Алекс Кожин
Охлажденный и Замороженный
‒ Зачем стоматолог у тебя зря отлеживается, без пользы! Надо его к делу приставить, чтобы лед зря не расходовал.
‒ Это, к какому же делу, коров что ли доить? ‒ опешил Женя.
‒ Коров доить у нас своих хватает, ‒ парировал председатель, ‒ а вот стоматологов на селе днем с огнем не сыщешь. Приезжал тут один,… большой начальник,… сначала в зубы коровам глядел, потом на колхозников переключился. А те и рады, рты поразевали, стоят лыбятся,… мать их…, а там, как в силосной яме – пустота, один через три. Ну, начальник и приказал всем зубы выдать, и лошадям и коровам, а после уехал в столицу. Да где ж их возьмешь, зубов этих. А у тебя в морозильнике стоматолог простаивает. Если, к примеру, раз в неделю его отмораживать… смотришь, и мы дело поправим.
Женька был настолько обескуражен таким предложением, что сразу предложил выпить еще. Авдеич достал свою бутылку. Разлили.
‒ А может у тебя там и счетовод зазря валяется, к примеру. И зоотехник нам будет не лишним, ‒ никак не унимался председатель. ‒ Мы же не бесплатно, трудодни запишем, сеном и пшеном расплатимся, нагрудный знак в райсполкоме попросим, как передовику.
К середине второй бутылки председателя совсем повело.
‒ Слышь, Жека, ‒ шептал он на ухо собутыльнику, ‒ а давай мы мою бабу тоже временно воскресим, сунем ей провод куда следует, глядишь, будет кому телку глядеть, и свиньи опять же… чего она без дела отдыхает, полежала и хватит.
Сквозь пьяную муть Женька спросил, где находится жена председателя.
‒ Да где, где… свезли на прошлую Пасху на кладбище, закопали, там и лежит, наверно. Куда ей деваться. Мне за работой съездить, приглядеть некогда. А если мы ей электричество пустим, как твоему стоматологу, так, глядь, и побежит сразу на ферму… дорогу, поди, еще не забыла.
Женька обещал подумать, произвести расчеты, но взамен попросил подключить морозильник к ферме, чтобы экономить на электричестве. На том и порешили.
Тепло расставшись с Авдеичем, Женя окрыленный ехал домой. Дышалось легко, хотелось жить и строить.
Часть 6
Войдя в квартиру, Женька застал там трех неулыбчивых мужчин в темных костюмах.
‒ А мы к вам, Евгений эээ…», ‒ не представившись, сообщили посетители.
Сердце у Женьки екнуло, и он во второй раз подумал об эмиграции.
Так и не назвав себя, троица начала задавать Жене вопросы, сначала общие, про жизнь, про семью и работу. Потом вопросы стали более конкретные, про замороженных, про морозильник. «Вроде не бандиты, ‒ думал Женя, ‒ может КГБ, но те бы сразу «корочки» предъявили». А прямо спросить или послать посетителей к черту Женя стеснялся. На это троица, видимо, и рассчитывала.
Когда расспросы подошли уже к самому краю и разговор зашел в тупик, один из гостей полез в портфель и вытащил бутылку конька, предложив промочить горло. За коньяком появились и закуски. «Все же бандиты, раз с коньяком», ‒ подумал Женя.
Гости не оставляли рюмки сухими и вскоре на свет появилась вторая бутылка. Ополовинив ее, троица, наконец, удовлетворилась увиденным. Прикрыв горлышко крышкой, самый толстый из посетителей откашлялся и перешел к делу.
Будучи озвученным, предложение ночных посетителей даже хорошо выпившему Женьке показалось еще более бредовым, чем «передовые» идеи Петра Авдеича. Замысел гостей казался диким. Пытаясь его осмыслить, Женя долго сидел, тараща глаза на остатки конька.
Чтобы избавить Женю от паралича, один из посетителей влил в него еще одну порцию алкоголя. Тогда Женька мотнул головой словно конь, и открыл было рот, чтобы послать гостей в жопу. Но что-то его притормозило.
Суть дела, изложенная ночными посетителями, была такова. Солиднейшим городским предприятием ‒ Гомельским Ордена Ленина деревообрабатывающим комбинатом (ДОКом), долгое время успешно руководил заслуженный работник и депутат Макар Семенович Шкиба. На нем держалось благополучие самого комбината и иже с ним. Но Макар Семенович сильно постарел, и даже можно сказать подряхлел, а заменить его вовремя не успели. В последние годы он просто сидел у себя в кабинете, но его авторитет позволял ДОКу получать выгодные заказы и существовать безбедно. В последние годы к Макару Семеновичу приставили доктора Закгейма, который был принят в штат помощником по хозяйству. Но с каждым днем доктор Закгейм все больше цокал языком и качал головой. Это означало, что уважаемый Макар Семенович может «склеить ласты» в любой момент, а вместе с ним в мир иной уйдет и благополучие многих достойных в Гомеле людей, близких к предприятию. А за долгие годы существования близких людей, их родных и знакомых накопилась добрая половина города. Одномоментное прекращение материальной поддержки такого количества уважаемых горожан означало бы полную катастрофу, стихийное бедствие, сравнимое разве что с революцией.
Такого допустить было никак невозможно. Вариант с заморозкой тоже не годился, в отсутствие директора «волки», как их охарактеризовали незнакомцы, немедленно растащили бы ДОК. Многие «индивидуальные предприниматели» и авторитетные бизнесмены давно облизывались на предприятие.
То есть, по мысли пришельцев, директор должен был безвылазно сидеть у себя в кабинете и демонстрировать признаки жизни. И желательно еще лет сто. С этой идеей правление ДОКа в лице тройки в темных костюмах и обратилось к Жене.
Женька заявил, что такое невозможно, что это фантастика. В ответ на Женькины возражения толстяк напомнил ему о Брежневе, который долгое время правил страной, не приходя в сознание. А самый молодой даже привел в пример Владимира Ильича, который уже много десятилетий из-под стекла в мавзолее определяет идеологию страны.
Выпили еще по одной и Женька отважился спросить, что собственно задумали товарищи. К тому времени он был уже готов ко всему, но услышанное его все же поразило. Товарищи предлагали поставить в кабинете директора холодный аквариум, откуда незабвенный Макар Семенович смог бы еще десятилетия управлять вверенным ему комбинатом.
‒ Слушайте, да сделайте просто куклу или двойника и пусть управляет на здоровье,‒ возмутился Женька.
‒ Ээээ, нет, ‒ возразили ему ночные гости, ‒ «волки» вмиг учуют подмену, эти звери унюхают даже если ты трахнул чужую бабу в командировке на другом конце страны. А достижения Евгения известны на весь Гомель. Тут никто не усомниться в том, что Макар Семенович жив и здоров и крепко держит бразды правление в своих руках.
‒ Да как же он трубку телефона будет снимать? – не сдавался Женька.
‒ А он ее давно уже сам не снимает, все, что нужно у него давно уже снимает секретарша. В том числе и штаны, ‒ захихикал самый молодой из гостей.
‒ Главное, чтобы он на совещаниях как-то себя проявлял, реагировал на окружающих, там…, хмурил брови, кивал головой, шевелил пальцами, но это вы умеете делать, ‒ ухмыльнулась троица.
‒ И еще есть маленькая деталь, ‒ замялся самый молодой из пришельцев и налил еще по одной.
После того как выпили он объяснил, что за долгие годы плодотворной работы Макар Семенович привык, как бы это сказать, к процедурам определенного свойства. Против этого даже доктор Закгейм не возражает.
‒ К чему он там привык? ‒ не понял уже хорошо поддавший Женя.
‒ Ну, знаете, услуги интимного характера, ‒ пояснил темный костюм.
‒ К минету, что ли? ‒ прямо спросил Женька.
‒ Ага, ага, ‒ дружно закивали гости.
‒ И как я вам обеспечу минет в холодном аквариуме? ‒ возмутился Женя.
‒ А вы уж постарайтесь, Евгений, постарайтесь, ‒ захихикала троица.
Как бы не был пьян Женька Гишгорн, но всю абсурдность этой идеи он вполне сознавал. И выступления, и совещания, и минет в аквариуме, были за пределами его понимания. Поэтому он просто решил послать ночных гостей подальше. Но когда толстяк нарисовал на салфетке «бюджет мероприятия», идея вовсе не показалась Жене столь уж абсурдной. Сделку обмыли, допив оставшийся коньяк.
Часть 7
Утром за Женькой заехала доковская машина. «Растешь», ‒ ехидно высказалась по этому поводу жена Соня и добавила еще что-то про «еврейское счастье». С похмелья Женя не стал спорить, только махнул рукой. На его удивление водитель отвез Женю не на комбинат, а в известный в городе ресторан в гостинице «Сож», где его ждал младший партнер из вчерашней троицы.
‒ Лео, ‒ наконец представился ночной гость.
На недоуменный Женькин взгляд, Лео налил себе и Женьке по рюмке водки. Водка была очень кстати, в голове у Жени шумело после вчерашнего.
Махнув водки и закусив яичницей с ветчиной, Лео стал объяснять Женьке диспозицию.
‒ Пойми,‒ говорил Лео, ‒ ты теперь не еврей-самоделкин из зачуханной хрущевки, ты солидный специалист в области геронтологии. Ходят слухи, ‒ тут Лео изобразил в воздухе кавычки, ‒ что ты тайно обслуживал Арафата, но по религиозным соображениям…
Лео еще не успел закончить мысль, а Женька с перепугу попросил налить ему по второй, что и было немедленно исполнено.
‒ Смотри, ‒ учил Лео, ‒ у нас на ДОКе такие «волки» сидят, они фальшак за километры чуют, не зря контрафактную мебель гонят. Ты еще к воротам не успеешь подъехать, а они тебя уже раскусят и цену в три копейки за тебя назначат.
Женя побледнел и налил себе сам.
‒ Тетя Фира, бухгалтер, сто лет уже сидит на комбинате. Она там каждую муху знает. Они по утрам вместе чай с медом пьют, и мухи ей все докладывают, ‒ то ли смеясь, то ли серьезно сообщил Лео. ‒ Поэтому, мы тебя должны привести в соответствующую кондицию, чтоб без осечек. Сейчас едем на «Коминтерн», подберем тебе костюм, носки-туфли, в СПА сходим, а то ты выглядишь, как твой председатель колхоза.
За следующие несколько дней Женя узнал иной Гомель, то есть город он как бы знал, родился и вырос здесь. Но это был именно что другой город, «город с заднего хода». Вместе с Лео, в быту, как оказалось, Леонидом Макаровичем ‒ младшим сыном Макара Семеновича, они заходили на орденоносную швейную фабрику «Коминтерн». Еще с советских времен фабрика на итальянских станках, из импортных тканей, со служебного входа обшивала советскую номенклатуру. Женю с Лео ласково встречали и провожали прямо к директору. Директор сам, конечно, костюмы не шил, но обеспечивал все в лучшем виде. После того, как Женьке подобрали несколько хороших костюмов из итальянской ткани, Лео потребовал слегка потереть изделия, чтобы не казались только что купленными. По всей видимости, Леонид Макарович понимал толк в таких делах.
После «Коминтерна» Женька с Лео ездили по городу, заходили в какие-то потайные двери и выходили со свертками, пакетами и головокружением от одуряющего запаха духов, исходящего от секретарш и помощниц. По итогам этих походов по складам и магазинам, Женю перестали узнавать жена Соня, дочка и кошка, которую Женя, несмотря на домашнее сопротивление, упорно называл «Сонькой». Женя же напротив узнал райкомовские бани, подпольные казино, и лично директора Центрального рынка, который в те годы играл значительную роль в жизни города.
Когда подготовка была закончена, Женю снова привезли в ресторан. Там его осмотрела давешняя троица, которая была активной частью правления комбината.
‒ Все равно времени больше нет, ‒ резюмировал Яков Кирилыч (самый толстый из троих), ‒ время идет на часы, а может и на минуты. Аквариум готов, осталось все подключать и наладить.
В помощь Женьке придавались местные инженерные кадры и все, какие возможно, ресурсы. Женя попросил привлечь к делу студентов, как больших специалистов в трансцендентальных практиках и фармакологических настоях, а также своего зама по науке Лялю. Правление согласилось. После этого все отправились на ДОК.
Если вы думаете, что ДОК это обычная лесопилка, где с бревен снимают стружку и пилят на доски, то вы глубоко заблуждаетесь. Гомельский ДОК – это военно-стратегическое предприятие закрытого типа. Этот статус у фабрики сохранился с 1922 года, когда здесь выпускали специальную водостойкую фанеру для аэропланов. Помимо стратегической древесины для самолетов, ДОК в последние годы наладил производство «итальянских» стенок, «французских» спальных гарнитуров и другой контрафактной бытовой мебели.
Несмотря на мощную поддержку тройки активистов правления, проскочить так просто на ДОК не удалось. Заскорузлый секретчик в яловых сапогах и потертом галифе времен Гражданской войны заставил Женьку написать автобиографию, заполнить четыре однотипных анкеты и подписать кучу бумаг о неразглашении государственной тайны. Невзирая на победу над коммунизмом, анкеты содержали нескромные вопросы о родственниках, бывших в войну на оккупированных территориях, родных и знакомых за границей, национальной принадлежности, вероисповедовании, перенесенных заболеваниях, включая венерические, а также о сделанных прививках. Женя не ожидал снова увидеть пятую графу в анкетах, он запнулся, оторвал ручку от бумаги и удивленно уставился на членов правления. Чтобы замять неприятную ситуацию на место были срочно вызваны две миленькие помощницы, которые быстро заполнили этот ворох бумаг.
Кроме всего, Жене полагалось сдать анализы, сделать флюорографию и пройти медицинский осмотр. Потом предстояло прослушать инструкцию по технике безопасности и сдать зачет по гражданской обороне с подгонкой противогаза. По инструкции 1922 года, противогаз полагался и лошади, которой к счастью не оказалось на месте. Пожарника миновали, сунув ему в огромный оттопыренный карман бутылку горячительного.
Только после этого Евгений Гишгорн получил, наконец, временный пропуск. Пройдя на территорию ДОКа, Женька был удивлен музейным видом внутреннего содержания комбината, который состоял из обшарпанных стен, ржавых труб, старой немецкой пилорамы и прочих «музейных ценностей». Далее последовала процедура представления ведущим руководителям комбината, среди которых оказалась бухгалтер тетя Фира, главный инженер и его заместитель, а также человек кавказской внешности, должность и назначение которого остались Женьке не совсем понятны. «Представитель Министерства обороны», ‒ коротко охарактеризовал его Лео.
Но все эти встречи не произвели на Женю такого впечатления, как знакомство с Макаром Семеновичем. Директор располагался в огромном кресле, под которым скрывался целый реанимационный комплекс. Женю представили Макару Семеновичу, который, впрочем, никак не реагировал на происходящее. Кажется, он вообще не реагировал, даже на свет. Доктор Закгейм пояснил, что в данный момент Макар Семенович отдыхает после совещания со смежниками.
