– А вы как хотели! – подтвердил Уэлч, – Разумеется, в секретных комнатах установлены особо прочные замки, которые простым гвоздём не откроешь… Мы с Коэлсом решили использовать другое, более эффективное средство, – он указал на небольшой стол, весь почерневший и перекосившийся от времени, стоявший у стены неподалёку от двери, – Мы наткнулись на эту штуку в соседнем закутке, притащили её сюда и попытались с налёта вломиться на ней в дверь на манер тарана. Но дверь даже не пошелохнулась от удара… Возможно, нашему тарану не хватает физической массы, – пришёл к неутешительному выводу он.
– Да, подобный метод вышибания секретных дверей не лишён свежести и оригинальности, – согласился Маклуски, – Но чем можем помочь вам мы с Махони?
– А вы ещё не догадались? – хмыкнул Коэлс, – Если мы разгоним наш стол не вдвоём, в впятером, мы сможем врубиться в дверь чуточку помощнее – глядишь, она и соскочит с петель!
– Ну что за идиотизм! – не удержался от комментария Махони, – Долбить столом в дверь, как бараны в новые ворота? Неужели в наш век высоких технологий нет других способов открывания запертых дверей?
– Назовите хотя бы один! – предложил Уэлч.
Пару минут спустя Доддс был вынужден признать:
– Как ни странно, других способов мне на ум почему-то не приходит… Конечно, использовать следователей с особыми полномочиями в качестве тягловой силы для разгона тарана – примерно то же самое, что заколачивать гвозди в стенку лбом. Но ради друзей мы готовы и не на такие подвиги! – самоотверженно заявил он, – Как говорил один древний философ: Настоящие друзья познаются в беде и в идиотских ситуациях…
– Мы вам очень признательны! – ответил растроганный Коэлс, – Тогда оттаскиваем стол к противоположной стене – и по моей команде начинаем разгонять!
Вскоре стол уже стоял наготове у противоположной стены, нацеленный торцом на злополучную дверь. Уэлч, Коэлс и Махони заняли позиции на другом торце стола, а Доддс и Маклуски – соответственно с его правой и левой боковых сторон. По сигналу Коэлса разгон стола начался… Неуклонно наращивая скорость движения, разгоняющие направили свой таран в то место, откуда исходила тонкая полоска света, и со всего маху вломились в заранее выбранную точку. По полутёмному подвалу прокатился глухой шмякающий звук, а пятеро энтузиастов со своим столом отскочили от двери назад, как горох от стенки. Сама же дверь никак не отреагировала на удар тарана…
– По-моему, бесполезный номер! – проявил присущий ему скептицизм Махони.
– Конечно, с одного наскока такую мощную дверь не прошибёшь, – трезво взглянул на ситуацию Уэлч, – Придётся повторить наш наезд ещё разок!
После ещё нескольких безуспешных попыток пробить непокорную дверь пятеро энтузиастов объявили небольшой технический перерыв, дабы собраться с силами перед новым броском и осмыслить создавшуюся ситуацию… Как и следовало ожидать, первыми к удачной мысли пришли два непревзойдённых мастера сыска и розыска.
– Послушайте, а это что ещё за дверь – справа от нашей? – поинтересовался Доддс.
– Судя по табличке, какая-то комната номер 025,– не затруднился с ответом Коэлс, осветив фонариком табличку на двери, – До неё мы со своей проверкой ещё не добрались… Один чёрт знает, что там у неё внутри!
– Но тогда, может быть, нам имеет смысл выбить её? – предложил Маклуски, – По виду она куда тщедушнее своей соседки…
– Но что нам это даст? – поставил вопрос ребром Уэлч, – Если мы вместо комнаты 024 попадём в комнату 025, это нам вряд ли поможет…
– А вот не зарекайтесь! – возразил Доддс, – А вдруг между этими двумя комнатами имеется сквозной проход?
– Нет там никакого прохода! – опроверг Коэлс, – Мы успели осмотреть все стены в комнате 024. Никаких дверей там совершенно точно нет – кроме той, что выходит в коридор.
– А всё-таки чем чёрт не шутит? – произнёс в задумчивости Маклуски, осторожно ощупывая дверь комнаты 025,– Похоже, с внутренней стороны этой двери установлен так называемый накладной замок. Чтобы его выбить, будет достаточно и одного наезда нашего стола…
– Как я погляжу, вам понравилось вышибать двери! – хмыкнул Махони.
– Ради друзей мы готовы свернуть хоть сотню дверей! – заверил Доддс.
На сей раз наезд тарана завершился успешно: Дверь комнаты 025 после первого же удара подалась внутрь и перекосилась, а с той стороны послышался звон от падения на пол выбитого накладного замка… Как вскоре выяснилось, эта комната представляла собой крошечную каморку типа щитовой, размерами метр на метр. В нижней части левой стены, у самого пола, виднелся небольшой проём в соседнюю комнату – об этом свидетельствовал проходящий сквозь этот проём электрический свет. Впрочем, отверстие это было настолько узко, что в него с трудом пролезала человеческая рука… Ко всему прочему, через него проходили многочисленные шнуры и кабели, ещё более затрудняя доступ посторонним в смежное помещение.
– Вот вам и сквозной проём в комнату 024! – не спешил терять оптимизм Маклуски, – Если нам удастся освободить его ото всех этих шнуров и кабелей, то мы, вполне возможно, сумеем даже заглянуть в соседнее помещение…
– Ну и что дальше? – угрюмо осведомился Уэлч, – Всё равно никто из нас в эту дырку не пролезет!
– Но ведь не все проблемы на свете решаются путём личного появления на месте событий! – и не думал унывать Доддс, – Допустим, мы просунем в эту дырку какую-нибудь палку, дотянемся ею до вашей секретной связки ключей и подтащим её поближе к нашей дырке…
– Обе связки лежат не на полу, а на столе, – напомнил Коэлс.
– Но ведь не все задачи на свете решаются в один приём! – попытался воодушевить его Маклуски, – Предположим, мы дотянемся палкой до ножки стола и немного его пошатаем; ключи упадут со стола и окажутся на полу…
– Мечтать об этом смысла нет: Дырка основательно забита кабелями, – вернулся к суровой реальности Уэлч.
– Так перережем их – и дело с концом! – не замедлил с ценным советом Доддс, – Вам нужны здесь эти кабели?
– Нам-то они не нужны, – согласился Коэлс, – Но связисты наверняка будут недовольны, если мы их перережем…
– В таком случае, мы не станем признаваться, что их перерезали, – нашёл достойный выход Маклуски.
– И всё-таки мне как-то боязно с ними связываться… – Уэлч осторожно подёргал уходящие в соседнюю комнату кабели, – Вы только посмотрите, какие они толстые! Да мы замучаемся их перепиливать…
– К сожалению, далеко не все проблемы на свете решаются просто, – взглянул правде в глаза Доддс, – Иногда ради высокой цели приходится в поте лица заниматься мартышкиными трудами… Но не так страшен чёрт, как его малюют! Если нам удастся раздобыть большие садовые ножницы, мы за пару минут перекусим все эти несчастные кабели – ну а потом…
– Стойте! – воскликнул вдруг Коэлс, – Кажется, ко мне пришла гениальная идея… Я вдруг подумал: А что, если нам перевернуть этот стол задом наперёд? Мне почему-то кажется, что после этого мы обязательно выбьем эту дурацкую дверь…
По полутёмному подвалу пронёсся вздох разочарования, перемешанного с иронией и сарказмом.
– Да, остроумное рационализаторское предложение! – снисходительно усмехнулся Маклуски, – Наш шеф в подобных случаях говорил: Что в зуб ногой, что зубом в ногу!
– Нет-нет, я и не думаю шутить! – настоял на своём Коэлс, – Помяните моё слово: Как только мы вломимся в дверь задом наперёд, она обязательно откроется! Какое-то шестое чувство мне подсказывает: Лишь таким путём можно решить эту идиотскую проблему!
– Идиотские проблемы нередко решаются ещё более идиотскими способами, – признал Махони.
– Честно сказать, я не вижу ни малейшего смысла в предложении Коэлса, – откровенно высказался Уэлч, – Но раз он ссылается на своё шестое чувство, то почему бы нам и не пойти у него на поводу?
Пятеро энтузиастов снова оттащили стол к противоположной стене и развернули его на сто восемьдесят градусов. На какой-то миг в подвале повисла напряжённая взрывоопасная тишина… Её прервала очередная команда Коэлса начинать разгон. Стол послушно заскользил по полу в направлении комнаты 024, со всего размаху ткнулся в запертую дверь и бессильно отскочил назад – точно так же, как и после всех предыдущих безуспешных попыток взять её на таран.
– Вот мы и опробовали гениальную идею Коэлса, – подвёл неутешительный итог Доддс, – И где же результат, позвольте вас спросить?
– Мне показалось, что внутри двери что-то хрустнуло, – высказал робкую надежду незадачливый рационализатор.
– С дверью всё – в полном порядке, – опроверг Махони, – Хрустнул-то как раз наш стол…
– Таким образом, шестое чувство Коэлса его обмануло, – сделал очевидный вывод Маклуски, – Ну а раз так, то…
И тут в плавном ходе событий неожиданно произошёл резкий непредвиденный поворот: Внутри двери комнаты 024 вдруг что-то щёлкнуло; она стремительно подалась внутрь, и из-за неё высунулась возмущённая голова Лича, ещё одного сотрудника ВОХР Центральной полиции.
– Ну что за бараны долбят лбами в нашу дверь? – вскричал он, весь багровый от переполнявших его эмоций, – Ах, да вас тут – целое стадо: Уэлч, Коэлс, Доддс, Маклуски и Махони! Вам совсем нечем заняться, как я погляжу!
– Ничего не понимаю! – воскликнул потрясённый Уэлч, – Лич, как вы попали в эту комнату?
– Спустился сверху, – раскрыл секрет его коллега по службе ВОХР, – Вон там, в дальнем углу, за кабелями, имеется винтовая лестница – она ведёт наверх, прямо в малую пультовую… Неужели вы не знаете, что у вас над головой находится наш малый пульт?
– Уму не постижимо! – только и смог сказать ошарашенный Коэлс.
– А ведь похоже на правду, – признал Доддс, – Уэлч привёл нас сюда какими-то дальними задворками и весьма извилистым обходным путём – но меня не покидало стойкое ощущение, будто мы опять пришли куда-то в район главной лестницы…
– Я заглянул на малый пульт примерно пять минут назад, – продолжал рассказывать Лич, – и пультовики сразу мне пожаловались, что у них сами собой дёргаются кабели, выходящие из-под пола. Я вскрыл напольный люк и спустился сюда – а тут стоите вы и долбите столом в дверь… Как-то вы странно развлекаетесь, скажу я вам!
Пятеро энтузиастов задвинули в угол коридора уже ненужный стол и зашли наконец в многострадальную комнату 024. Доддс и Маклуски раздвинули свисающие с потолка кабели и не без интереса осмотрели крохотную винтовую лестницу в дальнем углу – а Уэлч с Коэлсом первым делом направились к столу, чтобы забрать с него свои драгоценные связки с секретными ключами и запихнуть их себе поглубже в карманы.
– Хорошо всё то, что хорошо кончается! – вздохнул с облегчением Уэлч, – Ну кто бы мог подумать, что в секретную комнату можно попасть с малого пульта, просто открыв лючок на полу и спустившись по ступенькам…!
– А с чего вы взяли, что это – секретная комната? – удивился Лич.
– С того, что ключи от неё висят у нас на секретной связке, – привёл решающий аргумент Коэлс, – а специальный секретный журнал лежит посереди неё на столе.
– Где это вы нашли секретный журнал? – Лич взял журнал со стола и смахнул с него слой пыли, – Вы видели, что у него написано на обложке? "Журнал Чрезвычайных Происшествий" – и ни слова ни про какие секретные дела! Да будет вам известно: Эта комната считается как бы подсобным помещением пультовиков, которые сидят наверху, на своём малом пульте…
– Ну что за незадача! – схватился за голову Уэлч, – А мы уже вписали в этот журнал больше десятка записей, по одной за каждый квартал!
– Да вы совсем озверели, что ли? – осерчал Лич, заглянув в журнал, – Теперь у наших пультовиков появилось по одному чрезвычайному происшествию в каждом квартале… Ну и шуточки у вас, нечего сказать! (Между прочим, день дурака мы отмечали вчера, а не сегодня!) Я даже не знаю, что с вами сделают эти ребята с пульта, когда увидят, во что вы превратили их журнал…
– Уэлч-Коэлс, мы вам больше не нужны? Тогда позвольте откланяться! – мгновенно сориентировался Доддс, быстрее молнии выскакивая в коридор следом за Махони.
– Счастливо оставаться! – бросил через плечо Маклуски, спешно покидая гостеприимную комнату 024 вдогонку за коллегами.
– Ну наконец-то! – обрадовался Маклуски, – Уэлч, мы уже давно вас дожидаемся! Садитесь и рассказывайте: Чем закончилась вчерашняя история в подвале?
Высокорослый широкоплечий сотрудник службы ВОХР Центральной полиции по фамилии Уэлч с решительным видом зашёл в знаменитый кабинет на пятом этаже, неся в руке какую-то маленькую тоненькую книжечку в мягкой обложке. Все трое присутствующих в кабинете (это были Доддс, Маклуски и Махони) с интересом повернули головы в сторону вошедшего и на время отставили в сторону все свои прочие дела… Уэлч тепло пожал руки всем своим троим коллегам и оперативно уселся на свободный стул посереди комнаты.
– К счастью, история закончилась хорошо, – с облегчением выдохнул он, – Нам с Коэлсом удалось уговорить Лича, чтобы он много не болтал – а он пообещал, что не скажет пультовикам ни слова. Конечно, история получилась немного дурацкая… В конце концов выяснилось, что эта несчастная комната номер двадцать четыре вообще не должна была попасть под нашу проверку, поскольку является не вполне секретной. (Но почему тогда в наших секретных связках оказались ключи от её двери? Вот ведь загадка-то!) Естественно, никаких журналов в этой комнате ВОХР заполнять не должен. Мы с Коэлсом явно взялись не за своё дело и напрасно вписали кучу записей в этот Журнал Чрезвычайных Происшествий. Но что сделано, то сделано… Мы снова вываляли этот журнал в пыли и положили его на прежнее место – а Лич дал слово, что не станет выдавать нас пультовикам. Будем надеяться, что сами они догадаются заглянуть в свой собственный журнал лишь лет через пятьдесят – а к тому времени мы с Коэлсом уже успеем уйти на заслуженную пенсию… Между прочим, соседняя комната ноль двадцать пять (в которой мы с вами высадили дверь) и подавно не является секретной. Ключи от неё хранятся у нас в ВОХРе и свободно выдаются всем желающим. Необходимости долбить в неё столом вчера никакой не было…
– Ах, вот как? – попытался сообразить Доддс, – Значит, мы с вами трудились зря?
– Не волнуйтесь: И с этой дверью всё тоже закончилось удачно! – заверил Уэлч, – Мы доложили в мастерскую Донована, что в момент нашего появления она уже была выбита и валялась на полу. Донован со своими ребятами, недолго думая, врезал замок обратно и повесил дверь на прежнее место. (В нашем служебном рапорте мы об этом инциденте благоразумно умолчали.) В итоге мы с Коэлсом успешно завершили нашу проверку, обошли все оставшиеся секретные подвалы и во всех заполнили журналы. В конце дня мы доложили начальству о наших успехах и заслужили очередную благодарность. В общем, всё закончилось хорошо… Мы с Коэлсом бесконечно вам благодарны! Без вашей дружеской помощи нам бы пришлось гораздо хуже… Позвольте ещё раз пожать ваши мужественные руки!
И Уэлч, поднявшись со стула, принялся повторно обмениваться рукопожатиями со своим бескорыстным коллегам.
– Не стоит благодарности! – проявил присущую ему скромность Махони, которому Уэлч особенно усердно тряс руку, – Помочь коллегам, вляпавшимся в интересную историю – наш главный морально-этический долг… Выбить ради вас парочку подвальных дверей – для нас просто пара пустяков!
– Уэлч, не преувеличивайте: Мы не так уж сильно вам помогли! – взглянул правде в глаза Доддс, – Если бы мы вчера отказались вам подсобить, вы бы не слишком много потеряли – зато выбитых дверей в подвале было бы на одну меньше…
– Не будем жалеть эту несчастную дверь! – проявил широту души Уэлч, – Донован за полчаса присобачил её обратно – и теперь она висит в петлях ещё прочнее, чем раньше. А мы с Коэлсом решили, что ваша бескорыстная помощь заслуживает награды… И вот мы вчера вечером заглянули в административный корпус, разогнали там парочку незаконных торговых точек и специально для вас конфисковали у торговцев вот этот литературный сборник! – он продемонстрировал собеседникам маленькую тоненькую книжечку, принесённую им с собой, – Мы вовремя вспомнили, что вы интересуетесь новинками поэзии… Кстати, мы обнаружили в этом сборнике стихотворение нашего старого знакомого стоматолога Олбрайта, – многозначительно намекнул он.
– Да, мы с интересом следим за творчеством этого талантливого поэта, – признал Маклуски, – Любопытно было бы узнать, что он ещё такого насочинял… Ну что ж, давайте сюда ваш сборник!
Когда Уэлч, торжественно вручив коллегам конфискованную им книгу, поспешно покинул кабинет и умчался по своим неотложным делам, трое работников Отдела Расследований переключили всё своё внимание на последние новинки высокой литературы.
– Конечно, талант стоматолога Олбрайта мы уже давно оценили по заслугам, – без обиняков высказался Доддс, – К сожалению, до сих пор мы были знакомы лишь с одним его стихотворением – с тем самым, где он сторожил в лесу какой-то куст. Нам пора расширить наш поэтический кругозор… Махони, найдите-ка в этом сборнике ещё какое-нибудь произведение Олбрайта и зачитайте нам его вслух!
– Я вижу здесь только одно его стихотворение, – сообщил Махони, пролистав книгу, – Честно говоря, я не понимаю, с какой стати подобные опусы называются поэзией. На мой взгляд, это – самая обычная проза, как у какого-нибудь Диккенса или Уилки Коллинза… Если в нынешней литературе это считается стихами, то мои секретные инструкции впору именовать романами в стихах. Ведь чем инструкции хуже стихов? Осталось лишь подобрать им название поцветистей – например: "Сонет № 1234-567(8)/90-77 от 01.01.77 о необходимости соблюдения внутрирежимных предписаний"…
– А почему бы и нет? – охотно согласился Доддс, – Стихи и служебные документы – вполне совместимые материи. По этому поводу мне на ум сразу пришёл один мой недавний сон… В двух словах сюжет его таков: К нам в рабочую комнату заглядывает Горенс и говорит: "Меня вызвали к Директору – ему срочно требуется состряпать секретный отчёт в Министерство". "Ну а вы-то тут при чём?" – спрашиваем мы. "Похоже, до Директора докатились слухи о моих литературных талантах", – отвечает Горенс, – "а отчёт он желает составить непременно в стихах". Мы пожелали Горенсу дальнейших творческих успехов, и он отправился сочинять отчёт… В конце дня мы с Маклуски решили его проведать. Заходим мы в секретариат и обнаруживаем там вместо мисс Снукки какую-то незнакомую секретаршу, напоминающую своим грозным видом приснопамятную миссис Хэмилтон из архива госбезопасности в Алексвилле. "А что с Горенсом?" – спрашиваем мы. "Он занят", – отвечает эта фурия, – "Мы заперли его в подвале. Пока он не закончит свою пьесу, мы его оттуда не выпустим". "Но почему пьесу?" – удивился я, – "Насколько мне помнится, он говорил нам о каком-то стихотворении…" "Возможно, речь идёт о пьесе в стихах", – высказал очевидное соображение Маклуски. И тогда я подумал: "А ведь в самом деле: Почему бы нашему секретному отчёту для Министерства не иметь форму стихотворного драматургического произведения? В подобном виде, после грамотной литературной обработки, представленный нами материал будет воспринят в Министерстве куда доходчивее, чем в виде нудных бюрократических отписок (а тем более в прозе)…"
– Свои секретные инструкции Махони почитает нам как-нибудь в другой раз, – предложил компромиссный вариант Маклуски, – А сейчас мы послушаем в его исполнении новый опус поэта Олбрайта!
– Кстати, как он называется? – полюбопытствовал Доддс.
– Стих имеет название "Компот", – внёс ясность Махони.
– Неплохое название! – оценил Маклуски, – Читатели уже заинтригованы до самых костей мозгов… Интересно, о каком компоте далее пойдёт речь? Махони, читайте скорее!
– "Когда я был совсем юн", – начал читать Махони, – "мне приходилось не по своей воле посещать одно унылое казённое заведение, которое по какому-то недоразумению именовалось "детским садом". И была среди наших воспитательниц одна чрезвычайно строгая дама… Если кто-то из её подопечных за завтраком слишком медленно и неохотно жевал ненавистную овсянку, она применяла к нарушителю самые суровые меры: хватала его за шиворот и выливала туда стакан компота. Был и я в числе нелюбителей овсянки. Пришлось и мне на собственной шкуре испытать, что такое компот за шиворотом… С тех пор прошло немало лет. Я стал большим и давно перестал посещать так называемый "детский сад". Но меня до сих пор преследует по ночам один и тот же кошмар: Холодная липкая жидкость проникает мне за воротник и медленно растекается по спине… Кровь застывает в моих жилах. Я в ужасе кричу и просыпаюсь. Я вижу, что я в комнате один – но зловещий холод в спине не покидает меня даже наяву. Я смотрю телевизор, слушаю радио, пью пиво или просто лежу на диване – а мне всё мерещится, что у меня между лопаток опять струится что-то липкое и недоброе… Послушайте, вы, убогие завистники, душители свободы! Трепещите: Наступит и для вас когда-нибудь час расплаты!" Вот, собственно, и весь "Компот"! – подытожил Махони.
Доддс и Маклуски вопросительно переглянулись и многозначительно перемигнулись между собой.
– Как ни странно, но мне этот опус понравился, – поделился впечатлением Доддс, – В нём ощущается некая внутренняя сила и некий скрытый социальный протест… Несомненно, лирический герой Олбрайта вызовет сочувствие и симпатию у некоторых возможных читателей. (Ведь не один же он не любил в детстве овсянку!) Меня не перестаёт не покидать предчувствие, что рано или поздно этот тип разыщет свою бывшую воспитательницу и отплатит ей за старое зло – например, выльет ей за шиворот своё пиво или ещё какой-нибудь особо липкий коктейль…
– Да ничего он ей не выльет! – возразил Маклуски, – Я сразу понял, что этот тип – редкостный лентяй! Он так и будет валяться на своём диване, слушать своё дурацкое радио и писать свои ещё более дурацкие стихи…
– Вот среди нас уже развернулись литературные дискуссии! – с удовлетворением отметил Махони, – Как же всё-таки могуче поэтическое слово…!
– А нет ли в сборнике ещё каких-нибудь произведений Олбрайта? – поинтересовался Доддс.
– Разве что эпиграф ко всей книге, – ответил Махони, быстро пролистав сборник от начала до конца, – Под ним почему-то тоже стоит его фамилия… Вот это уже похоже на настоящую поэзию, какой мы привыкли её видеть! Это – самый настоящий стих из пяти строчек… (Вернее, из четырёх, поскольку первая и пятая строчки абсолютно одинаковы.) Всё это называется: "Похвальное слово поэтическому слову". Далее следует текст: "Слово – всех важнее на Земле./ Слово – пострашней, чем пистолет./ Словом можно гвоздь забить,/ словом можно взвод убить./ Слово – всех важнее на земле!"
– Ну что за идиотские советы? – поморщился от досады Доддс, – Сперва этот Олбрайт сравнивает слово с пистолетом – а потом предлагает забивать им гвозди… Ну куда такое годится? Я отлично помню день, когда мне впервые выдали табельное оружие. Помню, как наш инструктор строго предостерегал всех нас от его использования не по прямому назначению – причём в качестве примера его нецелевого использования он привёл как раз заколачивание гвоздей…
– Не будем излишне строги к Олбрайту! – вступился за автора Махони, – Ему никто никогда не выдавал никаких пистолетов, поскольку он работает стоматологом, а не следователем и не оперуполномоченным. Никто никогда не проводил с ним бесед о целевом и нецелевом использовании табельного оружия…
– Вот пусть тогда и пишет о том, в чём разбирается! – настоял на своём Доддс, – Раз он у нас стоматолог, то ему сам чёрт велел сочинять стихи о лечении зубов!
– "Словом можно взвод убить, словом можно зуб сверлить", – мгновенно симпровизировал Махони.
– Хотел бы я посмотреть, как он будет сверлить зубы пациентов своим острым поэтическим глаголом… – в задумчивости высказался Маклуски.
– Однако он абсолютно прав, когда говорит о важности поэтического слова, – заметил Махони, – С тех пор, как я начал интересоваться серьёзной поэзией, я стал более требователен в вопросах правильного применения слов в нужном контексте… К сожалению, в нашем современном культурном сообществе совершенно не развито поэтическое мышление. Народ применяет слова как попало и куда попало, к месту и не к месту, не задумываясь об общем смысле фразы… Вам нужны конкретные примеры? Извольте! Недавно мне в руки попался журнал с каким-то литературным конкурсом – читателям предлагалось закончить фразы, сказанные в своё время каким-то знаменитым журналистом. Одна из фраз выглядела так: "Фигуристка такая-то ворвалась в фигурное катание, как бешеная ко–" – а в последнем слове из шести букв были указаны только две первые… Фраза показалась мне любопытной. Я почесал в затылке и подумал: "Интересно, в самом деле: Как бешеная кто могла ворваться в фигурное катание эта девица?" И вдруг меня прошибла шальная догадка: Я схватил карандаш и тут же вписал в последнюю строчку слово "корова"…
– Но позвольте! – удивился Маклуски, – Ни один джентльмен (даже если он поэт или журналист) не осмелился бы назвать коровой молодую стройную фигуристку!
– Однако с поэтической точки зрения выражение "бешеная корова" выглядит весьма тонко и остроумно, – возразил Махони, – Во-первых, у читателей мгновенно возникает в мозгах ассоциация с коровьим бешенством. (В последнее время про эту болезнь нередко пишут в газетах.) А во-вторых, фигурное катание неразрывно связано со льдом. Значит, при упоминании о бешеной корове читателям невольно придёт на ум поговорка "как корова на льду"… Не правда ли, какая многогранная игра смыслов заключена в этих двух словах – "бешеная корова"? Я был убеждён, что знаменитый журналист не мог пройти мимо такого удачного каламбура. В общем, я без тени сомнений вписал в четыре пустые клеточки буквы "-рова". Как и следовало ожидать, я ошибся… В следующем номере я прочитал правильный ответ и был разочарован до глубины души. Оказывается, этот журналюга обозвал молодую фигуристку "бешеной кометой"! Конечно, это не лезло ни в какие рамки разумного… Ну где, скажите пожалуйста, вы видели комету, больную бешенством? И где это видано, чтобы кометы выступали в соревнованиях по фигурному катанию? Только очень косноязычный журналист мог так топорно выразиться по поводу молодой талантливой фигуристки… Вот потому-то я и говорю, что острое поэтическое слово нынче совсем забыто нашим хвалёным культурным сообществом!
– В наших газетах вы ещё многое чего можете прочитать, – подхватил тему Доддс, – Например, в своё время я наткнулся в какой-то жёлтой прессе на некий кроссворд. Одна из его позиций была обозначена так: "лицо, контролирующее финансовые потоки в той или иной области". Из шести букв этого слова четыре были уже известны: "бан-и-". Разумеется, я безо всяких задних мыслей вписал в нужные клеточки слово "бандит"… Когда же я заглянул в ответ, то увидел там совсем другое слово: "банкир". Пожалуй, этот вариант тоже имеет право на существование… Но помилуйте: Разве серьёзная уважаемая газета вправе допускать подобные двусмысленности в своих кроссвордах?
– Эти претензии вам следует предъявить не составителям кроссвордов, а нашей суровой действительности, – заметил Маклуски, – В наше смутное беспокойное время не так-то просто определить, где заканчивается бизнес, а откуда начинается криминал…
Как обычно бывает, возвышенные разговоры о прекрасном были грубо и бесцеремонно прерваны на самом интересном месте и в самый неподходящий момент: На столе перед Маклуски вдруг пронзительно зазвонил телефон.
– Маклуски у аппарата! – твёрдым уверенным голосом произнёс он, сняв трубку.
– Вы – на месте? Вот и замечательно! – донёсся из телефонной линии знакомый голос зама по кадрам, – Тогда хватайте в охапку Доддса и бегом ко мне!
– А что такое случилось? – насторожился Маклуски.
– Вот здесь всё и узнаете! – пообещал зам.
Несколько минут спустя два прославленных детектива уже сидели в хорошо известном им кабинете на втором этаже, за тем же боковым столом, что и накануне. Зам тоже восседал на своём прежнем месте (наискосок от подчинённых), а вид у него был ещё более мрачный, чем накануне.
– Я хочу сообщить вам две очень важные вещи, – произнёс он безо всякого энтузиазма, – Сперва, как водится, речь пойдёт о бюрократических заковырках… Дело вот в чём: Вчера нам с Крофтом уже после ухода Уайтлока всё-таки удалось привести в чувство наши компьютеры. Они больше не показывают нам фиг и перестали требовать засунуть сто фунтов в дисковод. Но все личные данные наших сотрудников, которые мы целых три месяца заколачивали в эти компьютеры, к сожалению, безвозвратно погибли… (Теперь нам придётся заново вводить их в эти безмозглые железные мозги.) Я был вынужден доложить Директору о наших неприятностях. Он вынес мне устное порицание за провал компьютеризации отдела кадров и поставил передо мной новую задачу: в кратчайшие сроки восстановить погибшую базу данных… Сегодня с утра Крофт и прочие сотрудники снова уселись за клавиатуры к мониторам. Они опять заколачивают в компьютеры личные данные всех работников Центральной полиции. Заодно Крофт составил для меня небольшой чёрный списочек тех наших сотрудников, у кого отсутствуют специальные вкладыши к служебным удостоверениям…
– И мы, конечно же, опять попали в этот список? – высказал догадку Доддс.
– Вы угадали! – подтвердил зам, беря в руки большой бумажный листок, исписанный сверху донизу, – Ваши две фамилии здесь тоже упомянуты, наряду с Горенсом и кое-кем ещё. Поэтому я бы вам рекомендовал…
– Ну как же нам надоел этот Крофт! – в изнеможении вздохнул Маклуски, – Да есть у нас эти вкладыши – мы таскаем их в карманах аж с августа прошлого года!
– У вас есть вкладыши? – удивился зам, – А ну-ка предъявите их мне!
Детективы, порывшись в карманах, извлекли наружу и наглядно продемонстрировали начальнику упомянутые служебные вкладыши. Зам бесстрастно кивнул головой и, взяв в руки большую чёрную ручку, размашисто вычеркнул фамилии Доддса и Маклуски из своего чёрного списка.
– Итак, с первым вопросом мы разобрались, – без особой радости констатировал он, – Перейдём теперь ко второму! Боюсь, с ним-то мы так просто не расправимся… Значит, дело вот в чём: Знаком ли вам некий Уоддок, работавший в полиции Бембриджа?
– Конечно, нам прекрасно знаком наш коллега Уоддок, – в недоумении подтвердил Маклуски, – Собственно, он до сих пор продолжает работать в бембриджской полиции на должности следователя… Или вы неспроста употребили тут прошедшее время? – насторожился он.
– Может быть, с Уоддоком что-то случилось? – высказал обеспокоенность Доддс.
– Да, случилось, – совсем замогильным голосом произнёс зам, – С ним произошла самая неприятная история, какую только можно было представить…