Александр Афанасьев
Разновидности зла
– Вы знаете, что значит быть мужчиной? – вопросом на вопрос ответил афганец.
– Полагаю, что да, – ответил фельдмаршал.
– В Афганистане быть мужчиной – значит подчиняться требованиям кодекса поведения Пуштун-Валай, а также быть мусульманином. Именно так это было всегда. Именно так меня учил мой отец. – Афганец на секунду поднял глаза, воздавая должное ушедшему: – Долгие годы мы все – я, мои братья, другие люди моего племени – учились этому. Мы учились стрелять, воевать, убивать. Мы радовались, когда мусульмане нападали на неверных. Мы радовались, когда лилась кровь и когда мы лили ее сами. Мы считали, что мы живем правильно и нам нечему учиться у других народов – наоборот, это другим народам нужно постигать все благородство души, все мужество пуштунского воина. А потом прилетел самолет, и моего племени не стало. Почти всего моего племени не стало. Вы знаете об этом?
Фельдмаршал кивнул – он знал это. Еще одно преступление в длинной цепочке злодеяний, совершенных англичанами на этой земле и в других землях. Тем, кто вопиет об ужасах персидского замирения, о взрыве в Бендер-Аббасе, следовало бы изучить историю Афганистана. Когда англичанам потребовалось, они применили ядерное оружие не задумываясь, это было первое боевое применение ядерного оружия за последние тридцать с лишним лет – и они пошли на это без всяческих колебаний. А потом забыли об этом. У англичан есть одна неприятная черта – они забывают о том, что совершили, а потом нагло смотрят на тебя и говорят, что этого не делали. Или придумывают какие-то небылицы…
– …Так вот, эфенди, я тогда задумался – мы же живем на одной земле. Вы, англизы, пуштуны, хазарейцы – мы все живем на одной земле. Для того чтобы добраться до земель твоего народа отсюда – два дня пути на машине, эфенди. Но почему-то у проклятых англизов нашелся и самолет, и бомба, чтобы сжечь нас невидимым огнем, а у нас ничего этого не нашлось, понимаете?
Фельдмаршал снова кивнул.
– И тогда я посмотрел на то, как мы живем, эфенди, и сравнил с тем, как живут другие. У меня были русские друзья, я спрашивал их, как они живут. У каждого есть машина, а у нас это роскошь, у многих нет даже осла, потому что осла надо кормить, а нечем. У многих есть собственный дом, а у нас даже в Кабуле многие живут в земляных домах[5], в норах, как крысы. Наконец, у вас есть такой же самолет и такая же бомба, как у англизов, и поэтому англизы десять раз подумают, прежде чем сунуться к вам. А ваша армия захватила Афганистан и прогнала англизов за три дня, сделав то, что мы не могли сделать сто лет. Те люди, которые будут потрясать оружием на Лойя Джирге и говорить хвалебные речи, и многие из них смелые люди и умелые воины, эфенди… но ни они, ни их отцы, ни отцы их отцов не смогли сделать то, что вы сделали за три дня.
И тогда я понял, эфенди, что мы не учителя, а ученики и что нам надо учиться жить, как и вы, чтобы никто больше не посягнул ни на наш народ, ни на нашу землю. Что Лойя Джирга, какие бы правильные слова в ней ни были сказаны, ничто против самолета и бомбы. И потому я решил, что мое племя и я будем служить Белому Царю. Потому что служить великому Царю лучше, чем жить в земляной яме и ждать, пока англизы опять придут.
Фельдмаршал кашлянул:
– Я… не могу говорить за Его Величество, вы должны это понимать, друг мой. Но… полагаю, если бы Его Величество слышал это, он сказал бы, что ему не нужна служба. Слуг и так достаточно… но слуга служит за деньги. А друг… друг – это не слуга. Каждый народ из тех, что живет в Империи, блюдет свои традиции, волен молиться своим богам и говорит на своем языке всякий раз, как захочет… – Фельдмаршал протянул руку. – Вот хлеб. У нас есть традиция: пожать друг другу руки над хлебом – означает крепкую дружбу навсегда. Давайте пожмем друг другу руки, а потом пойдем на Лойя Джиргу. И попытаемся что-то сделать хорошее для вашей страны и вашего народа – право же, они мало видели хорошего за всю их жизнь…
14 сентября 2012 года
Афганистан, Кабул
Северная часть города
Вопреки бытующему мнению – Афганистан до прихода русских знавал и хорошие времена. Шестидесятые… семидесятые… период относительного мира во всем мире за исключением Тихоокеанского региона. Страна была под британским влиянием, британская молодежь направлялась сюда «прочистить голову». Прочищали голову обычно с помощью конопли – в Афганистане было полно конопли, она росла на склонах гор, как сорняк, и сами афганцы курили ее, как другие курят табак. Право же, табак стоит денег, а тут – нарвал и кури. Выделывали тут и опиумный мак, мало кто знает, что опиумное молочко идет… точнее, шло на приготовление различных лекарств. Более того, до семьдесят третьего года любой врач с лицензией мог прописывать больным и кокаин и героин в качестве обезболивающего и успокоительного, таким образом, наркоман мог получать небольшие дозы легально.
Потому в шестидесятые годы едва ли не на каждой улице Кабула можно было встретить хиппи. Бородатые, нечесаные, от изобилия доступных наркотиков совершенно потерявшие понимание времени и пространства, они перемещались по городу как сонные мухи, покупали лепешки на базаре, пили из реки Кабул, из которой сами афганцы пить не осмеливались, валялись прямо на земле на туристических спальниках и исповедовали свободную любовь. Афганцы их не трогали, считая их почти что бидуна – святыми сумасшедшими, юродивыми. С тех пор прошло столько времени, что иногда казалось, будто вся планета изменилась. Компьютеры, Интернет. Но тут… тут не изменилось почти ничего. Кроме людей…
Старый, потрепанный «Фиат» – универсал, с большими круглыми глазами фар, его за это называли еще «лягушкой» – остановился на углу так называемого «британского района», укрепленного района на севере столицы страны, где жили британские специалисты. Район этот сильно отличался от обычной кабульской застройки, состоящей то из дорогих вилл, то из непередаваемого убожества лачуг. Британцы построили для персонала посольства, британской больницы, университета, дилера «Бритиш Моторс» и некоторых других органов и организаций, действующих в Кабуле, крепенькие бетонные четырехэтажки, примитивные, но при необходимости превращающиеся в бетонные бастионы. Четырехэтажки стояли правильными квадратами, в центре каждого такого квадрата была общественная зона – футбольное или волейбольное поле, к примеру. Его размеры были рассчитаны аккурат под посадку среднего транспортного вертолета типа «Вестминстер».
Сейчас британцы покинули этот район, и его обживали русские. Пока их было немного – большую их часть составляли врачи и корреспонденты. Ничего особо интересного здесь никто не ждал – открытого сопротивления русским не было, жизнь приходила в некую норму. Были здесь, конечно, и разведчики…
Молодой парень, с вытянутым лицом, разночинского вида, с очками в золотистого цвета оправе на большом носу, шмыгнул на переднее сиденье машины, рядом с водителем. На нем был армейский универсальный жилет, только вот переделанный под репортерские нужды, и с ним была серая, джинсовой ткани сумка под камеру. Была у него и аккредитационная карточка, подлинная и непросроченная, выданная присутствием[6] генерал-губернатора. Последним штрихом, подтверждающим то, что он является журналистом, были ручка и карандаш в нагрудном кармане, оба дорогие, автоматические, в стальном корпусе.
– Салам алейкум, – поздоровался он, – я не опоздал?
Водитель ничего не ответил, только хмуро посмотрел на него и тронул машину с места.
«Фиат» покатился вниз… Дорога шла вниз под небольшим уклоном, чтобы выйти, в конце концов, на Майванд, главную транспортную артерию афганской столицы, ведущую из западных пригородов в Старый город на востоке, огороженный старинным забором с воротами, закрывающимися на ночь. Мимо катились бетонные заборы, оставшиеся еще от англичан, хазарейцы в своих деревянных сандалиях, натужно тянущие в гору свои неподъемные телеги, часто даже вдвоем – один тянет, другой толкает. Велосипеды… простые афганцы охотно покупали велосипеды, потому что велосипед не требует бензина, как машина, еды, как осел, и если даже на нем наехать на мину, то только поранит, но ногу, скорее всего, не оторвет. Те, кто побогаче, использовали мотоблоки, к которым пристегивали самодельные телеги, и везли товар, ведя мотоблок в поводу… Благотворительные организации поставляли мотоблоки в сельские районы, но там они ломались, да и бензина не было, а вот в городе были и мастера и бензин. Машин было мало, в основном – британские, семидесятых – начала восьмидесятых годов, разрисованные, как передвижные храмы. Было много женщин, закутанных в чадры… по утрам их бывало много, они шли на базар за покупками, и это было единственное, ради чего они могли выйти из дома без сопровождения мужчины. Много было и детей – они клянчили милостыню, бросаясь едва ли не под колеса. На фоне этого настоящими мастодонтами выглядели русские грузовики… русские караванщики до сих пор снабжали Афганистан всем необходимым, порой даже мукой, когда той не хватало. Угрюмые, носатые, высокой посадки, с колесами в рост подростка, кустарно бронированные автомобили казались реквизитами из фильмов об инопланетном вторжении. Оставалось только понять – на Землю или с Земли на другую планету…
Были и патрули на броневиках, но немного. Зато было больше, чем обычно, разукрашенных, с пулеметами пикапов, они стояли у дверей вилл, а заборы и стальные ворота этих вилл были разукрашены разноцветными лентами… причем сочетание цветов имело значение и обозначало то или иное племя. Это – многочисленные местные князьки и эмиры приехали на Лойя Джиргу, чтобы себя показать и на людей посмотреть. Еще больше родственников и членов племенных формирований ожидало во временных лагерях за чертой города – во избежание, так сказать, русские постановили, что вождь любого племени, большого или малого, может привести с собой только двадцать человек. Вожди подумали и, от греха, зная сами себя – согласились…
Журналист достал камеру, небольшую, полупрофессиональную, пишущую на карту памяти последнего поколения, емкостью в сто двадцать четыре гигабайта, и начал снимать, опустив окно машины. Водитель заметил это, молча дотянулся и вырвал камеру. Положил ее между сиденьями рядом с архаичной палкой переключения передач.
– Эй!
– Не то снимаешь…
Журналист обиженно замолчал, но ненадолго. Профессия журналиста предполагает толстую кожу – профессионального журналиста очень нелегко оскорбить…
– Меня Иосиф зовут. А тебя?
Водитель хмуро усмехнулся.
– Жид, что ли?
– Нет, русский.
– Ага. А я грузинский…
В водителе и в самом деле было что-то грузинское… черные вьющиеся волосы и нос, например. Впрочем, он мог быть и местным…
– Ты антисемит?
– Нет. Но кто вас любит…
Водитель снова цинично хмыкнул.
– Ну, кому надо, тот любит… – ответил журналист, – давно здесь работаешь?
– Давно…
Перед выездом на Майванд образовалась пробка – два кортежа не могли поделить дорогу. Водитель раздраженно нажал клаксон, который был тут не в центре ступицы, а на одном из отходящих от нее крыльев…
14 сентября 2012 года
Афганистан, Кабул
Бывшее здание МВД
Долгое время не удавалось подобрать подходящее место для проведения Лойя Джирги – не подходило ни посольство, ни «Арк» – городской королевский дворец, ни «Таджбек» – новый пригородный. В конце концов решили остановиться на имеющей довольно приличных размеров зал новостройке Министерства внутренних дел Афганистана, в самом центре города. Это было восьмиэтажное, массивное здание, чем-то напоминающее здание североамериканского посольства в Сайгоне. Напротив было здание «Радио и телевидение Афганистана» …
Несмотря на то что фельдмаршал Апраксин по своему чину имел закрепленный за ним вертолет, который мог совершить посадку на крышу здания министерства, он сам понимал, что использовать его не следует. Следует взять машину и приехать на машине как все. Афганцы – очень гордые люди, болезненно реагирующие на любую демонстрацию превосходства над ними… даже на то, что генерал-губернатор использует вертолет. Вертолет напоминал им о британцах и о том, кем они являлись сейчас – небольшим, но воинственным народцем, отставшим в развитии от цивилизованных стран примерно на сто пятьдесят лет. Пройдет время, и, как и в Багдаде, вертолет будет дорогим транспортным средством, которое может себе позволить каждый, имеющий деньги. Но пока тут так, и не стоит ломать все это через колено. Британцы уже попробовали…
И потому фельдмаршал Апраксин в сопровождении небольшой охраны вышел из своего бронированного автомобиля, точно так же, как до этого подобное делали шейхи и эмиры племен. Это напоминало синематографический фестиваль – девять ступенек, девять шагов, лестница, покрытая красным ковром. Вот только вместо ярко разрисованных рекламных перетяжек и полотнищ с названиями новых фильмов – простое, белое полотно, призванное перекрыть линию прицеливания снайперам, а вместо рукоплещущих фанатов – бородатые архаровцы с автоматами…
В холле Апраксин заметил шейха Абдуррахмана Рази, вождя племени Шинвари. Один из самых образованных людей на Джирге, знает восемь языков, правда половина из них – восточные. Шейх кивнул, давая понять, что нужно поговорить…
Фельдмаршал сделал знак, и охрана моментально отгородила своими телами место в углу. Лойя Джирга должна была вот-вот начаться, кабинета, чтобы нормально поговорить, не было…
– Да пребудет с вами Аллах, – начал шейх.
– И вас, да коснется милость его…
Шейх кивнул.
– Аллах щедр на милость, это верно. Но когда на свет появлялись некоторые из присутствующих, он был явно в гневе.
Фельдмаршал пожал плечами. Он знал, что это будет – несмотря на то что афганцы считались единым народом, междоусобная грызня не прекращалась ни на минуту…
– Вам судить. Вы лучше знаете всех здесь присутствующих…
– Например, вон тот негодяй Суруби… видите, вон тот, у него еще чалма хаджи[7] – он очень богомольный человек, по-видимому, замаливает грехи. Аллах запретил кровосмешение, а он сожительствует со своей родной дочерью, и уже родился ребенок. Вон тот… Самед… он говорит, что у него степень по фикху, но его выгнали с третьего курса богословского факультета за то, что он любил маленьких мальчиков больше Аллаха, и про то знал весь Кабул. А вон и Абдалла… этот недавно отправил сына в Оксфорд… он и сам там учился. И чему его там научат хорошему для Афганистана, спрашивается…
– Уважаемый… – фельдмаршал ладонью показал, что достаточно, – в традициях моего народа харам говорить о других за глаза. Если вам что-то есть сказать, вы можете сказать это открыто, публично…
Шейх покачал головой.
– Я говорю это вам для того, чтобы вы знали – на Лойя Джирге у вас будет поддержка. Мы жили в Британской Индии и знаем, что почем. Мы не хотим туда возвращаться.
Все понятно. Разборка между своими и «понаехавшими».
– Я вас понял, уважаемый. Вы один так думаете?
– Так думают многие. Например, Мохаммад Хан Африди думает точно так же, я говорил с ним не далее чем вчера вечером…
– И что вы хотите за свою поддержку? – прямо спросил фельдмаршал.
Лицо шейха выразило неодобрение столь прямо заданным вопросом, но на словах он не возмутился.
– Видите ли, уважаемый наместник… – сказал он, – мы знаем о том, что многие наши братья – братья нам только на словах. На деле же они говорили о том, что делают все для возвращения исконных афганских территорий, а как только милостью Аллаха пуштунский народ вновь стал единым, они строят козни против нас и считают, что мы какие-то «ненастоящие» пуштуны. Да, да… так и говорят.
Фельдмаршал знал – так говорили и на самом деле. Говорили и о том, что все пуштуны из «племенной зоны» продались англичанам… конечно, так говорили, чтобы русские так и думали. Восток очень лукав…
– Да, я слышал.
– Мы не раз слышали про демократию, уважаемый, но здесь она невозможна, вы должны это понимать. Если одно из племен возьмет верх над остальными, остальным придется очень и очень плохо…
– Конкретнее, уважаемый…
– Мы предлагаем создать некий… племенной Совет. Постоянный. Двадцать… наверное, столько человек хватит, чтобы управлять Афганистаном.
Фельдмаршал Апраксин едва не рассмеялся в лицо шейху. Военный человек, он много чего знал об управлении и знал, что даже двое управлять не могут. А тут… двадцать человек, причем такие двадцать человек, которые ненавидят друг друга, говорят друг о друге гадости… О каком управлении тут может идти речь?
– Об этом не может быть и речи. Двадцать человек никогда не договорятся между собой, вы и сами это понимаете.
Шейх кивнул, но было видно, что он недоволен. Очевидно, он рассчитывал на место в таком совете, что сильно подняло бы его статус и самоуважение. Здесь об этом думают в первую очередь – не о том, кто ты есть на самом деле, а о том, как ты выглядишь в глазах других людей. Здесь от общественного мнения все зависит больше, чем в цивилизованном мире.
– Впрочем… – Апраксин перестроился на ходу, – я здесь человек чужой. Я не могу управлять чем-то, не зная ничего. Я не могу управлять Афганистаном, не зная его истории, его людей, его особенностей. Полагаю, группа советников из местных, авторитетных и уважаемых людей мне потребуется…
– Это слова очень мудрого и предусмотрительного человека, эфенди…
Про себя Апраксин решил, что предложение, вопреки первому впечатлению, не так и плохо. Если взять наиболее авторитетных лидеров племен, от которых, по данным разведки, и может идти буза, привезти в Кабул, посадить в Арке и назвать это как-нибудь красиво типа «Комиссия по примирению многонационального Афганистана», то шейхи оторвутся от своих племен и не будут мутить воду – раз, и направят всю свою энергию на склоки и грызню друг с другом – два. Потом можно будет собрать что-то вроде межплеменного суда, подключить туда авторитетных богословов, не таких, как этот… любитель маленьких мальчиков со степенью в фикхе. Пусть чем-то занимаются дельным. Или делают вид, что занимаются дельным. Еще попросить, пусть пришлют настоящих богословов, из Мекки, из Казани, авторитетных кади…
Опытный офицер, фельдмаршал Апраксин знал, что в армии ничем не занятый солдат – все равно что преступник и все ЧП происходят, когда офицеры манкируют работой в части и ничем не заняли солдат. Бегать до потери сознания, автомат разбирать-собирать, маскироваться на местности… Хоть плац мести! Так и тут.
– Полагаю, что такое решение будет принято в самое ближайшее время, уважаемый шейх. Подумываю я и над тем, чтобы создать примирительную комиссию, включив в нее наиболее авторитетных шейхов и богословов для разрешения споров между племенами. Право же, в Афганистане пролилось слишком много крови за последние годы, и будет харам, если сейчас, когда пуштуны обрели свободу, они начнут сводить меж собой счеты, сами убивая друг друга вместо англизов…
– Сам Аллах наставил вас на этот путь, эфенди… – воскликнул шейх, – но я хотел бы сказать пару слов о составе правительства…
Обмануть опытного интригана было не так-то просто. Он прекрасно понимал, где будет реальная власть и, что еще более важно – реальные деньги…
– Я слушаю вас… – Фельдмаршал демонстративно глянул на часы.
– Мы понимаем, что пост первого министра правительства мы не потянем. Но пост министра природных ресурсов…
Ага, уже воровать примерились. Орлы! Только не те, которые высоко летают, а те, которые сверху – и прямо на голову…
– У вас есть конкретная кандидатура на этот пост?
– Найдем! – горячо сказал шейх. – У нас есть грамотные, вы не думайте! Даже университет закончили!
Достижение. Скорее всего – исламский университет, англичане крайне не любили, когда пуштуны из племен заканчивали какой бы то ни было университет, кроме университетов богословия. Богословие было специфическим – с отчетливым привкусом деобандизма.
– Уважаемый, говорят, что халва сладка, только когда она у тебя во рту. Приведите ко мне ваших людей, и я подумаю, какую работу им дать на благо Афганистана.
Про себя Апраксин подумал, что надо сказать пару слов об этом в конце подготовленного выступления. Все равно рано или поздно придется передавать власть афганцам, и будет лучше, если это будут люди молодые, проверенные, уже поработавшие с русскими, современные, а не конгломерат царьков.
– И еще, эфенди…
Апраксин высказал уже откровенное нетерпение:
– Только один вопрос, он волнует всех собравшихся в не меньшей степени, чем меня. Вы уже относительно давно пришли на нашу землю, но вы так и не собрали нас и не сказали, сколько мы должны платить…
– Сударь, на данный момент мне не поступало подобных указаний.
– Но… вы же должны собирать подать… чтобы платить Белому Царю, разве не так? И вы сами так же должны получать положенное…
Генерал решительно сделал знак охране, что разговор закончен и надо идти в зал.
– Сударь, я полагаю невозможным брать взятки, это противно чести русского офицера. Что же касается Белого Царя, то и он, полагаю, не считает возможным брать деньги с пуштун, пока здесь дети умирают от голода…
Фельдмаршал Апраксин совершал сейчас ошибку. И большую ошибку. Он-то думал, что этот жест будет оценен по достоинству, но нет… наоборот, этот жест должен был вызвать у всех присутствующих испуг и гнев, причины которого были бы понятны только тем, кто долго жил в Афганистане. Здесь каждый должен платить… феодалу за право пользования землей, главе племени и рода, местному мулле платить закят. Иностранные купцы должны были платить джизью. Обирать нищих, едва сводящих концы с концами людей, и не вызывать ненависти можно было только одним способом – говорить, что эти деньги идут англизам, англичанам, и королю. Тогда гнев народа переключался на англизов и Короля, и это устраивало всех. Англизов и Короля в том числе – ведь они брали деньги, и немалые, и для них было бы проще собирать их с нескольких сотен богатых и влиятельных человек, чем с нищей и озлобленной податной массы. Подати в Афганистане собирались по архаичной «откупной системе», когда феодал платил королю, а податная масса платила феодалу, и по таксе, установленной феодалом, а не королем. Сейчас каждый из тех, кто собрался на Лойя Джиргу и неожиданно узнал, что русские не намерены брать подати с Афганистана, первым делом должен был подумать, что рано или поздно об этом узнают и простые люди. Те же русские им и скажут. И тогда они сами тоже не смогут собирать с людей подати, потому что всем будет ясно – эти подати собираются не для русских, а для себя. А еще люди поймут, что они и раньше врали… И тогда десятилетиями копившийся людской гнев обрушится на них…
Не давая ничего сказать в ответ, фельдмаршал шагнул в образованный охраной проход. Среди глаз, настороженных, любопытных, откровенно не верящих, подчас и злобных, он нашел глаза своего гостя из дворца и подмигнул, давая понять, что надо переговорить перед выступлением, пусть даже коротко, пусть даже обменяться парой записок. Гость кивнул, зал уже открылся, двери открылись, и людской поток постепенно втягивался в зал, где каждому было отведено место, заботливо выделенное племенным флагом или символом, – некоторые даже читать толком не умели. Генерал был уже у самых дверей, окруженный охраной, когда инстинкт старого, травленого волка вдруг подсказал ему – беги! Просто так, без колебаний и сомнений – беги. Но сделать генерал ничего не успел.
Потому что все взорвалось…
Со стороны это выглядело потрясающе…
Они нашли подходящее место, и Иосиф залез на крышу, включив зум камеры на максимум для того, чтобы снимать. Здание Министерства внутренних дел бывшего королевского режима высилось над местной застройкой угрюмым айсбергом, над ним реяли флаги – вместо флага Королевства Афганистан флаги племен, часто сделанные впопыхах и кое-как… в одном случае на флагшток вместо флага приспособили… ковер соответствующей расцветки. Из всех флагов выделялось тяжелое, черно-желто-белое полотнище Империи, около здания было не протолкнуться от машин и вооруженных людей… а потом раздалось что-то вроде хлопка, и между седьмым и восьмым этажами сразу в нескольких местах прямо из стены вырвались целые клубы дыма и пыли… потом то же самое произошло между пятым и шестым, между третьим и четвертым, между первым и вторым… все это происходило в считаные секунды, никто даже не успевал понять, что к чему. Здание, величественный бетонный утес, стояло еще несколько секунд… может, и меньше… а потом вдруг стало оседать, все разом, ровно, в облаках дыма и пыли, превращаясь в груду бетонных развалин…
– Каскадный направленный взрыв… – произнес шофер такси, – уходим отсюда…
– Минуту…
Иосиф снимал дальше. Тех, кто был ближе всего к зданию – их просто засыпало бетонным ливнем… место катастрофы полностью скрылось под облаком тяжелой цементной пыли. Машины… все накрыло этим облаком, не было видно ничего. Разом взвыли сигнализации везде в округе… среагировали на взрыв.
– Поехали… – еще раз сказал водитель.
Взрывчатка была заложена в конструкцию здания еще британскими инженерами-проектировщиками. Британцы никогда и ничего не оставляли на волю случая и были мастерами таких вот грязных случаев и фокусов. Оставался только один вопрос – как русские, принимая здание и готовя его к Лойя Джирге, не заметили неладного. Ведь среди них были опытные саперы со всей необходимой техникой, включая даже компактные рентгеновские аппараты.
А вот… как-то не заметили.
– Направо… – сказал Иосиф, – в аэропорт. Мы выполняем свои обязательства…
– Это хорошо… – проворчал водитель, – никогда раньше не имел дела с русскими…
Водитель на самом деле был индусом, хотя умело работал по России и прикидывался выходцем из Грузии, небольшого места в причерноморском регионе, маленькой горной страны, покоренной русскими в ходе Большой игры. Британцы широко использовали индусов на Ближнем Востоке и в Африке – благо индусы, общины индусов занимают неплохие позиции в торговле и банковском деле в регионе. Общераспространенное мнение, что все индусы чувствуют себя угнетенными и только и ждут, чтобы избавиться от британского угнетения, действительности не соответствовало – были и те, кто сознательно сотрудничал с англичанами и связывал будущее Индии только с Великобританией.
Машина поехала к аэропорту, мимо квартала, где находились посольства и представительства некоторых гуманитарных организаций. Где-то поспешно закрывали ворота, где-то, наоборот, высыпали все на улицу, чтобы смотреть, но даже отсюда было понятно, что произошло что-то невероятное…
На полпути они пропустили несколько огромных, красно-белых машин, на большой скорости несущихся со стороны аэропорта. Это были пожарные машины спасательной службы аэропорта, огромные четырехколесные монстры, способные за две минуты доставить к месту падения самолета десять тонн воды и пару тонн огнегасящей смеси. Очевидно, кто-то подумал, что в городе пожар, наверняка из панических сообщений ничего нельзя было понять, и отправил самую лучшую пожарную команду, какая только была в Кабуле, – аэропортовскую, которую укомплектовали и тренировали сами британцы. Толку от этого будет – как от козла молока…
Они проскочили линию укреплений, которая принадлежала англичанам, а теперь тут стояли русские. Казаки были в повышенной боевой, но в аэропорт пускали…
Здесь дорога разом стала лучше…
– Скажи мне, русский… – машина приближалась к аэропорту, водителя такси пробрало поговорить, – только честно…
– Ну… честность понятие относительное.
– И все же. Я понимаю, для чего это делаем мы. Но вам-то зачем? Здесь же теперь террористическая война начнется…
Иосиф цинично усмехнулся.
– Так это же хорошо.
– Хорошо?!
– Если не будет террористов, кого же мы будем ловить, друг мой…
Водитель промолчал. До подобного понимания ситуации он еще не… дотумкал, как говорится. Да, у них тоже боролись с терроризмом… но чтобы провоцировать терроризм, чтобы с ним потом бороться…
Машина проехала под бетонным козырьком одноэтажного, примитивной архитектуры здания гражданского терминала аэропорта Кабул-международный, ушла на стоянку. Свободных мест было много – половина от имеющихся, если не больше…
– Переодевайтесь… – Иосиф теперь приказывал.
Водитель такси быстро переоделся, запасной комплект одежды был у него в багажнике. Теперь он был похож на обычного туриста… точнее, даже не туриста, а человека, отправленного по делам в командировку, командированного. Гражданские, грубые и прочные ботинки на шнуровке, брюки, рубашка, ремень. Небольшая сумка, какую используют спортсмены для переноски сменной одежды, заранее подобранная.
Иосиф вручил водителю небольшой пакет.
– Документы на имя Левона Григоряна, армянина, но уроженца Тифлиса. Деньги, как договорились, билет до Бомбея. Отметка о въезде поставлена, с таможней уже договорились, пройдет как по маслу. Мир тебе.
– И тебе мир, друг мой…
Водитель заторопился к зданию аэропорта, чтобы успеть на рейс.
Иосиф, усмехнулся ему в спину, затем достал телефон, СИМ-карту к которому он купил вчера на базаре, набрал номер.
– Салам алейкум.
– Ва алейкум… – раздалось в трубке.
– Наш друг выполнил свою работу. И улетает…
– Так воздай ему должным…
– Вас понял…
Иосиф прервал звонок, вытащил из телефона СИМ-карту и сломал ее пополам. Затем устроился у машины, следить за взлетающими самолетами. Гражданских самолетов было мало, Кабул не был сильно загруженным аэропортом. Облегчало задачу и то, что теперь все авиакомпании делали самолеты рекламными носителями и раскрашивали их в яркие, оригинальные расцветки. Ошибиться было невозможно…
Когда в поле зрения показался красно-белый двухмоторный «Аргонавт» – рейс до Бомбея, – Иосиф нажал кнопку на небольшом, похожем на сотовый телефон устройстве. Несколько секунд самолет летел, как и до этого, тяжело поднимаясь над горами… но потом его полет стал все более неуправляемым… он начал проваливаться вперед и вправо на крыло… и шансов никаких не было, ибо отказ даже одного двигателя при взлете перегруженного самолета в горах на большой высоте смертелен. А если этому споспешествует и сбой в системе управления самолетом…
На следующий день отснятое в Кабуле видео появилось в Интернете – ответственность за теракт взяла на себя террористическая группировка: «Единобожие и джихад». Так начиналась трагедия…
Сколько вспоминаю те дни… все кажется каким-то неправильным, начиная с этих дней и по сей день. Кажется, что именно тогда мы что-то упустили, что-то недоделали, что-то не сделали как надо. Тогда Господь дал нам шанс все повернуть, и мы его упустили, бездарно и глупо.
Охота на человека, на человека опытного, грамотного, пользующегося поддержкой, напоминает поиски иголки в стоге сена. Это не так сложно, как кажется – нужно просто поджечь стог. Что и произошло в Ватикане в две тысячи четырнадцатом, хоть и не по нашей вине. С той поры потерявший надежнейшее из надежнейших укрытий генерал Тимур был обречен, хотя и сражался, как полагается воину, – до конца.
