Алекс Делакруз
Необитаемый остров
Глава 3. Анна и Ника
Около минуты в комнате царила тишина, нарушаемая лишь сдавленными рыданиями Ники. Чуть погодя девушка зашевелилась и села, прислонившись к стене, совершенно не замечая противного холодка по голой спине, открытой собранной комом у горла футболкой. Несколько раз всхлипнув, Ника растерла по лицу слезы и хлынувшие из носа сопли. От неприятного ощущения девушка дернулась, сморщилась и, подобравшись, вытерла футболкой лицо.
Расхристанные по мокрой коже волосы скользнули неприятными ощущениями, некоторые лезли в рот. Нике пришлось несколько раз провести по щекам ногтями, убирая прилипшие пряди. После этого простого действия она немного пришла в себя, наконец-то одернула футболку и поправила сбившийся в сторону бюстгальтер, наискось пережавший небольшую девичью грудь.
Понемногу к Нике возвращалось спрятавшееся было раздражение. Вернее, уже не раздражение – оно трансформировалось в озлобленность. Покрасневшими глазами девушка смотрела в пол перед собой, все продолжая шмыгать носом. Внутри все кипело. Раздражение и злость на весь мир нашли цель – они все больше проецировались на мать, обретя конкретные формы. Ника сама себе не могла бы в этом признаться, но внутри у нее сидело ощущение невозможности опровергнуть слова матери, осознание ее правоты – и это не просто злило, бесило. Кроме того, неожиданная сила всегда спокойной и корректной в словах и поступках матери вовсе выводила девушку из себя. Она хотела сейчас ее ударить, расцарапать, вцепиться ногтями в лицо, но понимала, что мать сильнее. От вернувшейся злости в горле собрался комок, настолько ощутимый, что даже дыхание перехватило.
Анна тоже смотрела перед собой, не глядя на дочь и не подозревая, о чем та думает. Мысли у самой Анны были совершенно другие. Только сейчас она со всей глубиной осознала, как потаканием капризам дочери навредила ее воспитанию. Необыкновенно красивое лицо Анны подергивалось в попытке удержать наползающую гримасу – от горечи и обиды хотелось плакать. Но понемногу Анна смогла взять себя в руки и сейчас прокручивала в уме варианты развития беседы – как часто делала перед важными переговорами. А в том, что сейчас должен состояться один из самых важных разговоров в ее жизни, сомнений не было.
«Ника, прости, я совершила много ошибок. То, что сейчас произошло, – это по большей части моя вина, хотя есть и доля твоей. Давай сейчас пойдем на кухню, попьем чаю и попробуем поговорить. Просто поговорить, начать все с чистого листа. Мы не чужие друг другу люди, более того, ты самый-самый дорогой мне человек и… что?»
– Что? – повторила она, услышав тихий голос своей дочери.
– Я в полицию пожалуюсь, – негромко, но четко повторила дочь, по-прежнему сидя возле стены и держа на коленях сжатые кулачки.
Анна закрыла глаза. Вдохнула, выдохнула, открыла глаза.
– И насчет чего же ты будешь жаловаться? – ледяным тоном поинтересовалась она у дочери.
– Что ты меня избила, – буркнула Ника, не поднимая глаз.
– Замечательно, – кивнув, покачала головой мать, спросив чуть погодя прежним ровным ледяным голосом: – А смысл этой жалобы будет в чем?
Ника молчала, поджав губы. Звенящая тишина повисла в комнате. Только отвратно клубилась пыль в ярких солнечных лучах, прорезающих комнату поперек.
– Я в этом не очень разбираюсь, – пожала плечами Анна. Голос ее сейчас был ровен и спокоен. – Но уголовки точно не будет, на тебе ни царапины, – продолжила она, – даже на административку не тянет, хотя, может, я и заплачу какой-нибудь штраф. Но не тебе, а государству. Тебя же направят к инспектору по делам несовершеннолетних, а он побеседует с тобой и, если сочтет нужным, передаст дело в отдел опеки. Сюда придут с проверкой, меня, думаю, вызовут на беседу, нашу семью поставят на учет. Куча головной боли и нервов. И максимум из всего этого – меня могут лишить родительских прав. Что? – снова Ника что-то сказала, но она не услышала что.
– И замечательно.
– Повтори, пожалуйста, что ты сказала, – попросила Анна после долгой паузы.
– Замечательно, – Ника резко повернулась, и мать столкнулась с прищуренным взглядом красных, заплаканных глаз.
– Хорошо, – кивнула Анна. Поднявшись со стула, она быстро прошла всю комнату и встала у двери, толкнув ее так резко, что та звучно ударилась о стену.
– Одевайся.
Ника не отреагировала – она вновь вернулась взглядом в пространство перед собой.
– Я тебе сказала, одевайся, – чуть повысив голос, произнесла мать.
– Зачем? – Ника не смогла сдержаться, и ее голос заметно дал петуха.
– Одевайся и проваливай отсюда. Можешь идти сразу в полицию.
– Никуда я не пойду. Это моя квартира.
Анна глубоко вздохнула.
– Одевайся, или я выкину тебя вон прямо сейчас.
Было в голосе матери нечто, от чего Ника ей поверила. Девушка фыркнула, поднялась, сбросила футболку, рванув так, что ткань треснула. Избавившись от спортивных штанов, она подошла к шкафу. Резко дернутая полка хрустнула, выходя из пазов, и упала на пол, рассыпав одежду. Подобрав одну из футболок, Ника натянула ее, сняла с вешалки голубые джинсы, подняла валяющуюся на полу толстовку, которой совсем недавно мать ее хлестала, цепко схватила смартфон с полки и быстро прошла, почти пробежала мимо матери.
В прихожей она молча присела, обуваясь, а поднявшись, щелкнула открываемым замком. Дверь за собой она закрыть не потрудилась.
Некоторое время Анна пустым взглядом смотрела в светло-голубую стену коридора предквартирной прихожей. Потом медленно-медленно подошла, прикрыла дверь, мягко осела на пол и заплакала.
Она вообще редко плакала – старалась не показывать свою уязвимость. А если и плакала, то делала это всегда тихо – в уголке туалета или дома, спрятав лицо в подушку. Но сейчас она рыдала навзрыд, сидя на коврике в прихожей, не замечая мешающихся ей под подогнутыми ногами сапог.
Одному из самых важных разговоров в ее жизни сегодня состояться не удалось.
Глава 4. Анна
Сколько времени прошло в рыданиях на коврике в прихожей, ясно сказать она бы не смогла. Когда понемногу пришло осознание того, что сидеть на полу, в общем-то, неудобно, Анна поднялась и направилась на кухню. В голове будто пусто, а на мир она взирала безразличными глазами. Внутри, за пустотой, плескалось только разочарование от того, что она потеряла, упустила дочь. И от этого было особенно горько.
Подойдя к бару, Анна достала оттуда початую бутылку виски, покупавшуюся для гостей и стоявшую с прошлого Нового года, свернула крышку и налила напиток прямо в кружку, заполнив ее больше чем наполовину.
Выпила она не все – после третьего глотка горло стянуло спазмом, в нос шибанул сивушный дух, и ей стоило большого труда сдержать позывы пищевода вернуть выпитое обратно. Скривившись, Анна схватила стоявший рядом кувшин – не обращая внимания на проливающуюся мимо воду, которая оставляла мокрые разводы на футболке. От воды привкус алкоголя во рту стал еще резче, неприятнее.
Поставив громко стукнувшийся кувшин на стол, Анна поморщилась. Но почти сразу же внутри, в желудке, появилось ощущение теплоты, которая постепенно растекалась по всему телу. Анна постояла немного, после чего запустила руку в волосы, вынимая заколку, и встряхнула головой – иссиня-черные, чуть вьющиеся локоны рассыпались по плечам. Положив заколку на столешницу, она направилась в ванную, на ходу снимая и отбрасывая футболку.
Под душем Анна стояла долго. Когда от тепла и выпитого алкоголя у нее начали слипаться глаза, она начала перемежать горячую воду, почти кипяток, с холодными, практически ледяными струями. Посвежев после контрастного душа, Анна выбралась из ванной. Машинально взяв полотенце, очень долго вытиралась с закрытыми глазами. Мыслей почти никаких не было, в груди тянуло пустотой.
Нагой Анна вышла в коридор, направляясь в свою комнату, но у большого зеркала в гардеробной задержалась. Замерев, она осмотрела себя с головы до ног.
«Любовника себе заведи, дура», – прозвучали в голове обидные слова дочери, так больно ужалившие ее совсем недавно. Сейчас, впрочем, внутри было настолько пусто, что никакого отголоска эмоций она практически не ощутила – кроме горечи. Но посмотрела на себя чужим взглядом.
Тонкая талия, плоский живот, крутые очертания бедер – особенно если вот так изогнуться, подбоченившись. Вот только грудь за последние годы потеряла девичий задор, но зато, чуть опустившись с возрастом, приобрела более мягкие, женственные очертания.
Выпрямившись, вздернув носик, Анна воздушно провела рукой себе от левой ключицы до правого бедра, невольно втянув при этом живот от легкого прикосновения.
Красива, успешна, несчастна – вынесла она сама себе вердикт и направилась на кухню. Тепло внутри, подаренное порцией виски, уже рассосалось, трансформировавшись тяжестью в теле, но оставив после себя раскрепощенность мыслей. Как была, голая, Анна подошла к столу, где стояла кружка с недопитым виски, в два глотка прикончила напиток, в этот раз не запивая, а просто задержав дыхание и утеревшись запястьем. Отдышавшись, она все же направилась в свою комнату.
Забравшись под одеяло, свернулась под ним калачиком и некоторое время лежала. У нее по-прежнему царила гнетущая пустота как внутри, так и снаружи.
Зачем теперь жить?
С этим вопросом она неожиданно для себя заснула.
Проснулась Анна как-то вдруг и, моргнув сонно пару раз, поморщилась от неприятной сухости во рту. Потянувшись, с удовольствием чувствуя ласкающую мягкость постельного белья, вдруг замерла. Полежала несколько секунд, надеясь, что появившиеся воспоминания – это всего лишь дурной сон.
Отбросив одеяло, Анна рывком поднялась с постели. Ее сразу повело, а под бровями изнутри навалилась болью тяжесть. Сморщившись, Анна выпрямилась, взяла из шкафа ночную рубашку и, накинув ее, прошла на кухню. Увидев бутылку виски на столе, брошенный на половине приготовления ужин – нарезанные овощи на разделочной доске, сковородку на плите, мигающую мультиварку, она уже окончательно осознала, что произошедшее ей не приснилось.
Часы на стене показывали «21:33». Прекрасный пятничный вечер.
Открыв холодильник и вскрыв пачку сока, Анна хотела было приложиться к ней, но покачала головой, поджав губы.
– Хватит уже! – подойдя к мойке, Анна взяла стакан и налила сок в него. Запив неприятный привкус во рту, она пошла в ванную, где почистила зубы, и после, взяв свой телефон, присела на кухонный диван. Пролистав список контактов, нашла нужный номер: «Мама Светы». Несколько секунд подумав, готовясь к разговору, нажала на кнопку вызова.
В динамике громко заиграла часто крутящаяся на радио популярная мелодия – дернув щекой, Анна чуть отставила телефон в сторону, чтобы музыка неприятно не долбила в ухо.
Три секунды. Пять секунд. Десять секунд. Опустив телефон перед собой, Анна вздохнула и собралась было скинуть звонок, но тут на том конце приняли вызов.
– Алло, Елена? Здравствуйте! Простите, пожалуйста, за столь поздний звонок, это Анна, мама Вероники, подруги вашей дочери, Светланы. Помните, мы с вами общались в апреле, на ее дне рождения? – на одном дыхании произнесла она.
– Анна, здравствуйте! Конечно, я вас помню!
– Елена, еще раз простите за беспокойство, но…
– Анюта, та не стоит, о чем вы говорите! Звоните, наверное, за дочку спросить?
Анна невольно поморщилась при «зво́ните» – правда, не придав этому особого внимания: Елена Калбанова была дородной женщиной, с грубоватыми чертами лица. Ее густая харизма и прямоватый напор, легко переходящий в хамоватость, ощущались даже по телефону. Но насколько она могла быть беспощадна в суждении и отношении к неприятным ей людям, настолько с широкой душой встречала людей, которых считала хорошими. Муж Елены, как и сама Анна, работал в строительном бизнесе, будучи совладельцем крупного холдинга, а Елена исполняла роль матери и хранительницы домашнего очага. Света, подруга Вероники, была ее старшей дочерью.
Калбановы обитали в коттеджном поселке за городом. Оттуда Елена возила детей в детский сад и школу Южного – самого престижного городского района, в котором жила Анна. В детский сад их дочери, Ника и Света, ходили вместе, вместе пошли и в школу, в один класс. Девочки были лучшими подругами, много и часто общались, но так получилось, что их мамы встречались очень редко. За все годы и пары десятков раз не набралось – в основном на родительских собраниях, да два месяца назад Анна приехала за Никой поздно вечером к Елене домой, где ее дочь Светлана устраивала праздник в честь своего шестнадцатилетия. Приехала, но уехала не сразу – распоряжающаяся дома Елена сначала накормила ее за праздничным столом, а потом женщины, так непохожие друг на друга, слегка пообщались. Вернее, общалась в основном Елена, Анна же все больше кивала.
– Да, я по поводу доче… – попыталась между тем она объясниться, но была прервана.
– Да, была она у нас! – Елена редко утруждала себя в том, чтобы дослушать собеседника. – Приходила, взъерошенная, как галка, они со Светкой час не вылезали, все шушукались у себя в комнате.
Анна только порывалась что-то сказать, но Елена не давала вставить ей и слова.
– Дала джазу, да, твоя свиристелка? – продолжала между тем Елена, четко прочувствовав ситуацию, ведь опыта воспитания детей у нее было на порядок больше, чем у Анны. – Да ты не волнуйся, все по плану, давно пора. Девки гулять сейчас ушли, к одиннадцати будут – ты ж понимаешь, у меня все строго. Так что давай, не волнуйся, переночует твоя Ника у нас, чего разборки наводить, а завтра утром подъедешь, заберешь, как раз твоя переспит, успокоится, мысли дурные поутихнут.
В разговоре Елена уже спокойно и естественно для себя перешла с Анной на «ты», не поинтересовавшись ее мнением.
– Елена, спасибо вам большое…
– Та не за что, о чем ты говоришь! Давай, Анюта, у меня тут муж пришел, кормить его надо, кабана. Я те позвоню, как девки нарисуются, уж не волнуйся. Давай, пока-пока.
Услышав в трубке короткие гудки, Анна положила телефон на стол и, усевшись поудобнее, поджав ноги и накрывшись пледом, вгляделась отстраненным взглядом в пространство. Так она и сидела, мимоходом отмечая пустоту, которая никуда не ушла, и отсутствие всяких мысли. Как отрезало. Да и не хотелось ни о чем думать.
Через десяток минут Анна устала от тишины и потянулась за пультом от телевизора, даже не посмотрев, на каком канале он ожил, наполнив кухню звуком. Не обращая внимания на монотонное бормотание, Анна просидела еще некоторое время, а после провалилась в легкую, неспокойную дрему.
Разбудил ее телефонный мягкий перезвон – оповещение об смс. Вскинувшись сквозь дрему и отбросив плед, Анна потянулась к столу и, сонно щурясь, всмотрелась в экран. Взгляд выхватил время: «23:18». Посмотреть, от кого сообщение, не успела – заиграла мелодия вызова.
«Мама Светы» – заполнила надпись дисплей.
– Да, слушаю, – голос со сна был чужим, хриплым.
– Алло, Анечка, зая моя, у нас плохие новости.
– Какие? – беззвучно выдохнула Анна.
– Пришла, значит, пигалица моя домой. Одна пришла, курица драная. Где твоя Ника, не колется. Расстались они, говорит, разошлись. Не то что знает и молчит, а точно не знает, я уж тебе точно говорю – у меня не забалуешь, если б знала, то сказала. Но говорит, что уехала Ника кататься куда-то со своими знакомыми. А моя-то хоть и ветер в голове, ты ж понимаешь, но у нее-то ума хватило с ними не ехать, а твою-то Нику удержать не смогла. Вот такое дело. И трубку-то твоя не берет – я и со Светкиного ей телефона звонила.
Анна зажмурилась, пытаясь решить, что сейчас надо делать.
Гнетущая пустота внутри никуда не ушла, но она понимала, что сейчас Нику надо найти, потому что в таком состоянии и при таких обстоятельствах она точно может натворить дел. Но Елена уже все решила за нее – она знала, что делать.
– Слушай, я тебе только что с эсэмэской телефон скинула, позвони. Короче, зовут его Женя, пасынок мой, немного старше твоей, в одной гимназии с ней учился. Я-то, понимаешь, позвонить ему не могу – мы с ним немного в ссоре и семейном недопонимании. Но ты позвони. Так-то он мальчик хороший, скажи, что от меня. Он-то хоть и хороший, да дома уже год как не живет, всю местную шваль знает. Скажи ему, что твоя Ника уехала с каким-то… как его зовут? – голос слегка отдалился, но прозвучал громче. – С каким-то Андреем Чесноковым она уехала, на белой восьмерке с салатовыми бамперами. Скажешь ему это, он наверняка поймет кто, найдет твою Нику. Давай, Анюта, звони ему, а после мне перезвони.
– Спасибо, я… – начала было говорить Анна, но Елена уже сбросила вызов.
Посмотрев сообщение, Анна набрала указанный там номер. Вопреки опасениям, на звонок ответили почти сразу.
«Ну да, немного старше – сколько ему – семнадцать? – подумала про себя Анна. – Лето, вечер, пятница – куда уж в таком возрасте спать в это время».
– Же… Евгений? – не сразу решила, как к нему обращаться, Анна.
– Да, я.
– Евгений, здравствуйте, меня зовут Анна. Пару минут уделите?
– Давайте попробуем, – прозвучало на том конце провода. Анна едва-едва взметнула брови – если бы не узнаваемый юношеский оттенок в голосе, можно было бы подумать, что трубку взял не подросток. Настолько рассудителен был тон ответов.
– Женя, я мама девушки, Вероники, она в четвертой гимназии учится, в девятом «А» классе. Танцует, на конкурсах городских побеждала пару раз, может быть знаешь такую? – Анна сама только что непроизвольно перешла с собеседником на «ты», как и Елена недавно в разговоре с ней.
Юноша на том конце провода между тем немного помолчал.
– Может быть, и знаю. А в чем вопрос?
– Женя, мы с ней сегодня немного поссорились, и она сейчас не дома. Ты, думаю, можешь понять, что я за нее волнуюсь, а она в таком состоянии, что может натворить глупостей. У меня к тебе просьба – помоги ее найти, – Анна вздохнула. – Она уехала кататься с неким Андреем Чесноковым на белой восьмерке с салатовыми бамперами.
– Откуда вы мой телефон узнали?
– Мне его дала Елена Калбанова, мы с ней хорошие знакомые.
На другом конце трубки воцарилась тишина.
– Женя, помоги, пожалуйста. Я за нее очень волнуюсь, – неожиданно для себя произнесла Анна, заполняя паузу.
– Хорошо, – ответил ей спокойный голос с обратной стороны телефона, – ждите, сейчас я попробую и перезвоню.
– Отлично, спасибо, – сказала Анна, но в трубке уже коротко пиликало гудками.
Посидев немного, она поднялась с дивана, поставила чайник и, понемногу приходя в себя, убралась со стола, а после направилась к раковине, полной посуды. Но стоило только ей отрегулировать нужную температуру воды, как раздалась мелодия вызова.
Наскоро вытерев руки, она подскочила к столу и, увидев знакомое сочетание цифр, пару раз провела мокрым пальцем по дисплею – жидкость размазывалась по экрану, и телефон отказывался реагировать на прикосновения.
– Алло! Да! – произнесла она взволнованно.
– Анна, по поводу вашей дочери. Я ее нашел.
– Где она?
– Вам адрес надо сказать?
Анна подумала всего пару мгновений. Она понимала, что встреча с дочерью сейчас, и особенно попытка увезти ее домой, вряд ли приведет к чему-либо хорошему.
– Евгений. Знаете что. Скажите мне, пожалуйста, как матери, – Ника в нормальном состоянии? Ей ничего не угрожает? Ну, вы понимаете, о чем я. Она там трезвая, пьяная – ни о чем жалеть не будет после? И вот еще что. Если честно, я не хотела бы за ней приезжать именно сейчас – если все в порядке.
Глава 5. Евгений
Женя, который находился от Анны в нескольких километрах, вздохнул и поднял глаза, всматриваясь в звездное небо. Чтобы найти ее дочь, Веронику, никаких усилий ему не потребовалось – он просто вышел из дома и зашел в соседний подъезд, где жил Чесноков, которого больше называли кличкой Чинарь.
Искомую девятиклассницу, Веронику, персонально он не знал. Ну, может, мелькала она в школе, конечно, но внимания особо не обращал. Но когда увидел сейчас, сразу понял, что это она – девушка до этого в компании Чинаря не появлялась и выглядела довольно свежо для обшарпанных стен квартиры, принадлежащей бывшему детдомовцу. В коей, собственно, кроме хозяев, перманентно проживало еще от трех до десяти его знакомых, а иногда и вовсе случайных людей.
Танцевала Вероника, кстати, хорошо. Выглядела она на свои шестнадцать – не больше, но ее тело уже успело округлиться там, где необходимо для того, чтобы услаждать взгляды раззадоренной алкоголем молодежи. К тому же школа танцев не прошла даром. Пластика у девушки была такая, что смотрели на нее парни не отрываясь, подбадривая и требуя исполнить танец пчелок. А вот присутствующие девушки – в квартире, как обычно, собралась немаленькая компания – наблюдали за новенькой гостьей с плохо скрываемой злобой и презрением. Но Вероника, глаза которой уже помутнели от выпитого, замечала только восторженное внимание противоположного пола.
Женя мысленно прикинул – вариантов развития событий для девушки было, в общем-то, немного. Либо у нее сейчас состоится пьяный секс – и хорошо, если с кем-нибудь одним (только что два гостя Чеснокова на балконе обсуждали перспективу подпоить девочку и на групповушку раскрутить), либо после спровоцированной ссоры эта Ника качественно получит от присутствующих дам постарше по лицу. А еще, вполне возможно, случится и то, и другое. В произвольной последовательности, а может даже и неоднократно.
– Анна, знаете что, – произнес он в трубку после недолгого раздумья. – Ваша дочь сейчас чуть-чуть трезва, и, думаю, вам стоит приехать за ней как можно скорее. И обязательно с мужем. Запишите адрес.
Продиктовав, Женя закончил разговор и вернулся в квартиру. Здесь было людно, тесно и весело. Музыка заполняла все пространство, но играла не очень громко – чтобы не было повода у соседей вызвать полицию. Походив по квартире, Женя устроился в уголке со смутно знакомым парнем, разговаривая на отвлеченные темы.
Минут через двадцать в дверь квартиры раздался настойчивый звонок. Мало кто обратил на него внимание, но Женя слегка вскинулся. Пока его собеседник пьяно объяснял ему свою единственно верную точку зрения, парень отстраненно кивал, глядя на то, как хозяин квартиры пошел в прихожую. Некоторое время раздавался его голос, а потом дверь отворилась.
Женя поднялся и направился туда же. Собеседник все продолжал говорить, сжимая в руке бутылку пива, даже не заметив, что Женя ушел и больше не принимает участия в разговоре.
По пути он едва не столкнулся с вошедшей. То, что это мать танцующей на столе полуголой Ники, которая уже успела снять с себя весь верх, кроме бюстгальтера, и сейчас боролась с пуговицей на поясе джинсов, сомнений не было. Но Женя оторопел – настолько сильно эта женщина не вписывалась в местный антураж; она как будто сошла с глянцевой обложки журнала – невероятно красивая, стройная, с блестящими черными волосами, рассыпанными по плечам. Она шла звонко стуча каблуками по высохшему деревянному паркету, привлекая к себе всеобщее внимание.
Когда рядом появился Женя, гостья на миг запнулась – парень невольно преградил ей дорогу, был на голову выше, и, кроме того, его скуластое лицо уродовал косой шрам, полумесяцем пересекавший половину лба. Но, встретившись с Женей взглядом, Анна поняла, что разговаривала по телефону с ним. Мимолетным кивком подтвердив узнавание, она прошла мимо, направляясь к столу с Никой.
– Ой, а это что за баба пришла?! – приподнялась на диване одна из девиц.
– Чинарь, ты антиквариатом увлекся? – подала голос вторая.
Женя поморщился – по сравнению с вошедшей, все присутствующие здесь девчонки для него казались потрепанными курицами перед белым лебедем.
«Анна. Ее зовут Анна», – вспомнил он.
Гостья между тем, не обратив внимания на девиц, засмеявшихся остроте своей шутки прокуренным смехом, остановилась перед столом с танцующей дочерью.
– Это кто? – спросил Женя невзначай хозяина квартиры, который как раз проходил мимо с кислым лицом.
– Да… – сморщился еще сильнее Чесноков. – Сказала, это дочь ее несовершеннолетняя и что она сейчас полицию вызовет.
– И что?
– Что «и что?» Мне оно надо? – отвернулся Андрей к тумбочке, взял оттуда пепельницу из пивной банки и звучно, но аккуратно, чтобы пепел не взвился, туда сплюнул, а после посмотрел на Женю: – Сказал ей, что пусть тогда сама забирает, если так хочет… черт, а я уже настроился ее на любовь развести, – вздохнул он и махнул рукой: – Ай, ладно, хоть кино сейчас посмотрим.
В этот момент со стола раздались пьяные истеричные крики – танцующая Ника наконец сообразила, кто перед ней, и не оставила это без внимания, сообщая матери о том, что никуда уходить с ней не собирается, еще и без прикрас рассказывая всем вокруг все, что думает о ее нежданном визите.
