Аластер Рейнольдс
Фаза ингибиторов
Поднявшись на гряду, они начали спускаться. Они выглядели как вырезанные из белой бумаги силуэты, скользящие вниз по вертикальной поверхности, но виной тому была крайняя близорукость глаз вкупе с отсутствием атмосферных помех и каких-либо ориентиров, позволявших оценить перспективу.
Меня поразило, насколько медленным казалось движение. Вряд ли Кантор сильно ошибся насчет двух километров в час – вполне достаточно, чтобы преодолеть за день сорок пять – пятьдесят километров. Ресурсов скафандра при необходимости хватило бы и на более долгое время, к тому же при некоторой доработке скафандр мог идти на автопилоте, если находившийся внутри был ранен или спал. И тем не менее в неторопливой синхронной походке чувствовалось нечто неестественное, вызывавшее мысль о тревожных сновидениях.
У меня зашевелились волосы на затылке.
– Сможем увидеть их получше, когда они подойдут ближе?
– Возможно, – ответил Кантор. – Зависит от того, каким путем они двинутся, спустившись с гряды.
– Мне нужна любая информация. Знаки, имена – все, что может связывать эти скафандры с «Тишиной в раю». Не помню, говорил ты мне или нет, – с ними пытались связаться?
– Полное молчание в эфире с тех пор, как мы услышали шаги. Если эти двое и общаются друг с другом, то на каком-то канале малого радиуса, который нам не перехватить. – Кантор с сомнением посмотрел на меня. – Может, Святилищу стоит послать кого-нибудь им навстречу? Они примерно в двадцати километрах от нашего дальнего шлюза, но если сейчас отправится группа на электрокаре к концу тоннеля, она встретит наших гостей на полпути.
– Не будем спешить, – сказал я. – Подождем, пока не разглядим их получше или пока не убедимся, что они направляются к шлюзу. Потом решим, что делать дальше.
– Не вижу ничего похожего на оружие, – заметил Валуа.
Доктор Киргиу помогла мне облачиться в стерильное одеяние.
– Не снимай маску и очки. Никакого физического контакта, пока мы не получим анализ крови. Можешь с ней поговорить, но не подвергай ее лишнему стрессу. Если она мало что помнит о случившемся, не стоит вываливать на нее все разом.
– Постараюсь вести себя вежливо. Но есть ряд вопросов, которые нам необходимо задать.
– Я буду следить за мониторами по эту сторону стекла, так что сразу замечу, если она разволнуется.
Пройдя через шлюз в выделенную зону, я приблизился к койке пассажирки и опустился на стул слева от нее, напротив контрольной аппаратуры. Киргиу сказала, что наша гостья уже должна была пробудиться от анестезии, но та пока никак не реагировала на мое присутствие. Я наконец увидел вместо бестелесного овала в гробу женское лицо.
Она выглядела моложе меня, но так я мог бы сказать почти о каждом. Кожа была белой, в буквальном смысле как снег, без пигментации, если не считать темных пятен вокруг закрытых глаз. Волосы отсутствовали – череп напоминал гладкий белый купол. Губы имели пепельный оттенок.
Жемчужно-серыми были и ногти на покоившихся на простыне руках.
Я ждал, прислушиваясь к ее дыханию. Заметив, как чуть шевельнулась голова и дрогнули, будто собираясь открыться, веки, я сказал:
– С возвращением, Брианна.
Ее ноздри раздулись, медленно втягивая воздух. Глаза оставались закрытыми, но зашевелились губы.
– Где я?
Сказано это было очень тихо, но вполне понятно. Я впервые слышал ее реальный голос, а не имитацию. Он оказался более низким и горловым, чем я ожидал.
– В убежище, которое называется Солнечный Дол. Возможно, это что-то для тебя значит. Меня зовут Мигель. Я нашел тебя в космосе после катастрофы и пообещал доставить на мою планету.
Она помедлила, прежде чем спросить:
– Что со мной случилось?
– Ты была на корабле, которому… не повезло. Ты дрейфовала в анабиозной капсуле, мы с тобой встретились и поговорили. Потом я забрал тебя на свой корабль и привез сюда.
– Где этот… Солнечный Дол?
– Под поверхностью планеты, которая называется Михайлов День, на орбите звезды AU Микроскопа. Мы зовем ее Михаил.
Женщина слегка приоткрыла глаза.
– Помню красный свет. Облако пыли. Мне было… холодно. И ты меня нашел.
– Рад, что ты помнишь. Хороший знак. Позволяет надеяться, что твоя память сохранила и все остальное.
Она чуть наклонила голову и взглянула на меня. Очерченные темными кругами глаза были цвета стали. Чем-то она походила на старую черно-белую фотографию.
– Остальное?
– О том, что случилось с твоим кораблем, прежде чем он добрался до нас. Мы полагаем, что ты родилась на Приюте и жила недалеко от места под названием Плато Завинула. Судя по данным, которые мы обнаружили, ты, вероятно, покинула Приют около ста восьмидесяти лет назад. Мы также полагаем, что тебя зовут Брианна Бетанкур. Тебе знакомо это имя?
– Повтори.
– Брианна Бетанкур, – сказал я.
Подняв руку с воткнутой в нее иглой, женщина бесстрастно взглянула на прибинтованный к запястью катетер. Мне стало интересно, что она думает о нашей медицине и что та внушает ей – страх или надежду.
– Я здорова?
– Да, – осторожно проговорил я, не желая опережать врачей, а затем уже увереннее продолжил: – Да, ты выздоравливаешь. Можешь самостоятельно дышать, двигать конечностями, говорить и понимать нас, и начинаешь вспоминать фрагменты прошлого. Я многим помогал выходить из анабиоза и знаю, что такое добрые предзнаменования.
– Предзнаменования… – На бледных губах возникла едва заметная улыбка, их оттенок изменился – сделался, как у грозовых туч. – Я доброе предзнаменование?
– Ты наша гостья, – кивнул я. – В данный момент пациентка, пока не выздоровеешь настолько, чтобы покинуть лазарет, а потом – новый член нашего общества, которому все будут рады. – Я слегка наклонился к ней. – Брианна… если тебя в самом деле так зовут. Я должен задать пару непростых вопросов. Предпочел бы подождать, но, боюсь, подобной роскоши мы позволить себе не можем.
Ее губы слегка изогнулись в улыбке. Казалось, она пробует на вкус приятные воспоминания или предвкушает удовольствие.
– Что за вопросы?
– Помнишь, как ты оказалась вне корабля? Был взрыв, а потом я поймал твой сигнал. Я предположил, что тебя выбросило наружу, но нам трудно понять, как такое могло произойти. Возможно ли, что ты еще до этого покинула «Тишину в раю»?
Она нахмурилась, но вместо морщин на лбу появились две идеальной формы ямочки, будто кто-то надавил невидимыми пальцами на податливую кожу.
– Зачем мне покидать корабль?
– Не знаю. Но может быть, ваш корабль послал разведывательную группу задолго за того, как достиг границ нашей планетной системы? А может, и не одну?
Ямочки на лбу исчезли, кожа вновь стала гладкой, как девственный лед.
– Вы нашли кого-то еще?
– Еще? Не знаю. – Я улыбнулся, а точнее, поморщился под маской, чувствуя себя так, будто участвую в игре, правил которой не знаю. – Есть признаки того, что на нашу планету мог сесть другой корабль. Или он опустился достаточно близко, чтобы высадить исследовательскую команду. Двух человек.
– Они здесь?
– Пока нет. Нам бы очень помогло, если бы ты подсказала, кто бы это мог быть. Чего хотят, на что рассчитывают… что они могут о нас знать. Тогда мы будем уверены, что они друзья, и окажем им соответствующий прием.
– Почему бы им не быть друзьями?
– Надеюсь, что так и есть.
Внезапно она заговорила быстрее:
– Была вспышка, очень яркая вспышка. А все, что до этого… размыто, тускло. – Ее глаза расширились, взгляд стал умоляющим. – Ты видел вспышку, Мигель?
– Видел. – Я поднялся со стула, чувствуя себя невероятно уставшим после нашего короткого разговора. – Это было ужасно.
– Там, в этой вспышке, были люди, кроме тех двоих, о которых ты говорил?
– Во вспышке?
– В смысле, люди, которые из-за нее погибли?
Я медленно кивнул:
– Весьма вероятно. Но так или иначе, ты теперь с нами.
– Надеюсь вас не разочаровать, – сказала она.
– Улучши картинку, – скрестив руки на груди, потребовала Альма Чунг, когда Кантор показал очередной видеофрагмент с двумя приближающимися фигурами.
Аналитики уже прозвали их Белыми Ходоками, позаимствовав словосочетание из полузабытого мифа, каким-то образом добравшегося до Солнечного Дола.
– Пока они не дошли до следующей пары глаз, это лучшее, чем мы располагаем, – ответил Кантор. – Я применил все фильтры, которые у нас есть, а потом еще несколько из тех, которых нам иметь не положено.
– Хватит, – одними губами прошептал я.
Гости – как продолжали называть их Чунг, Кантор, Валуа и я – спустились с гряды и двинулись южнее глаз, пройдя мимо ближайшего в двух с половиной километрах. К сожалению, глаза были рассчитаны на обзор больших участков неба и местности, а не на увеличение маленьких фрагментов того и другого.
Но, по крайней мере, теперь мы могли видеть сбоку огибавшие южный глаз скафандры. Выделив около пятнадцати секунд видео, Кантор зациклил его, так что гости снова и снова проходили один и тот же участок местности. С тех пор как скафандры впервые появились над грядой, Михаил опустился ниже и тени на земле удлинились, давая чуть больше контраста и возможность различить детали скафандров – знаки и снаряжение, которые могли бы намекать на намерения незнакомцев.
Однако даже на отфильтрованной и увеличенной картинке скафандры выглядели гладкими, практически лишенными каких-либо черт. Между частями тела не было никаких сочленений – сплошь белая гибкая оболочка. Ботинки и перчатки являлись бесшовными продолжениями ног и рук. Шлемы выступали прямо из туловищ, я не заметил герметичного воротника. Единственными деталями, видимыми, когда гости поворачивались лицом, были узкие, похожие на прорези визоры, огибавшие шлемы от уха до уха. При взгляде сбоку был виден похожий на горб ранец, но он опять-таки являлся неотъемлемой частью скафандра и не позволял нам судить, что в нем находится, кроме системы жизнеобеспечения.
Видео продолжало воспроизводиться по кругу. Я не сводил с экрана глаз, надеясь разглядеть подробности, которые, возможно, упустил раньше.
– Такие скафандры нам бы очень пригодились, – задумчиво проговорил Валуа. – Когда в следующий раз придется просить какого-нибудь беднягу выйти наверх во время вспышки, было бы неплохо, чтобы по возвращении он мог прожить дольше нескольких часов. Как считаете, дадут они нам скафандры, если их хорошенько попросим?
– Если они дружественно настроены и готовы принять правила нашей общины, почему бы им не поделиться технологиями?
– В обмен на что? – спросила Чунг. – Овчину и шпинат?
– Останови, – вдруг сказал я.
Кантор послушался. Я попросил отмотать видео на несколько секунд и снова остановить.
– Киргиу говорила, тебе порой мерещатся призраки, – вспомнил Валуа.
– Не в этот раз. Взгляните внимательнее на линию горизонта позади передней фигуры.
Скафандры двигались бок о бок, но из-за угла обзора глаза тот, что справа, казался впереди того, что слева.
– Она проходит за визором, всего на секунду. Кантор, запусти видео, но со скоростью намного ниже нормальной.
Кантор дал одну двадцатую скорости от обычной. Скафандры поползли вправо, их походка стала почти неощутимой – в ней не было ничего человеческого, как в движении облаков.
– Остается лишь поверить Мигелю, будто он и впрямь увидел что-то на горизонте, кроме этих двоих, которых видим мы все, – сказал Валуа.
– Дело не в линии горизонта, а в том, что с ней происходит. Смотрите внимательно, когда она окажется позади визора. Она все равно видна.
– И что? – спросила Чунг.
– Разве ее не должна загораживать голова?
Глава 4
Два рельсотрона на двадцатикилометровой отметке были заряжены девятью кинетическими снарядами каждый – их обычная рабочая загрузка. В магазине содержалось десять зарядов, но, поскольку они изготавливались партиями, а процесс заряжания требовал частичной разборки и повторной сборки пушки, считалось необходимым произвести один проверочный выстрел, чтобы убедиться, что снаряды сделаны в пределах допуска и что пушка собрана правильно.
К счастью, с тех пор как эти пушки перезарядили, что само по себе было опасной и хлопотной задачей, ложных тревог не случалось, так что в каждом магазине оставалось лишь одно пустое место.
Обычная начальная скорость снаряда составляла сто километров в секунду, что намного превосходило вторую космическую скорость Михайлова Дня. Изначально пушки применялись для защиты кораблей от столкновений на большой скорости: чтобы разнести микрометеорит на безвредные ионы, требовалась быстрая реакция и крайне высокая ударная сила. Они были хороши и для противокорабельной обороны (что вовсе не значит, будто их когда-либо испытывали в этом качестве), но не столь эффективны против находящихся над горизонтом целей вроде этих двух скафандров. Чтобы пушки могли функционировать в таком режиме, начальную скорость приходилось уменьшать вдесятеро, не давая снаряду улететь в межпланетное пространство, выйти на орбиту Михаила или обогнуть полпланеты, прежде чем рухнуть на землю.
С уменьшенной начальной скоростью снаряд можно было нацелить в точку, находившуюся в пределах десятков километров, – вне прямой видимости, но недалеко за линией горизонта. Проблема заключалась в том, что при этом уменьшалась и ударная сила – кинетическая энергия падала пропорционально квадрату скорости, так что десятикратное сокращение последней означало стократное уменьшение останавливающего воздействия.
И все же то, что способно остановить корабль, остановит и скафандр, пусть даже ударит в сто раз слабее. Но мы, располагая всего лишь восемнадцатью снарядами и не имея возможности перезарядить орудия меньше чем за день, были вынуждены тщательно готовить каждый выстрел.
Мне все же хотелось найти некое объяснение, которое позволило бы нам избежать уничтожения скафандров. Я даже надеялся, что Брианна Бетанкур что-то вспомнит к нашей следующей встрече. Но до тех пор, пока она не даст объяснение, либо его не дадут сами скафандры или те, кто их послал, ничего другого не оставалось, как по-прежнему допускать, что намерения гостей враждебны. Мы договорились, что первые два выстрела (сделанных не одновременно, но с минимальным интервалом) пройдут поверху, так, чтобы снаряды упали примерно в километре от скафандров, не причинив вреда, но четко продемонстрировав наши возможности. Два попадания в одну точку покажут, что мы можем стрелять прицельно. Если это средство устрашения не сработает, два следующих снаряда упадут ближе. Если и это не подействует, следующие два снаряда будут посланы в скафандры.
Те уже вышли из поля зрения первой пары глаз, но Кантор и другие аналитики продолжали получать показания сейсмофонов. Сигналы были слабые, и все же их хватало, чтобы запеленговать цель с погрешностью примерно в двадцать метров – слишком неточно, чтобы гарантировать смертельное попадание, но вполне достаточно для предупредительных выстрелов. Наделив Чунг всеми необходимыми полномочиями, я направился в лазарет, но не успел до него дойти, как замигали лампы: рельсотроны забирали энергию из наших и без того работавших на пределе генераторов.
Пассажирка тоже что-то почувствовала – в ее взгляде появилась настороженность.
– Не думала, что ты так быстро вернешься, Мигель. Все в порядке?
Я притворно улыбнулся под маской:
– А что может быть не в порядке?
– Только что мигнуло электричество. Я подумала, что у вашего поселения какая-то проблема.
Я опустился на стул рядом с ней.
– Тебе еще предстоит привыкнуть ко многому, кроме случайных миганий. Иногда мы вынуждены по нескольку дней обходиться аварийными источниками энергии. Глубоко под землей работают генераторы. Когда-то они были частью маневровой системы «Салмакиды», а теперь выручают нас при перебоях с электропитанием. Впрочем, бесконечно они работать не могут, так что иногда в этих пещерах становится темно и холодно.
– Может, мне лучше вернуться в капсулу?
– Ну, это уж точно ни к чему. Но жизнь тебе, вероятно, предстоит более тяжелая, чем та, которую ты знала на Приюте. У нас достаточно примитивная медицина, мы обходимся ограниченной диетой, хотя она вполне удовлетворяет наши потребности. В не самые лучшие годы мы вынуждены вдвое сокращать норму, будто у нас и без того мало проблем. В Солнечном Доле уже двенадцать лет не рождаются дети.
– Если так, вы долго не продержитесь.
– Да, нам не так уж много лет осталось.
– У тебя есть дети, Мигель? Не помню, спрашивала ли я раньше.
– Своих нет. Но у моей жены есть дочь от прошлого брака. Ее зовут Викторина. Она дорога мне так же, как если бы была родной.
– А жену как звать?
– Николя. – Я слегка напрягся, поскольку рассчитывал на разговор о нашей гостье, а не о моей биографии. – Брианна, помнишь, о чем я тебя спрашивал в прошлый раз? О двух людях – возможно, участниках вашей экспедиции.
Она снова нахмурилась, отчего на лбу образовались симметричные ямочки.
– Я пыталась вспомнить, но мне все еще трудно сосредоточиться. Может, расскажешь чуть больше о том, что знаешь?
Я положил на койку принесенную плоскую, размером с книгу коробочку с потрепанными краями. Достал из нее складную доску с отверстиями и мешочек с разноцветными фишками.
Брианна взглянула на меня с таким восхищением, будто я высыпал на простыню перед ней настоящее сокровище.
– Ты принес игру! Любишь играть? Я люблю.
– Пришлось послать человека за ней ко мне домой. Я предположил, что если ты сосредоточишься на чем-то, легче будет вспомнить.
Я расставил два комплекта цветных фишек на начальные позиции, а затем объяснил крайне элементарные правила.
– Я поняла, Мигель. Не так уж сложно. Думаю, можно сыграть прямо сейчас.
– Партию для разминки?
– Как скажешь.
Я позволил ей сделать первый ход и с легкостью разыграл дебют. Игра была простая, но это вовсе не означало, что в ней нет никаких хитростей; всевозможные ловушки и тонкости подстерегали на каждом шагу. Пока мы по очереди делали ходы, я подводил разговор к тому, что беспокоило меня – собственно, всех нас – с момента спасения Брианны.
– Я спрашивал тебя, что произошло перед взрывом. Ты не вспомнила, но, возможно, тебе поможет, если я объясню, в чем проблема.
– Объясни.
– Наши корабли летели навстречу друг другу со скоростью несколько тысяч километров в секунду, два с лишним процента от скорости света.
– Не так уж и быстро.
– Для межзвездных кораблей вроде «Тишины в раю» – да. Но это очень быстро для любого, кто пролетает через звездную систему. После взрыва твоя капсула должна была продолжать движение примерно с той же относительной скоростью, что и корабль, плюс-минус погрешность. Но почему-то ее скорость оказалась намного ближе к скорости моего корабля. Да, мне потребовалось время, чтобы поравняться с тобой, но в этом не было ничего трудного.
– Значит, мне повезло.
– Воистину повезло.
Игра продолжалась. Моя противница сделала несколько предсказуемо неудачных ходов в дебюте, но теперь наверстывала упущенное, начиная меня теснить. Быстро учится, подумал я. А может, ей просто не требовалось учиться этой игре.
– Есть еще одна странность, Брианна. Каким-то образом ты сумела послать моему кораблю сигнал бедствия. Но больше ни один из наших приемников его не получил.
– Возможно, они работают не столь хорошо, как вам бы хотелось.
– Или тебе удалось обнаружить мой корабль и нацелить на него очень узкий луч связи.
Она оторвалась от раздумий – должно быть, любой вариант очередного хода давал ей преимущество, – и на лице отразилось недоумение.
– Похоже, ты не вполне мне доверяешь.
– Я хочу тебе доверять, – сказал я. – Это нормально, когда рискуешь жизнью ради чьего-то спасения – а я рискнул жизнью всех нас, когда не расстрелял тебя на месте. Но с тобой все не так просто. – Я помедлил. – Говоришь, заметила, как мигнул свет? Это две наши пушки выстрелили за горизонт кинетическими снарядами.
– Зачем?
– Чтобы кое-что сообщить паре скафандров, которые шагают в нашу сторону по поверхности Михайлова Дня. – Я внимательно наблюдал за реакцией Брианны, надеясь, что в ее безупречной броне появится хоть малейшая трещина. – Насколько мы поняли, внутри этих скафандров пусто. Вряд ли может быть совпадением, что вы все одновременно прибыли на Михайлов День. Те скафандры наверняка с «Тишины в раю», как и ты, и они, как и ты, наверняка знают о нас больше, чем нам хотелось бы. Ты знала о моем корабле. А эти скафандры знают местоположение Солнечного Дола.
– И что вы собирались им сообщить?
– «Стоять. Не приближаться, пока не объявите о своих намерениях».
– Думаешь, это их убедит?
Я ответил не сразу:
– Меня больше беспокоит, что окажется внутри этих скафандров в будущем.
Мы сделали еще по несколько ходов. Мои шансы на ничью, не говоря уже о победе, уменьшились до чисто теоретических.
– Собственно, как ты себе это представляешь? Думаешь, кто-то залезет в эти скафандры и куда-то пойдет?
– Не знаю. Сейчас я изо всех сил стараюсь не исключать любой возможности.
– Ответ верен.
– То есть?
– То есть в данный момент тебя настолько занимают мысли о том, имею ли я какое-то отношение к этим скафандрам, что ты весьма разумно оставляешь вопрос открытым.
– Мне ничего не остается, как сделать определенный вывод, – сказал я, глядя на нее с легкой тревогой. – У тебя есть друзья, которые послали тебя к нам и которые должны забрать тебя обратно?
– Думаю, если бы у меня были друзья, я бы их помнила.
Игра подходила к концу. Хотя я мог потянуть еще несколько ходов, это лишь отсрочило бы неизбежное.
Я сделал последний ход.
– Ты дал мне выиграть, – возразила она.
– Нет, я лишь избавил нас обоих от мучений. Из той позиции, в которую ты меня загнала, мне бы ни за что не победить.
– Ты слишком легко сдаешься. Возможно, это всегда было твоей главной слабостью. – Она произнесла эти слова так, будто просто продолжала разговор, а не пыталась резко сменить тему. – У каждого из вас есть свои недостатки, но твой именно таков.
– У каждого из нас?
Она схватила меня за пальцы, прежде чем я успел убрать руку с доски. Хотя на мне были хирургические перчатки, ее ногти вонзились сквозь ткань мне в кожу. Я ощутил резкое давление, и хватка тут же ослабла.
Я отдернул руку, ошеломленный ее поступком не меньше, чем до этого – словами.
– Кто ты, черт побери?
– Мне было интересно, когда ты наконец это спросишь. – Она улыбнулась, глядя, как я потираю руку в том месте, где ее ногти проткнули кожу. – Тебе не о чем беспокоиться, это лишь формальность. Ничего с тобой не случится.
– Кто ты? – снова спросил я. – Кто тебя послал?
Она коротко рассмеялась:
– Я сама себя послала.
Я увидел, как на растопыренных пальцах ее руки, только что продырявивших мою перчатку, один за другим чернеют ногти – не постепенно, сверху вниз, но так, будто каждый из них был экраном, заполнившимся межзвездной тьмой.
Я вышел из палаты, все еще потирая руку. Киргиу стояла рядом с помощницей, листая какие-то заметки. Похоже, о том, что произошло с пассажиркой, она ничего не знала.
– Все в порядке, администратор?
Я запер за собой дверь:
– Вызови охрану и никого сюда не пускай. Если она попытается встать с койки и вообще хоть что-то сделать, пусть всадят ей в шею заряд из бозера.
– Что-то твой тон изменился, как я погляжу.
Сорвав перчатку, я показал Киргиу ладонь:
– Она только что проделала со мной нечто странное. Вонзила ногти мне в кожу, а потом ее ногти почернели. Вряд ли впрыснула мне яд. Разве что медленный, но я наверняка бы уже что-то почувствовал. Да и зачем ей применять медленный яд? – Мой голос дрожал, сердце отчаянно билось, но я списывал это скорее на нервное возбуждение, чем на некое вещество у меня в крови. – Мы что-то упустили. Ногти у нее наверняка искусственные.
– Что с тобой случилось?
– Не знаю. Возможно, меня следует отправить на карантин. Если она занесла в Солнечный Дол какую-то заразу…
– Мы ничего не упустили, администратор.
Киргиу, впрочем, уже нажала кнопку экстренного вызова. Первой явилась Альма Чунг с маленьким пистолетом-бозером, а за ней трое облаченных в броню охранников Святилища с эксимерными ружьями, дубинками-парализаторами и топорами. Следом, тяжело дыша, спешил побагровевший Морган Валуа.
– Что за чертовщина, старик?
Пассажирка продолжала лежать на койке, лениво передвигая фишки по доске и шепча что-то под нос.
– Доложи обстановку, – потребовала Альма Чунг.
– Нас… можно сказать, подставили, – сбивчиво начал я, все еще пытаясь собрать факты в нечто осмысленное. – Она не та, кем кажется. – Я показал ладонь. – Похоже, у меня взяли образец. Ее ногти – нечто вроде анализатора. Микролаборатория. Нанотехнология.
– Что за чертовщина? – будто зациклившись, повторил Валуа. – Мы же ее просканировали. Ведь так, доктор Киргиу?
– Ничего не обнаружилось. Никаких имплантатов, никаких протезов, ничего механического или биологического.
– Я что-то видел, – настойчиво заявил я. – Внутри ее.
– Опять тебе мерещится, – сказала Киргиу.
Я помахал ладонью:
– Если она способна на такое, то на что еще? Раз она скрыла одно, то могла скрыть и другое. Наверное, я просто успел что-то заметить, прежде чем она полностью пришла в себя.
– Мы заново воспроизводили запись, – напомнила Киргиу.
– Значит, она сумела внести изменения. – При этой мысли я вздрогнул. – На мгновение потеряла бдительность, совершила ошибку и тут же ее исправила.
Охранники Чунг стояли вплотную к стеклу, проверяя готовность оружия.
– Каков будет приказ? – спросила Чунг.
– Войти внутрь. Окружить ее, но не прикасаться. Дать ей понять: одно неверное движение – и ее пристрелят. И осторожнее с ногтями.
Убедившись, что пассажирка находится под вооруженной охраной и вряд ли способна причинить еще какой-либо вред, Чунг пришла следом за мной и Валуа в Красный зал. Мы собрались вокруг светящейся карты с радиальной разметкой тоннелей, линиями рельефа и подсвеченными призмами. Кантор и другие аналитики упорно трудились над обновлением данных, негромко переговариваясь, как ассистенты хирурга в ходе сложной операции.
– Тебе стоило бы обратиться к врачу, – услышал я голос Валуа.
– Потом, – ответил я, разминая руку, на которой все еще ощущались ранки. – Что бы она со мной ни проделала, этого уже не изменишь. Выстрелы подействовали?
– Попали в цель, – осторожно ответил Валуа. – Два предупредительных, два поближе и два, которые должны были их прикончить. Сейсмометрам потребовалось время, чтобы восстановиться, но скафандры продолжают приближаться.
– Точно?
– Оба скафандра, той же походкой. Никаких видимых повреждений. Как будто снаряды прошли сквозь них, как сквозь воздух.
Кивнув, я попытался найти хоть какую-то зацепку:
– Значит, мы просто ошиблись в расчете их местоположения. У нас ведь еще осталось по шесть снарядов в каждой пушке? Как только скафандры появятся из-за горизонта, можно будет прицелиться точнее и выстрелить в полную силу.
– Надеюсь, – сказал Валуа.
– Только надеешься? – прищурилась Чунг.
– У меня такое чувство, что наша пассажирка знает о наших возможностях не хуже нас. – Валуа бросил на меня усталый взгляд. – В следующий раз, старик, когда найдешь болтающуюся среди звезд бабу, может, там ее и оставишь? Не знаю, кого или что ты приволок в наше гнездо, но ей тут точно не рады.
– Если бы я знал…
– Старая песня. – В его голосе, однако, послышалось сочувствие. – Я бы на твоем месте поступил так же, чего бы это ни стоило. Мы прячемся от чудовищ, а не пытаемся ими стать.
– Но она вполне может оказаться чудовищем, – сказала Чунг и, мгновение помедлив, продолжила: – Как по-вашему? Может она быть тем, чего мы всегда боялись: неким волчьим конструктом, биологическим инфильтратом?
– Нет, она нечто иное, – уверенно заявил я.
– Ты это точно знаешь, администратор? Или просто чувствуешь?
– Перед тем как схватить меня за руку, она говорила со мной так, словно речь шла о чем-то личном. Как будто ее больше интересовал я, а не Солнечный Дол. Вряд ли волчий конструкт стал бы так себя вести. Для волков мы вредители, а не индивидуумы.
– Может, они разрабатывают новую стратегию? – предположил Валуа.
– Внутри ее биологического тела что-то есть, некий объект, который я видел в ее грудной клетке. В нем вполне хватило бы места для магнитного резервуара и нескольких зернышек антиматерии. Чтобы уничтожить целиком Солнечный Дол, не нужна мощная бомба – миниатюрного ядерного заряда более чем достаточно. Так почему же она не устроила взрыв, как только тут появилась?
Валуа почесал под носом:
– Собирает разведданные?
– Если только она не использует волчий канал связи, о котором мы ничего не знаем, никакие сигналы не могут покинуть Михайлов День, – ответила Чунг. – Тебе это прекрасно известно, Морган.
Она явно подразумевала: «Не трать впустую мое время на непроверяемые гипотезы».
Я бросил взгляд на Кантора:
– Как скоро скафандры окажутся в пределах прямой видимости?
– Примерно через полчаса, администратор, – в зависимости от их точной траектории. Хочешь послать еще одно предупреждение или открыть огонь, как только их станет видно?
– У нас осталось по шесть снарядов на пушку, всего двенадцать. Этого вполне хватит, но я не хочу ни одного израсходовать зря. Возможно, чтобы остановить эти скафандры, мало снести им головы, так что повремените со стрельбой, пока они по крайней мере наполовину не покажутся над горизонтом. Ясно?
– Ясно, администратор.
– Считаю, пора отправить отряд охраны в дальний конец двадцатикилометрового тоннеля, – сказала Чунг. – На случай, если эти скафандры попытаются силой проникнуть внутрь. Пошлем охранников прямо сейчас – у них будет время занять оборонительную позицию с тяжелыми «брейтенбахами», и они успеют заложить взрывчатку, чтобы обрушить тоннель, если скафандры пройдут через шлюз.
Я отверг предложение Кантора встретить скафандры на полпути, но теперь у меня не оставалось сомнений в их враждебных намерениях. Не считая рельсотронов, самым мощным нашим оружием для поражения живой силы были переносные пушки «брейтенбах», которые не применялись ни разу.
Мне всегда думалось: если возникнет повод их применить, это будет означать, что сражение уже проиграно.
– С условием, что они успеют отойти в безопасное место, – сказал я.
Чунг заранее взяла на себя инициативу по отбору и подготовке отряда, ожидая лишь приказа отправиться в тоннель. Пара электрокаров доставит их к шлюзу всего за двадцать минут, так что они окажутся там незадолго до того момента, когда мы увидим скафандры.
Доверив Чунг координацию дальнейших действий Чунг, мы с Валуа вернулись в лазарет. За это время мало что изменилось. Охранники образовали кордон вокруг койки, нацелив пистолеты и ружья на пассажирку, которая сидела, задумчиво разглядывая игровую доску и словно не замечая вооруженных людей.
– Она что-нибудь делала или говорила? – спросил я у Киргиу.
– Нет – такое впечатление, будто ее окружает некий пузырь. – Доктор потянулась к сумке с медикаментами, которую держала открытой в ожидании моего прихода. – Я осмотрю твою руку, хочется тебе этого или нет.
