В Ливане я был уже на следующий день. Перебрался с контрабандистами в долину Бекаа и дальше – уже нормальным такси – до Бейрута. Поскольку я владел арабским в достаточной степени и выглядел как араб, с бородой, ко мне никто особо не приставал. Конечно, если начнется конкретное месилово и начнут штаны снимать[7], то моя легенда пойдет псу под хвост – но пока правительство Ливана и доминирующие здесь палестинцы контролируют ситуацию. Движение тут очень активное, постоянно идет контрабанда и отправляются на войну отряды Хезбаллы. Скоро весь этот джихад будет и здесь, чувствую…
Таксист был палестинец из лагерей. Как и все палестинцы, он был отлично приспособлен выживать во всем этом месиве, у него в машине были и ливанский флажок, и изображение святого камня Каабы, и портрет Муктады ас-Садра и портрет Башара Асада на фоне флага – нужное выставлялось к окну в зависимости от того, где мы ехали. На блокпосту, где стояли солдаты-христиане, он зычно взывал «Господи Иисусе!» – хотя был мусульманином. Машина у него была приличная – белая «Хёндай Соната» предыдущего поколения, которая тут заменяла старые «Мерседесы». На горных дорогах она нехорошо шкрябала днищем по камням. Но водителя это не останавливало…
Потом мы выехали на прибрежную дорогу отличного качества и покатили по ней. Горы, море. Бросаются в глаза две вещи – во-первых, дорога отремонтирована как бы кусками, это все потому, что каждый кусок дороги ремонтируют подрядчики из ближайшей деревни, иногда им достается всего несколько сотен метров. Выбрать одного подрядчика нельзя, остальные будут недовольны. Во-вторых, – полно китайских машин, в основном джипов и пикапов, и грузовичков «Бонго»[8]. Значит, китайцы заходят. И скоро война…
Чем ближе к Бейруту – тем шикарнее застройка, конечно, не Дубай – но все же. Для страны, где только в девяностые закончилась катастрофическая гражданская война, – очень неплохо. Самые шикарные виллы – конечно, на холмах, окружающих Бейрут. Там живут христиане – христианские семьи в Ливане очень влиятельны. На первом этапе войны пятнадцать тысяч христиан-маронитов едва не сбросили в море объединенную армию палестинцев и мусульман-шиитов численностью пятьдесят тысяч человек. Правда, потом все передрались друг с другом, и на заключительном этапе войны одни христиане, палестинцы и шииты воевали против других христиан, палестинцев и шиитов. Потом пришел Хафез Асад и прихлопнул весь этот бардак…
Заезжаем в Бейрут. Даю водителю пятьдесят тысяч лир – и прощаемся довольные друг другом. Аллах с тобой, палестинец…
Бейрут был мне знаком…
Это уникальный для Ближнего Востока город, где европейский разгул соединяется с арабской набожностью и фатализмом и особенными, местными жестокостью и стойкостью, порожденными двадцатью годами междоусобиц и гражданской войны. Город очень богат, многоконфессионален и полифоничен. Верующие тут совмещают пятикратный намаз и отдых с девушками легкого поведения, а шейхи, отправив своих жен в шопинг, отправляются играть в лучшее на арабском востоке Казино ду Либан, в христианской Джунии. Молодежь уже не помнит страшного прошлого и увлеченно грызет гранит науки в прекрасных по арабским меркам учебных заведениях, оставшихся тут после колонизаторов. И это при том, что последний раз город бомбили в две тысячи шестом израильтяне, а Хезбалла, партия Аллаха, одна из самых страшных террористических организаций современности, полностью контролирует целые кварталы. Пикапы с крупнокалиберными пулеметами, отмороженные боевики здесь сочетаются с витринами «Прада» и «Гуччи»…
В Бейруте можно все: и заработать деньги, и потерять их. И хорошо отдохнуть, и нехорошо умереть…
Нужная мне контора находилась на Рю Баальбек и называлась «агентство Шарм». Держал его Арам, армянин, но не местный, а ереванский армянин, бежавший сюда от разборок у себя и каких-то конфликтов с ереванскими ворами в законе. Здесь он поднялся, занимался тем, что поставлял на Ближний Восток девиц – от просто танцовщиц для казино и ночных клубов до откровенных проституток. Впрочем, грань между любительским и профессиональным сексом в Бейруте очень размыта, практически каждая красивая девушка не прочь подзаработать. В отличие от европейского пуританского католичества и тем более протестантизма секс в исламе не являлся грехом, тот же Пророк Мухаммад был женат и активно призывал к этому всех своих сторонников. Так что развлечься в Бейруте проблем не составляет, если деньги есть. А вон и машина Арама, я ее узнаю, даже несмотря на то, что он ее сменил. Раньше он ездил на белом «Гранд Чероки», а теперь – на «Инфинити Q70». Тоже белом…
Осмотрелся… не следит никто вроде. По крайней мере, отморозков не заметно.
У лестницы я столкнулся с бритым наголо господином, который невежливо, даже грубо толкнул меня.
– Дхаба. Дхаба.
Я заметил у него на плече татуировку – паук в паутине. Значит, наркоман.
– Поднялся? – спросил его я. – Думаешь, твои партаки тут никто не прочитает?
Прежде чем урод пришел в себя от изумления, я хорошенько пнул его в пах, потом добавил по голове. Достал из-за пояса турецкий полупластиковый пистолет, похожий на «Спрингфилд XD», взбежал наверх. Арам доставал из сейфа свой.
– Салам, Арам…
– Саша… вай, Саша…
Арам был мне должен. Дело в том, что он сначала попытался выехать в Голландию и там начать тот же бизнес – торговать девицами. Но сразу узнал, что места поделены, а свободные есть только на дне канала. Если бы я не попросил за него Горана, своего хорватского друга, живым бы его из страны не выпустили.
– Салам, Арам. Интернет есть?
– А как нет, как нет…
– Сходи, пообедай, а…
Сзади с грохотом распахнулась дверь. Это охранник пытается из последних сил выполнить свой долг перед хозяином. Хотя по мне это не охранник, а так… Единственная его функция – водить автомобиль, отгонять попрошаек, наверняка избивать и насиловать непокорных девиц и умереть с хозяином, если того вдруг всерьез решат замочить.
– Идиот! Пошел отсюда… – обрушился на своего охранника Арам.
Правильно. Я бы еще и уволил. Хотя… хороший телохранитель стоит дорого, а Арамчик всегда был жадным. Не будь он таким жадным, так бы и работал в Европе…
– С тобой все хорошо?
– Не переживай за меня, Арам. Все хорошо. Слава Аллаху…
Оставшись в одиночестве, я включил компьютер. Оставил сообщение где надо, включил видеочат и стал ждать…
– Ох… не встать.
Именно такой была реакция моего старого друга и куратора Евгения, Жеки-Слона, когда я эзоповым языком изложил ему суть проблемы.
– Ну и что мне делать? Подумай сам, ты меня не отмажешь, а наследить мы наследили.
В разговоре – мы маскируемся под уголовников – по идее в России на меня даже уголовное дело возбуждено, на случай если кто начнет наводить справки. Российская мафия – на Западе это бренд, и не надо выдумывать ничего лишнего.
– Валить тебе надо.
– Куда валить? Если тут нашли – найдут везде.
…
– Я вот думаю. Если разделить сферы влияния и договориться – получится очень даже неплохо. А стучать… а кто сейчас не стучит? Тем более если это поможет опрокинуть наших главных конкурентов…
– Я должен согласовать. Такое разом не решается.
– Жек, а что согласовывать. Ты что-то можешь?
…
– Нет. А я еще могу…
Жека подумал.
– Я за такое вписаться не могу. Можешь работать – но на свой риск.
А что? Когда-то было иначе?
Арам вернулся через полчаса. Я уже закрыл чат и проверил пистолет, который попал мне в руки. Разобрал и собрал его.
– Арам…
…
– Пистолет у меня уже есть благодаря твоему кретину. Тачку одолжи. На пару дней, не более…
– Конечно-конечно, Саня… – засуетился армянин, протягивая ключи.
– Постараюсь не разбить…
Водить «Инфинити Q70» – а это дорогая версия самого крупного ниссановского внедорожника «Армада» – по улицам Бейрута – приятного в этом очень мало. Зато кондиционер работает и простор такой, что в машине и жить можно. Именно так я и намерен поступить. В смысле, жить в машине, питаться в уличных ресторанчиках тем, что продают на вынос, все дела делать у обочины. Сейчас практически невозможно снять жилье так, чтобы об этом не узнали полиция и половина города заодно. Лучше всего – не снимать жилье вообще…
Сделал несколько звонков и решил текущие проблемы. Потом позвонил Абаль и назначил встречу вечером. Она удивилась, но обещала прийти. Это еще один прием – если вы что-то подозреваете, назначайте встречу, скажем, через неделю, потом звоните и предлагайте встретиться через час. Будет меньше возможностей подготовиться…
Купил несколько левых телефонов, автомат и четыре гранаты. На всякий случай. Автомат дорогой, две тысячи долларов за румынский «калашников», и это по местным меркам дешево. Все из-за расположенных поблизости лагерей палестинских беженцев, там жесткий пропускной режим, но оружие им нужно, и потому оно здесь очень дорогое…
Встречу я назначил в Казино дю Либан, как я уже упоминал, это самое известное казино в арабском мире. Расположено оно на самом берегу Средиземного моря и похоже на старый дворец, где смешалась арабская, европейская и средиземноморская архитектура. Контролируют его христиане, как и весь город. Больше половины девочек там – русскоязычные плюс отличная служба безопасности, не допускающая всяких левых движений. У меня в Бейруте нет собственной службы безопасности и нет прикрытия какой-нибудь общины или группировки. Поэтому я предпочту чужую. Если у тебя нет своего зонтика – спрячься под чужой…
Я остановил машину на стоянке, дал подскочившему бою десять долларов и попросил на время забыть обо мне. А еще через пять минут прибыла Абаль в прокатном белом «БМВ Х5», довольно заметном. Я увидел, как она выходит из машины, набрал номер. Она посмотрела, сбросила. Молодец, не отвечает на левые номера. Я набил эсэмэску, скинул, потом опять набрал.
– Абаль?
– Да.
– Идите к машине. Белый «Инфинити», на стоянке…
Да… забыл сказать, меня самого – в «Инфинити» не было. Я был в темноте, неподалеку. Мало ли…
Она осмотрелась, потом зашагала к машине. На ней были туфли или сапоги на высоком каблуке – обувь совсем не для неприятностей…
– Садитесь…
– В машине никого нет.
– Садитесь. На водительское…
Она пожала плечами, открыла дверь и села на водительское место. Стекла тонированные, машина большая…
– Какого черта…
– Сидите и молчите.
Выждав минут пять, я подбежал к машине, пролез назад.
– Перебирайтесь на пассажирское.
– К чему это всё?
– Делайте, и без разговоров.
Она опять подчинилась. Я перелез на водительское, завел мотор и немного переставил машину. Время от времени я буду ее переставлять.
– Вы не поняли? Я – друг.
– Не уверен. Деньги принесли?
Она достала из сумочки две толстые пачки пятисотевровых банкнот. Обожаю евро. У долларов максимальная купюра в обиходе – сотка, и это создает проблемы. С наличными взаиморасчетами.
Похоже, без куклы…
– Хорошо. Теперь по вашему делу. Рассказывайте всё, что знаете…
– Ее похитители вышли на нас. Требуют пять миллионов евро. Времени – две недели.
– На кого вышли? Родители?
– Нет, правительство.
– То есть?
– Представительство гуманитарной организации в Риме.
– Понятно. В Италии албанцев полно, они туда во время лихих девяностых толпами переселялись. Итальянский сапожок вообще стал настоящей Меккой для нелегалов всех мастей. Частично виной тому географическое положение Италии, частично – мафия. Потрепанная идущими уже двадцать лет антимафиозными процессами, потерявшая базу на Сицилии, уступившая большую часть наркорынка конкурентам – албанцам, таджикам, узбекам, африканским бандам, связанным с мексиканцами и колумбийцами и торгующими кокаином, – она перешла на почти легальные методы заработка, и один из них – это отшив левых коллекций известных домов моды. У мафии есть целые нелегальные фабрики, на них как раз нелегалы трудятся, выкройки они получают часто еще до показа моделей нового сезона на миланских подиумах, ткань та же самая. И оп-ля – вуаля…
– Фотографию прислали?
– Да.
– Покажите.
Абаль дает мне свой айфон. Фотография там – женщина на стуле, в руках свежая газета, рядом люди с автоматами, лица открытые – совсем обнаглели. Фон завешен большим черным полотном, но это явно не жилище, на природе снимали. А европейцы молодцы… надо сказать – молодцы. И это еще цветочки, потом будут ягодки…
Будут, обязательно будут.
– УЧК?
– Нет, ашкали. Знаете, кто это?
– Албанизированные цыгане.
– Они самые…
Ашкали, или албанские цыгане, – это одна из своеобразных этнических групп юга Балканского побережья. Это цыгане, которые во времена владычества Турции тюркизировались и приняли ислам, чтобы торговать без помех и не платить джизью – обязательный в мусульманских странах налог на немусульман. Помимо ашкали есть и нетюркизированные цыгане, их называют ромы. Отношения между ромами и ашкали напряженные, равно как и отношения между ашкали и албанцами, тем более если эти албанцы являются боевиками УЧК. Албанцы зовут цыган, даже принявших ислам, крысами. Хотя ислам у цыган своеобразный – они часто совершают намаз, когда им вздумается, а то и вовсе не совершают, намаз они читают на своем языке, женщины не закрывают лицо и участвуют в промысле, часто преступном, наравне с мужчинами. Многие от жадности не платят закят.
Конфликты с УЧК связаны как раз с дележом территорий и доходов от преступного промысла – но цыгане при этом довольно аполитичны, и у них нет религиозного радикализма. Их основная деятельность – это наркоторговля, работорговля, торговля оружием, похищение людей за выкуп. Не поддерживают они и традицию гьякмари – албанской кровной мести. Не могу представить себе цыгана-террориста…
– Конкретно эти – кто они?
– Если верить данным Интерпола, вот этот вот – Бесник Дудаевич. Он у них главный. Двадцать девять лет, радикальный исламист, симпатизирует Исламскому государству. Участвовал в боевых действиях на территории Сирии на стороне Фронта ан-Нусра. Проходил специальную подготовку в лагере сирийской оппозиции в Турции, прикидывался умеренным, затем радикализовался.
– Он всегда был радикальным. Просто вы не хотите этого видеть.
– Возможно, это так.
– Остальные?
– На остальных данных нет. Судя по всему – его джамаат.
– Пять человек?
– Не обязательно сниматься всем, верно?
– Кроме денег – они выдвинули еще какие-то требования?
– Нет, только деньги.
– Переговорщик уже работает?
– Да, полицейский.
Я прикинул муде к бороде, хрустнул пальцами.
– Через три дня. В Тиране.
– Как я вас найду?
– Я сам вас найду. Не выключайте телефон…
В Риеке я был этой зимой.
Риека – балканская Венеция, она прекрасна даже зимой, а уж весной и летом – просто обворожительна. Этот город стоит на каналах, и у него очаровательный архитектурный облик, а жители пользуются лодками и катерами, как вы пользуетесь автомобилем. Еще тут есть порт, а в порту хлопчики, друзья Горана, моего знакомого мафиози, одного из крупнейших европейских торговцев оружием, ведут свой маленький бизнес…
Парня, который продавал мне в прошлый раз, я нашел у того же ангара, где и отоваривался в прошлый раз. Он даже и не скрывался особо. Впрочем, удивительного мало, в Хорватии всегда были богатые традиции незаконной выделки и продажи оружия. У парня был ястребиный нос, круглые глаза и черный «БМВ» последней модели…
– Доброго дня…
– У нас постоянный клиент…
– Да, от Горана.
– Горан не звонил.
Я пожал плечами и достал пачку евро. Торговец посмотрел на меня, затем на деньги, затем опять на меня.
– Ладно, заходи…
Загудел генератор, с каким-то хлопком вспыхнул свет в большом припортовом ангаре, откуда можно было грузить прямо на судно. Я осмотрелся – склад был почти пустым.
– Смотрю, бизнес не идет…
Торговец цокнул языком.
– Как раз идет. Все разобрали. Почти.
– Совсем – все?
– Ну, есть немного. Тебе что надо?
– Пулемет. Снайперскую винтовку. Под русский патрон. Три автомата. Желательно – все глушеное.
Торговец покачал головой.
– Пулеметов под русский патрон нет никаких. Винтовок тоже. Все разобрали, подчистую.
Ну… учитывая то, что происходит на Ближнем Востоке, в Северной Африке и на Украине, – даже и не удивляюсь.
– А что есть?
– Тебе воевать – или?
– Скажем – или.
– Тогда могу предложить винтовку «М76» и пулемет «М53». Оба в хорошем состоянии, со склада хранения и в масле. Винтовка комплектуется стандартным шестикратным прицелом югославской армии и глушителем.
– А в чем проблема?
– В патроне, – ответил торговец, – они под немецкий патрон 7,92 оба. Их сложно достать. По крайней мере, в том количестве, какое нужно на войне. Их берут коллекционеры, любители… не военные. Хотя сам патрон хороший, лучше русского.
Я с этим был, в общем-то, согласен – немецкий 7,92 отличная штука. Хотя, если хотите знать мое мнение, нет ничего лучше триста третьего, британского пулеметного, с тяжелой пулей. Это единственный патрон времен Второй мировой, позволяющий нормально стрелять на тысячу ярдов и попадать.
Я осмотрел винтовку, затем пулемет. Винтовка – ничего особенного, схема Калашникова, прямой короткий магазин на десять патронов. Патроны к нему есть снайперские, производства завода в Боснии и Герцеговине. Только два завода сохранили массовое производство патронов калибра 7,92 – это Први Партизан в Сербии и бывший государственный завод боеприпасов в Боснии и Герцеговине, ныне работающий на американский коммерческий рынок под брендом Red Army. Все это от того, что в Югославию попала большая часть трофейного оружия Третьего рейха и сохранялась на вооружении долгое время – Тито был прижимист и тратить деньги на армию не любил. Как чувствовал, что будет. Я сам недавно участвовал в «пострелушках» в горах Боснии и Герцеговины с аутентичным немецким оружием, организованных одной частной военной компанией для богатых любителей оружия. Так что баллистику этих боеприпасов хорошо помню.
Пулемет – это обычный «MG42», «пила Гитлера». Югославы производили его до восьмидесятых, потом перешли на ПК. Со времен Второй мировой ничего лучше на Западе так и не изобрели[9]. На самом деле пулемет очень и очень хороший, иначе бы он не производился вот уже почти восемьдесят лет…
– Цены?
– Смотря в чем.
– Допустим, в евро?
– Винтовка – три тысячи, сто снайперских патронов в комплекте. Пулемет – пять тысяч, в комплекте станок и тысяча патронов в ленте.
– Побойтесь Бога.
Торговец пожал плечами.
– Это же коллекционное оружие. Потому и цены такие…
Я вздохнул. Больше я тут никого не знал.
– Хорошо, но доставка – в цене.
– Доставка – куда?
– Порт Тирана.
Торговец прикинул.
– Без проблем.
– И мне нужно три автомата. Желательно, «калашниковы».
– «Калашниковых» нет. Остались FAL и FNC, бельгийские, в хорошем состоянии. Со складов, после переворужения. По тысяче каждый.
– Это тоже коллекционные?
– Тоже коллекция. Производства нет, скоро таких не будет…
Разнобой по патронам. Не очень хорошо, но делать нечего. Я раскошелился еще на тысячу евро на каждую и взял оптические прицелы четырехкратного увеличения и дополнительные магазины. На Фабрик Насьональ всегда делали надежное и качественное оружие, но в современном мире оно не катит. Нет планок пикаттини, и не похоже на «М4», которая сейчас правит бал. Крепеж прицельных приспособлений на ствольную коробку – не НАТОвский. Но делать нечего – есть что есть…
Деньги пока тоже есть, так что…
– Еще глушители есть. Размер, я так понимаю, стандартный?
– Да. Финские есть. Титановые. Быстросъемные. Устроят?
– Да.
– Еще полторы штуки за каждый.
Глушители стоят дорого, их берут профи. Так что нормально. У FN размер пламегасителя стандартный, потому на него сядет любой тактический глушитель с системой быстрого крепежа, которые сейчас в большой моде, и их ставят все кому не лень, даже солдаты в линейных частях. В свое время НАТО унифицировало размер и конструкцию пламегасителя для всех винтовок для того, чтобы метать наствольные гранаты, а сейчас это пригодилось под глушители.
– Можно поинтересоваться, зачем вам сразу пять стволов?
Я указал за свое плечо.
– Вон, для них…
Это была моя группа.
Мы познакомились в Стокгольме, столице Швеции, где я легализовался и, можно сказать, закрепился. Их прислали мне на одну операцию, не более. Надо было найти и тряхануть местного наркодилера и босса сомалийской общины Хабиба Фараха Ахмеда, у которого брат захватил идущее в Сирию судно под монгольским флагом. На судне, вышедшем из одного из портов Прибалтики, было несколько тысяч тонн оружия и снаряжения для сражающейся сирийской армии. Проблема в том, что ЦРУ знало про эти перевозки. И решило нас остановить. Но прямо – с учетом общей напряженности в мире и между нашими странами и того, что в Средиземном море есть наш флот, а в Атлантике и в Балтике груз сопровождали наши подлодки, – они не рискнули. Тогда кому-то пришла в голову гениальная идея натравить на судно пиратов – во главе с братишкой Ахмеда…
Следующая гениальная идея пришла в голову уже мне. Ведь если схватить Хабиба Фараха Ахмеда и заставить его позвонить брату и приказать валить с судна, то штурмовать его не надо. Они уйдут сами. Вот мне и прислали людей, с ними я схватил Хабиба Фараха Ахмеда, он позвонил, и его брат покинул судно – но у американцев были другие планы. Они уничтожили сматывающихся пиратов с вертолетов и активировали дистанционно установленное на нашем судне взрывное устройство – поди потом разберись, что к чему. Американцы выиграли, груз был потерян вместе с судном, едва не погибли наши спецназовцы, которые хотели зайти на корабль. Другого груза не было, и собрать быстро его не получалось – но я подумал, что тут можно применить китайскую стратагему: если ты слаб – показывай, что ты силен. Сначала я – через свого друга Горана, хорватско-амстердамского крупного торговца оружием, – запустил на европейский черный рынок инфу, что мы срочно собираем еще один груз – оружие и взрывчатку – на замену утраченному. Затем тихо все переиграл, зафрахтовал судно в порту Риека и нагрузил на него несколько тысяч тонн гуманитарной муки для Сирии.
Пара пощечин – и американцы взбесились, они вообще очень не любят, когда что-то идет не по их правилам. Я устроил на судне охрану – как раз из этих вот парней, как бы показывая, что на судне точно не гуманитарка, а что-то другое. Судно вышло в рейс, американцы попробовали сначала высадиться на палубе тихо – тихо не получилось, началась стрельба, американцы понесли потери, по моим предположениям – довольно серьезные. Тогда американцы взбесились окончательно и остановили судно уже открыто, эсминцем, но тут подоспел наш корабль, встал неподалеку, а информация просочилась в прессу. Начал развиваться страшный публичный скандал, наслаиваясь на предыдущие, – например, на то, как БНД, Немецкое ведомство по защите Конституции, помогало американцам следить за собственными гражданами.
В конечном итоге американцы ушли в глухую оборону. Я не я и лошадь не моя. Из-за бушующего скандала они не могли предпринять никаких незаконных действий в отношении этих парней – и в конечном счете их удалось вытащить. Теперь они пользовались нездоровой популярностью, но для частных охранников это и лучше. Американцы не знали точно, кто они, но предполагали, что это мафия. Братки. Подозрение усугублялось тем, что они лечились за счет Горана, хорватского мафиози, а потом он их же устроил в частную военную компанию зарабатывать не совсем благовидными делами. Но зарабатывать много. Так Трактор, Шпиц, Брат, Студент стали частными военными контракторами. Тот же Трактор – он родился в сбухавшейся деревне во Владимирской области и не представлял себе, что контрактная служба приведет его сюда, на побережье Хорватии…
Впрочем, удивительного мало. Социальные лифты в современном мире работают быстро, и чтобы вскочить в него – нужно всего лишь решиться и сделать шаг. Тот же Трактор – если бы он не пошел служить по контракту и не попал в морскую пехоту – так бы и остался в деревне работать на тракторе за копейки и тихо спиваться…
Торговец оружием, увидев еще четверых, занервничал – оно и понятно, он один, а нас то теперь пятеро.
– Еще что-то?
– Пацаны выберут, – сказал я, доставая пачку пятисотевровых купюр, – за что назвал, сколько с меня? И упаковать надо…
Пацанов долго уговаривать не пришлось – все выбрали.
Помимо оружия мы закупили еще снаряжение. Разгрузки, рюкзаки – это взяли китайское, а вот форму – приличную, польскую. Разгрузки и рюкзаки, может, и на один раз – а форма к телу прилегает, может натереть, может демаскировать, на ней нельзя экономить. Три лазерных прицела американского производства, очень дорогих, с режимом невидимого света, и три комплекта ночных очков – по моим прикидкам, при спецоперации мы дождемся ночи и пойдем на штурм, стрельба с глушителем, ночными очками и невидимым лазером очень эффективна. По три обычные осколочные гранаты на каждого и по одной светошумовой, британского производства. Пять пистолетов Макарова – дешевле ничего не было, а оружие нам знакомое. Ночной прицел к снайперской винтовке новосибирского производства – у югославов было принято такое же боковое крепление, как и у нас.
Бронежилеты. Важная вещь, в бою этим пренебрегать нельзя – даже в Чечне, где из грязи, похожей на пластилин, не вылезешь, а броники у нас были под шестнадцать кило и пробивались – мы все равно носили. Здесь я взял бронежилеты, точнее, плейт-кэрриеры и пластины Миле Драгич, сербские. Сербские пластины хороши тремя вещами – они не очень дорогие (двести пятьдесят евро новая, около пятидесяти сильно подержанная и так далее), легкие (полтора килограмма фронт) и к ним не надо ни слоя баллистической ткани, ни антитравматического слоя – ничего не надо. В наших бронежилетах есть пластина, дальше идет слой кевлара, запаянный в полиэтилен, дальше идет антитравматический слой, который нужен, чтобы пластина, поймав пулю, не передала всю энергию на твои ребра и не сломала их. У сербов все это в одной пластине – и высокомолекулярный полиэтилен, и упругий антитравматический слой. Очень удобно[10].
Несколько скомплектованных аптечек. На этом тоже нельзя экономить. Очки ночного видения на каждого – российские, новосибирского производства, не дорогие и не дешевые, но качественные. Кстати, кто говорит, что Россия только нефть и газ экспортирует, – плюньте ему в лицо. В США большинство гражданских приборов и прицелов ночного видения – наши и белорусские. Причем покупают не только за цену, но и за качество. Благодаря им монокуляр ночного видения стал доступен каждому американскому охотнику и туристу.
Знакомство мы продолжили на борту небольшого каботажника, который направлялся в Тирану, Албания тут совсем близко. За Тирану я не волновался – деньги были, а полиция и таможня в Албании входят в десятку самых коррумпированных в мире…
– За встречу, пацаны…
Мы стукнулись бутылками с безалкогольным пивом. Гребаные морские котики… у американских морских котиков самое популярное пиво – безалкогольное «Курс». В любой момент может последовать сигнал тревоги.
– На меня обид нет?
– Да какие обиды, шеф… – за всех ответил Студент…
Каботажник лениво шлепал вдоль берега, а море было таким… неправдоподобно лазурным. Такое только в нескольких местах на планете есть. И чистым – здесь в некоторых местах дно за шестьдесят метров видно, такая чистая вода…
– Как устроились?
– Нормально устроились, – прогудел Трактор, – то на приисках в Ливии пашем, то в море груз сопровождаем. Вон, недавно беженцев ловили. Жалко их.
– Как в Ливии?
– П…ц полный! – выругался Студент. – Мочилово во весь рост идет, мы рады, что отвалили. Там такое… Чечня и то нервно курит в сторонке. Там с обеих сторон авиацию используют, б… Авиация вооруженной оппозиции – о…ть не встать…[11]
– Зато там теперь демократия! – Я назидательно поднял палец.
– Ага. Снарядить бы корабль, посадить на него всех демократов – и туда. Пусть мисратцам и вершифану втирают про демократию, ага…
Под это дело мы открыли еще по бутылке безалкогольного.
– Пацаны! Огрызнуться – есть настроение? – спросил я.
– А что делать надо?
Вместо ответа я пустил по кругу фотографию.
– А ничо… – выразил общее мнение Трактор, – я бы вдул.
– Фото пару лет назад сделано. Сана Ахмад. Она же Александра Ахмадова. Чеченка, журналистка из Швеции.
– Чеченка?!
– Ага. Но она честная. Работала год в антироссийском сетевом издании, потом плюнула и ушла. Занимается независимой журналистикой.
– Бывает же…
– Она приехала несколько дней назад в Приштину и начала задавать лишние вопросы про наркомафию. Ее украли. Кто – известно, где она – тоже известно. Противник – местные моджахеды, банальные отморозки и гопота, наемники наркомафии, их от двадцати до тридцати рыл. За нее требуют пять. Нам – платят лимон. Один миллион евро.
Пацаны покачали головами.
– Шеф, она что – не в себе? – спросил Трактор.
Да… не в себе…
Это Европа. Я сам сначала не понимал. Потом понял. Это мы искалечены двумя революциями, гражданской войной и тридцать седьмым годом. В Европе все не так. Они искренне верят в добро. Это мы, многократно битые, поротые и стреляные, ни во что не верим…
– Это Европа, – обтекаемо сказал я, – как бы то ни было, я уже вписался. Дело за вами. Операция – на несколько суток. Вам – ну скажем, по сто пятьдесят каждому. Медицинская страховка у вас уже есть. Как, пацаны, – норм?
– Норм, – ответил за всех Студент.