Альба Рут
Табу

Полная версия

Пролог

Я не могу точно вспомнить, когда начал чувствовать, что в моей груди чего-то не хватает, но помню период, когда эта нехватка проявлялась сильнее всего – в школе. Тогда я будто бы существовал, не чувствуя ничего, кроме "пустоты". Да, так я назвал это гнетущее чувство в груди. Сильнее всего оно проявлялось, когда я оставался один в своей комнате. Я мог лежать целый день в кровати и тупо смотреть на потолок, ощущая, как "пустота" становилась всё больше, будто пожирая меня изнутри. Поэтому, чтобы её не чувствовать, я пытался со всеми общаться, разговаривать, хотя бы имитировать социального человека. Но меня надолго не хватало, и желание оставаться одному становилось всё сильнее. Когда я окончил школу, обо мне никто не вспоминал, не говорил, что будет скучать – просто желали успехов в жизни.

Теперь, стоя перед зеркалом, я смотрю на себя: взрослый мужчина двадцати восьми лет, щетинистое лицо, высокие впалые скулы, коричневые глаза, пустые, как у мёртвой рыбы, и неотесанные длинные каштановые волосы. Это был тот человек, что смотрел на меня в зеркале. Не сказал бы, что ненавижу себя, но и часто смотреть на себя не могу – каждый раз вижу в своей лохматой груди "пустоту", круглую и чёрную, ровно по центру моей грудной клетки.

Я надел пижаму и сел за стол, сделал несколько глотков холодной воды. И вспомнилось, как в детстве, кажется, в четвёртом классе, я говорил одноклассникам, что хочу скорее стать взрослым и делать крутые, интересные вещи. Какой же я был наивный тогда.

После школы я поступил в университет. Учился неплохо, знакомился с людьми, пытался вести себя как все. Даже встретил девушку, с которой мы попробовали жить вместе. Сначала у нас что-то получалось: ходили по разным местам, разговаривали по душам, занимались тем, чем обычно занимаются студенты. Мне даже было хорошо – на мгновение я смог забыть о "пустоте". Но чем дольше мы жили вместе, тем больше замечали недостатки друг друга, привычки, которые раздражали, мелочи, которые злили. И, к счастью или нет, мы тоже этим страдали, скандалили, наговаривали друг на друга, злились на самих себя. В один из таких дней, как сегодня, мы сели за стол и пришли к выводу, что надоели друг другу, что так больше не может продолжаться. Хоть это было тяжело, другого пути не было.

Смотря сейчас на парадную дверь, я будто бы снова вижу её спину, длинные волнистые волосы по пояс, чемодан с собранными вещами. Слышу, как она тогда холодно сказала: "Прощай". В тот момент подумалось, что всё можно изменить, начать сначала. Я протянул руку в её сторону, хотел что-то сказать, но промолчал, убрал ладонь. Мы понимали, что если снова сойдёмся, то всё вернётся к тому же концу. После её ухода "пустота" стала ещё больше. Всё, до чего я дотрагивался, становилось неинтересным и безжизненным. Я просто лёг на кровать и смотрел в потолок. Проходили дни, недели, и мой интерес ко всему угас. Меня выгнали из университета из-за множества пропусков. Родители оставили надежду, что я стану кем-то великим. Но я не злюсь на них. Я могу их понять, так же, как они понимали меня, изредка помогая деньгами, чтобы я не умер с голоду.

– Какой же я был никчёмный тогда, – пробормотал я.

Но за долгие годы я научился жить с самим собой. Теперь я не впадаю в депрессию, а ищу выход из разных ситуаций. У меня одна жизнь, и пусть она будет скромной, но со смыслом. Да, жизнь – рутина, но кто сказал, что в ней нельзя найти плюсы?

Промыв стакан и убрав его в шкаф, я выключил свет и лёг в кровать, глядя на наручные часы. Хоть было и рано, мне хотелось спать, чтобы выходной закончился быстрее. Чувствуя, как глаза тяжелеют, я заснул крепким сном.

Глава 1

Я слишком долго ждал этого дня. И нет, ничего особенного со мной сегодня не случится – просто я устал от самого себя и хочу отвлечься, чтобы в голове не осталось места для ненужных мыслей.И вот наступил понедельник.

Я умылся, оделся в чистую одежду, даже нашел пару носков без дыр, и, напоследок оглядев пустую квартиру, вышел.

На улице было пасмурно: свинцовые тучи плотно укутали небо. Меня согревало лишь старое, потрёпанное временем черное пальто. До работы оставался час, и я решил пройтись через парк, который по утрам обычно пустовал.

Как и всегда, я направился к своему любимому месту – скамейке между двумя высокими деревьями, чьи ветви всё еще держали последние желто-красные листья. Присев, я достал сигарету, затянулся, наполняя легкие густым дымом.

Для других это всего лишь старая скамейка, но для меня – нечто большее. Словно часть меня самого. Здесь я чувствую себя по-особенному.

Ветер играл с опавшими листьями, а тучи медленно отползали за горизонт. Я взглянул на наручные часы: у меня оставалось ещё полчаса. В этот момент сзади послышались шаги – медленные, уверенные. Я даже не оборачивался: и так знал, кто это.

– Опять бездельничаешь, юноша, – раздался знакомый старческий голос.

– Опять за старое взялся, старик, – лениво откликнулся я.

Он сделал ещё пару шагов и, прежде чем присесть рядом, смахнул листья со скамейки.

– Я просил тебя следить за языком, засранец, – буркнул он, но при этом на его морщинистом лице играла улыбка.

– А я просил тебя, старик.

Мы выдержали короткую паузу, а затем разразились смехом, который эхом разнесся по пустому парку. Встревоженные птицы вспорхнули с деревьев и разлетелись в разные стороны.

– Рад видеть тебя в добром здравии, а то уж думал, что ты откинул коньки, – поддразнил я старика.

– Я тебя ещё переживу, сопляк, – он опять расхохотался.

– Верю, старик. Как твои ноги?

– Ноют, но уже лучше, чем на прошлой неделе. Пришлось побегать по поликлиникам.

– Рад это слышать.

Честно говоря, я переживал за него, когда не видел целую неделю. Всё-таки без Виктора Михайловича, без его старой серой кепки, без его трости и наших утренних перепалок мне было бы совсем скучно.

– Ты на работу не опаздываешь, юнец?

Я взглянул на часы.

– Есть ещё время провести в компании сухофрукта.

– Ишь как заговорил, сопляк. Этот сухофрукт ещё даст фору таким, как ты. Кстати, дай-ка сигарету.

– Верю, старик, – буркнул я и протянул ему пачку.

Он закурил, глубоко затянулся, но тут же поморщился.

– Ну и дрянь ты купил! Получше не нашлось?

– Денег на дорогие нет, – пожал я плечами.

– В СССР всё было лучше, – неожиданно пробормотал он, выпуская клубы дыма.

– Опять за старое, коммунист ворчливый.

– Заткнись, мелочь либеральная.

Мы снова рассмеялись.

– Рад был тебя увидеть, старик, – сказал я, поднимаясь. – Ещё свидимся.

Протянул ему руку.

Виктор Михайлович хмуро посмотрел на меня, но молча пожал её. Хороший он человек, хоть я так и не вспомнил, как именно мы с ним познакомились и начали встречаться здесь по утрам.

Подул холодный ветер, щеки обожгло морозом. Я двинулся дальше, мимо ярких вывесок кофеен, пекарен и шаурмичных, сжимая воротник пальто. Ещё несколько шагов – и вот я там, где моя голова будет полностью забита ненужными мыслями. Там, где я могу ненадолго забыть о себе и о «пустоте» внутри.

Я – кассир в супермаркете.Я пришёл на работу.