего. Гомогенизированная консистенция мяса в баночках для Инны стала прекрасным паштетом, который она с удовольствием намазывала на хлеб, чаще всего под неодобрительные взгляды супруга. Пару раз в неделю муж уезжал к своей маме и возвращался с контейнерами еды, которую, как ей кажется, он втайне все-таки грел и ел еще пару дней.
Это был огромный камень преткновения в их отношениях. «Родители мужа возвели в своем доме культ еды, который их и погубил», – не без злорадства подумала Инна. Отца мужа свело в могилу сало, на котором у них в семье было принято все зажаривать. Он умер несколько лет назад от инфаркта. И с тех пор в их семье незримо воцарилась свекровь. Инна ей сочувствовала и понимала, что та осталась одна и, кроме сына и внучки, у нее никого нет, но докучливая забота, граничащая с тиранией, ее утомляла. Она же психолог, как часто напоминал ей муж, нужно относиться терпимее. Но постоянные звонки по 2–3 раза, пока она не возьмет трубку, доведут до бешенства и святого. «Денис трубку не берет. Что с ним? Я волнуюсь». Даже своими сообщениями свекровь нарушала ее границы. Ей стало грустно. Бывают ли хорошие родители, к которым у детей нет претензий? Интересно, чем будет недовольна Глаша, когда вырастет?
Шаверма и кофе на удивление быстро закончились, и она пошла обратно домой, думая о своей пациентке. Интересно, может ли она сейчас спать? И что может значить ее бессонница на символическом уровне? Страх смерти, страх потери контроля, страх встретиться со своим бессознательным?
Амбивалентность – двойственность, или расщепление, чувств к одному и тому же. Выражается в том, что один и тот же объект воспринимается как два разных, а не как сложная структура со своими плюсами и минусами.