Я даже не заметил, как за суетой пролетели три дня, которые в итоге дед выделил мне на сборы. Всё это время я менял одежду. Времени на то, чтобы хотя бы перекинуться словом с Соколовыми, у меня не было.
Я даже не разобрался толком с артефактами. Смог разобраться только с принципами работы артефакта невидимости. Тренировался я перед зеркалом. Когда в очередной раз не увидел своего отражения, в комнату заглянул дед. Оглядев спальню с порога, он недовольно проговорил: «Где его демоны носят?», – после чего вышел и закрыл за собой дверь.
Я же, убрав подачу дара к браслету, удовлетворенно кивнул. Вот теперь точно всё получилось. Только вот сразу же выяснилось неприятное последствие. Браслет высасывал дар, как профессиональная шлюха, мой резерв был опустошен почти на треть. И это всего лишь после часа тренировок. А ведь у меня уже третий уровень. Понятно, в общем, этой штуковиной нужно пользоваться аккуратно и очень дозированно. В самых крайних случаях. Иначе, может случится так, что я впервые испытаю на себе все прелести магического истощения, и, как гласит закон подлости, в самый неподходящий момент.
С остальными артефактами решил пока не экспериментировать. Найду в форте приличного артефактора и тогда уже разберусь без риска для собственного здоровья. Благо финансы позволяют нанять специалиста. Клан Рысевых очень не бедный, и дед меня в содержании не ограничивает.
Собрав все доставшиеся мне от Арсения побрякушки, я сунул их в чемодан, а сверху пошли новоприобретённые вещи. Куда Тихон дел старые – я не интересовался, скорее всего кому-то отдал. Как каждый уважающий себя художник, я носил всё время одно и тоже, и многие вещи, судя по их виду, надевались один раз во время примерки. Так что, такие и отдать кому-то из слуг не стыдно.
Собирал я вещи сам, из-за чего с Тихоном едва инфаркт не приключился. Но, я мотивировал это тем, что за три месяца привык сам заботиться о себе. К тому же, когда сам упаковываешь вещи, есть большая вероятность, что забудешь всё-таки меньше, чем мог бы, если бы твоим чемоданом занимался кто-то другой.
Утром четвертого дня, мои сумки, оружие, на чистку которого ушел день, были собраны, и я готов отправляться в путь. Так как я ни черта не помню, и уже вряд ли вспомню, это путешествие должно стать для меня практически новым. Новые впечатления, новые-старые знакомства. Я был в предвкушении. Особенно мне было интересно, чему конкретно учат в Академии изящных искусств. Ну не только же рисовать в конце концов.
Дед не шутил, когда сказал, что до самого портала в Иркутский форт на нулевом уровне изнанки, меня проводят егеря, которых выделили для охраны. А выделил их аж пять человек. Да, сильно дед переволновался за меня. Вот только он почему-то думает, что в форте до меня никто не доберется. Более того, дед практически уверен, что мне там ничего не грозит. И не только он. Как я понял многие своих детей решили отослать в школы пораньше, пока напряженная ситуация не разрешится. Значит, предпосылки к тому, что на нулевых уровнях изнанки безопасно, были железобетонные. Вот и посмотрим, насколько это соответствует истине.
На перроне стояли Соколовы. Маша была бледна, но она сдержано мне улыбнулась. Больше никаких эмоций проявлено не было. Словно она и не переживала за меня, а задержалась с выездом – так это потому что сопровождения достойного не было. Я, в общем-то, и не ждал, что она у меня на шее повиснет, но такая холодность была, мягко говоря, не приятна.
– Мария Сергеевна, – я церемонно поклонился.
– Евгений Фёдорович, – она наклонила голову, а потом повернулась к дяде. – Ну вот, теперь увидимся только летом.
– Машенька, если что, присылай нарочного, – Соколов обнял племянницу и подтолкнул её к вагону. – Счастливого пути, Евгений Фёдорович.
– Я довезу Машу до места в целости и сохранности, – приложив руку к сердцу, ответил, после чего, пожав протянутую ладонь, заскочил в вагон.
Дед на перрон со мной не пошёл. Мы расстались с ним в машине, на которой он привёз меня на вокзал. Это правильно, по-моему, нечего топтаться всей толпой на сравнительно небольшом перроне.
Купе, как и оговаривалось ранее, были совмещенные. И пока охрана не заняла свои места, я хотел поговорить с Машей. Поэтому, справедливо рассудив, что она не будет переодеваться, пока поезд не тронулся, открыл дверь купе и зашёл внутрь.
– Дед говорил, что ты переживала за меня, – сразу же сказал я, обращаясь к сидевшей на диване девушке.
– Как и за любого другого, попавшего в подобную ситуацию, – спокойно ответила Маша, глядя на меня снизу-вверх. – Женя, ты сам не спешил меня обрадовать новостью о своём чудесном спасении, поэтому я переживала чуть дольше, чем это было необходимо.
Так, понятно, она просто обиделась на то, что я не прибежал к ней, объявляя о том, что жив и относительно здоров. Тут, толкнув меня, в Машино купе ввалилась Фыра. Ещё одна обиженная мною дама пожаловала. А обиделась она на меня, потому что я вытащил её с любимой кухни, где несчастное обездоленное, голодное животное все баловали и пытались накормить. В итоге кошка округлилась и уже не была похожа на поджарого подростка со скверным характером. И вот из этого рысинного рая я вырвал её безжалостной рукой. Как она стенала, призывая мою совесть в свидетели. Как цеплялась отнюдь не маленькими когтями за пол, когда я тащил её… По-моему, в полу остались глубокие царапины, а весь персонал кухни дружно меня возненавидел. И вот теперь она прошла мимо меня, демонстративно запрыгнула на диван рядом с Машей и опустила ей голову на колени.
– Если бы мне ещё сказали, в чём именно я виноват, то я, возможно, даже извинился бы. – Уже повернулся, чтобы выйти, но тут мой взгляд остановился на этих двух девицах. – Так, сидите вот так и не шевелитесь.
Фыра с Машей переглянулись, и Соколова осторожно погладила рысь по голове между ушей с кисточками. Я же быстро зашёл в своё купе, открыл чемодан и вытащил из него блокнот с карандашами. Прислонившись к косяку, принялся рисовать эту умиротворяющую картину.
– Что ты делаешь? – спросила Маша, в то время, как поезд слегка дернулся и покатился, набирая скорость.
– А на что похоже то, что я делаю? – ход у поезда был плавный, но всё равно рисовать стоя не слишком удобно. Тем более, что за моей спиной столпилась толпа мужиков, которым было явно нечем заняться, и они теперь пытались посмотреть, что я делаю. Наверное, думают, что я Машу обнаженной рисую. Вот как шеи вытягивают, пытаются мне через плечо заглянуть, гусаки хреновы. – Я вам не мешаю? – повернувшись к егерям, я обратился к Петровичу, которого отрядили охранять деток до портала.
– Нет, ну что вы, ваше сиятельство. – У старшего егеря хватило совести покраснеть и отойти вглубь двухкомнатного купе.
Вскоре я к нему присоединился, решив закончить рисунок в более комфортных условиях. Рысь-предательница осталась с Машей. Когда я закрывал дверь, они, кажется, решили слопать пару пирожных.
Этот вагон был так называемого первого класса. В нем было всего два купе, которые позволяли расположиться всему нашему табору. Еда входила в стоимость билетов и доставлялась на тележке красивой девушкой в таком белом фартучке… И девушка, и фартучек были на высоте. Я ей улыбнулся, и, пока девушка ловко сервировала два столика: один для меня, второй попроще для моих людей, я успел набросать её портрет. Конечно, это был не полноценный портрет, но всё равно получилось довольно неплохо.
– Держите, милая барышня. Денег у меня с собой нет, чаевых я вам дать не могу, поэтому пытаюсь расплатиться, как умею, – я протянул ей портрет, а она засмущалась, мило покраснела, и бросила на меня такой взгляд. Я даже пожалел, что со мной столько мужиков едет, которые не спускали с меня глаз.
Ну, ничего, доберусь до изнанки, оторвусь по полной. Я надеюсь. А художником быть, как оказалось, очень даже неплохо. Девчонки строят глазки, даже, если ты им прямо говоришь, что у тебя нет денег.
– Спасибо, – девушка очень аккуратно свернула лист и сунула его в карман фартучка. – Вы меня можете найти в соседнем купе, если я вдруг понадоблюсь.
– О-о-о, вы мне можете понадобиться, – я закатил глаза, девица хихикнула и вышла из купе, а Тихон достаточно сильно пнул меня под столом. – Ай! Ты что, совсем сдурел?
– Не пристало графу на девиц подобного толка засматриваться, – нравоучительно поднял он палец вверх.
– Да что ты говоришь, поборник нравственности, – я раздражённо схватил вилку с ножом. – У меня, между прочем три месяца в постоянной смертельной опасности не было возможности расслабиться.
– Домашние служанки – ещё куда ни шло, дело молодое, и все они клятву верности приносили, и проРысевыми являются. Но бросаться за первой встречной юбкой? Нет, уж. Можете наказать меня, ваше сиятельство, но, не бывать тому, чтобы из-за какой-нибудь вертихвостки вас снова похитили, или вообще с перерезанным горлом из поезда выкинули. Получится, что зря его сиятельство, господин граф Петровича выдернул, чтобы защиты вашу обеспечить? И всё потому, что похоть не можете в штанах удержать?
– Угу, именно потому, что со служанками допускается, вы с дедом всех молодух в поместье сослали, весеннюю генеральную уборку делать, – я с остервенением кромсал курицу. Это было единственное мясо, которое я до сих пор мог переносить в еде. – Да я больше чем уверен, что девица даже не поняла, кто я. Решила, что все мы – свита баронессы Соколовой. И сопровождаем её туда, куда она едет. Ну, а я придворный художник. Как думаешь, я стану однажды придворным художником и напишу портреты членов императорской семьи?
– Ох, ваше сиятельство, дошутитесь вы когда-нибудь. Помяните моё слово. – Тихон неодобрительно покачал головой.
Я уже хотел огрызнуться, но тут натолкнулся на осуждающие взгляды егерей. Совесть у меня ещё не атрофировалась до конца за ненадобностью, и я махнул на них рукой. Ладно просижу пару дней не трепыхаясь. От меня не убудет. А хорошеньких официанток на мой век ещё хватит.
Фыра сменила гнев на милость только в самом конце нашего путешествия. Она просто пришла ко мне ночью, забралась под одеяло и, прижавшись к боку, засопела. И вот что с ней делать после этого? Вообще, она не любила спать со мной. Пару раз пробовала, но сбегала. Ей было жарко, а жару рыси не слишком жалуют. Как я понял, Фыра таким вот образом приносила извинения.
Машу за эти дни явидел урывками. Она тихо сидела в своём купе и практически не выходила из него. Мы уже подъезжали к Иркутску, когда я постучал в нашу межкомнатную дверь и, дождавшись приглашения, вошёл к ней.
– Надо же. В первый раз ты не стучался, – тихо проговорила она.
– В первый раз я совершенно точно не мог застать тебя в довольно пикантной ситуации. Сейчас же были возможны варианты. – Прислонившись спиной к косяку, пристально разглядывал её бледное личико. А ведь я всё ещё пытаюсь найти причину того, почему я так долго рисовал её портрет. Маша была миленькая, но не более. Та же официантка куда интереснее и фигуристее. Хотя, если надеть на Машу фартучек… Хохотнув про себя, я протянул ей два листка. – Держи, можешь выкинуть, если не понравится.
На первом рисунке была изображена она с Фырой под боком.
– Как красиво, – прошептала Маша. – Ты талантлив, Женя.
– Брось, это не талант. Но, я не отрицаю наличие в себе этой искры. Ты же видела картину, на которой я нашу богиню-покровительницу изобразил.
– И всё же, ты талантлив, как бы не утверждал обратное. – И тут она взяла в руки второй рисунок. – Сокол-отец-наш, что это такое? – Маша едва не выронила рисунок с весьма монстровидным существом. Существо повернуло в её сторону оскаленную морду, и выглядело очень опасным. Особенно хвост с заострённым кончиком.
– Это, – я задумчиво разглядывал монстра. – Так как вы с Фырой теперь подружки, я решил показать тебе, какой она может быть в своей боевой ипостаси. Вдруг случится что-то непредвиденное и Фырочка вынуждена будет обратиться? Чтобы это не было жутким потрясением с внезапными неприятными последствиями.
– Ну ты и гад, – выпалила Маша, слегка покраснев.
– Да, я такой, – широко улыбнувшись, я послал девушке воздушный поцелуй. – Но, признайся, это-то тебе во мне и нравится.
– Кто тебе вообще сказал, что ты мне…
– Не кокетничай, а то я приму твой выпад за вызов, и мне придётся доказать, что ты сейчас неправа. – Поезд начал останавливаться. – Приехали. Машенька, тебе осталось совсем немного потерпеть меня. Прояви выдержку, достойную будущей курсантки военного училища.
Портал был расположен недалеко от вокзала. Мы настолько быстро до него дошли, что я ничего не понял про Иркутск. Ничего, какие мои годы, когда летом домой поеду, на день задержусь здесь, чтобы всё как следует осмотреть.
Сам же портал представлял собой арку, в которую нам нужно было входить по одному. Наши чемоданы сотрудники портальной переправы переносили самостоятельно. По одному чемодан за раз. Возле портала мы расстались с егерями, а Маша с тремя сопровождающими её слугами.
На той стороне нас уже ждали. Как оказалось, Рысевы могли себе позволить машину даже на изнанке. И машину эту сюда подогнали специально для наследничка. И лишь, когда мы в неё загрузились и поехали отвозить Машу, а потом к дому, я понял, зачем мне здесь понадобилась машина.
Изнанка нулевого уровня практически ничем не отличалась от реального мира. Разве что, по периметру были расставлены столбы, которые все вместе формировали гигантский защитный купол над городом. Этот купол был призван защищать в первую очередь простых людей от губительной атмосферы этого места. Тварей вокруг было ну очень мало, за столько лет всех повыбили, так что защищаться от них не было особого смысла. Для этого в городе была создана специальная служба отлова. Но работали ребята редко, почти так же редко, как пожарные. И слава всем известным богам, на само-то деле.
То, что называлось ласково форт, на самом деле представляло собой большой город, для передвижения по которому транспорт был просто необходим. И хорошо, что мой дом оказался рядышком с Академией.
Дом Маши расположился в квартале от моего. А рядом с ним раскинулось военное училище. Как раз посредине между нашими домами стояло кафе, весьма модное и популярное как у курсантов училища, так и у студентов Академии. И такая популярность заведения приводила к довольно частным стычкам.
Об этом мне поведал Тихон, когда мы ехали к нашему дому. При этом он так выразительно покосился на меня, что стало понятно, хоть я про стычки и не помню, но они были, и, возможно, даже довольно часто.
Остаток дня я обследовал дом и мешал Тихону разбирать мои вещи. Хотел было сделать это сам, но тут старый денщик встал на дыбы, и к чемоданам меня не подпустил. Из слуг в доме жили муж и жена: муж выполнял работу лакея, дворецкого и шофера, а жена была одновременно домоправительницей и кухаркой. Содержали дом в порядке две из уже замужние дочери, которые приходили каждое утро, а к обеду уже уходили по домам.
Фыра сразу же побежала знакомиться с кухаркой, всем видом демонстрируя, какой бездушный хозяин ей достался, который совершенно не кормит кошечку. Всё это она пыталась проделать, безуспешно втягивая округлые бока.
– Да, Фырочка, ты нигде не пропадешь, – я хмыкнул, посмотрев на это дело и пошёл дальше обследовать небольшой дом.
На следующее утро в Академии я сразу же направился к ректору и протянул ему заключение целителя Лебедева, которое тот мне выдал на прощанье.
– Вот как, это очень интересно, – он посмотрел на меня поверх очков. – Идите, Рысев, в художественный класс. У вас сейчас по программе натурная живопись. А я пока подберу вам учителя по огненной магии.
Чуть наклонив голову, я вышел из кабинета. Хоть здесь нельзя было упоминать титулы, но я всё же граф, и надо держать себя соответственно.
Немного поплутав по бесконечным коридорам, совершенно случайно вышел к нужному мне классу. На возвышении стояла прелестная, практически обнаженная девушка, а вокруг нее за мольбертами спрятались студенты. Я прошёл к своему месту, оно просто было единственное свободное, и, оглядев прелестницу, широко улыбнулся, прежде, чем взять в руку карандаш.
– А мне здесь определенно нравится, – и нанёс первый штрих.
Занятие продолжалось по моему личному мнению не очень долго. Вот только девушка натурщица уже заметно устала. Она слегка изменила позу, что вызвало недовольный гул среди молодых художников.
– На сегодня достаточно. Наташенька, вы свободны. Завтра прошу в то же время в эту аудиторию, – раздался мягкий мужской голос откуда-то сбоку.
Натурщица быстро натянула платье и соскочила со своего возвышения, на ходу собирая свои роскошные золотистые волосы в строгий пучок, который закрепила шпильками на затылке. Она как-то мгновенно превратилась из прекрасной нереальной нимфы, позволившей взглянуть на себя простым смертным, в самую обычную девчонку. Это превращение было настолько неожиданным, что я вздрогнул, и пару раз моргнул, глядя ей вслед.
После того, как Наташа скрылась из поля моего зрения, посмотрел на свой набросок и чуть не рассмеялся. Я ведь действительно рисовал её как нимфу, даже какие-то деревья по бокам набросал.
– Не расходимся. Я отпустил натурщицу, а не класс. – Снова раздался тот же самый мужской голос, но теперь уже гораздо ближе от того места, где я расположился со своим мольбертом.
Я повернулся и увидел мужчину, идущего мимо студентов. Он останавливался перед набросками своих учеников что-то подправлял, иногда просто кивал головой. А иногда останавливался и довольно долго что-то обсуждал вполголоса. Когда он подошёл ко мне, я принялся его разглядывать более пристально. Высокий, мы с ним были практически одного роста. Физически хорошо развитый. Темные волосы довольно длинные и забраны в хвост. Кажется, я только что нашел того, кто до травмы был моим кумиром.
Он долго рассматривал моё художество, ничего не сказал, и пошёл дальше. Когда последний ученик был им охвачен, преподаватель повернулся к нам лицом и тихо произнёс.
– Можете быть свободны. Наброски оставьте на мольбертах, завтра продолжим. – Студенты зашуршали сумками, а кое-кто принялся негромко переговариваться. – Рысев, задержитесь.
Я уже взял сумку и хотел идти к ректору, который должен был представить мне огневика, но вынужден был развернуться к подошедшему ко мне преподавателю.
– Что-то не так? – спросил я довольно резко.
Он молчал до тех пор, пока последний ученик не покинул класс.
– Что с тобой произошло, Женя? – я удивленно моргнул и уставился на него.
– Что вы имеете в виду? – невольно нахмурившись, поднёс руку к затылку. Совершенно рефлекторный жест, от которого я, похоже, никогда не избавлюсь.
Он проследил за моей рукой и только потом ответил.
– У тебя изменилась манера рисовать. Линии стали более четкие, но из них ушла жизнь. – Он подошёл к мольберту и принялся изучать набросок более тщательно, чем пятнадцать минут назад. – Нет, техника безупречна, видно, что ты воспользовался моим советом и много времени посвятил тренировкам. Но из твоей работы ушло вдохновение. Ты не творишь, ты работаешь. Из творца, подающего очень большие надежды, превращаешься в ремесленника.
– У меня была травма, а потом довольно неприятный опыт выживания, – медленно проговорил я. – Я не помню ни вас, ни какое меня посещало вдохновение. Да, рысь-покровительница, я карандаш с кистью учился заново держать, когда немного очухался.
– Вот как, – он задумчиво провёл рукой по гладковыбритому подбородку, на котором уже очень скоро появится щетина, как это случается у всех брюнетов. – Давай тогда знакомиться. Пёрт Иванович Щепкин.
– Евгений Фёдорович Рысев, – автоматически ответил я.
– Очень приятно, – Пётр скупо улыбнулся. – Покажи мне свои руки.
Я не очень хорошо понимал, что ему от меня нужно, но, в общем-то несложную просьбу выполнил. Сильные пальцы ощупали мои кисти. Он несколько раз останавливался, натыкаясь на подушечки мозолей от ножа и арбалета, которые ещё долго не сойдут, если вообще когда-нибудь исчезнут.
– Ты много заминался физическими упражнениями в последнее время, – задумчиво резюмировал учитель.
– Как вам сказать, наверное, да, занимался. Я уже сказал, что у меня произошёл довольно неприятный опыт выживания. Сомневаюсь, что убийство тварей изнанки – это то, в чем можно черпать вдохновение.
– Вдохновение можно черпать, на самом деле, из чего угодно. Однако, в данном случае, это было бы весьма специфическое вдохновение. Мы с тобой здоровые люди, я надеюсь, поэтому вынужден согласиться, тебе нужно нечто, что заставит вернутся то чувство, которое ты потерял.
– Я постараюсь, – серьезно ответил я, а потом пробежался взглядом по его лицу и телу. – Вы не похожи на художника. Я представлял себе художников совсем другими, когда узнал, что учусь в этой Академии.
– Я не просто художник. – Хмыкнул Щепкин.
– А поподробнее можно? – спросил я.
– Можно, – Пётр отошёл от меня, на мгновение задумался, а затем медленно произнёс. – Раньше, когда только-только макры начали использовать, чтобы стрелять с их помощью из пушек, владетельные дворяне внезапно осознали, что их замки перед этими самыми пушками беззащитны. Современную защиту придумали и начали внедрять в обиход относительно недавно, лет двести назад, а до этого нужно было как-то защищаться. И тогда появилась целая каста военных инженеров, способных построить укрепления, которые защитят в итоге замок. А так как кроме художников, мало кто мог изобразит эти защитные сооружения на бумаге, то инженерами становились бывшие портретисты, пейзажисты и люди искусства. Тогда и была основана наша Академия. Не просто художники, а воины. Ну, а с созданием магической защиты надобность в военных инженерах отпала. Точнее, они уже не нужны были в том количестве, которое выпускала Академия. И наше учебное заведение реорганизовали. Выделив военное училище в отдельное учебное заведение.
– Это интересно, – я задумался. – Но, раз вы имеете отношение к военным, то, возможно посоветуете хорошего мастера, который возьмется меня обучать бою с применением холодного оружия, например, с мечом?
– На территории форта проживают четыре мастера. – Пётр снова задумался. – Но, мы должны выявить твой уровень подготовки, и, исходя из этого, я смогу посоветовать тебе более подходящего мастера.
– И как этот уровень можно определить?
– В военном училище, – Пётр поморщился. – Как это не прискорбно, но только они владеют специальными техниками, позволяющими определить уровень ученика. Вот что, я сейчас дать тебе записку к одному из инструкторов училища. Человек он, мягко говоря, дерьмовый, но лучше его я не знаю специалиста, в этом деле. Он может тебя провоцировать, как я уже сказал, он просто отменный говнюк, но, если сумеешь вытерпеть пять минут его словоблудие, то получишь все необходимые характеристики.
– Почему он станет меня провоцировать? – я морально пытался настроить себя на пятиминутное унижение, внутренне понимая, что это действительно необходимо.
– Потому что Генка ненавидит аристократов и недолюбливает людей искусства. – Пётр принялся рассматривать свои руки. – Никак не может поверить и простить, что однажды так отхватил от одного художника, что пришлось идти к целителю.
Я закусил губу, чтобы не заржать. Лично у меня даже тени сомнений не возникло в том, от какого именно художника он получил звиздюлей.
– И теперь думает, что это было исключение, и вообще, он был пьян и неопытен. – Пётр удивленно посмотрел на меня и кивнул. – А аристократы тут причём? Или он проиграл в честной дуэли ещё и какому-то дворянину?
– Вот этого не могу сказать, не знаю, – развёл руками Щепкин. – Но твоя теория имеет место быть.
– И вот теперь к нему заявится и аристократ, и художник, в одном лице. Просто двойное удовольствие. – Я посмотрел на записку. Может, ну его? Занимаются же люди, изначально и не подозревая о своём уровне. – Пётр Иванович, зачем вы вообще со мной возитесь?
– Женя, ты был моим лучшим учеником. Ты был творцом, настоящим «артисто». Такие ученики раз в несколько лет могут появиться. И что? Это всё? Конец? Фехтование – это своего рода искусство. Возможно, именно эти занятия вернут тебе утраченное. Во всяком случае, я сделаю всё от меня зависящее, чтобы снова разжечь эту искру. Но, если не удастся, то мне придётся довольствоваться очередным ремесленником. И, будь я проклят, если не сделаю тебя среди них лучшим.
– Звучит, как угроза, – пробормотал я, поднимая сумку, которую перед нашей беседой опустил на пол. – Я пойду?
– Иди, – он кивнул и снова принялся разглядывать мой набросок.
Не понимаю, что ему не понравилось? Я же даже вон, березки нарисовал. Остальные так вообще еще меньше набросали, а вот этот парень, похоже, всё время рукоблудием занимался, потому что его лист абсолютно чист. Рассуждая в таком духе, вышел из аудитории и пошёл к кабинету ректора.
Там меня ждал просто охренительный сюрприз. Огневик сначала долго не возвращался с каникул. Вернулся он вчера и решил отметить своё возвращение и заодно день рождение в том самом кафе, которое стояло неподалеку от моего дома. В этом же кафе очень некстати решил отпраздновать свой день рождения преподаватель военного училища. Он преподавал в училище тактику, но был дворянином и владел даром воды.
Слово за слово, и праздник плавно переместился на улицу, где для начала огневик подбил глаз воднику. Военный не стерпел и завязалась потасовка. Ректор не знал на каком именно моменте огневик сломал руку, не удивительно будет, если окажется, что это водник руку покалечил. А всё потому, что огневик слишком много эпитетов произнёс, большая часть которых касалась многоуважаемой матушки водника.
Теперь этот кретин лечит перелом, а в Академии нужно отменить столько занятий, да ещё и меня оставить без наставника.
Вообще-то, рассказывать подобное в присутствие студента, как бы не рекомендовалось. Но ректор был, мягко говоря, расстроен. Он так орал, выплескивая своё негодование, что, похоже, даже не понимал, что перед ним стоит один из студентов. При этом он тоже много раз упомянул в своей довольно экспрессивной речи матушку огневика, вот только, судя по всему, эта самая матушка была уважаемой в весьма ограниченных кругах, и отличалась крайней неразборчивостью в выборе партнёров.
Решив, что дождаться финала и, соответственно, момента, когда гнев ректора сойдёт на нет, не слишком здравая мысль, я потихоньку, пятясь к выходу спиной, покинул кабинет. Занятий у меня сегодня больше не было. Постояв посреди пустого кабинета минуты две, я принял решение выдвигаться в сторону дома. Там немного отдохнуть, пообедать и выдвигаться в сторону училища. Чем быстрее я отделаюсь от неприятного поручения Щепкина, тем быстрее смогу выбрать себе учителя фехтования и заняться, наконец, освоением меча.
Кроме похода в училище у меня по плану стоял поиск артефактора. Так что дел предстояло много. Успеть бы все их выполнить.
Дома меня ждала идиллия. Фыра лежала на диванчике в кухне и сопела. На моё появление она приподняла голову, широко зевнула и отвернулась к стенке.
– Почему у меня возникает чувство, что ты, дорогая моя, конкретно так охренела? – спросил я у кошки, останавливаясь перед диванчиком, скрестив на груди руки. С ответ меня проигнорировали. – Очень хорошо, ну-ка, пошла за мной, – я схватил наглую морду за шкирку и стащил на пол. Настасья – моя домоправительница и по совместительству кухарка, посмотрела укоризненно. Плевать. Если я сейчас не покажу Фыре, кто в доме хозяин, в последствии могу получить геморрой размером с кулак. А оно мне надо? Тем более, когда можно не доводить до предела и предотвратить этот рысячий бунт в зародыше.
– Куда вы её, Евгений Фëдорович? – не удержалась Настасья, и задала вопрос, прижимая руки к пышной груди.
– Не на колбасу, не переживай, – Фыра упиралась и начала огрызаться. Наконец, мне это надоело. Я отпустил её, сосредоточился и тронул средоточие дара. Сразу стало хуже видно, на свету рысинное зрение делало меня почти слепым. Но я не рассматривать что-то его призвал. У меня была другая задача. – Фыра, хватит выделываться! Немедленно иди за мной! – в голосе прозвучали рычащие обертоны.
Рысь прижала уши, выгнулась, а затем упала на пол и перевернулась на спину, подставляя мне незащищенный живот, признавая меня за главного.
– Ну, вот и отлично. – Я погладил её по шелковистой шкурке, спрятал дар, и поднялся на ноги. – А теперь, пошли. Настасья, – повернулся к кухарке.
– Да, ваше сиятельство, – тут же ответила она, не отводя взгляда от моего перстня. Проследив за её взглядом, я впервые увидел, что при применении дара, так или иначе связанного с рысинной сущностью, белое золото основы начинает светиться, а рисунок печатки приобретает объем. Это, если не брать во внимание тот факт, что мои глаза в этот момент становились жёлтыми и светящимися, а зрачок, я подозреваю, вытягивался.
– Принеси обед в мою комнату, – распорядился я. – А где Тихон? – я спохватился. Что-то действительно с утра не видел денщика.
– Тихон сказал, что ваше сиятельство артефакторами интересовались. Вот он и пошёл выяснять, где можно приличного мастера найти. – Настасья взяла себя в руки после демонстрации моей кошачьей сущности и теперь старалась успокоиться, непрерывно болтая.
– Это хорошо, – я смотрел, как кухарка накладывает еду и расставляет тарелки на большом подносе. – Это очень хорошо. А он знает, хотя бы примерно, где искать мастеров?
– Это изнанка, Евгений Фёдорович, – серьезно ответила Настасья. – Здесь много людей занимаются тварями и макрами: таксидермисты, арте факторы, алхимики. Целители опять же.
– Не понял, а целители тут при чём? Тварей лечат? – я посмотрел удивленно, параллельно отмечая, что Фыра спокойно сидит у моих ног и не пытается снова своевольничать. Ненадолго, правда. Кошкам постоянно нужно силу демонстрировать, иначе уважать перестанут.
– Ну, что вы, ваше сиятельство, – Настасья даже руками всплеснула. – Скажите тоже, тварей пользовать.
– Как же это всё-таки неприлично звучит, – пробормотал я. – Продолжай, извини, что перебил.
– Целители ищут, что можно использовать в качестве лекарства. Вы же знаете, что у летяги почитай всё в ход идёт.
Когда она начала говорить про летягу, я почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Похоже, я ещё долго мясо не смогу есть. Нужно будет себя пересилить однажды, это понятно, я же не вегетарианец какой, но пока можно рыбой и курицей ограничиться.
– Настасья, мясо убери, – я кивнул на поднос.
– Но, как же без мясца-то? – она уставилась на меня так, словно я кощунство совершил.