Алекса Гранд
Сыночек в подарок, или Станьте моим мужем, босс!
Глава 1
Марк
– Марк Алексеевич, станьте моим мужем! Пожалуйста.
Рубит с порога Аня, мой администратор, и нервно теребит воротник белоснежной рубашки.
У меня же от ее нелепой просьбы челюсть едва не пикирует на пол, и кофе чуть не идет носом.
Я обжигаюсь горячим американо, который девушка только что принесла. И пялюсь в треугольный вырез ее блузки вместо того, чтобы поднять глаза чуть выше и отчитать сотрудницу за фамильярность.
– Что-о-о?
Переспрашиваю жестко, возвращая себе дар речи, и силюсь понять, что в наших деловых отношениях пошло не так.
– Ничего. Забудьте!
Анечка отмирает от моего громкого окрика и круто разворачивается на своих десятисантиметровых шпильках. Сбегает, как будто в кресле вместо меня сидит огнедышащий дракон, и хлопает дверью.
Оставляя меня наедине с хаосом мыслей.
– Славина, стой!
Рычу я запоздало и тру двумя пальцами переносицу.
Аня, в отличие от трех предыдущих администраторов, которых я без сожаления уволил, ни разу не была замечена в охоте за моим сердцем и состоянием.
Так что не помешало бы выяснить, что заставило ее так резко сменить курс.
Думаю о возможных причинах, поднимаясь из-за стола, и иду искать удивившую меня помощницу.
– А это еще что за филиал детского сада?
Обращаюсь к затылку Славиной, натыкаясь на сидящего на диванчике в приемной парнишку и стоящий рядом чемодан на колесиках, и окончательно перестаю что-либо понимать.
– Мне вообще-то скоро восемь. Я в школе учусь.
Обиженно уточняет мальчишка с огромными серо-голубыми глазами и крепко прижимает к себе щенка золотистого ретривера, как будто я могу его отобрать.
– Твой пацан? – спрашиваю у переминающейся с ноги на ногу Ани и втайне радуюсь, что еще достаточно рано для посетителей.
– Мой.
Славина отмирает, осторожно поворачиваясь ко мне, и по-детски закусывает нижнюю губу так, что запал как следует ее отругать исчезает.
Остается лишь странное желание погладить девушку по голове и сказать, что все обязательно будет хорошо.
– И что он здесь делает?
– В городе гуляет эпидемия гриппа. Школу на карантин закрыли.
– И идти вам некуда. Понял.
Складываю два и два, напоследок мазнув взглядом по внушительному чемодану, и планирую решать проблемы постепенно.
– Марш ко мне в кабинет. Живо.
Командую, распахивая дверь перед растерянной Анечкой, и не могу взять в толк, откуда берется жалость, поднимающаяся из глубины души.
Девушка кажется такой уязвимой и дезориентированной, что я аккуратно усаживаю ее в кресло, несильно надавливая ей на плечи, и топаю к кофемашине.
Делаю капучино, хоть это определенно не относится к кругу моих обязанностей, и вручаю Славиной плитку Риттерспорта с фундуком.
– Шоколад портит фигуру, – откликается невесело девушка, а я, махнув на нее рукой, парирую.
– Зато улучшает настроение. Ешь.
Залипаю ненадолго на трепещущих угольно-черных ресницах и тонких пальчиках, обхватывающих горячую кружку, и только потом возвращаюсь на свое место.
Переворачиваю трезвонящий телефон экраном вниз и подаюсь вперед, упирая локти в столешницу.
– Ну рассказывай.
– Что рассказывать?
– То, например, почему ты хочешь, чтобы я стал твоим супругом.
– Притворились. Ненадолго. Всего на пару дней, – робко уточняет Анечка и отпивает дымящийся капучино, блаженно жмурясь.
Несмотря на то, что ей тридцать лет, на вид девчонке нельзя дать больше двадцати пяти. А сейчас она и вовсе походит на студентку, ерзающую на стуле перед суровым преподом.
Окрашивающий ее щеки неровный румянец выдает волнение, которое она не пытается скрыть.
– Зачем?
– На следующих выходных у моей одноклассницы свадьба. И я не могу пойти туда одна.
– Так у тебя вроде есть муж.
Я красноречиво указываю подбородком на полоску белого золота на ее безымянном пальце, а Славина шумно выдыхает и припечатывает меня глухим.
– Мы разводимся.
– Хреново.
Соглашаюсь я, прослеживая, как бьется жилка на Аниной шее, и постепенно начинаю въезжать в ее мотивы.
Встречи с одноклассниками практически всегда превращаются в парад лицемерия. Так что признаться перед троллившими тебя одиннадцать лет однокашниками, что жизнь покатилась в тартарары, так себе перспектива.
– Забудьте, Марк Алексеевич. Глупости это все.
Неверно трактуя повисшую между нами паузу, произносит Аня и снова собирается сбежать. Но я останавливаю ее коротким жестом, тарабаню пальцами по столу и говорю то, что она меньше всего ожидает от меня услышать.
– Пожалуй, я готов принять твое предложение.
– Правда? – в серо-голубых глазах Славиной, больше похожих на два бездонных озера, загорается огонек надежды и тут же гаснет, когда я твердо высекаю.
– Правда. Только я хочу, чтобы ты в обмен оказала мне одну услугу.
Глава 2
Аня
Утро начинается паршиво.
– Аня, ты собрала вещи?
Кричит из другой комнаты муж, а я прирастаю пятками к полу и глупо пялюсь расфокусированным взглядом в точку на стене.
Кофе с шипением вытекает из турки на плиту. И я не знаю, что больше расстраивает меня в эту секунду.
То ли то, что у мужа есть любовница, и она ждет от него ребенка. То ли то, что вместо крепкого ароматного американо я получила невзрачную коричневую лужицу на керамической поверхности.
– Собрала.
Бурчу я неразборчиво и двигаюсь к раковине, чтобы намочить губку.
Я узнала о том, что Олег мне изменяет, две недели назад, и успела пройти три стадии принятия неизбежного.
Сначала я отрицала очевидное. Отчаянно мотала головой. И затыкала уши, лишь бы не слышать подробности их интрижки.
После упала в котел лютого гнева. Расколотила половину сервиза, подаренного свекровью. И испортила недавно купленную в рассрочку плазму.
Потом торговалась с совестью до жжения в легких. Пыталась убедить себя в том, что еще можно сохранить семью.
Глупая.
– Мамочка, не грусти, пожалуйста! Скоро я вырасту и заработаю нам много-много денег. Мы купим с тобой большой дом и никогда не будем ни в чем нуждаться.
Из омута безрадостных мыслей меня вытаскивает сидевший молчком сын. Косится на меня из-под пушистых ресниц. А я захлебываюсь щемящей нежностью от его непосредственности.
Пересекаю рваным шагом кухню. Опускаюсь рядом с ним и растрепываю его каштановую шевелюру.
– Обязательно купим, сынок. Ты у меня самый лучший мужчина на свете.
Говорю ему со всей искренностью, на которую я только способна, и поражаюсь тому, как быстро взрослеют современные дети.
И мне бы ругать глобализацию и чертовы гаджеты, в которых залипают подростки. Но в глубине души я понимаю – в первую очередь виноваты мы с Олегом.
Это мы лишили собственного ребенка нормального детства.
– Аня, что с кашей?
– Сгорела.
Я отвлекаюсь на переступающего через порог супруга и небрежно пожимаю плечами.
Я вряд ли бы сильно огорчилась, если бы этот дом обуглился дотла. А тут какая-то овсянка.
– Хочешь, возьми бутерброд.
– Аня! Ты же знаешь, я терпеть не могу питаться всухомятку.
– А мне что прикажешь делать? Катеньке своей позвони. Пусть готовит тебе первое, второе и компот.
От упреков, на которые Олег больше не имеет права, во мне просыпается злобная стерва. Это она выразительно выгибает бровь, иронично хмыкает и язвит.
Пытается спрятать за показной броней уязвимость и боль, которая плещется глубоко внутри.
– И ты еще удивляешься, почему я попросил развод?
Муж стоит посередине комнаты, сцепив руки в замок, и смотрит на меня так, как будто мы с ним давно чужие люди. Как будто мы не делили с ним постель, не давали клятвы верности и не обещали любить друг друга до гробовой доски.
И это задевает.
И я уже готовлюсь вылить на него поток обвинений, когда меня перебивает звонок.
– Здравствуйте, Анна Николаевна. У нас очень много заболевших. Школу закрывают на карантин.
Извиняющимся тоном сообщает Ванина классная руководительница, отчего я испускаю разочарованный вздох.
А спустя пятнадцать минут качу чемодан по рыхлому снегу и гадаю, как буду объяснять своему начальнику, что делают в боксерском клубе семилетний ребенок и его игривый щенок Марли.
Проскальзываю во владения Северского, как мелкий воришка, и вешаю в шкаф свое пальто.
И если я рассчитываю, что это утро не может стать хуже, то катастрофически ошибаюсь.
– Анька, привет! – вопреки желанию отключить телефон, я все-таки принимаю вызов от Митиной и морщусь от ее бодрого до безобразия голоса. – Звоню напомнить, что в субботу я жду тебя на свадьбу.
– Тань, я…
– Будешь зажигать круче всех?
– У Ваньки школу закрыли на карантин. Эпидемия. Боюсь, что мы тоже могли заразиться.
– Никакие отговорки не принимаются. А то я решу, что твой хваленый муж и сын – выдумки, и ты на самом деле живешь одна с тридцатью кошками. Дресс-код синий. Чао, Славина.
Звонко смеясь, отключается одноклассница. Я же принимаюсь рассеянно растирать грудь и сдавливаю виски.
Признаваться успешной во всех отношениях Митиной в том, что меня выставили из дома и теперь я мать-одиночка, не хочется. Хочется сбежать в Антарктиду к пингвинам и дрейфовать на льдине с морскими котиками.
Лишь бы не предаваться жалостью к никчемной себе.
– Доброе утро, Ань. Сделай мне кофе.
Мой босс, Северский Марк Алексеевич, внезапно материализуется у меня за спиной и заставляет подпрыгнуть на месте. Подмигивает мне лукаво, прежде, чем скрыться в кабинете, и усиливает и без того неконтролируемую панику.
Трусливо обрадовавшись, что Ванька ушел в туалет вместе с Марли несколькими минутами ранее, я вытираю потные ладошки о юбку и торопливо варю шефу горячо любимый им латте. Делаю глубокий глоток воздуха и проскальзываю в приоткрытую дверь.
Застываю рядом с широким добротным столом и изучаю вальяжно развалившегося в кресле мужчину.
Внешность у Северского выдающаяся. Густые смоляные волосы, зачесанные назад. Упрямые резкие скулы. Волевой подбородок. Темно-карие, практически черные глаза, которые разбили не один десяток девичьих сердец.
Крупные руки с выступающими венами. Длинные пальцы, которые, несомненно, умеют доставлять удовольствие. Широкий разворот плеч.
В общем, в Марке идеально все. За исключением одной малюсенькой детали.
Он бабник. Казанова. Коллекционер. Тот, кто делает зарубку на ножке кровати, и на следующее утро забывает имя спутницы, с которой провел ночь.
Прокручиваю это все в мозгу за считанные секунды, хватаю за хвост бредовую мысль и не успеваю прикусить непослушный язык.
– Марк Алексеевич, станьте моим мужем! Пожалуйста.
Тишина между нами повисает такая оглушительная, что в ушах нещадно звенит, а сердце совершает немыслимый кульбит и ухает на дно желудка.
– Что-о-о? – ревет босс, как взбешенный гризли, которого в разгар спячки разбудили и вытащили из берлоги.
– Ничего. Забудьте!
Забрав свое предложение обратно, я пулей вылетаю из его кабинета, а дальше действую на автопилоте.
В коматозе объясняю Марку Алексеевичу, что в его боксерском клубе делает мой сын, и сгораю от стыда, пока Северский выталкивает меня из приемной, как безвольную куклу, и принимается варить кофе.
Если бы я нервничала чуть меньше, я бы обязательно оценила его старания и несвойственную ему заботу. Но сейчас в голове царят невообразимый бардак и абсолютная вакханалия.
Мысли сталкиваются друг с другом, как непослушные шарики, и отскакивают с противным звяканьем.
– Ну рассказывай. Почему ты хочешь, чтобы я стал твоим супругом? – с любопытством интересуется Марк Алексеевич и смотрит на меня хитро, с прищуром.
– Притворились. Всего лишь на пару дней, – я уточняю до того, как Северскому придет в голову подсунуть мне заявление по собственному, и робею, делясь причиной моего безрассудства. – На следующих выходных у моей одноклассницы свадьба. И я не могу появиться там без спутника.
– Так у тебя же есть муж, – хмурится Северский, силясь собрать воедино частички паззла, а я роняю глухое.
– Мы разводимся.
И невольно переношусь в день, разделивший мое существование на до и после.
* * * * *
Аня, две недели назад
– Олеж, ты скоро?
Я прижимаю телефон плечом к уху и помешиваю лопаткой томящуюся в сковороде курицу в сливочном соусе. Добавляю немножко приправ и пробую на соль соус.
Вкусно.
В кастрюле варится картофель. В духовке запекается пирог с абрикосами. И я очень боюсь не успеть закончить с готовкой до прихода мужа.
– Буду примерно через час.
– Хорошо, – я прикидываю, хватит ли мне оставшегося времени на то, чтобы накрыть на стол, удовлетворенно выдыхаю и напарываюсь на безэмоциональное.
– Нам надо поговорить, Ань.
– Да. Надо.
Соглашаюсь, кивая, как будто Олег может меня видеть, и бросаю в трубку короткое «жду тебя».
Последнее время у нас что-то не клеится. Супруг частенько засиживается на работе допоздна, возвращается домой за полночь и остается спать на диване, чтобы меня не разбудить.
Выглядит измотанным и отсутствующим, закопанный в свалившихся на их компанию проверках и авралах. Забывает контейнеры с едой, которые я заботливо наполняю с вечера. И небрежно отмахивается, когда я пытаюсь его о чем-то расспросить, фыркая, что работы ему хватает там, на работе.
Поэтому сегодня я отвезла сына к свекрови и намереваюсь вдохнуть в наши с мужем отношения вторую жизнь.
Накормить его вкусным ужином. Распить бутылочку прохладного просекко. Сделать ему расслабляющий массаж. И напомнить Олегу, почему мы не отлипали друг от друга в юности и не вылезали из постели, забивая на все на свете.
– Еще пять минут, и можно выключать.
Уменьшив огонь, я старательно накрываю на стол. Достаю из шкафчика лучший сервиз, любовно натираю тарелки и выкладываю на однотонные бордовые салфетки вилки с ножами.
Ставлю в центре стола несколько свечей и любуюсь творением своих рук. Надеюсь, что атмосфера получится достаточно романтичной, чтобы Олег отрешился от всех тревог и забот и смог сосредоточиться на своей женщине, которая изнывает без его внимания.
Убрав сковородку с плиты и выключив конфорки, я перемещаюсь в спальню. Взбиваю локоны прежде, чем сколоть их шпильками на затылке, и тщательно наношу макияж.
Легкий. Естественный. Тот, который подчеркнет скулы и выделит губы. Заставит любого мужчину пылать от нетерпения и восхищаться мной.
Снимаю халатик и успеваю облачиться в нежное пыльно-розовое платье до того, как в замке раздастся звук поворачиваемого ключа.
– Привет.
Выскочив в коридор, я оставляю легкий поцелуй у Олега на щеке и пребываю в эйфории, не замечая, как он украдкой стирает с кожи след от моего блеска.
Принимаю у него портфель, подхватываю припорошенное снегом пальто, вешаю его на крючок и убегаю на кухню, пока муж идет мыть руки.
Старше меня на четыре года, Славин выглядит так же прекрасно, как в тот день, когда мы познакомились. Поджарый и подтянутый, с пепельно-русыми волосами и пронзительными зелеными глазами он очаровал всех девчонок на потоке, а выбрал меня. Вынудив сокурсниц давиться завистью.
Улыбаюсь собственным воспоминаниям и подрагивающими пальцами поджигаю свечи. Тени от них причудливо скользят по стенам и убеждают меня, что все идеально.
– А Ванька где? – спрашивает Олег, возвращаясь из ванной, и усаживается за стол, откидываясь на спинку стула.
– У твоей мамы. Останется на ночь.
Гордясь собственной предусмотрительностью, я накладываю мужу аппетитно пахнущую еду и протягиваю ему штопор.
Олег косится на него с непониманием и откупоривает пробку итальянского игристого. Наполняет бокалы, задумчиво закусывает нижнюю губу и не спешит приступать к трапезе.
Стукает вилкой о тарелку. Комкает салфетку. И стреляет безжалостной фразой в упор.
– Знаешь, Ань, нам нужно развестись.
– Что-о-о?
Мой голос повышается на несколько октав и звучит до противного надломлено.
– У меня есть любовница.
Произносит беспощадно Олег и совсем не жалеет мои чувства. Не оправдывается, не выглядит виноватым и не пытается списать все на глупую интрижку по пьяни на корпоративе.
Его откровение припечатывает меня к стулу. Опускается на макушку каменной глыбой. И вышибает воздух из легких.
Так, что я шумно закашливаюсь и вцепляюсь в бокал, махом опрокидывая в себя все его содержимое.
– Как давно? – уточняю зачем-то я, хотя какое вообще это имеет значение.
– Скоро будет год, – сухо сообщает Олег и с фантомным грохотом захлопывает крышку моего гроба. – Катя носит моего ребенка.
Я мотаю головой из стороны в сторону, как китайский болванчик, и отчаянно отказываюсь принимать услышанное. Сглатываю судорожно и за несколько секунд перемещаюсь со станции «принятие» на станцию «безудержный гнев».
Швыряю бокал в стену за спиной у супруга. И бью посуду, как в дешевом третьесортном кино. Тарелки раскалываются на десяток неравномерных огрызков. Звон не отрезвляет.
Отрезвляет холодный равнодушный тон мужа.
– Полегчало?
– А должно было?
Отвечаю вопросом на глупый вопрос и перекидываю волосы через плечо, заходясь в истеричном хохоте.
Я, как дура, колдовала полдня над плитой. Купила соблазнительное кружевное белье. Надела тончайшие чулки с ажурной кромкой. Пока Олег рассуждал, как преподнести мне сокрушительную новость.
Идиотка!
– Ань, собери, пожалуйста, вещи. И поищи жилье. Я хочу перевезти сюда Катерину.
* * * * *
Я вываливаю на оторопевшего босса подробности личной жизни и прячу глаза в кружке. Странно, но после этой исповеди с нотками горчащей полыни становится легче дышать.
Как будто произошедшее не такая уж катастрофа, раз стало достоянием общественности.
– Хреново.
Северский одним словом характеризует мой интимный рассказ и замолкает. А я последними словами ругаю себя за несдержанность.
– Забудьте, Марк Алексеевич. Глупости это все. Пойду я.
– Сидеть, – командует шеф, отмирая, и сканирует меня нечитаемым взглядом. – Пожалуй, я готов принять твое предложение. Только я хочу, чтобы ты в обмен оказала мне услугу.
Северский еще не расписывает никакие условия, а я уже горю в огне мучительного стыда. Воспаленный мозг услужливо подсовывает мне неприличные картинки и вынуждает пожалеть о собственной опрометчивости.
Глава 3
Марк
– Я хочу, чтобы ты в обмен оказала мне услугу.
Говорю я твердо и замолкаю, внимательно изучая Анино хорошенькое личико.
В это же мгновение ее щеки окрашивает неровный лихорадочный румянец. Дыхание учащается. Тонкая венка пульсирует на шее.
Интересно, что она там успела себе нафантазировать? Что я запру ее в красной комнате и прикую наручниками к кровати? Я же не Кристиан Грей, в конце концов.
Я фыркаю иронично и продолжаю буравить подчиненную заинтересованным взглядом. Азарт разносится по телу и плещется в крови.
– Смотря какую.
Осторожно уточняет Аня и сильнее вжимается лопатками в кресло.
Такая застенчивая и невинная, что хочется спросить. А были ли у нее вообще мужчины. И по фиг, что у нее кольцо болтается на пальце.
Правда, мне приходится усмирять свой внезапный порыв и бросать с притворным равнодушием.
– Пустяковую. Она тебя сильно не обременит.
– Марк Алексеевич, если вы…
– Так, Славина. Давай тормознем до того, как ты успеешь надумать что-то совсем уж неприличное, – рассмотрев в Аниных глазах подозрение, смешанное с испугом, я негромко смеюсь и сталкиваюсь с волной укоризны, летящей в мою сторону от подчиненной. – Мне нужно, чтобы ты сыграла мою невесту. На какое-то время.
– И все?
Моргнув, Анечка выдыхает с облегчением. А я не удерживаюсь и все-таки разражаюсь звонким хохотом. Стираю тыльной стороной ладони выступившие слезы и поясняю до того, как мой ценный сотрудник грохнется в обморок.
– Надоело. Мама одержима идеей-фикс меня женить. Постоянно подсовывает мне дочек ее подруг. Нахваливает, какие Маша-Лена-Женя замечательные. А я задолбался сочинять всякие тупые предлоги, почему я не могу с ними встретиться.
– Богатые тоже плачут?
Фыркает Славина и робко тянет уголки губ вверх. А я вдруг ловлю себя на мысли, что мне нравится ее улыбка. Мягкая. Искренняя.
– Плачут. А еще любят кофе и шоколад. Как простые смертные. Ну что, Ань, согласна на мою сделку, – спрашиваю я у Анюты и получаю достаточно твердое.
– Согласна.
Разрядив обстановку, я протягиваю уставившейся на меня во все глаза девушке руку и наблюдаю за тем, как она осторожно вкладывает свои маленькие пальчики в мою громадную лапищу.
А дальше рабочий день течет абсолютно спокойно. Постоянные клиенты заполняют клуб, оккупируют ринг и с энтузиазмом лупят по боксерским грушам.
Инструкторы придирчиво контролируют процесс. Исправляют технику, делают замечания взрослым мужикам, в зале превращающимся в бесшабашных мальчишек, и напоминают, что я не зря плачу им зарплату и периодически поощряю премией.
Рассудив, что Аня сегодня растеряна из-за свалившихся на нее неурядиц, я сам заказываю обед на троих, и сталкиваюсь с ней на выходе из туалета.
Славина норовит проскочить мимо, но я ловлю ее и аккуратно пригвождаю к стене. Приподнимаю ее лицо за подбородок и замечаю и чуть опухший раскрасневшийся нос, и крупинки туши, осыпавшиеся с ресниц.
– Ревела? – я задаю дурацкий очевидный вопрос и хмурюсь.
Волна недовольства от того, что девчонка льет слезы из-за какого-то козла, невольно затапливает меня от макушки до пяток и подкармливает дикого зверя внутри.
– Марк Алексеевич, я…
– Теперь для тебя просто Марк. Вживайся в роль. И больше не плачь из-за дебилов, не способных оценить сокровище. Они того не стоят.
Заявляю я убежденно и наталкиваюсь на удивление на дне Аниных омутов.
Но я ведь на самом деле не лукавлю. Я искренне верю в то, что говорю.
Я откровенно не понимаю мудаков, изменяющих женам.
И пусть я сам не могу похвастаться слепой верностью, но на моем пальце нет обручального кольца. И я никогда не обещаю своим пассиям ничего лишнего. Чтобы потом не сливаться, блокируя номера, и не извиваться ужом при расставании.
– Ты красивая, Аня. Очень красивая. И не глупая. Тебе обязательно встретится достойный человек. Веришь?
– Не знаю.
Всхлипывает Славина тоненько, и я сгребаю ее в объятья. Не знаю, как еще унять приближающуюся истерику, и на мою удачу угадываю.
Аня постепенно расслабляется, пока мои ладони невесомо скользят по ее лопаткам, и медленно восстанавливает сбившееся дыхание.
– Спасибо, Марк Алексеевич.
– Марк.
– Спасибо тебе, Марк.
Она произносит неуверенно по слогам и убегает на ресепшн. Я же запираюсь в кабинете и просматриваю смету на открытие еще одного филиала, чтобы спустя полчаса услышать ровный Анин голос в селекторе.
– Марк Алексеевич… Марк. К вам… К тебе Карина, в общем.
– Пусть проходит.
«Капучино на кокосовом молоке мне свари» доносится на заднем плане, и я кривлюсь. Нужно сказать Резниковой, чтобы переставала командовать моими людьми. А еще преподнести новость, от которой она будет в полном «восторге».
Рядом со мной любовницы не задерживаются дольше, чем на три месяца. И наш с Кариной срок истек еще на прошлой неделе. Но то я зависал в бильярде с пацанами, то Резникова не вылезала из СПА, так что пересечься и расставить все точки над i не получилось.
– Марк, милый. Эта грымза не хотела меня пропускать, представляешь?
Вынырнув из своих мыслей, я возвращаюсь в прозаическую реальность.
На пороге моего кабинета появляется обладательница бесконечно длинных ног и аппетитного третьего размера груди и недовольно морщит вздернутый нос. Передвигается неуклюже в жутко неудобных туфлях на высоченном каблуке и опускается в кресло напротив меня.
Накручивает на палец золотистый локон и ударяется о стену моего равнодушия.
И, если Карина недоумевает, то я могу думать лишь о том, как она одним только приходом успела утомить меня пафосом и манерностью.
– Моего администратора зовут Анна. Не грымза, не цербер, не горгона. Анна. Запомни.
Уточняю я грубовато, а Карина недоуменно на меня пялится, не понимая, почему я требую от нее заучить имя обычной сотрудницы, и надувает пухлые губы. Только эти ее фокусы меня ни капли не трогают.
– Знаешь, куда мы сегодня с тобой идем? – не найдя никакого отклика, Резникова меняет тему и хлопает густыми наращенными ресницами.
– Куда?
– На концерт Асти. Папа выкупил два последних билета в випке.
– Ты идешь. Я пас, – сообщаю я безразлично в то время, как Каринкино лицо вытягивается.
– Почему?
– Потому что мы расстаемся.
– Если это шутка, Марк, то совершенно не смешная.
– Это не шутка, Карин. «Мы» больше не существует. Я помолвлен на другой.
– И когда ты успел? – недоверчиво хмыкает Резникова, веря, что я стебусь, и вряд ли оказывается готовой услышать невозмутимое.
– Сегодня утром.
– Как…? Но мы же…
– Хорошо провели время вместе? Бесспорно. На этом все.
Я еще раз провожу финишную черту под нашими отношениями, чтобы у Карины не осталось никаких сомнений. Но она никак не хочет принимать суровую действительность.
Натужно морщит лоб, как будто решает в уме сложное уравнение. Вонзается зубами в нижнюю губу. И подскакивает на ноги, пошатываясь на своих ходулях.
Сначала препарирует меня острым взглядом, словно лягушку. А потом не находит ничего лучше, как устроить скандал.
Цепляет стоящий рядом с ней органайзер со стола и запускает его в стену позади меня. Он падает на пол с глухим стуком. Жалобно звякает завалившийся набок степлер. А я спокойно роняю.
– Мимо.
Следом за органайзером отправляется кубок, полученный моими пацанами на региональных соревнованиях. Минуя мою макушку, он едва не сшибает картину с изображением снежного барса, и приземляется рядом с многострадальным степлером.
На этом запал у Резниковой иссякает. Она обхватывает себя ладонями за плечи и резко меняет вектор поведения.
– Марк, нам ведь было здорово вместе. Я выучила, какой кофе ты пьешь и что предпочитаешь на завтрак. Ради тебя я даже записалась в кулинарную школу.
– Это похвально.
– Северский, ну хватит! Я была готова отказаться от тусовок, которые обожаю, и превратиться в покладистую невесту. Печь пироги, варить борщи и ждать тебя с работы.
– В этом нет нужды, Карин, – качаю я головой и гадаю, в какой момент все свернуло не туда. – Я ведь ничего тебе не обещал, правда. Я сразу предупредил, что наша связь не дольше, чем на пару-тройку месяцев. Без привязанностей. Без обязательств.
– Но я надеялась…
– Что я изменюсь?
– Да. Кому-то же ты сделал предложение! Только не говори, что этой своей администраторше! И чем она лучше меня?
– Тем, что не посещает курсы пекарей, чтобы мне понравиться.
Позволяя Резниковой додумать все, что ей заблагорассудится, я не отрицаю брошенное в сердцах предположение и вижу, как сильно уязвлена ее гордость. Она злобно бурчит что-то неразборчивое и максимально быстро, насколько ей позволяет неудобная обувь, выметается из моего кабинета.
Сшибает что-то на пути своего следования. По крайней мере, в барабанные перепонки ввинчивается неприятный звон. И напоследок обвиняет Анечку во всех смертных грехах.
Распаляясь, Карина обещает кары небесные на Анину голову. И допытывается, что такого умеет Славина, раз я на нее повелся.
Правда, распинается Резникова недолго. Она исчезает до того, как я успеваю обогнуть стол и выйти в приемную. Так что все, кого я нахожу там – это пунцовая, словно свекла, Аня, ее сынишка, подозрительно косящийся в мою сторону, и виляющий хвостом щенок.
По-моему, Марли – единственный в этом помещении, кто меня не осуждает.
Тишина между нами со Славиной воцаряется красноречивая и напряженная. Поэтому я подхожу к стойке, опираюсь на нее локтями и стремлюсь разбавить молчание своим.
– Прости. Я не думал, что у Карины так поедет крыша.
– А я не думала, что быть вашей невестой опасно для жизни, босс.
Парирует Аня, не принимая мои извинения, и убегает умываться. И, когда она скрывается в коридоре, у меня за спиной раздается шумное сопение.
Ощущение складывается такое, как будто малец швыряет мне между лопаток воображаемые отравленные дротики.
Беззвучно ругнувшись, я неторопливо разворачиваюсь и иду к нему. Опускаюсь на пол, чтобы не смотреть на парнишку сверху вниз, и скрещиваю ноги по-турецки.
Выдерживаю недлинную паузу и лукаво подмигиваю пацаненку.
– Ну рассказывай.
– Что рассказывать?
– Какой я урод и как сильно тебя бешу.
– Бесите, – Ванька признает без уверток и, высоко вздернув подбородок, интересуется. – Это правда, что вы женитесь на маме?
– Если она захочет.
– И детей с ней родите?
– Если она согласится, – подавившись воздухом, я долго прокашливаюсь и абсолютно не ожидаю, что Иван нахохлится, словно мокрый воробей, и выдаст совсем уж странное.
– И меня выбросите на улицу?
Дикий в своей абсурдности вопрос повергает меня в шок и на несколько мгновений лишает дара речи. Я снова прочищаю горло и изучаю сидящего напротив парнишку пристальнее.
– Нет, конечно. С чего ты взял?
– Просто папа маме сказал, что у него будет новый сынок и ему все равно, где мы будем жить.
Глава 4
Аня
Пульс частит с бешеной скоростью. Кровь прилипла к щекам и не желает отливать. А я безуспешно пытаюсь привести себя в порядок и стереть румянец с кожи.
Льющаяся из крана ледяная вода не справляется с поставленной задачей. Из отражения в зеркале на меня по-прежнему смотрит взъерошенная растрепанная девчонка, не знающая, что ей делать дальше со своей жизнью.
А не взрослая самодостаточная женщина тридцати лет.
Я молчала, пока любовница босса желала гореть мне в аду. Я ничего не возразила Олегу, когда он велел мне собрать вещи. Да и что я могла возразить, если квартира, за которую мы выплачиваем ипотеку, записана на его маму?
Осознание собственной никчемности колет под ребрами и заставляет часто дышать.
Но это все временно. Я обязательно стану сильнее и научусь давать людям отпор.
С этими мыслями я закалываю волосы на затылке, оттираю черные точки от туши с век и возвращаюсь на ресепшн, где Марк уже о чем-то договаривается с моим сыном.
– Правда, можно?
– Если мама не будет против.
– Мамочка, можно я позанимаюсь? Мне Марк разрешил.
– Дядя Марк, – поправляю я на автомате и ловлю сынишку в свои объятья.
Я с настороженностью отношусь ко всяким единоборствам, наслышана о травмах, которые сопровождают профессиональных боксеров, но в Ванькиных глазах плещется столько надежды и волнительного предвкушения, что отказать ему адски сложно.
К тому же, Марк подливает масла в огонь и пытается склонить чашу весов в свою сторону.
– Форму выдадим. У нас есть несколько детских комплектов. Приставим инструктора. Тоха – лучший в своем деле. Ничего страшного не случится.
Мягко, но настойчиво убеждает меня шеф, и я ведусь на магию его низкого с хрипотцой голоса. Взъерошиваю Ванькину шевелюру, коротко киваю и кричу уже в его отдаляющуюся спину.
– Только осторожно. Пожалуйста!
– Все будет в полном порядке, Ань. Я ручаюсь, – твердо заверяет Марк и уводит наш разговор в то русло, которое я бы предпочла обогнуть. – Славина, вот скажи. Ванька твоему мужу не родной, что ли?
– Родной. С чего ты взял? – я разворачиваюсь к Северскому всем корпусом и сталкиваюсь с искренним недоумением на дне его карих глаз.