Алекс Алезаров
И грянет атомов песнь
И грянет атомов песнь.
Во тьме космоса раздробленная империя человечества влачит жалкое существование под пятой Мидриан, что правят мирами Простора вот уже два тысячелетия. Их власть зиждется на Песне, молекулярном контроле, способном менять и уничтожать любые атомные связи в материи.
Плененном принцу Зэриану Террату будет дан шанс вернуть свободу своему народу . Встретить во тьме неизвестную ему сущность и заключить с ней союз. Стать обладателем древней силы, что легко может сойти за дар. Пройти путем, которым еще никто не ходил, сыграть в игру, где ставки делает сама Вселенная, отправиться в путешествие самой судьбы – встретив старых друзей и обретая новых.
И пока он стремиться к своей цели, таинственные охотники идут по его следу, стараясь обойти друг друга в погоне за трофеем.
Это история Зэриана Келемора Террата.
Это его песнь.
2025-01-27 06:11:12
ПРОЛОГ.
Не спасешься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но молчи: несравненное право —
Самому выбирать свою смерть.
Н. Гумилев ©
Червоточина безмолвно пульсировала пустотой, разрывая материю, пространство, а быть может и само время.
То был громадный разлом – врата из нормального пространства во тьму без возврата. Он висел потусторонним монстром на горизонте, и гравитационная сила искажала его контуры, сводя сенсоры ее корабля с ума.
Может и она сама уже рихнулась, раз продолжает гнать судно вперед?
Шай взглянула на свои руки, сжимающие штурвал. Те уже не дрожали, но может это страх настолько сковал ее, что тело капитулировало перед звучавшей в голове мыслью.
“Во что бы то ни стало…”
Мимо пронесся абордажный челнок, выпотрошенный словно громадное морское чудище. Выпавшие наружу толстые клубки фотонных кабелей напоминали кишки, а осколки внутренностей – кровь.
Она заложила вираж, и компенсаторы перегрузки выравнили колебания клеток ее тела. Двигатели работали почти на пределе, и корабль стонал – но что ей еще оставалось?
– Кажется, Вас раскусили, госпожа.
Голос единственного ее собеседника проникновенным тембром окутал Шай, вырывая из лап предельной сосредоточенности. ИскИн-четыре-три, или “Четри”, как она привыкла его величать, оставался невозмутим, даже на пороге грядущего конца света.
– Вижу. – Взгляд Шай вцепился в красное зернышко на экране, дредноут противника, что начал разворачиваться на траекторию перехвата. – Мы в досягаемости их орудий?
– Еще нет.
– Четри… – Шай представила луч, рассекающий ее корабль и ее саму пополам. – Сколько у меня времени?
– Вычисляю.. С учетом их массы и текущей скорости – минута-сорок.
Шай взглянула на око разлома впереди – ее темный маяк и надежду всего известного ей живого в ойкумене.
– Расчетное время до цели?
– Четыре стандартминуты.
Она выругалась и обернулась, осматривая рубку. Ее взгляд упал на черный короб, закрепленный у дальней стены – подальше от кресла пилота. Даже сквозь испещренный литаниями металл, защитные слои мертвой стали и сетку антиматерии, шепот продолжал взывать к ней.
Жаждать ее.
Шай закрыла глаза, успокаивая ноющую душу, и очень глубоко вздохнула.
Что ж, она знала – на что шла.
– Можем мы… лететь быстрее? – Спросила она почти шепотом.
– Госпожа, – ИскИн напустил в голос назидательных нот, – Ваше тело не выдержит перегрузку.
– Я разве спросила, сдохну ли? – Шай положила руку на приборную панель, будто на плечо давнего друга. – Четри, ты ведь знаешь, что на кону.
ИксИн замолчал.
Какие нейронные связи вспыхивали импульсами внутри его ядра сейчас? Что думал этот созданный столетия назад разум, коему жизни смертных казались искрой от пылающего в вечности костра?
Какие чувства вспыхивали внутри его самосознания, что он тянул с очевидным и давно просчитанным ответом?
Шай не знала наверняка, но будто чувствовала, что Четри упрямится сейчас, совсем как человек.
А люди совершают ошибки по велению глупого сердца.
– Можем. – Глухо ответил ИскИн. – Откроем все ячейки одновременно – прибавим двести тридцать шесть процентов мощности.
– Уложимся?
– Вычисляю.. Не успеваем на три стандартсекунды. Выстрел застанет нас прямо у сингулярности.
Девушка поудобнее расположилась в кресле, проверив ремни, и печально улыбнулась.
– Рискнем. – Произнесла Шай, взглянув наружу. – Время отдавать долги.
За бортом ее корабля, в пустоте снаружи, кипел бой.
Космическое полотно расчерчивали вспышки лучевого оружия, и хаос битвы захлестнул тысячи кораблей.
Сотни уже пали – их туши кувыркались в вакууме, разбрасывая вокруг себя не только осколки из металла, но и куски плоти несчастных, что волею судеб стали сегодня пищей Бездонного.
Эта битва уже была проиграна.
Но, возможно, не война.
– Я не могу пойти на это, госпожа. – Голос Четри исказили помехи, когда вшитые в ядро инструкции столкнулись с приказами. – Моя цель – ваша защита.
– Знаю. – Сказала Шай ласково. – Прости меня… Перевожу управление двигателем Аман-Хорста в ручной режим…
– Нет! – Крикнул ИскИн, и корабль задрожал.
– …авторизация протокола Эн-Ка-четырнадцать…
– Шай… – Голос Четри был полон мольбы.
Но пути назад не было, и Шай потянулась к панели управления, посылая один единственный приказ.
Где-то в двигательном отсеке, подчиняясь насильственному внушению, все двадцать ячеек выпустили пустотьму в коллайдер Хорста.
Коллапсирующее вещество толкнуло судно вперед, разрывая на части компенсаторы перегрузки, переборки и обшивку. Сталь завибрировала от боли, превращая свои молекулы в свихнувшиеся метеоры, а угол зрения сузился до неприличных значений – когда скорость превысила все допустимые границы.
Отношение сил вмиг бы расплющило и Шай, но за один удар сердца до рывка девушка потянулась к Господству.
Вселенная откликнулась внутри нее нарастающей волной мощи, психическим цунами, что безжалостно уничтожает возведенные на берегу сознательности преграды.
Эта сила заключила ее в переливчатый фиолетовый панцирь, треща под натиском физических законов ускорения, и Шай стиснула зубы.
Держаться…
Аварийные огни и вой сирен возвещал о гибели корабля, но судно упрямо летело вперед сквозь тьму.
Держаться…
Голос Четри пропал, когда корабль ослеп, оглох и онемел, а навигационные экраны борткомпьютера замерцали под натиском ускорения.
Держаться…
Червоточина приближалась – путь стать неизвестным героем, которого все будут знать как предателя всего Человечества.
Повинуясь секундному импульсу, Шай включила фотонно-звуковую запись.
– Для всех, кто сможет услышать, – сказала она, противясь давлению извне, – сейчас семь-тысяч-триста-двадцатый цикл Новой Эры, а я – Шайринн Саладор Теневарр, третья дочь императора Саладора Валериана Тенневара, клянусь вам – я не предатель…
Шепот из короба усилился, почувствовав слабину, и липкие щупальца запертых в нем Восьмерых потянулись к ее разуму, богомерзко лаская мысли.
Установленный Шай таймер все еще мерцал на экране, ведя отсчет.
Тридцать секунд до цели…
– Я проведу свой корабль через Забвение, изначальную сингулярность, из которой нет пути назад…
Двадцать секунд…
–… Я не знаю, что ждёт меня по другую сторону, но иначе нельзя. Я уношу с собой дары Бездонного, что человечество посчитало дарами святыми…
Десять секунд..
– … в надежде, что моя жертва не будет напрасной. Да славится Империя и славится Зарав…
ООООУУУУУМММ!
Мир взорвался яркой вспышкой, а телекинетическая броня разлетелась на куски. В трех секундах от червоточины луч аннигиляционного орудия противника, наконец достиг корпуса корабля, практически разрезая его поперек.
Осколки материи, словно ножи разлетелись по рубке, пробивая стены и плоть. Гермозатвор шлема закрылся, почувствовав вокруг вакуум, а Шай взглянула на кровь, что нитями тянулась из ее ран куда-то назад, повинуясь ускорению.
Две секунды…
Корабль, сбитый ударом со своей оси, закрутился спиралью, а задетый выстрелом короб разлетелся на куски. Она поняла это, потому как звучавший шепот вдруг превратился в вопль ярости.
Одна секунда…
Шай закрыла глаза, отдаваясь уносящему ее забвению. Вопль утих, сжираемый гравитационной силой червоточины, и девушка победно улыбнулась.
“Во что бы то ни стало…” – подумала она, ныряя во тьму.
ГЛАВА 1. Голос во тьме
И если я волей себе покоряю людей,
И если слетает ко мне по ночам вдохновенье,
И если я ведаю тайны – поэт, чародей,
Властитель вселенной – тем будет страшнее паденье.
Н. Гумилев ©
История моя началась во тьме – и, наверняка, закончится там же, когда веки мои сомкнуться в последний раз.
Во тьме, окруженный безразличными ко всему сводами, под трель кислородного датчика я вновь и вновь бил своим ручным молоточком по толще перед собой.
Парадоксально, но именно в непроглядном мраке я боялся одного единственного – увидеть искру, если рука моя дрогнет и удар придется мимо. Страшился увидеть свет, который погубит всё.
Страшился смерти.
Каким бы ни было мое жалкое существование – инстинкты брали свое. Помимо воли я цеплялся за жизнь в надежде на великое откровение, на знак.
Путь к спасению всего моего рода.
“Глупость” – говорили несчастные из моего племени, а затем высекали искру в своих туннелях.
“Глупость” – хохотали они в истерике и бросались на тюремщиков, чтобы быть убитыми.
“Глупость” – шептал я и продолжал откалывать кусок за куском.
Я не родился на Каморане, быть может в этом было дело. Не родился рабом, как многие тут. Не упустил возможности стать кем-то похожим на человека прошлого – Homo sapiens, знающим больше, чем простые алгоритмы выживания.
Меня доставили сюда в качестве трофея, когда пал наш оплот на третьем спутнике Риандира – пограничного мира одной из систем Триумвирата. Не думал, что оставят в живых – но Хозяева знали толк в управлении ресурсами.
Я подходил, чтобы быть рабом – и меня пощадили. Перестану быть им нужным – и меня уничтожат. Этакая простая арифметика, которая въелась в саму душу местных.
И заместила собой надежду.
“Тинь-длинь”.
Скафандр просигнализировал о третьей отметке – пора было возвращаться назад. Я собрал остатки кристаллизованной пустотьмы в сакральный ларец и запечатал крышку. Не хватало еще лишиться пайка за несоблюдение инструкций – а без пищи ты ослабнешь и не выполнишь норму в свой день.
А что бывает с неэффективными рабами мы прекрасно знали и видели не раз и не два – Хозяева любили показательные выступления, где вместо бутафорских мечей наносталь отсекала плоть.
“Возвращаюсь” – послал я вибрационный сигнал по прицепленному к спине тросу. На том конце мой напарник на эту смену должен был получить сообщение и вытянуть меня назад.
Это был единственный способ общения между рудокопами, вроде меня, и внешним миром. Радиосигналы умирали в этой толще, фотонные сообщения были запрещены под угрозой смерти, а телепатические способности так и остались байкой из Времен Господства.
Убрав молоток, я вытянул руки и подхватил коробку, будто сокровище – которым она в сущности и была. Кристаллизованная тьма, субстанция, которую нельзя было касаться голыми руками, величайший дар всего Простора.
Или проклятье?
А потом к писку датчиков и равномерному стуку сердца добавился еще один звук, заставляя меня замереть.
«Не уходи…»
Справедливости ради, не было ничего необычного в мороках, вызванных кислородным голоданием, или звуковых иллюзиях у тех несчастных, чей разум сдавался под натиском первобытного страха. Однако, я всегда надеялся, что одной силы моей воли достаточно для равной борьбы с этим недугом.
Голос по ту сторону камня моментально уверил меня в обратном.
«Не уходи…»
Почти шепот, будто любимая щекочет ласковыми словами и дыханием твое ухо ранним утром. Давно забытое, а может никогда и не испытанное мной чувство, будто ты вновь кому-то нужен.
Мурашки зародились на макушке электрическими импульсами и прокатились по моему телу вниз, заставляя тело обомлеть.
Горло пересохло и датчики скафандра тревожно просигналили об учащенном сердцебиении. С легкой трелью включилась система вентиляции, заметив враз вспотевший лоб.
«Не оставляй меня…»
Трос натянулся, заставляя носки сапог скользить по камню. Кусочки породы захрустели и зашелестели, когда армированная ткань скафандра заскребла свой путь назад.
Я разомкнул пересохшие губы и ничего не сказал. Работал коленями как и сотни раз до этого – словно червь извиваясь и корчась.
И пока меня тянули прочь, занебесный, прекраснейший и оттого жуткий голос взывал ко мне из раза в раз. Манил меня и ужасал одновременно, словно штормовое море в другом потерянном мною мире.
«Я – сила…» – шептал этот голос во мне, а я безотчетно вторил ему без слов.
***
“Двадцать минут до герметизации палуб сектора А-3. Протокол безопасности запущен. Всем подопечным необходимо проследовать в собственные ячейки. Повторяю…”
Звук отдавался от черных стен, взлетал к потолку, а потом падал нам на головы скрипучими нотами синтезированной речи. Хозяева так и не сподобились говорить по-нашему, да и кто захочет учить язык домашнего скота?
– Тьфу, – сплюнул на пол Гока, и растер слюну подошвой сапога, – слыхали? Подопечные мы. А я то думал – дерьмо под ногами.
– За всех ручаться не могу. – Пожал плечами Самико-Мин. – Но ты действительно смахиваешь больше на дерьмо.
– Ах ты, узкоглазая дрянь…
– И пахнешь так же.
– Сут-ра намака…
Я решил вмешаться, как делал всегда. Если их не остановить – могла пролиться небольшая, но кровь. А крови здесь и так было достаточно.
Тем более намечалось дельце.
– Полетные списки? – Я достал скомканную самокрутку, настоящее сокровище по местным меркам, и засунул в зубы. – Тех-инжектор? Ворчливый Сот?
Мин достал электродуговую зажигалку и деликатно поднес к моему лицу. Разряд – и кончик папиросы заалел в полутьме нашего укромного уголка.
Я с наслаждением затянулся, а потом погасил тлеющий табак и спрятал в карман комбинезона. Негоже было тратить нажитое потом и кровью за одно мгновение. Этакое стратегическое мышление в рамках клетки для подопытных крыс.
– Тут, – мой узкоглазый друг постучал себя пальцем по виску, – и вот тут, – похлопал он карман рядом стоящего Гока, – и там.
Мин кивнул в сторону уходящего вдаль проспекта, а я вытянул шею силясь разглядеть среди темных конструкций знакомое бурое пятно.
Несложная задача, отыскать меж переплетений дисматерии нечто созданное рукой местных.
Четыре колеса, никаких гравдвигателей, древняя и надежная конструкция примитивного вида. Один из сохранившихся образчиков инженерного искусства нашего раздробленного народа.
– Чертяга Сот! – Одобрительно кивнул я этому ворчуну, что пыхтел и тарахтел, будучи заведенным. – Получается, готовы?
Гок пожал плечами, но он был парень надежный – неизменно сохранял предрасположенность к любой авантюре.
– Есть проблемка.
Чувство встревоженности Самико-мина моментально передалось и мне – но я ел блюдо из тревог других на завтрак.
– Всего одна? – Улыбнулся я криво.
– Несостыковка, верней будет сказано. – Мин потер сальные волосы. – Нарушение алгоритма, пара цифр в общем полотне. Яйца выеденного не стоящая аномалия.
Я вздохнул.
– То есть самое опасное.
– Точно, босс. – Кивнул Мин.
Черт возьми.
Чем меньше девианта, тем сложнее ее обнаружить и исправить. Пробовать контролировать и отладить то, к чему порой и у самих Хозяев нет доступа – смерти подобно, но выбор у нас был не велик.
– Слова или числа? – Спросил я с опаской, мельком глянув на спешащих по своим ячейкам работяг.
– Цифры, босс, хоть и поганой мидрианской системы.
Я просветлел. С этим можно было работать, с этим я и мои ребята знали, что делать. Числа были понятны даже примитивным видам, населяющим Простор.
Низшая форма информационного и материального обмена внутри деспотичной цивилизации – то что нужно для управления масс. От интуитивной арифметики, когда один абориген на пальцах выторговывает себе три рыбины за мешок пшена, до матриц расчета звездных координат – такой широкий спектр возможностей, скрытый за десятью символами!
Цифры были нашими друзьями, а вот слова – худшими из врагов. Вибраника была инструментом наших угнетателей – способом их господства над самым существом мироздания.
– Время тикает. – Угрюмо поторопил нас Гока.
– Придется наверстывать небольшой пробежкой. – Отшутился я, но секунды и вправду убегали прочь, мечтая оставить нас в дураках.
– Разница, – Мин поднял палец вверх, – появилась разница. Отклонение между запрошенным объемом пустотьмы для дозаправки и расчетным показателем затраченной энергии, если учесть, что маршрутные данные не врут.
Я прикинул возможные «или», что могли объяснить перерасход анимы, как еще называли пустотьму в Просторе.
– Похоже они отклонялись от курса… – Пробурчал Гока первую теорию. – Делали крюк?
– Не похоже. – Мин прищурился, прокручивая в голове данные. – Отклонений по дате и времени прилета – нет.
– Хм… А если дата вылета фальшивка? – Гока скрестил руки на мощной груди.
– Исключать нельзя. – Пожал плечами Самико-мин. – Но излишняя конспирация настораживает вдвойне.
Я посмотрел вверх, где тени скрывали потолок нашего сектора. Там, за толщей дисматерии и камня, я знал это точно, простиралась свобода.
Свобода, усеянная миллиардами звезд.
Отобранная у нас слишком давно.
Я знал – в этой свободе колыхались осколки Империи, одинокие песчинки, что Хозяева стирали в пыль, стоило им отразить свет нашей надежды.
– Есть еще вариант. – Сказал я, не смея верить в это. Потому как, если это было бы правдой, это могло дать им шанс вырваться с Каморана. – Двигатель Аман-Хорста не при чем. Нечто другое пожирает аниму прямо из сакральников.
Мои давние товарищи, верные псы человечества, потянули за свои невидимые ошейники и переглянулись. А мое сердце забилось очень быстро, но не от испуга, как сегодня в каменной темнице, где я услышал голос – а от воодушевления.
– Работаем? – Спросил Гока, потирая руку об руку.
– Работаем. – Мин оправил свой воротник, пригладил волосы и взглянул на меня.
Я взвешивал риски, прогнозируя исходы. Искал тот самый маршрут, где последствия не имели бы ничего общего с катастрофой.
Но все «за» и «против» сгорали огнем в груди, когда я представлял, что смогу избавить мой народ от страданий не только во тьме тоннелей Каморана, но и везде куда дотянусь.
Мой мозг капитулировал пред велением сердца, а душа подхватила единственный правильный ответ и облекла его в слова.
– Работаем. – Подтвердил я и положил начало истории, что мне еще предстоит поведать.
ГЛАВА 2. И пересечется рубикон
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово это – Бог.
Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества.
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.
Н. Гумилев ©
Мы уже не помним тех времен, когда человечество было цветом и опорой обозримой ойкумены. Из нашей памяти давно стерлись любые намеки на достоверность знаний о том, кто был человек Времен Господства и почему эти времена носили столь громкое имя.
В нашем распоряжении остались отрывки легенд и артефакты из старых машин, крупицы данных, раскиданных по темному космосу.
Только эхо былого и жестокая реальность настоящего.
Стоит признаться, что я отличался от коренных Каморанцев. Не только сообразительностью, но и рядом навыков, что я приобрел на своем бесславном пути сопротивленца.
Речь идет о подкупе, саботаже и внедрении – прекрасном наборе любого уважающего себя шпиона. Несмотря на статус рабов, наш род был вплетен в систему вполне органично, поэтому мы не только пресмыкались перед Хозяевами, но также пресмыкались перед себе подобными – что взяли на себя роль тюремщиков.
Оттуда и вытекал нехитрый вывод – людской неизводимый ничем эгоизм открывал лазейки для всякого предприимчивого, кто был готов скрашивать дерьмо жизни маленькими радостями.
Этим я и занимался в свободное от рабства время, доставал то что нужно одним, изыскивал то что нужно другим, оказывал услуги третьим. Не то, чтобы мне это было по душе – но я задался целью выстроить систему вокруг себя.
“Ради чего?” – мог бы спросить меня кто-то.
А я бы ответил, что как оказалось – именно ради этого момента.
– Эй, чего столбом стоишь? – Орал мне Гока, на котором форма портового грузчика смотрелась невероятно уместно. – Три шкуры драть тебя налево, все за вас думать надо??
Перекричать оглушительный звук Ворчливого Сота было нелегко, но легкие у Гока были что надо. Я взглянул на хаос, что мы учинили, отдал честь и ринулся бежать в сторону технического шлюза застывшего надо мной корабля.
План был прост – устроить бардак с помощью старого драндулета, сорвать график разгрузки, отвлечь внимание от моей персоны, что проникнет на таинственный корабль и поколдует над инструкциями распределения некоторых грузов, перебросив ордера от незаинтересованных лиц к заведомо заинтересованным.
– Доступ технической группы, порядковый номер УПИ-47. – Сказал я и приложил добытое удостоверение к пропускной панели.
Слабый искусственный интеллект, ограниченный и ячейковый, сверил фотонную сетку чипа, и был таков. Полный запрет Хозяев на создание и внедрение потокового, симбиотического и централизованного ИИ сыграл мне на руку, как и всегда прежде.
Нечто важное стояло за искоренением любой адаптивной нейросети в мирах Простора, но голова моя была забита совершенно иными задачами, нежели размышлениями о мотивах Хозяев.
– Доступ разрешен, запущен протокол записи технического обслуживания единицы УПИ-47. Дата двенадцать-тысяч-девяносто-седьмой цикл Новой Эры, двадцать-четыре единицы месяца Окта. – Подбодрил меня машинный голос, а я послал терминалу воздушный поцелуй.
Дверь отъехала в сторону совершенно беззвучно, открывая освещенный фиолетовым сиянием коридор. Корабли мидриан, а именно так Хозяева называли себя во всеуслышание, были архитектурным совершенством по меркам любого уважающего себя человека.
Потому как именно люди, или другие покоренные виды, эти корабли и строили.
Оказавшись внутри, я провел рукой по переборке из дисматерии, как всегда испытав ощущение высасывающей пустоты и запертой внутри смерти. В этом металле не было жизни и движения молекул, энтропия не касалась его – вычеркивая из настоящего, словно невидимку.
Парадоксально, что величайшая слабость мидриан стала опорой их империи – скрепляя ненадежные союзы правящих домов единственной неподвластной их силе вещью.
Вернее, одной из вещей.
Дисматерия плохо гнулась, но была почти неразрушима. Поэтому в интерьере и экстерьере превалировали угловатые и резкие формы – палец протяни и порежешься.
– Для протокола, – произнес я заготовленную речь, отстукивая шаги по темному полу, – производится рекалибровка подачи гидрогеля в стыковочной опоре О3, поврежденной при разгрузочных работах. Калибровка будет производиться в ручном режиме.
– Заметка дополнена. – Зазвенел голос.
– Вот и умница.– Похвалил я единственного моего собеседника.
– Заметка дополнена.
– Эй, это не для протокола! – Поспешно воздел я руки.
– Заметка дополнена.
– Согласился со мной голос.
Я обреченно вздохнул и вернулся к целям моего плана. А их было несколько и одна была важнее другой, так что прерогативы разглагольствовать я был лишен еще до начала операции.
И так, что у нас тут?
Интерфейс был стандартный и понятный даже хуллу – Хозяева чурались грязной и рутинной работы, предпочитая управлять глобальными узлами. Поэтому местечковое оборудование было адаптировано под наши руки, ну или руки других несчастных – разница была не велика.
Противопоставленый большой палец был слишком удачной генетической находкой, как и разного рода ключевые элементы эволюционирующего организма. Поэтому населяющие Простор виды были в целом одного поля ягоды.
Просто одни были красные и сладкие, а другие с дополнительной парой рук. Ну или глаз.
Или зубов.
Быстренько перенаправив движение гидрогеля по новым маршрутам, я использовал аварийную ситуацию чтобы открыть доступ к другим системам корабля.
Заправским движением фокусника я вытащил из рукава техинжектор, вставляя его в разъем. С этой самой секунды, пока тупенький бортовой компьютер не разберется с фальшивыми запросами и поступающими нелепыми инструкциями – я имел карт-бланш в доступе к базам «САЙТИАСа».
«Зерновые культуры, униформа, эмбрионы…»
Я листал списки, попутно насвистывая что-то ободряющее, искал то самое, не забывая перераспределить некоторые грузы в некоторые непланируемые ранее места.
«Мебель, производственные конструкции, короб с-назначения…»
Стоп.
Я замер, потер виски и вернулся к последней строчке. Прошелся по параметрам, проверяя не врут ли мои глаза.
Назначение С – абривиатура для обозначения сакральной категории объектов, священных даров производственной махины храмовых миров Простора.
Сакральники никогда не делались большими – это противоречило основному принципу расщепления анимы. Структура вокруг двигателя имела ячейковую природу, чтобы локализовать непредвиденную терминальную стадию темной энергии, и не допустить разрыва поля Аман-Хорста.
Сакральные коробки были величиной с небольшой ларец – я сотни раз держал их в руках, я добывал тьму и складывал ее внутрь, я лез с ними вглубь и возвращался с ними обратно.
В общем был своего рода докой в этой части.
«С-короб – палуба Н, цех 02» – гласили параметры.
Я присвистнул.
Эта сакральная коробка занимала целое производственное помещение, где то у меня над головой. Моя вторая цель была почти у меня в руках – и мое сердце забилось чаще.
– Эврика… – Прошептал я, не сумев сдержать ликование.
– Заметка дополнена. – Поздравил меня бортовой компьютер.
Я отмахнулся от него и запустил симуляцию утечки гидравлического геля на палубе Н. Несложная задача для того, кто так много времени провел рядом с Йен, выискивая уязвимости вражеских систем через планетарные сети.
Где сейчас она? Жива ли?
Вспоминает ли меня?
Мысли могут съедать тебя коварным хищником, если ты даешь им откусить часть своей души. Я давно уже бросил это занятие – загрубел, или думал так, пройдя сквозь столько битв и потерь. Зачерствел настолько, что дал бы фору оставленной на века на ветру краюшке хлеба.
А может просто в моей душе и кусать уже было нечего.
– Запрашиваю доступ к палубе Н для устранения утечки. – Я направился к следующему шлюзу, за которым был путь наверх.
– В доступе отказано. – Отчитал меня борткомпьютер.
Ага, дополнительные протоколы защиты. Ожидаемо.
Я вернулся к терминалу и нашел логический блок с инструкциями, касающимися защитных систем судна.
Времени оставалось мало, стоило поторопиться – я спрогнозировал критическую ошибку гидравлической системы, присвоив класс опасности «Красный» и загрузил через техинжектор в нутро программного кода корабля.
– Запрашиваю доступ к палубе Н для устранения утечки. – Повторил я настойчиво, молясь что настроил логические цепочки верно.
– Доступ разрешен, – проскрежетал голос, – заметка дополнена.
С этим разберемся позже, подумал я. Надежда перевешивала возможные риски , словно тяговый рулл на чаше весов боролся с обычной полевкой.
Вверх, вверх, по технической лестнице, архаичному придатку в эру гравилифтов и фотонных мостов.
Вверх, вверх – на палубу Н.
Вот и люк, такой же как и внизу, только с нужной мне литерой на табличке сбоку. Я поднес пропуск к считывателю, мельком глянув на унылое лицо его реального владельца – худое и усталое, хотя казалось бы этот инженер вытянул вполне себе счастливый билет.
Работа в порту на обслуживании кораблей не шла ни в какое сравнение с мерной потерей рассудка в кромешной тьме шахт.
Дверь открылась и я вполз внутрь, покрякивая для порядка. Глаза мои, скрытые за стеклами дыхательной маски, внимательно осматривали доступное пространство, подмечая ориентиры, особенности и, естественно, пути отхода.
В дальнем конце коридора огромные двери скрывали грузовой лифт, но при всем моем желании воспользоваться им по назначению – это было равным самоубийству, а я пока еще был далек от решения уйти в мир иной.
«Восемь, семь, шесть…» – я шел мимо запертых дверей к номеру два, а мозг вел обратный отсчет, словно устроился помощником к таймеру детонатора.
Это все нервы, успокоил я себя. Сначала голос во тьме шахты, теперь голос моего рассудка, чей голос я услышу дальше?
Шутки ради я прислушался, замерев у дверей нужного мне цеха. В фиолетовой полутьме внутренних коридоров повисшая тишина давила не хуже гравитационного пресса.
Я сглотнул.
Потом взялся за пропуск и поднес его к панели, уверенный что сейчас увижу то, что сможет перевернуть ход истории в то русло, где человечество вновь поднимает голову.
Отчего я так думал? Отчего смел надеяться и рисковал не только собой, но и своими добрыми товарищами?
Оттого, что именно во тьме и тесноте, сжатый нутром планеты и оставленный всеми богами я понял, зачем мы нужны Хозяевам.
Дело было не в том, что добыча пустотьмы была делом величавшей трудности и величавшей опасности. Не в том, что необходимы были миллионы осторожных рук по всему простору, чтобы темной энергии было достаточно для удовлетворения логистических нужд мидриан и их подданных.
Нет.
Просто Хозяева до жути боялись эту субстанцию. Еще бы – ведь поле Аман-Хорста являлось релятивистским панцирем, где переменные молекулярного уровня становились константами. Неизменными элементами, чье существование накорню уничтожало силы Хозяев.
Если сократить все до сжатого тезиса – в отличии от нас мидриане не могли добывать аниму, кристаллизированную энергию способную лишить их сил в одно мгновение.
А вот мы – могли.
Индикатор моргнул, дверь открылась и я скользнул внутрь.
***
Меня встретил порыв ветра и свет.
Свет звезды Каморана и воздушные потоки, что вихрили частицы радчастиц с поверхности, проникали сквозь дыры в треснутом словно скорлупа корпусе.
Слой пыли и песка, черного и искристого, устилал помещение, скапливался в углах, покрывал стены коростой – будто сотни лет боги бурь только и делали, что вымещали здесь свою злость.
Я очень медленно потянулся к переключателю на шлеме, очень медленно активировал наружное затемнение, а потом очень медленно осмотрелся.
Меня можно понять – не каждый день сходишь с ума.
Как, Венценосного ради, возможно было то, что я видел сейчас перед собой? Как было реально, то, что я чувствовал – ощущал даже сквозь плотный слой синтуниформы?
Носком сапога я оставил след на черном песке под ногами, услышал скрип его частицы, почувствовал сопротивление и трение. Посреди помещения, разломанный надвое и покосившийся, стоял сакральный короб, больше похоживший на саркофаг. Толстые трубы подачи энергии, словно мертвые змеи лежали вокруг.
А еще вокруг пол устилали черепа, кости, остатки сгнившей униформы и скафандров. В беспорядке разбросанные останки почивших, казалось, столетия назад несчастных душ.