Альбина Нури
Дочь ведьмы
– Чем?
– Уж не знаю. Но догадаться можно. Не чипсами, ясное дело. Тот мой знакомый боязливый оказался, не стал брать Хранителя. Вот вы и купили.
– А нам вы про это почему не сказали? – возмутилась Света.
– А вы меня спрашивали? Нет! Понравился вам этот каменный чудик! Я продал, – парировал торговец. – А сейчас спросили, и я сказал, не утаил. Да и вообще, чушь все это, выдумки. Хотя звучит интересно. – Он поднялся. – Ладно, пора мне. Спасибо за квас. Надумаете еще что купить, обращайтесь.
Он ушел, супруги Пономаревы тоже поплелись к выходу.
– То есть мы купили магическую вещь, которая принадлежала ведьме, – подвела итог Света.
– И она уже действует. Если бы не Хранитель или как его там? Пастень, ага. Если бы не он, то у нас с тобой, может, и дома уже не было бы. Тот бездомный тоже неизвестно, что замышлял. Вряд ли поздороваться залез. И пес бродячий мог нашего Добби ранить. Сплошная польза!
– Но ведь черная магия! – воскликнула Света. – И деревенские жители не хотели прикасаться к вещам колдуньи, и даже этот антиквар-коллекционер!
– Их дело. Мы прикоснулись и не прогадали, – упрямо сказал муж.
Они дошли до машины, забрались в салон.
– Что же, оставим эту штуку себе? – спросила Света.
– Нам Пастень ничего плохого не сделает. Он нас охраняет, Свет. И потом… Выкинешь такого, кто знает, чем обернется! Не подумала? Он ведь и обидеться может!
– А как насчет того, что его нужно кормить?
Пономарев задумчиво поглядел в окно.
– Надо, значит, надо. Будем кормить. Пока, думаю, он сыт. – Пономарев откашлялся. – А еще… Я не хотел тебе говорить…
– Что еще? – опасливо спросила Света.
– Я несколько раз замечал возле него мертвых птиц. Два раза видел кротов. И кота однажды. Так что примерно представляю, чем Пастень кормится. После выходки нашего чокнутого соседа он сыт, тот его покормил.
– Перестань! Кошмар! – вскричала Света. – Меня сейчас стошнит!
Муж словно и не слышал ее, говорил сам с собой:
– Что особенного? Что мешает иной раз принести нашему Хранителю, например, курицу. Они же продаются. Или…
– Хватит! Я поняла, – скривилась Света. – Мне все равно это не слишком нравится.
– Как по мне, так сплошные плюсы, – пожал плечами Пономарев. – И охранная сигнализация не нужна, и в отпуск уехать спокойно можно.
Он завел двигатель и покосился на жену. Ничего, повозмущается, попричитает, а после все поймет, успокоится, она женщина умная и практичная.
Пономарев подумал, что на следующей неделе нужно будет опять сюда приехать, уже без жены, чтобы не нервничала понапрасну. Узнать, нет ли еще чего интересного из запасов покойной колдуньи.
В хозяйстве ведь многое пригодиться может.
Дочь ведьмы
Эта история произошла во времена, когда в помине не было смартфонов и ноутбуков, когда дальние расстояния могли служить препятствием для общения, а фотографироваться ходили в фотоателье. Быть может, в шестидесятые или семидесятые годы прошлого века. Случилось все в маленькой деревне, что стояла на берегу широкой реки, которая несла свои воды мимо лугов, полей, лесов, крохотных поселений и больших городов.
Николай приехал к тетке, сестре покойного отца. Он был парень городской, окончил школу, в институт не поступил, пошел в армию. Как отслужил, решил снова попробовать свои силы, стать журналистом, как и мечталось. Чтобы спокойно подготовиться к экзаменам, надумал к тете Зине отправиться: тишина, покой, можно читать, штудировать учебники. Свежий воздух опять же, не отвлекает никто.
Тетя Зина только рада была; племянника не видела давненько, жила одна, без мужа и детей. Деревня называлась Антоновкой: говорят, в былые времена славились эти места антоновскими яблоками. Николаю здесь нравилось: люди приветливые, улыбчивые, зелено, привольно.
Одна только странность была – дом на самом краю деревни, вдали от остальных. Впечатление складывалось такое, что отошел он на некоторое расстояние, не желая, чтобы его беспокоили, прикрылся крышей, отгородился от любопытных глаз высоким забором.
– Кто там живет, теть Зин? – спросил Николай у тетки.
Та нахмурилась, отвернулась, посудой загремела.
– Ты, Николаша, к дому тому и близко не смей подходить. – Она помолчала, думая, сказать или нет. Решила сказать. – Ведьма там живет.
Николай поперхнулся компотом.
– Кто?! Шутишь?
– Какие уж шутки, – отрезала тетка. – С давних пор в нашей деревне язва эта. И при матери моей, и при бабушке, и еще раньше жили они в том самом доме. Ведьмы, то есть.
– Тетя Зина, – укоризненно проговорил Николай, – ты взрослый человек. Что за средневековье! Неужели веришь во всякие пережитки прошлого?
– Так я одна, что ли, верю? – не сдавалась тетя Зина. – Все в Антоновке знают: от ведьминого логова надо подальше держаться. Она и порчу может напустить, и сглазить. Болезни насылает, мор. А еще, – она понизила голос, – приезжают к ней иной раз из города. На машинах. Не мы одни, темные, верим. Обращаются, говорят, за помощью с самого верха. Кто врага извести просит, кому будущее надо посмотреть. Сильная ведьма. Но злая. Так что не суйся к дому. Не веришь – твое дело, но нечего на свою шею беду искать.
Николаю наскучил этот разговор. Что за мракобесие, в самом деле!
– Делать мне нечего. Не пойду, не волнуйся. У меня и без того дел хватает.
Это была правда. Николай старался следовать графику: рано вставал, завтракал, гимнастику делал, тетке помогал в огороде или во дворе, а после занимался до обеда. После обеда читал (прочесть много чего надо было, список большой). Иногда в саду, но чаще – на речке. Милое дело: лежишь в тенечке, читаешь, а в сон потянет – окунешься в прохладную воду, в мае она для купания чересчур холодная, но для бодрости – самое то! Возвращался с реки, ужинал – и на боковую.
Так и шло недели две, а потом Николай встретил Надю.
Нашел на реке уединенное местечко, где ему никто не мешал – ни рыбаки, ни ребятишки, думал, никого здесь не бывает. И однажды увидел ее: вечерело, он уходить собирался, а тут девушка пришла на берег. Темноволосая, большеглазая, тоненькая, как веточка.
В десятом классе Николай влюбился в Лиду – с ума по ней сходил. Она обещала ждать из армии, но обманула. Замуж за другого вышла. Мать боялась ему написать, чтобы не расстроить, но Николай уже успел понять, что они с Лидой не пара. Слишком она вертлявая, легкомысленная и, если честно, глуповатая. Скучно с ней. Через какое-то время к красоте привыкаешь, начинаешь замечать, что смеется не к месту, ни о чем с ней не поговоришь. В общем, «если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло».
Надя была полной противоположностью Лиды. То есть красивая, даже краше бывшей одноклассницы, но при этом умная, говорила вдумчиво, умела слушать, держалась скромно, с достоинством.
– Ой, я думала, тут нет никого, – проговорила она в тот первый вечер. – Простите, если помешала.
– Что вы! Вовсе не помешали! Я рад, что вы пришли. Место некупленное!
Сказал – и покраснел, злясь на себя за невесть откуда взявшиеся робость и косноязычие. К чему он ляпнул про некупленное место? Но девушка ничего не заметила, улыбнулась и сказала, что ее зовут Надей. Так и познакомились.
В первый же вечер проговорили целый час. Николай сам не заметил, как всю свою биографию Наде рассказал, а она слушала так, словно ничего увлекательнее никогда не слыхала. Когда стало темнеть, засобиралась домой.
– Я провожу, – вызвался Николай.
Надя смутилась, даже вроде бы испугалась немного.
– Нет, не нужно! У меня мама очень строгая. Увидит с парнем – скандала не избежать. Я первая уйду, а ты чуть после, хорошо?
Николай согласился.
Он был согласен делать все, что скажет новая знакомая.
– Придешь завтра? Сюда же?
– Если мама позволит. Я хотела бы, но не знаю, получится или нет.
Она ушла, и Николаю показалось, что у него сердце из груди вынули. Как будто сама жизнь утекла, покинула его, краски мира померкли.
С того дня он стал приходить на реку ежедневно, ни дня не пропуская, даже в дождь, несмотря на удивление тети Зины. Надя не знала, когда у нее получится прийти, поэтому договариваться о свиданиях не получалось. Николай приходил и ждал; и в те дни, когда не удавалось увидеть Надю, на него наваливалась черная, жгучая тоска. Про учебу, про книги он позабыл.
Парень не скрывал от себя, что влюбился. То была не смешная школьная влюбленность, а настоящее, глубокое, сильное чувство. Ему хотелось кричать о своей любви на весь свет, но он был вынужден скрывать ее, как нечто постыдное. И тетке не говорил, хотя она и видела, что Николай сам не свой, и спрашивала.
Молчать попросила Надя. Все по той же причине: мать.
– Узнает, что хожу на речку к тебе, никогда из дому не выпустит.
– Я же не балбес какой-то! – возмущался Николай. – У меня намерения серьезные. Не обижу тебя, хочу всю жизнь с тобой быть, в город забрать. Поступлю на вечернее, буду работать. Ты не обязана всю жизнь в деревне торчать.
Чем смелее были его планы, тем больше мрачнела Надя. Николай осторожно расспрашивал ее про мать: почему она столь строга к дочери, какого будущего для нее хочет. Надя отмалчивалась.
Однажды, примерно через три недели после начала их встреч, Николай решил, что хватит с него тайн мадридского двора, пора все выяснить.
– Скажи, где ты живешь, в каком доме, и я завтра приду к твоей матери знакомиться. Цветы принесу. Представлюсь. Скажу, что люблю ее дочь, что у нас все серьезно, я хоть завтра готов в ЗАГС. Вот увидишь, все улажу!
Надя внезапно залилась слезами и спрятала лицо в ладонях. Николай опешил, стал ее успокаивать. Тут и вылезла наружу неприглядная правда.
– Я не говорила, боялась, бросишь меня, не захочешь и близко подойти. От нас все шарахаются, обходят стороной, потому что… потому…
Девушка не решалась договорить, но Николай уже понял.
– Моя мать – ведьма! – выпалила Надя.
– Но ведьм не бывает, – проговорил Николай.
– Еще как бывают, – фыркнула Надя. – Она меня взаперти держит, хочет обучить мастерству, оно у нас в роду по женской линии передается. Моя мать умеет делать такие вещи! – Голос девушки сел. – Все, о чем болтают деревенские, правда. Проклятье может наложить, сглазить до смерти. Болезнь наслать. С мертвыми говорить умеет. Приворожит, кого хочешь. Наоборот, может и отвратить человека от семьи, от жены или мужа. Запросто!
Надя тяжело вздохнула.
– Не могу я вас познакомить. Знаю, мать будет против. Ты можешь пострадать, как я потом буду жить? Или возьмет и сделает так, что я для тебя стану противнее жабы.
Николай был потрясен. Он не ожидал этого, не мог и помыслить о таком, но не мог и не верить любимой девушке.
– Как же нам быть? Неужели ничего нельзя сделать?
Николай ненавидел себя за жалобные нотки: мужчина должен быть сильным, знать ответы на все вопросы, а он разнылся. Тут его осенило.
– А если нам сбежать? Уедем в город, поженимся, потом сообщим ей. Что она сделает? Помешать уже не сумеет, останется только принять ситуацию!
Николай думал, возлюбленная обрадуется, но вышло иначе.
– Как ты не понимаешь! Едва мать обнаружит, что меня нет, разозлится, нашлет что-то страшное, со свету сживет! Отомстит за непослушание. Или вернет обратно, еще и ты пострадаешь. Нет, это не выход.
Наде пора было уходить. На следующий день несчастные влюбленные встретились вновь. Никакого решения Николай найти не смог, хотя всю ночь не спал и думал. Вдобавок время было против них с Надей: Николаю скоро возвращаться в город, сдавать вступительные экзамены. Но как оставить здесь Надю? Как расстаться с ней? Он дня без нее не мог прожить, без Нади ему и учеба не нужна, и вуз, и все дальнейшие планы. И сама жизнь.
Обнявшись, смотрели они на реку, и тут Надя сказала:
– Коленька, я долго думала. Есть только один способ.
– Какой? – встрепенулся Николай.
– Не знаю, решишься ли ты, не уверена, сработает ли, но больше мы ничего не можем сделать.
Ему показалось на миг, что Надя скажет: надо убить ведьму. Он спросил себя, смог бы сделать это, но следующие слова девушки прервали его размышления.
– Потихоньку, пока мать не видела, я нашла у нее в книге одно заклятие. Избавить меня от родового проклятия, от необходимости становиться ведьмой сможет человек, который искренне меня полюбит.
– Я такой человек!
Надя подняла на него сияющие глаза.
– Знаю, милый, и тоже люблю тебя всем сердцем. Нужно прочесть это заклятье, выпить отвар, который я приготовлю. Я освобожусь от влияния матери. Мы сможем уехать и никогда не вернемся! Беда в том, что книгу нельзя убирать с ведьминого алтаря, то есть делать все придется у меня дома. Если не побоишься прийти после полуночи и…
– Не побоюсь! – перебил Николай. – Я готов хоть сейчас!
– Сейчас рано, – улыбнулась Надя. – А сегодня ночью – в самый раз.
Оба были окрылены грядущим избавлением, долго обговаривали, как и что станут делать. Надя даст матери снотворного зелья – та доверяла ей готовить отвары. Мать принимает на ночь отвар для спокойного сна, Надя увеличит дозу. В полночь девушка выйдет к калитке, встретит Николая, проведет в дом.
Николай страшно волновался: вдруг ведьма не захочет принимать отвар на ночь? Или не уснет к полуночи? А если проснется и увидит их?..
Выскользнув из дома, пройдя мимо спящей тети Зины, без четверти двенадцать Николай был уже возле дома ведьмы. Минут через двадцать калитка отворилась, Николай увидел Надю.
Никем не замеченные, они быстро зашли во двор.
– Все хорошо?
– Да, она спит.
Заговорщики на цыпочках вошли в дом. Было темно, Надя не включала свет, пахло травами, сухими листьями, чем-то горьковатым.
Девушка провела его в дальнюю комнату и закрыла за ними дверь. Ничего подобного Николай в жизни своей не видел. Комната была небольшая, окна не имелось. На стенах – странные изображения и знаки, чучела животных, полки со склянками и книгами. Половину комнаты занимал большой стол, накрытый черной тканью, на столе – толстая книга и горящая свеча, большой старинный кубок, наполненный маслянисто-черной жидкостью.
– Я открыла книгу на нужной странице. Там написано не на русском, но я переписала на листочек русскими буквами, читай с него, – быстро и деловито проговорила Надя. – Следи, чтобы произносить все правильно. Как дочитаешь, выпей зелье из кубка, а после разбей кубок.
– Громко получится, мать не услышит?
– Ничего, – отмахнулась Надя, – она спит крепко. Да и потом, как только ты разобьешь кубок, ее власти надо мной придет конец. Но не волнуйся, не услышит она, ее спальня в другом конце дома.
Николаю не нравился жуткий дом и эта комната; даже сама Надя казалась странной: взгляд жадный, нетерпеливый. Но это потому, что ей не терпится сбросить власть матери.
Надя, уловив его колебание, обвила шею Николая гибкими руками и поцеловала так, что у парня голова закружилась.
– Пора, – сказала она и улыбнулась.
Сомнения покинули парня, он сделал все в точности так, как велела любимая: прочел заклинание, выпил зелье, разбил кубок.
Ведьма не проснулась, и Надя вывела Николая из дома. Он чувствовал себя немного необычно, слегка кружилась голова. Должно быть, из-за духоты в доме. Голову будто окутал туман, и ему показалось, что Надя, запирая за ним калитку, произнесла непонятную фразу.
– Что ты сказала?
– Что люблю тебя, – нежно ответила Надя, – что благодарю за спасение.
Да, та фраза лишь послышалась.
Уже придя домой, рухнув в постель из-за накатившей слабости, Николай вспомнил: он не спросил, что дальше. Когда они увидятся? Когда смогут уехать из деревни? Не успев обдумать этого, провалился в сон.
Утром Николай не мог встать с постели, не находил сил подняться. Тетка переполошилась.
– Ты бледный! Надо температуру померить.
Градусник показал тридцать шесть и шесть, но, вопреки нормальному показателю, самочувствие Николая не улучшалось. Больше всего угнетало, что он не может пойти на реку. Надя, наверное, ждет, а он некстати заболел, с кровати встать не может.
Тетка пригласила врача. Тот осмотрел пациента, но не нашел отклонений.
– Анализы бы сдать, без анализов непонятно, – глубокомысленно изрек доктор и ушел.
В поликлинику, в районный центр, решили поехать через день: сосед обещал отвезти на машине. Тетя Зина надеялась, что к утру племяннику полегчает, но этого не случилось. К нездоровой бледности прибавилась сухость кожи и…
– Николаша, что это? – ахнула тетка. – Никак седина у тебя?
Николай попросил зеркало и, взглянув на себя, увидел, что лицо его за ночь посерело, возле рта и глаз появились морщины. Он отбросил зеркало и закрыл лицо руками. Как предстать перед Надей таким уродом? В голове билась мысль, которую он старательно гнал от себя: почему она не приходит? Ведь Надя избавилась от ведьмовского проклятия. Он избавил ее! Бояться уже нечего. Или что-то пошло не так?
– Что с тобой творится? – спросила тетя Зина.
Николай был настолько слаб, что даже солгать сил не было. И он рассказал правду. Про Надю, про свою безумную любовь и тайные встречи на берегу реки, про полуночный обряд избавления.
Говорил, прикрыв глаза, а когда закончил, посмотрел на тетю Зину. Та застыла, прижав руки к груди, с трудом сдерживая слезы. По бледности она теперь могла соперничать с племянником.
– Бедный ты мой, – прошептала тетка. – Говорила ведь я про ведьму, предупреждала. Дура старая! Видела, ты сам не свой, надо было допытаться, что происходит! А теперь…
– Теперь? – Страшно ему стало услышать, что еще она скажет.
– Нет у ведьмы никакой дочки! – выпалила тетя Зина. – Нету! Ведьму Надеждой зовут, она сама и морочила тебя каждый день, наговорила всякого, околдовала! Нужно ей было заманить тебя в свое логово, заставить добровольно прийти и пройти тот обряд с книгой и кубком.
Комната покачнулась у Николая перед глазами. Как сквозь слой ваты слушал он причитания тетки. Хотел спросить, зачем ведьме делать все это, но не спросил. Понял уже, догадался.
На ум пришли те слова, которые, запирая за ним калитку, произнесла Надя – окаянная, жестокая ведьма, погубившая Николая. Ничего ему не послышалось, именно это она и проговорила:
– Тебе – стареть, а мне – молодеть.
Николай знал, что анализы сдавать бесполезно, врачи ему не помогут.
Ведьма забрала его молодость, его жизнь, и ничего уже не вернуть назад.
Беспокойный дом
– Слушайте, я тут подумал: может же получиться так, что мы никогда больше не увидимся! Пять лет в одной общаге, а скоро попрощаемся – и все! – сказал Валя, оторвавшись от конспекта.
Мы, шестеро студентов последнего курса, готовились к экзамену. Валя, конечно, прав: после окончания института разъедемся кто куда, устроимся на работу. Кто знает, встретимся ли когда-то? Впрочем, с Валей мы точно будем продолжать общаться, за эти годы прямо-таки братьями стали.
– До выпускного еще дожить надо. – Славик потер виски и предложил: – Может, перерыв?
Все были только за. Который час сидим, мозги кипят. Отложили книги, освободили стол от тетрадей и учебников: решили чаю попить. Сушки, варенье, которое Славику мать на прошлой неделе привезла, булка с маслом – вот и все нехитрое угощение, но мы набросились на еду с таким аппетитом, будто перед нами были яства из лучшего ресторана. Хотя, конечно, в ресторане никто из нас ни разу не был.
– Зря наедаемся, второй час ночи, – с набитым ртом проговорил Валя, – сейчас в сон потянет.
Однако спать не хотелось, как не хотелось и продолжать грызть пресловутый гранит науки. Убрав куда подальше скучные конспекты, мы взбодрились, весело болтали, смеялись.
Все, кроме Костика.
Про него надо бы сказать отдельно. Костик – самый странный парень на нашем факультете. Высокий, красивый, он сторонился девушек, которые наперебой строили ему глазки. Да и вообще людей избегал, целыми днями торчал в библиотеке, просиживал над учебниками. Само по себе это могло быть вполне нормальным делом: нравится человеку учиться, хочет он быть лучшим на курсе, в люди выбиться стремится! Но как быть с тем, что раньше Костик был совсем другой?
Когда мы в 1975-м поступили на первый курс, он был душой компании: заводной, беззаботный, острил, на гитаре играл. Учился легко, но потому, что способный, а учебников, кажется, в глаза не видел: вечера напролет то на свиданиях, то на танцах.
А после летней сессии словно подменили человека. Что с ним случилось? Почему он изменился? Костик никогда никому не рассказывал, на все вопросы отмалчивался, а потом его и спрашивать перестали, привыкли.
Вот и сейчас сидел, как обычно, глядя в угол, будто и не замечая, что не один в комнате. Молчал-молчал, а потом вдруг сказал:
– Валька, ты хорошо подметил: мы вправду можем больше не увидеться никогда. Как попутчики в поезде, которым все можно рассказать, потому что больше никогда их не встретишь.
Фраза прозвучала необычно.
– Ты к чему клонишь? – спросил Валя.
Я думал, Костик, по обыкновению, промолчит, но он удивил.
– Если я вам расскажу кое-что, мне, может, полегчает. А что вы про меня думать станете, не важно. Сдадим завтра последний госэкзамен – и привет.
– Что ты рассказать собрался?
Валин вопрос был лишним, мы и так знали. Сейчас Костик поведает, что с ним стряслось четыре года назад.
Так и вышло. История сокурсника потрясла меня. Оглядываясь назад, я думаю, что, будь у меня выбор, предпочел бы никогда ее не слышать. Но в тот момент, когда Костик начал свой рассказ, никто из нас не считал, что есть на свете вещи, о которых лучше не знать. Мы притихли и жадно впитывали каждое слово…
– Тем летом я сдал все экзамены, закрыл сессию. Шел в общагу в отличном настроении. Вечером собирался с девушкой встретиться, а завтра – сдать учебники и уехать на каникулы домой, в свой городок, к матери. Но не успел прийти в комнату, как услышал, что меня зовут с вахты. Мать, мол, звонит, иди трубку возьми. Я бегом обратно. Лечу на первый этаж, сердце колотится. Мать за весь год, что я в другом городе жил и учился, всего-то один раз звонила: мы договорились, лучше я буду, так удобнее.
– Алло, – говорю, – привет, мам, ты как?
Слышно было плохо. Голос матери доносился издалека, связь прерывалась, шум слышался – гудение, шорох.
– Все хорошо, – отвечает она, – сдал?
Я ответил, что сдал, завтра домой еду, а она мне:
– Костя, я потому и звоню. Съезди к тете Зое в деревню, навести, она тебя звала. Хоть на пару дней, а потом и домой поедешь.
Тетя Зоя была родной сестрой маминого покойного отца. Жила в деревне, примерно в пятидесяти километрах от моего родного города. Когда учился в начальной школе, бывало, гостил вместе с матерью у тети Зои: мы приезжали летом на каникулы. Но потом ездить перестали (не помню, почему), прошло лет десять, как я был там в последний раз, про тетку мы с матерью не говорили. Откровенно говоря, я и забыл о ее существовании.
– С чего вдруг, мам? Ты тоже поедешь?
– Не могу, работаю. А тебе что – трудно? На денек всего! Помощь твоя нужна. Тетя Зоя старая совсем, болеет. Подсоби, сделай, что она попросит!
Мама, кажется, сердилась, но я и не думал отказываться: надо так надо.
– Съезжу, мам, не волнуйся. Удивился немного, вот и все.
Мы попрощались под аккомпанемент помех, и я пошел собираться.
Выехал рано утром, дорога предстояла неблизкая. Несколько часов на автобусе трястись, потом на электричке и пешком еще идти. Когда в четвертом часу пополудни я добрался до деревни, чувствовал себя измотанным.
Деревня была меньше, чем мне запомнилось. Народу почти не осталось: многие дома выглядели заброшенными, окна были заколочены, дворы и огороды заросли бурьяном. Однако кое-где еще жили: на веревках было развешено сохнущее белье, в открытых окнах колыхались занавески.
Людей на улице я не встретил, но видел собак у ворот, деловито расхаживающих во дворах кур, облезлую козу, привязанную к толстому дереву. Где-то играла музыка: хозяева слушали радио.
Дом тети Зои нашел без труда, он стоял в самом конце улицы, выглядел жалким, покосившимся. Крыша, походившая на старую дырявую шапку, разросшиеся кусты смородины, почерневшие доски, отвалившиеся от окон ставни… Что и говорить, помощь в хозяйстве тетушке не помешает, только вот одним днем не отделаешься.
– Тетя Зоя, – позвал я, входя во двор, – это Костя! Приехал тебя навестить.
Она, по всей видимости, никакой живности не держала, хотя прежде были куры, да и Шарик на цепи сидел. Теперь будка стояла пустая, цепь серой змеей валялась в пыли.
Дверь дома была приоткрыта, раздался надтреснутый голос:
– Проходи, проходи. Заждалась.
В сенях было темно и неопрятно. Тут и там валялись какие-то тряпки, горой громоздилась в углу древняя обувь: калоши, валенки. Я поспешно прошел в комнату.
Тетка сидела за столом, и при взгляде на нее у меня сжалось сердце. Конечно, надо было приехать раньше, проведать старушку. Тетя Зоя, которую я помнил моложавой и энергичной, сидела, ссутулившись, положив перед собой ладони. Серая кожа ее была морщинистой, глаза глубоко запали, щеки ввалились. На ней было темное платье с глухим воротом, застегнутое у горла овальной брошью.
Сильнее всего поразило меня то, что тетя Зоя сидела с непокрытой головой. Седые нечесаные космы закрывали шею и плечи, а ведь прежде она аккуратно причесывалась, носила косынку, убирая волосы под нее.
– Устал? – проскрипела тетя Зоя. – Давненько тебя не видала. Вырос.
Я улыбнулся, не зная, что ответить.
– Сейчас обедать будем.
Она тяжело поднялась на ноги, опираясь на стол. Я попробовал возразить, сказал, что не голоден, но тетя Зоя, оказывается, приготовила обед к моему приезду.
Медленно, еле волоча ноги, пошаркала она в кухню, оставив меня одного. В комнате было так же неприбрано, как и в сенях, вещи сдвинуты с привычных мест: стол стоял криво, диван отодвинут от стены. Занавески свисали с гардин неровно, на люстре и мебели лежал толстый слой пыли. Пол был грязный, истоптанный, а на столе виднелись пятна и разводы.
Надо бы протереть его, подумалось мне, как за таким есть? Я положил рюкзак в кресло и направился за тетей Зоей в кухню. Вошел и увидел, что она стоит возле плиты, свесив руки, уставившись себе под ноги, точно позабыв, зачем сюда явилась.
Ноги ее были почему-то босыми, и я обратил внимание на желтые ногти. Они были чересчур длинными – что на руках, что на ногах.
– Тетя Зоя, – подал я голос, – можно мне тряпку? Стол протереть.
Она словно очнулась, услыхав мой голос, и медленно повернула голову. Взгляд был застывший, тусклый, а правый глаз (прежде я не разглядел) оказался незрячим, затянутым пеленой. Тетя Зоя раздвинула губы в улыбке.
– Садись за стол, ты мой гость. Какая тряпка? Сама вытру.
Мне ничего не оставалось, как развернуться, уйти в комнату, сесть за стол, стараясь ничего не трогать. Следом приковыляла тетя Зоя, неся в руках большую тарелку с картошкой, куриным мясом и зеленым луком. Большие пальцы ее касались картошки и курицы. Мне стало неприятно, я вообще брезгливый.
Она поставила миску передо мной.
– Кушай. Готовила, старалась. Уважь старуху.
Тетя Зоя села напротив. Стол она протирать и не думала. Да что стол! Тарелка была грязная, с немытыми краями, перья лука испачканы землей, мясо плохо прожарено, а от картошки исходил кисловатый запах.
Понятное дело, тетя Зоя плохо видит, где ей разглядеть грязь и пыль. И готовит, конечно, с трудом. Как же и ее не обидеть, и не съесть ничего?
– А ты сама? Где твоя тарелка?
– Я уж сыта, – отозвалась тетя Зоя с непонятной усмешкой. – Ты кушай, кушай. Все свое, картошка, лук с огорода.
Изо всех сил стараясь не кривиться, я поковырял вилкой в тарелке, ухватил кусочек картошки, отправил в рот, с трудом подавив рвотный позыв.
– Тетя Зоя, как ты? Как здоровье?
– А что здоровье? Сам видишь.
Мне стало стыдно: как мы с матерью могли бросить ее совсем одну?
– Давай сначала помогу тебе, а потом поем, – решительно проговорил я, встал и отодвинул стул. – Приберу, ставни починю.
Я говорил, а она смотрела на меня невидящим, но при этом тяжелым взглядом. Мне было страшновато в заросшем грязью темном доме, рядом с тетей Зоей, которая сама на себя не походила.
– Помоги, – легко согласилась она, и я вздохнул с облечением: думал, станет уговаривать меня съесть ужасный обед. – Цветы посади.
Просьба была чудная. Цветы? Серьезно? Дел невпроворот, а ее клумбы волнуют? С другой стороны, это ее дом, она хозяйка. И не все ли равно, с чего начать?
Я вышел из дома, спустился с крыльца и сообразил, что не знаю, где лопата и цветы для посадки, куда тетя Зоя желает их высадить. Пришлось вернуться. Войдя в сени, я увидел тетку, которая стояла в дверях, по-обезьяньи свесив руки вдоль тела, склонив голову. Откашлявшись, задал свои вопросы. Она резко вскинула голову, вперившись в меня взглядом:
– Цветы? Какие еще цветы? Зачем они мне? Ишь, выдумал!
Я оторопел, сбитый с толку злобой, прозвучавшей в голосе старухи, хотел ответить, что она сама заговорила о цветах, но услышал грохот в сарае, где тетка раньше держала кур. Воспользовавшись этим, выскочил из сеней и бросился в курятник, однако сразу увидел, что падать там было нечему. В отличие от захламленного дома, он был пуст, если не считать осиротевших насестов для несушек и нескольких деревянных ящиков.
Показалось? Нет, я был уверен, что слышал грохот!
Возможно, что-то упало в другом месте. Это большого значения не имело, а вот что было важным, так это то, что тетя Зоя тронулась умом. То ей цветы подавай, то она ругается, когда про них говоришь.
«Надо сказать матери, нельзя оставлять тетю здесь», – размышлял я, спеша обратно в дом.
Думал, тетя Зоя так и стоит в сенях, но ее не было, ушла в дом. Однако и в доме ее не было тоже. Я прошелся по всем трем комнатам, заглянул во все углы, посмотрел на кухне и убедился: нигде нет!
Куда она могла подеваться? В огород ушла? Тетя Зоя еле ходит, каким образом проскочила туда с такой скоростью, меня и не было-то всего минуту!
Решение уехать созрело моментально: я просто понял, что не в состоянии оставаться. Это место казалось все более странным. Я даже на мать сердился: зачем она послала меня сюда?
Придя в большую комнату, где на столе стояла тарелка с отвратительной едой, я хотел взять рюкзак, который так и лежал в кресле, но услышал слабый жалобный голос:
– Костенька, милый, это ты?
Я замер на месте. Тетя Зоя все же в доме?! Метнувшись в ее спальню, я увидел, что старушка лежит в кровати, натянув одеяло до подбородка. Я был готов голову дать на отсечение: ее тут не было! Но… вот же она.
– Вам нужно что-то? – Это прозвучало отрывисто.
– Ой, много чего надо. Мама велела тебе делать, что попрошу, подсобить. – Голос был плаксивым. – Ты помоги! Или уехать собираешься? Так ведь ночь, куда поедешь?
«Какая еще ночь, – подумал я, – белый день на дворе!»
Посмотрел в окно и увидел, что вправду стемнело. Вскинул руку к лицу – наручные часы показывали десять вечера. Как это возможно?! Я метался по двору, а солнце только-только начало клониться к закату!
