Алек Д'Асти
Пеликан
Город-порт и треугольный замок озарились наиярчайшей россыпью разноцветных, приветственных огней – госпожа Рифа всегда любила эффектные жесты.
Солнце медленно уходило за горизонт, окрашивая горизонт желто-багряным.
Треугольный замок был переполнен громкими разговорами и суетой перед предстоящим торжественным ужином. Грифон слышал, с отвращением ощущал весь этот гомонящий людской муравейник и не имел никакого желания покидать тихую темную башню. Отлив вновь обнажил острые камни у ее подножия, трогая, закручивая у кромки воды несколько потрепанных, уже сероватых перьев. Тело Элики пропало, проглоченное волной и жадными водоворотами на дне залива. Упрямый пеликан, вероятно, отправился следом за ней в холодную глубину.
Стерх резко встал и подошел к высоким окнам. Город-порт ожил, принарядившись разноцветными флажками и пушистыми букетами. Замок деятельно шумел, но леди Элику отчего-то до сих пор никто не пригласил спуститься к ужину. Синие дымные змеи за день угомонились и висели теперь почти неподвижно.
Лай моргнул и заинтересованно приподнял голову. От взмаха его черных крыльев стопка бумаг на столе накренилась и начала медленно осыпаться на пол.
Доктор фамильярно подмигнул грифону и протянул руку к оконной створке, коснувшись стекла лишь кончиками пальцев…
Бумаги вдруг застыли в воздухе ступенчатой дорожкой – от стола к пестрому узору на ковре. Город-порт, треугольный замок, люди, аляповатые цветочные гирлянды на планшире ведущего корабля; холодный залив ровный, будто глазурь, и багряное солнце… все превратилось в декорацию. Обезличенную. Тихую.
Тишина. Мгновенная и абсолютная.
Лай понял, что для него есть смерть – это тишина. Остановившееся время. Грифон навострил уши, подергивая блестящими вихрами, напряженно принюхался – было пресно, и вскочил на ноги.
Нечеловек смотрел на него неподвижно, оценивающе, холодно. Черно.
Грифон, не выдержав подобного рода гляделок, отвел взгляд, съежившись, а когда снова выпрямился, Стерха у окна уже не было.
Звуки вновь хлынули со всех сторон – оглушительно, давяще, жестко. Стопка бумаг с громким шелестом обрушилась на пол. Треугольный замок вдруг загомонил так, что Лай ошалело заметался по комнате. Визг, испуганные возгласы, полные отчаяния крики…
Откуда-то снизу чувствительно потянуло кровью.
Грифон мотнул головой, прогоняя госпожу, отказывая ей в себе, и с шипением ринулся к винтовой лестнице. Окончательно разогнав синих змей, он молнией пролетел полутемную галерею, жадно втягивая по пути наполненный свежим металлом воздух.
В золотистой, очень светлой гостевой зале творились хаос и толпа, но хрупкие людишки мгновенно расступились перед стремительным черным зверем.
В центре белоснежного ковра, неестественно вывернув шею, лежала тощая, блеклая девица. Ее пышное алое платье, расшитое драконьими головами, напротив, было безупречно.
Остывающая гостья неподвижно уставилась куда-то в сторону. Грифон рыкнул и с любопытством повернулся в «указанном» ей направлении…
Весь правый угол просторной комнаты будто затопило неожиданным кровавым приливом. Небольшой серый дракон принцессы лишился головы и не только – его упитанный, отброшенный хвост валялся в стороне от красной лужи и еще чуть подрагивал острым кончиком.
Двери бокового выхода загрохотали. В зал ворвался побагровевший, задыхающийся господин Акон.
Лай заинтересованно прищурился на него.
Господин сделал несколько шагов, опустился на колени у тела дочери и замер. Его лицо приобрело еще более нездоровый вид – у обтянутого алым шелком, бледного плеча принцессы лежал чуть примятый платок. Вышитый на нем особый именной символ задорно поблескивал и был вполне узнаваем.
«Пеликан».
Лай выдал долгий, восторженный клекот. Задуманное нечеловеком увлекательное превзошло все ожидания черного зверя.
Маленькая бухта за ремонтными доками вытянулась длинными тенями и утонула в синеватом сумраке.
Мокрый халат неприятно хлопал по коленям ледяным подолом, но выбравшемуся на берег юноше было совсем не холодно. Ему казалось, что в груди полыхало сухое сено. Пушистое, хрустящее, целой охапкой.
Серый песок маленькой бухты впивался в босые ступни, словно мелкое стеклянное крошево. Было непонятно куда идти, поэтому юноша остановился и заторможено огляделся вокруг. Справа были только голые черные утесы, зато слева, вдали…
Треугольный замок был объят ослепительно-рыжим заревом. Боевые корабли господина Акона поливали город-порт жидким огнем, затопив узкие кривоватые улочки жаркими волнами и тучами еще раскаленного пепла.
Юноша попятился, но тут же остановился, резко обернувшись. Стерх кивнул ему, приветствуя, и осмотрел бухту. Вид на треугольный, уже местами обвалившийся факел, не заинтересовал его ни разу.
– Ваше имя, – хрипловато выдавил из себя юноша. – У вас ведь тоже был… фамильяр? Альтер эго?
– Да. Белый журавль, – улыбнулся ему доктор. – Очень давно. Он отдал за меня жизнь. Я остался в этом теле, хотя предпочел бы его. Летать я все же могу. Далеко, преодолевая горизонты. Правда, только во сне, Элика.
– Рихард, – решительно поправил его молодой визави и продолжил. – Знаете, я бы тоже предпочел его тело. Как ни странно, оно более привычное для меня.
– Увы, – пожал плечами Стерх. – Пеликан отдал себя тебе, а не наоборот. Преданность. Он бросился на выручку, даже не догадываясь о существовании красивого слова «долг». Оно было ему без надобности. Зачем все эти лишние нагромождения, если есть одно необходимое – «любовь».
Новорожденный Рихард вновь оглянулся на пылающий город и тихо спросил у древнего:
– Зачем?
– Жизнь и смерть, – лениво промурлыкал в ответ доктор. – Основополагающие нечто. Сложно придумать более лакомый образец для исследований, когда живешь вечно. Город… там наросло слишком много плесени. Лечить было бесполезно, только чистить. Я не так часто выбираю скальпель, но это как раз тот самый случай. Да и эту вялотекущую войну уже пора было заканчивать. Грифоны повержены. Госпожа мертва. Лай не пожелал прийти ей на помощь, не отдал себя, упорхнул озорной птицей, предварительно понаблюдав за ее корчами. Грифону слово «долг» тоже было без надобности. Измельчали, ничего не поделаешь.
