Алекс Павези
Восьмой детектив
[03] Детектив и его улики
Неприметный джентльмен в элегантном темно-синем костюме шел вдоль одной из трех улиц, окаймлявших небольшую площадь в центральном Лондоне. До полудня оставалось пять минут, когда он внезапно вступил в лужу. Человек был так взволнован и погружен в свои мысли, что резко остановился, потрясенный этим нелепым происшествием. Он осмотрел свои туфли с досадой и недоумением: стояла приятная погода, конец лета, а дождя не было уже три недели.
Грязная поверхность воды постепенно разглаживалась, и на ней все четче проступало его отражение. Круглое лицо словно висело в воздухе прямо над плечами. Темные волосы и ухоженные черные усы втиснулись в пространство между костюмом и синевой неба. А вот и почти незаметная шея. Он поднял глаза и увидел, что мокрый след тянется от лужи по тротуару к цветочному магазину, где яркие, как из детской раскраски, цветы – свидетели его неудачи – с притворным сочувствием кивают ему головами. Человек беззвучно выругался и раздраженно оглядел окружающие здания, будто желая на чем-то выместить свою злость.
Так все и началось.
Площадь называлась Колчестер-гарденс. Это же название носил и почти прямоугольный частный сад, который начинался у пересечения двух улиц и оканчивался третьей – узкой изогнутой улочкой, соединяющей две другие. Она именовалась Колчестер-террас, и человек в темно-синем костюме стоял примерно посередине нее, скрытый зеленью сада со стороны двух других, более людных улиц.
Ключи от входа в сад были только у жителей Колчестер-террас. Человек в темно-синем костюме, как и другие прохожие, мог только смотреть на сад сквозь прутья черной металлической ограды. Он огляделся по сторонам: на улице никого, цветочный магазин закрыт без объяснения причин, лавка зеленщика на углу вроде бы работала, но покупателей не было видно.
По другую сторону ограды играли две девочки. Они пытались справиться с большим бумажным самолетом, который никак не желал летать. Этот самолет, размером с небольшую собаку, был сделан из роскошной упаковочной бумаги фиолетового цвета. До человека доносился только смех девочек, которые по очереди его запускали. Всякий раз самолет пролетал только пару ярдов, зависал в воздухе, словно наталкиваясь на мощное сопротивление, а затем делал петлю вверх или пикировал носом в землю, при этом девочки театрально вскрикивали и начинали все заново, злясь и не веря в успех своей затеи, но заливаясь заразительным смехом.
Человек в темно-синем наблюдал за ними в течение минуты. Затем подошел ближе, схватился руками за решетку и просунул лицо между острыми лилиями, венчавшими прутья ограды.
– Девочки! – позвал он.
Те прекратили смеяться и взглянули на него. Они были примерно одного возраста и носили похожие голубые платья.
– Девочки, как вас зовут?
Одна из них, с рыжеватыми волосами, оказалась посмелее и шагнула навстречу, другая уселась на траву.
– Я Роуз, а это – моя подруга Мэгги.
Мэгги спрятала глаза, услышав свое имя.
– А меня, девочки, зовут Кристофер. И теперь, раз мы уже знакомы, можно я помогу вам запустить этот самолет? – Он указал на него пальцем.
Роуз повернулась к своей брошенной игрушке. Самолет валялся на траве между ней и ее подругой, и вид у него был такой же потерянный, как и у Мэгги.
– Нужно только утяжелить нос, и он полетит.
Роуз неуверенно взглянула на бумажную безделицу под ногами, не горя желанием ее поднимать: ей стало обидно, что этот серьезный мужчина, приоткрыв дверь в мир взрослых разговоров, вдруг резко захлопнул ее прямо перед носом, попросив игрушку.
– Вот, – сказал он, – возьми.
Он вытащил из внутреннего кармана пиджака небольшую карточку и порвал ее пополам. Первую половину он положил обратно в карман, а вторую сложил в три раза в маленький плотный прямоугольник и протянул его сквозь прутья. Роуз машинально взяла разочаровавший ее подарок и потупила глаза.
– Закрепи в носу самолета и попробуй еще раз.
Она хотела возразить, что им, в общем-то, все равно, полетит самолет или нет, что они просто развлекаются и что она на самом деле уже выросла из этих игр. Но голос мужчины звучал так тепло, что она отмела все сомнения: ей было приятно ощущать себя участницей небольшого заговора. Она запихнула карточку в самолет, как ей сказали. Затем пробежала с ним несколько шагов. Он следил за ее руками, пока она запускала самолет: тот пролетел около двадцати ярдов, разрезая небо, словно большой нож, и грациозно приземлился. Мужчина улыбнулся и посмотрел на вторую девочку, надеясь увидеть ее одобрение.
Однако Мэгги продолжала сидеть, со скучающим видом ковыряясь в траве. «Что-то с ней не так», – подумал он. Тут она украдкой подняла на него глаза, и он все понял: она не грустила и не скучала – она испугалась. Охваченный сомнениями, он отпрянул. Не отрывая взгляд от девочки, он еще несколько мгновений колебался, а затем принял решение.
– Хорошего дня вам, девочки.
Он слегка поклонился Роуз. Та радостно помахала ему в ответ.
И он ушел.
В двадцать минут пополудни Элис Кэвендиш шла по саду Колчестер-гарденс, расположенному в одноименном районе. Она направлялась к черным воротам, чтобы выйти на улицу, как вдруг заметила свою сестру: та играла в куклы вместе с младшей дочкой семейства Клементс.
Элис была в хорошем настроении, поэтому свернула к ним. Во внутреннем кармане ее легкого летнего пиджака было спрятано письмо от Ричарда – тот писал, что ему было приятно встретиться с ней на прошлой неделе и что у него есть подарок, о котором она просила, а еще спрашивал, не против ли она как-нибудь прогуляться. Она специально ходила в самый дальний уголок сада, где три раскидистых платана образовывали небольшой тенистый треугольник, чтобы спокойно прочитать письмо без лишних глаз. Трава между платанами, скрытая от солнечного света, всегда оставалась слегка влажной, но благодаря милому письму Ричарда все вокруг, даже сырость, заставляло ее сердце петь.
– Доброе утро, Мэгги, – поздоровалась она с сестрой. – Чем вы тут вдвоем занимаетесь?
Роуз вскочила со словами:
– Вот ты глупая, сейчас уже день.
– Привет и тебе, Роуз.
– Ты должна называть ее миссис Клементс, – заявила Мэгги. – Мы играем, что мы вдовы, а это наши сиротки.
Она указала на двух кукол. Элис рассмеялась, размышляя, что лучше: указать сестре на семантическую ошибку или продолжить расспрашивать об игре. В конце концов она решила не делать ни того ни другого.
– А где самолет, который я вам вчера сделала? Я думала, раз погода хорошая, вы будете его сегодня запускать.
Роуз Клементс всегда любила отвечать первой: снова вскочив, она указала на ближайшее дерево и, шагнув к нему, добавила:
– Там!
Повисший высоко на ветках фиолетовый самолет издали напоминал кусок витража.
– Вот незадача, – посочувствовала Элис.
– Виноват тот человек, – сказала Мэгги. – Все было хорошо, пока он не испортил наш самолет.
Эта загадочная фраза пробудила в Элис какое-то дурное предчувствие, она даже засомневалась, не послышалось ли ей. Но затем она вдруг вспомнила слова, произнесенные Роуз до этого, и все остальные мысли улетучились.
– Ты сказала, уже за полдень?
Роуз кивнула.
– Церковные колокола звонили очень давно.
Элис, похоже, так погрузилась в свои фантазии, что не слышала этого.
– Я же должна принести мамуле чай.
Теперь она думала только об этом.
Она стремглав бросилась к воротам, выбежала на Колчестер-террас и, миновав несколько домов, очутилась у своей двери. Потянувшись к ручке, она заметила, что испачкалась.
– Вот незадача, – расстроилась она, взглянув на ладони.
Толстый слой грязи под ногтем большого пальца напоминал остатки соуса на тарелке.
Она открыла массивную красную дверь и вошла в вестибюль. С другой стороны коридора появилась горничная Элиза. Элис сняла свой пиджак и отдала его Элизе, незаметно вытащив письмо Ричарда из кармана.
– Элиза, приготовишь мамуле чай? А я отнесу его наверх, когда она проснется.
Элиза кивнула и исчезла в темном конце дома.
Элис прокралась в кабинет отца, который располагался справа от входа, и, стараясь ничего не трогать, уселась за его стол, чтобы перечитать письмо.
Через несколько минут Элиза уже ждала Элис на втором этаже. Она держала поднос с чашкой горячего медно-красного чая и ярким ломтиком лимона. Элис взяла у нее поднос и поднялась по лестнице. Она негромко постучала, предупреждая о своем приходе, и вошла в просторную хозяйскую спальню.
– Доброе утро, Элис.
Бледная мать сидела в кровати, опершись на руки: в своей алой пижаме, она казалась похожей на книжную закладку посреди белых, как страницы, простыней. Элис поставила поднос, подошла к окну и распахнула занавески – мать поморщилась и тут же натянула одеяло до шеи, словно от солнечного света ей становилось только холоднее. Окна выходили на площадь, и с высоты Элис хорошо видела, как несносная Роуз Клементс гоняет ее сестру от одного дерева к другому, размахивая хризантемой, будто мечом, а чуть поодаль можно было разглядеть и ее собственное укрытие между платанами.
– Мамуля, как ты себя чувствуешь? – Она подошла к кровати и взяла в ладони мамину руку.
– Мне всегда лучше, когда ты рядом, дорогая. Я, правда, плохо спала, и у меня очень болят легкие.
Дочь сочувственно улыбнулась.
– Элис, что с тобой, почему ты грязная? – Глаза матери округлились.
Элис отдернула руку, будто поднесла ее слишком близко к свече, и тут же принялась тереть большой палец.
– Мамуля, знаю. Я испачкалась, когда собирала цветы.
– Еще и по всему лицу грязь размазала, ну взгляни на себя.
– Вот незадача. – Элис подошла к зеркалу на мамином туалетном столике и увидела, что это правда.
Читая письмо Ричарда, она забылась и так разволновалась, что машинально ковыряла пальцами землю и рвала на кусочки листья, а затем этими же руками трогала волосы. Вокруг бровей и на подбородке красовались пятна грязи.
– Надо же! Мамуля, я пойду приму ванну. Ты потом расчешешь мне волосы?
– Конечно, дорогая.
Элис сбежала вниз и на втором этаже нашла Элизу, которая вытирала пыль в старой детской комнате.
– Элиза, наберешь мне ванну?
Без семи минут час Элис Кэвендиш зашла в ванную комнату своего дома на Колчестер-террас и задернула занавеску на окне. Это действие не имело практического смысла, ведь напротив не было других домов и в ванной стало только темнее; так, впрочем, Элис чувствовала себя в уединении, что ей и было нужно. Ей хотелось перечитать письмо Ричарда, которое теперь хранилось под поясом юбки.
Она разделась, оставила стопку одежды на стуле у двери, положила письмо поверх и придвинула стул поближе к ванне. Задержав дыхание, она опустила ногу в восхитительно теплую воду.
– А как ты моешь голову в ванне?
Теперь Элис ничто не отвлекало, и она вспомнила вопрос, который ее подруга Лесли Клементс задала однажды в чудный осенний день, когда они играли в саду: Лесли в тот момент пригоршнями вынимала сухие листья из своих длинных рыжих волос.
– Я имею в виду конкретный способ. У меня есть свой, но интересно, как это делаешь ты.
– Расскажи сначала ты, – ответила Элис, боясь оконфузиться.
– Нет-нет, – возразила Лесли, – я первая спросила, ты и рассказывай. Не стесняйся, мне просто любопытно. У тебя всегда такие чистые волосы.
Элис нахмурилась.
– Раньше мамуля стояла у ванны и лила воду из миски мне на голову. А теперь она заболела и больше не может так делать. Но даже если б могла, все равно, думаю, я уже слишком взрослая. Элиза пробовала пару раз, но это не то. Так что обычно я сажусь над ванной с миской, наклоняюсь вперед и лью воду себе на голову.
– Должно быть, утомительно, – заметила Лесли, пробуя изобразить это действие, чтобы понять, насколько оно удобно. – У меня, наверное, так не получится. Я не придумала ничего лучше, чем задержать дыхание и на минуту опустить голову под воду. Леди так обычно не делают, я знаю, но в эти моменты у меня аж дух захватывает.
– И я так раньше делала, – со смехом подхватила Элис, – однако мамуля всегда была против. Она говорила, что задерживать дыхание опасно даже на несколько секунд.
Лесли закатила глаза.
– Но теперь-то ты можешь, она же все равно не узнает.
И правда, всякий раз, когда Элис не хотелось возиться с волосами, она позволяла себе мыть голову именно так, как описала подруга. Сегодняшний день не был исключением. Зажав нос правой рукой, она с головой погрузилась под воду, а левой рукой принялась разглаживать свои длинные светлые волосы, пока они полностью не распутались и не стали шелковистыми на ощупь. Через двадцать секунд от недостатка воздуха внутри стало покалывать – вынырнув на поверхность, она ощутила тот восторг, на который намекала Лесли. Сделав несколько глубоких вдохов и зажмурившись, она снова ушла под воду и, медленно опускаясь спиной на дно ванны, думала о Ричарде.
Когда она нырнула в третий раз, кто-то быстро подошел к ванне и положил руку на воду прямо над ее головой. Только и всего. Никакого давления – пока что. Этот кто-то наблюдал за ней, стоя у двери чуть позади ванны, и знал, что она останется под водой, пока ей не захочется вдохнуть. До тех пор не было смысла расходовать силы.
Элис пролежала пятнадцать секунд с закрытыми глазами, водя пальцами по пряди волос, которая тянулась через левое плечо и закрывала грудь, а затем приподняла голову, но почувствовала легкое прикосновение ко лбу. Ощущение было почти незаметным. Сначала она подумала, что дотронулась до поверхности воды, поэтому не стала сразу паниковать. Но, попробовав поднять голову выше, обнаружила, что это вовсе не поверхность воды, а теплая влажная кожа: открыв глаза, она увидела только тьму, потому что на глазах лежала чья-то рука в перчатке. Она попыталась сесть. Рука обхватила лицо Элис и толкнула ее вниз. Ее руки оказались бесполезны: правую плотно прижали к краю ванны, а левая была бессильна против того, кто держал ее голову. Она постаралась дотянуться туда, где должно было быть лицо нападавшего, но нащупала только плечи. Рука казалась отлитой из железа, и ногти Элис не могли причинить ей никакого вреда. Она попыталась упереться ногами, но тоже без толку. К этому моменту она находилась под водой уже сорок секунд. Еще примерно столько же, и ее сознание начало затуманиваться, а тело – слабеть. Этих секунд перед неминуемой смертью ей не хватило на то, чтобы задаться вопросом, кто и зачем ее убивает. Все оставшееся время она изо всех сил старалась сделать лишь одно – закричать.
В тот же день в начале четвертого к черной ограде Колчестер-гарденс подошли инспектор Лори и сержант Балмер из уголовной полиции. Они договорились обойти сад с разных сторон, чтобы ознакомиться с обстановкой, и поэтому выглядели как два посторонних человека, встретившихся у дома совершенно случайно. Балмер был крупного телосложения, с огромными ручищами, в плохо сидящем костюме, а Лори, напротив, – поджарый, с густо напомаженными волосами и в маленьких круглых очках: один мог бы запросто уточнить у второго время или спросить дорогу, но было вовсе не похоже, что они знакомы друг с другом.
Балмер прислонился к стене и посмотрел вверх на трехэтажное здание с фасадом кремового цвета.
– Как думаешь, насколько все плохо там внутри?
Лори разглядывал клумбу у входа. В земле виднелось овальное углубление.
– Чрезвычайно плохо, ведь она была любимой дочерью. – Лори указал на цветы, словно они были источником этой информации.
Балмер подошел ближе и наклонился к клумбе, а затем взглянул на Лори с напускным недоверием – так у них начинались многие беседы.
– Почему ты так решил?
– Когда я проходил мимо, в саду играли две девочки. У одной из них в волосах был фиолетовый цветок. Цветок она взяла здесь.
Он подцепил пальцем поникший зеленый стебелек – цветок с него был оторван.
– Девочка, скорее всего, из этого дома. На земле след детской ноги. Значит, несмотря на произошедшее в доме убийство, маленькую девочку оставили на улице без присмотра. Думаю, родители в своем горе просто забыли о ней.
Балмер посмотрел на двух девочек и кивнул, пораженный искусством Лори.
– Однако ей ничто не угрожает, я полагаю, – сказал он. – По углам сада расставлены полицейские.
– Все равно кажется странным, что родители отпустили ее в такое время. И еще: комната вот за этим окном – похоже, кабинет отца. – Он показал на окно сбоку от входа. – Я заметил на его столе фотографии: почти на всех – старшая дочь, так что вывод подтверждается.
Балмер подошел к окну и процитировал фразу, которую много раз слышал от Лори: «Потому что теории – это еще не факты. И каждая теория должна быть подкреплена несколькими уликами». Он посмотрел на коллегу, затем разглядел фотографии и снова кивнул.
Лори постучал в дверь.
Через пару секунд ему открыл одетый по форме полицейский. Он был смертельно бледен. Изо рта у него торчала маленькая сигарета – почти такая же белая, как его лицо, только чуть насыщенней, она напоминала настенный выключатель. Полицейский затянулся, и сигарета задрожала между губ.
– Слава богу, вы пришли, – произнес он. – Мне не нравится этот дом, а этим людям не нравлюсь я.
В последние два часа констебль Дэвис был единственным, кто пытался внести хоть какой-то порядок в дом, буквально погружающийся в хаос. Он сел и снял с пояса фляжку. Открутив крышку, он положил ее на ладонь, словно старинную монету, и осторожно припал к горлышку.
– Это первый раз за день, честное слово.
Лори махнул, показав, что Дэвис может не беспокоиться. Затем они втроем прошли в кабинет мистера Кэвендиша и встали друг напротив друга, прислонившись к мебели. Дэвис продолжил:
– Там сущий кошмар. Когда она утонула, из нее вышло все. Кровь и другие жидкости по всей ванне. Поверьте, увидев это, вы уже не сможете смотреть на блондинок, как раньше.
Тело обнаружили примерно в половине второго. Элиза постучала в ванную, но ответа не последовало. Тогда она аккуратно открыла дверь сама. Ступив на небольшой коврик изумрудного цвета рядом с ванной, она посмотрела вниз и закричала. Ее услышала только что вернувшаяся кухарка: она вбежала вверх по лестнице, с порога увидела под водой обескровленное лицо Элис и бросилась за доктором Мортимером, другом семьи, который живет в нескольких кварталах отсюда. Доктор Мортимер вызвал констебля Дэвиса. Констебль Дэвис позвонил в Скотленд-Ярд.
Мистер Кэвендиш примчался из офиса через пятнадцать минут после того, как за ним послали. Все было довольно тихо, пока рыдающая миссис Кэвендиш не приползла на четвереньках вниз по лестнице, требуя пустить ее к дочери. Констебль Дэвис отказался дать ей пройти, чтобы сохранить в неприкосновенности улики на месте преступления. Миссис Кэвендиш ругалась и кричала. Констебль Дэвис впервые столкнулся с убийством; запаниковав, он бесцеремонно подхватил миссис Кэвендиш и отнес ее наверх в кровать, чем вызвал негодование мистера Кэвендиша, заявившего, что это «переходит всякие границы». Вконец расклеившиеся родители в знак протеста заперлись в своей комнате, горничная исчезла под лестницей, а констебль Дэвис остался бродить по залам и коридорам в одиночестве, как тюремщик, не зная, что делать дальше. Каждый раз, проходя мимо ванной, он не мог не заглянуть внутрь: вот над телом склонился доктор, вот доктор курит у окна, а вот он наконец ушел. В конце концов мысль о трупе стала навязчивой, и Дэвис поймал себя на том, что возвращается к месту преступления каждые несколько минут.
Лори предложил ему еще сигарету.
– Теперь это наша забота. Расскажите все, что вам удалось выяснить, и можете быть свободны.
– Не так уж много я и знаю. – Констебль Дэвис сделал еще один глоток из фляжки. – В доме находились трое. Когда все произошло, кухарки еще не было. Она ушла на рынок, мы проверили. Отец был в своем офисе неподалеку, коллеги его видели. Младшая сестра все время играла на улице. Мать лежала в кровати наверху. Она нездорова. Горничная Элиза убиралась на нижнем этаже, от места преступления ее отделяли несколько комнат.
– Она что-нибудь слышала?
– Ничего.
– Как далеко от ванной она находилась? Она бы услышала, если б жертва ее позвала или закричала?
Констебль Дэвис пожал плечами.
– Говорит, ничего не видела и не слышала.
Лори нахмурился.
– Похоже, нам надо с ней пообщаться.
– Я послал ее за доктором, на случай если у вас к нему будут вопросы. Она скоро вернется.
– Очень хорошо, – ответил Лори. – Пойдемте наверх и посмотрим на тело.
Трое мужчин поднялись в ванную: пар уже улетучился, а влага высохла. Голова Элис целиком находилась под идеально гладкой поверхностью воды. Из соображений благопристойности ванну накрыли полотенцем, но оно ушло под воду и неравномерно осело на теле девушки. Холодная, неприглядная картина смерти. На мгновение показалось невероятным, что еще утром девушка была жива.
Балмер присвистнул.
– Человек, зверь или дьявол?
Лори подошел к ванне и опустился на колени. На стоявшем рядом стуле лежала стопка аккуратно сложенной одежды. Он быстро перебрал ее пальцами, словно пролистывая книгу, но ничего интересного не обнаружил. Не снимая очки, он заглянул в ванну и кончиком пальца коснулся воды. Она была ледяной.
– Красивая молодая девушка, – сказал он. – Мотив, скорее всего, сексуальный.
– Я тоже вначале так решил, – ответил констебль Дэвис, – но в этом нет никакого смысла. Ее никто не трогал ни до, ни после. Получается, кто-то, одержимый желанием, ворвался, убил ее и тут же ушел?
Лори обернулся, посмотрел на него и улыбнулся с едва заметным снисхождением.
– У мужчин бывают довольно странные пристрастия. Может быть, он просто хотел убить нечто прекрасное.
Балмер никогда не находил удовольствия в осмотре места преступления. Он терпеливо ждал в глубине комнаты и в этот момент сделал шаг вперед.
– А мы точно уверены, что это убийство?
Лори опустил руки в грязную воду и, взяв кисти девушки, повернул их.
– Левая рука сбита в кровь, ее смерть не была тихой. С ней мог бы случиться какой-то приступ, но на правой руке видны четыре отметины от пальцев, как если бы ее кто-то крепко держал.
Со своей наблюдательной позиции Балмер, так и не решившийся приблизиться, заметил что-то на полу под ванной.
– Лори, рядом с вашей левой ногой. Там что-то есть.
– Мы увидели, – сказал констебль Дэвис, – но не стали трогать.
Лори прильнул щекой к деревянным половицам – под ванной лежала мокрая черная перчатка, ее слегка задвинули вглубь ногой. Он взял перчатку двумя пальцами, словно это было маленькое мертвое животное. Констебль Дэвис и сержант Балмер подошли поближе, чтобы разглядеть находку.
– А вот и орудие убийства, – подметил Балмер.
Лори поднес перчатку к носу: она ничем не пахла, с нее все еще капала вода. Он попробовал ее надеть. Перчатка пришлась по руке.
– Мужчина. Средних пропорций. Если только это не ложный след.
Он протянул перчатку Балмеру.
– Теперь ты.
Балмер попробовал, но не смог натянуть перчатку дальше фаланги большого пальца.
– Что ж, тебя из списка подозреваемых можно вычеркнуть, – сказал Лори.
Констебль Дэвис не понял, шутка ли это, и постарался не дышать, пока длилась пауза. Балмер и бровью не повел.
В дверь постучали. Лори открыл и увидел старика с лысой, как бильярдный шар, головой.
– Я доктор Мортимер. – Он протянул руку. – Меня попросили вернуться и ответить на ваши вопросы, если у вас они есть.
Позади него в полумраке застыла фигура горничной.
– Я инспектор Лори, а это – сержант Балмер. – Трое мужчин пожали друг другу руки. – Я должен сразу кое о чем у вас спросить. Сколько времени могло потребоваться на это? Для человека таких размеров?
Доктор отпрянул.
– Мне жутко об этом думать. Я знал ее еще ребенком. – Он посмотрел на свои руки. – Полагаю, около двух минут, чтобы обездвижить. Пять минут, чтобы убить наверняка.
– Спасибо. У нас точно будут к вам еще вопросы. Констебль Дэвис, вы не проводите доктора Мортимера в кабинет мистера Кэвендиша? Мы скоро спустимся. Только сначала переговорим с горничной, если вас не затруднит ее пригласить.
Доктор и констебль вышли, а Элиза с опаской шагнула в полумрак ванной – занавеска на окне все еще была задернута. Элиза старалась не смотреть в ванну, но все же то и дело украдкой поглядывала на грязно-белое полотенце, неровно лежавшее на теле.
– Не стоит нервничать. Мы только хотим задать пару вопросов. Меня зовут инспектор Лори, – сказал он и закрыл за ней дверь.
Нечто угрожающее ощущалось в фигурах двух мужчин в костюмах, стоявших у ванны с телом молодой женщины. Элиза звучно сглотнула. Балмер отступил к стене, а Лори продолжил:
– Это вы наполнили ванну для мисс Кэвендиш?
Элиза кивнула, в неестественном движении ее головы промелькнула тень ужаса, словно ей намекали, что это она виновата в трагедии.
– Где вы были, пока она принимала ванну?
– Убиралась в старой детской комнате.
– Где эта комната?
– Дальше по коридору. – Горничная напряглась, осознав, к чему он клонит, и пролепетала вдогонку: – Через три двери.
– И вы ничего не слышали? Ни криков, ни шума борьбы?
Она молча покачала головой. Потом зачем-то пояснила:
– Я уже говорила другому полицейскому.
– Он, может, вам и поверил. А вот я, боюсь, пока не могу.
Она снова покачала головой, будто отвечая на вопрос. Он продолжал:
– Понимаете, Элиза, – вас ведь так зовут?
Она кивнула.
– Понимаете ли, Элиза, убийство – дело довольно громкое. И не самое быстрое. Мне кажется весьма сомнительным, что вы, находясь так близко целых две минуты, совершенно ничего не услышали.
Она еще сильнее замотала головой, а в бесстрастном доселе взгляде Лори снова мелькнула улыбка.
– Элиза, вы молоды и не замужем?
Она обрадовалась перемене темы и охотно ответила:
– Да, мне восемнадцать.
– Но вы ведь симпатичная девушка. Значит, у вас должен быть ухажер.
Лицо ее снова потухло.
– Не пойму, к чему вы клоните.
– Я не мог не подметить, что вы носите браслет, новый и, очевидно, кем-то подаренный. Он так заплатил вам за молчание?
Она посмотрела на запястье.
– Но как вы…
– Браслет дорогой, вам он не по карману, насколько я могу судить. Вы бы не стали убираться с такой красивой вещицей на руке, чтобы не повредить ее. Видимо, вы надели его в последние пару часов, следовательно, он новый и еще не ношеный – Лори пожал плечами, словно это должно быть очевидно.
Она замотала головой, на этот раз довольно сдержанно.
– Он новый, но я купила его на свои сбережения.
– Вы еще не знакомы с моим коллегой, сержантом Балмером. – Лори указал на зеркало, висевшее на стене напротив окна, и Элиза повернула голову. – У Балмера свой метод, немного отличный от моего.
В зеркале, будто в окне, где все видно наоборот, детектив-сержант Балмер отошел от стены и сзади приблизился к ним; его лицо выглядело устрашающе, как маска для Хеллоуина. От страха она не могла пошевелиться, и ей казалось, что все происходит как в кино – не с ней, а с кем-то другим. Правая рука Балмера медленно легла ей на затылок и толкнула к краю ванны. Споткнувшись о выставленную Балмером ногу, она потеряла равновесие и повисла на его огромной левой руке. Ее лицо оказалось прямо над застывшей, наполненной смертью водой. Схватившись за край ванны, Элиза судорожно попыталась оттолкнуться, но ее крепко удерживали в этом положении.
– Минуты должно хватить, – сказал Балмер, – большого вреда не будет.
Услышав угрозу, она в ужасе подняла голову и затараторила, почти выкрикивая каждое слово:
– Я вышла из дома. Я помолвлена, он живет неподалеку. Я отлучилась на час, пока не было кухарки. Я так делаю каждый день, можете проверить. Пожалуйста, не рассказывайте им. Я потеряю работу. Я не виновата. Я ничего не знала.
Балмер отпустил ее, она рухнула на пол и свернулась в клубок на коврике. Балмер посмотрел на своего напарника: того происходящее будто слегка забавляло.
– Тот, кто это сделал, сделает это снова, – произнес Лори. – Если весь мой опыт хоть на что-то годится. Станете и дальше препятствовать следствию, кровь будет на ваших руках.
Он распахнул дверь.
– Сообщите констеблю Дэвису имя жениха, и он проверит ваше алиби.
Балмер молча наблюдал, как она, пошатываясь, вышла из комнаты.
– Стало быть, свидетелей нет.
– И никаких реальных подозреваемых.
Быстро сверив свои записи, детективы поднялись по лестнице и постучали в дверь спальни миссис Кэвендиш.
Завидев их, она привстала в кровати.
– А вы кто?
Доктор залил в нее тонну успокоительного, ее опухшее лицо посреди пышных белых простыней напоминало розочку на торте. Охваченный горем мистер Кэвендиш сидел, ссутулившись, на краю кровати спиной к двери. Услышав, что вошли двое мужчин, он вскочил и обернулся. Лори тепло похлопал его по плечу.
– Мистер и миссис Кэвендиш, я инспектор Лори, а это мой коллега – сержант Балмер.
Балмер кивнул, а миссис Кэвендиш вяло поприветствовала их со своей кровати.
– Надеюсь, вы понимаете, что нам надо поговорить с каждым из вас наедине. Мистер Кэвендиш, не могли бы вы оставить нас и подождать в своем кабинете внизу? Там сейчас ваш друг доктор Мортимер, так что вам не будет одиноко.
– Конечно, – тихо пробормотал мистер Кэвендиш.
Он вышел и принялся боком медленно спускаться по лестнице, держась за перила обеими руками.
Лори закрыл дверь и подошел к кровати, Балмер встал у окна и уставился на улицу.
– Миссис Кэвендиш, боюсь, мне придется задать вам пару не самых тактичных вопросов, – сказал Лори.
– В мире, где нет моей девочки, нет места и такту, инспектор Лори.
– Сочувствую вашей утрате.
Миссис Кэвендиш резко схватила руку Лори, словно кошка, поймавшая мышь.
– Я хочу, чтобы вы убили его. Своими руками. Или отправьте его на виселицу. Ваш коллега внизу ахнул, узнав, что пришлют вас. Он рассказал нам о вашей репутации. Они все делают вид, будто им не по нутру ваши методы. У мужчин вдруг просыпается совесть, если причиненное зло их не касается. Но я на вашей стороне. Я хочу, чтобы вы пытали его, пока он не сознается, а затем убили.
– Миссис Кэвендиш, у вас есть подозрения, кто бы мог это сделать?
– Я знаю только, что это мужчина. Это насквозь мужское преступление.
– Но никого конкретно вы не подозреваете?
Она наморщила лоб, словно силясь кого-то вспомнить.
– Даже если бы это совершил кто-то, кого я знаю, я бы все равно желала ему смерти, равно как и незнакомцу. Но, боюсь, у меня нет никаких предположений.
– Где вы находились, когда все случилось?
– Инспектор Лори, до сегодняшнего дня я почти три года не вставала с кровати. – Она стряхнула с себя простыни, открыв им свою изможденную фигуру.
– Вы спали?
– Когда я отдыхаю, я закрываю глаза. Мне редко удается уснуть. Но, увы, я ничего не слышала.
– Это нам тоже полезно знать. Второй нетактичный вопрос, миссис Кэвендиш: известно ли вам о каких-либо романтических отношениях вашей дочери с молодыми людьми? У нее был возлюбленный?