Александр Афанасьев
Адепты стужи-2. Под прицелом
Нападение началось неожиданно, но Дориан был к нему готов. Кто-то из посетителей бросил камень – господи, откуда они камень тут взяли… Камень с грохотом врезался в стекло одной из телефонных кабинок, послышался громкий негодующий вопль хозяина – и Грей ринулся вперед.
В САС рукопашному бою в отличие от стрельбы учили слабо – но Грей все-таки кое-что в этом понимал. Самое главное – не останавливаться, пробиваться к выходу, отмахиваться от ударов и не дать оглушить себя ударом по голове или остановить каким-либо другим способом. Упал – значит, покойник.
Одного из здоровяков Грей сбил с ног, ему показалось на какой-то момент, что он натолкнулся на стену, но стена начала валиться, подобно подрубленному под корень дереву. Он отмахнулся правой, левой прикрыл голову, и вовремя – кто-то сильно ударил по руке чем-то наподобие кастета. Он ударил кого-то, сам не понял, кого, сделал еще несколько шагов к выходу в этом разъяренном человеческом море – и тут кто-то ударил его по затылку с такой силой, что в глазах потемнело. Левая нога не нашла опоры – и он начал падать…
Вот теперь точно – кранты…
Он даже не понял сначала, что произошло. Просто впереди что-то громыхнуло, даже не громыхнуло… такой звук, будто что-то рушится. И рев, приглушенный, похожий на работу дизельного двигателя.
– Назад! Назад! К стене! Руки на стенку!
Грей перевернулся на спину. Все болело, в голове словно бухал паровой молот. Что-то текло по щеке.
– К стене! Сэр, его здесь нет.
– Искать! Искать, черт возьми! Баронет Грей, где вы?!
– Сэр, кажется…
Кто-то присел над ним. В глазах плавали разноцветные круги.
– Вот он!
– Отойдите!
Знакомый голос…
– Грей… Вот ты где… Ты какого черта поперся сюда?
Чья-то жесткая и сильная рука взяла его за предплечье.
– Давай помогу…
Черт…
– Салливан… – вот кого Грей не ожидал здесь увидеть, так это Салливана, – ты-то что здесь делаешь?
– Я у тебя на прикрытии. Здесь уже пару дней. Меня прислали, как только с тобой оборвалась связь.
– Чтоб этих папистов…
В голове немного прояснилось, Грей огляделся по сторонам. Кто-то лежал, кто-то стоял, упершись обеими руками в стену, несколько вооруженных винтовками солдат контролировали папистов. Бронеавтомобиль «Хамбер» проломил стену в самом начале штурма – вот что это был за треск. На фоне солдат, в камуфляже, с винтовками, выделялся капитан Салливан и еще двое, стоящие у вскрытой двери в кабак. Те двое были в штатском.
– Почему ты пропал со связи?
– Дела были…
К ним подошел один из солдат штурмовой группы, видимо, старший, с погонами первого лейтенанта.
– Сэр, надо уходить. Здесь становится небезопасно. Еще минут десять – сюда сбежится полквартала, и нам станет так же горячо, как чучелу Гая Фокса[12].
– Лейтенант, ты как? Идти сможешь?
– Я и воевать смогу…
– Тогда давай убираться отсюда. Здесь и впрямь становится небезопасно.
На улице действительно собралась немаленькая толпа, встретившая их появление воем и свистом. Миг – и рядом с ними глухо стукнулся об стену камень, только солдаты с винтовками и пулемет на бронетранспортере удерживали этих разъяренных людей от более активных действий…
– Сволочи…
Рядом с ними затормозил черный «Рейнджровер», двое штатских уже загрузились в него, один за руль, другой – почему-то на заднее сиденье.
– Давай помогу…
И вот тут бы и следовало задать себе вопрос – а с чего это о нем так заботятся? Но нет – не задал.
Лейтенанта Грея погрузили на заднее сиденье «Рейнджровера», капитан Салливан влез в машину последним – и таким образом Грей оказался заблокированным с двух сторон – и снова не придал этому значения. А когда тот штатский, что был за рулем, перед тем как поехать, обернулся с баллончиком в руках – придавать значение чему бы то ни было было уже слишком поздно.
…Сознание возвращалось тяжело. Это больше походило на то, словно ты гребешь в колодце, колодец узкий, а где-то там, вверху – свет. И ты гребешь, гребешь изо всех сил, рвешься к этому свету – но он не приближается. Легкие горят огнем, мутится в голове – а над твоей головой все та же толща воды – стоячей, затхлой…
Грей пошевелился…
– Кажется, просыпается…
Боль усилилась, голова раскалывалась, что-то давило изнутри. Во рту был такой вкус, будто ударило током, – соленый такой…
– Сэр, он просыпается…
– Вот и хорошо. Давай, лейтенант, вставай, не симулируй…
Грей открыл глаза, попытался сфокусировать зрение…
Салливан. Машина. Лимонный освежитель воздуха. Еще один – в штатском костюме, с бледным, каким-то угловатым лицом…
Что происходит?..
– Что за… – Грей попытался встать – и обнаружил, что его руки сковала стальная змея наручников…
– Салливан. Какого черта вы делаете?
– Убираем за собой, – коротко ответил капитан. – Я вообще-то против тебя ничего не имею. Служба такая…
– Какая, ко всем чертям, служба? Это же я, Грей.
– Вот именно. И ты, лейтенант, пропал со связи, без каких-либо причин. Согласись, это требует…
– Какого черта? У меня специальное задание.
– И у меня тоже. Мое касается тебя. А твое – кого?
– Черт… Мое… Какого хрена, Салливан, я перед тобой отчитываться не обязан. Сними с меня эту дрянь.
– Извини, не могу. Ты, конечно, молодец, нашел агента, но на этом твое задание заканчивается и начинается мое.
– Какого агента?
– Русского. Какого же еще? Александр Кросс, констебль особого отдела полиции Белфаста. Это твое задание.
– Да, но как ты…
– Догадайся…
И тут Грей понял… В числе прочего, сасовцев тестировали на сопротивляемость при допросе. Головокружение, медный привкус во рту – симптомы очень знакомые…
– Что ты мне вколол? Скополамин?
– Он самый. Согласись, сейчас жизнь стала намного проще. Один укол – и подозреваемый расскажет тебе все сам, не надо его пытать, ломать… Здорово…
Грей молчал…
– Сэр, его… – заговорил один из «штатских».
– Я уеду. Больше мне делать здесь нечего. Дождитесь, пока ему не приспичит пописать. У него в моче слишком большая концентрация этой дряни. Потом кончайте – но под самоубийство. Мне доложите.
– Хорошо, сэр…
Капитан открыл дверь машины…
– А ты сука, Салливан…
Капитан остановился, повернулся к Грею, подмигнул.
– И еще какая… Помнишь, я тебе говорил, что ответный матч за мной? Помнишь?
– Мы же с тобой служим в одном полку.
– Ну, извини. Тут уж ничего не поделаешь. Может, тебе стоило сообщить о русском агенте раньше, как ты думаешь?
Хлопнула дверь…
Несколько минут они сидели молча – Грей и эти двое. Потом тот, что сидел за рулем, обернулся.
– Пописать не желаешь? – как ни в чем не бывало спросил он.
– Не дождетесь… – огрызнулся Грей.
Водитель улыбнулся – как будто именно это он и ожидал услышать.
– Легче, парень… У каждого своя работа.
– И какая же она у вас?
– Убирать за другими дерьмо. Этим тоже кто-то должен заниматься, иначе вокруг все провоняется. Вот мы этим и занимаемся. Меня, кстати, зовут Ник, а это вон тот парень, что все время молчит, – он Виктор.
– Заткнись, – лаконично проронил Виктор.
– Да брось, Вик… – тем же беззаботным тоном ответил Ник, – парню скоро петь вон с теми пташками на небе, что же с того, что он узнает наши имена.
– В таком случае сказал бы ему свое имя, но не упоминал мое!
– Все равно он ничего никому не расскажет. Так ведь?
– Послушайте… – Грей старался найти нужные слова – Салливан псих. Скорее всего, и предатель…
– Странно. А нам он сказал, что предатель ты.
– Если он предатель – он и должен был так сказать. Я и в самом деле выполняю специальное задание. Если вы меня убьете – виселицы вам не избежать.
– Как страшно… – Ник закатил глаза, – умираю со страха.
– Салливан вам лжет.
– Да? Но он все равно наш босс. Верней, наш босс совсем другой человек, но он вызвал нас и показал нам на того парня, который уехал и сказал, что он наш босс, пока мы тебя не найдем, не допросим и не прикончим. Допрос любезно взял на себя этот парень, нашел тебя тоже он – а мы сделаем все остальное. Только, пожалуйста, ни о чем не проси и не умоляй.
Но Грей не собирался ни просить, ни умолять. Он думал, что делать…
Наручники… Без наручников он справился бы с этими клоунами за несколько секунд. Его учили открывать наручники – но для этого нужна иголка или изогнутая канцелярская скрепка. А еще нужно, чтобы эти два урода не пялились на него, как туристы на экспонат в музее мадам Тюссо. Увы – ни иголки, ни скрепки у него не было, и хотя бы один из этих двоих постоянно не сводил с него глаз.
– Послушай, парень… Не осложняй жизнь ни себе, ни нам. Обещаю, все будет быстро, ты даже ничего не почувствуешь. Если хочешь, у нас есть горячий кофе в термосе.
Бежать? Машина стоит где-то, непонятно, где, скорее всего, это площадка для отдыха, какие есть около каждой автострады. Странно, почему больше нет ни одной машины? И сидят, суки, так, что один перекрывает своим телом ему выход на стоянку. Да… Не сорвешься…
– Парни, вы делаете большую глупость.
– Это мы уже слышали…
Если они выведут его в туалет, то как…
– Ты, наверное, подумываешь о том, как смыться. Можешь не стараться, мы знаем, кто ты, и наручники с тебя не снимем. Когда ты пойдешь поссать – мы с тебя сами спустим штаны. Так что не осложняй жизнь ни себе, ни… черт, а это еще кто?..
Развязка наступила быстро. На стоянку не должна была въехать ни одна машина – потому что они поставили на въезде небольшой заборчик со знаками «Ремонтные работы» и «Стоп». Но машина, тем не менее, заехала – какой-то черный североамериканский внедорожник. И затормозила – рядом. К этому они не были готовы, они прежде не работали в Северной Ирландии и не знали, как надо реагировать в подобных ситуациях. Ник еще успел заметить, что все стекла в дверях внедорожника опущены до самого низа – но понять, что этот означает, он не успел. Водитель заехавшего на стоянку внедорожника, бросив руль, уже целился в них из автомата Калашникова с толстым набалдашником глушителя на конце ствола – прямо из салона, с места водителя. Прежде чем Ник успел дотянуться до своего оружия, скрытого пиджаком, – смотрящий в его сторону автоматный ствол плюнул огнем ему в лицо.
Он даже не понял, что произошло. Визг тормозов, и как-то дернулся тот молчаливый «штатский», что сидел между ним и свободой, – а потом по машине словно ударил град, посыпались стекла и что-то горячее, липкое хлестнуло его по лицу…
Это каким же надо быть придурком, чтобы пойти в католический квартал, в один из самых опасных – и там зайти в бар? Воистину – учишься только, когда кушаешь… неприятности большой ложкой…
Там же в порту я угнал машину. Хотите знать, где? Около порта есть стоянка, там оставляют машины те, кто уходит в плаванье на яхте. Машины дорогие, а охраняет стоянку один сторож, который тоже человек и тоже иногда отлучается покушать или по своим делам. Вот так я обзавелся приличным североамериканским внедорожником – североамериканские машины вскрыть легче.
Пока обзаводился – едва не потерял Грея. Благо маячок, который я умудрился на него прилепить, работает в радиусе километра и ловится на обычный радиоприемник. Маячок я списал в числе прочего после одной полицейской операции – покажите мне полицейского, который так не делает. Правда, обычно списывают бензин и командировочные – а я вот списал это. Техника старая, в Четырнадцатом разведуправлении на нее без слез бы не взглянули – зато надежная. Вот так я за Греем, проявляя максимум изобретательности, – ведь он шел, а я ехал – и добрался до квартала Фоллс.
Стоять там, да еще напротив бара – верный способ привлечь к себе внимание, поэтому я начал кататься по окрестностям в пределах того же самого километра. Заодно похвалил свой выбор – подвеска неубиваемая, мягкая, в Белфасте это как нигде важно[13].
Так вот, катаясь, я наблюдал и героический штурм паба католиков, и бронетранспортер, таранящий стену, и все остальное. А потом – поехал следом за «Рейнжровером», заподозрив неладное.
Потом я остановил свой внедорожник метрах в пятистах после «закрытой» площадки для отдыха – и имел честь наблюдать, что там происходило. Не все, конечно, понял – но кое-что уразумел. Трое – это было слишком много, тем более что один из них, из тех, кто забрал Грея, явно в перестрелке сопли жевать бы не стал. И вот, когда он уехал, – тут-то я и решил действовать. Благо времени на то, чтобы обратно добраться до своего внедорожника и положить в салон автомат, который ехал в багажнике, – много не заняло…
Чья-то рука открыла дверь, сильным рывком вытащила из салона труп одного из «штатских». Буро-красная жижа повисла на стеклах машины, там, где они еще не были выбиты, пахло просто отвратительно. Даже на лобовом стекле был след от отрикошетившей пули.
– Черт, вылезай. Воняет здесь…
Дориан сразу даже не понял, кто обращается к нему.
– Босс…
– Я. Всего лишь я. Давай вылезай, сидишь, как будто тебя по башке двинули. Давай!
С трудом лейтенант Грей выбрался из изрешеченной машины, привалился к ней, стараясь унять головокружение. Сотрясение мозга в сочетании с инъекцией скополамина – не лучший коктейль для хорошего самочувствия. Даже подготовка бойца САС, с которыми и не такое происходило, не помогала – лейтенант находился в странном полуоцепенении, не совсем понимая, где он и что с ним происходит.
Кросс тем временем быстро обшарил того, кого вытащил из машины, и даже ухитрился при этом не заляпаться кровью и мозгами. Из кобуры он вытащил «уэбли» с глушителем, понимающе хмыкнул. Такую дуру – с ужасной развесовкой, крупногабаритную, с малой емкостью магазина, могли носить только те, кому она была выдана со склада. Те, кто покупал оружие за свои деньги, предпочитали «браунинги» или итальянские «пьетро беретта», но никак не «уэбли».
– На, вытрись! Твою рожу можно снимать в фильме ужасов. – Кросс протянул носовой платок. Дориан машинально взял его, начал вытирать лицо, глядя, как белая ткань платка украшается бурыми разводами.
Кросс тем временем затолкал убитого обратно в машину, захлопнул дверцу, чтобы не привлекать внимания проезжающих. Опустил стекла в машине, чтобы не было видно пулевых отверстий на них. Обыскал того, кто сидел за рулем, – у него был тоже «уэбли» – но маленький, карманный, калибра 6,35.
– Я…
– Потом разберемся. Поехали, нужно свалить из города, пока нас не стали искать. И вытри лицо как следует!
Начало кошмара…
03 июля 1996 года.
Лондон, Великобритания,
Риджент-парк
Утро. Свежая зелень травы, бриллианты капель на восковой поверхности листа. Бегуны в самых разных одеждах – шорты и майки, это по-североамерикански, более закрытые, обтягивающие костюмы для бега – это уже британцы. Прикорнувший в тени на скамейке бездомный – они попадались и здесь, в одном из самых закрытых парков Лондона, каким-то образом пробирались мимо смотрителей. Девушка – совсем молоденькая, с мольбертом, выбравшаяся на пленэр.
Кошмар должен был начаться здесь и сейчас, в это тихое и не по-лондонски солнечное утро. Никто из жителей этого города, только начинавших отходить от ужаса артиллерийского обстрела, только начавших оттаивать душами и улыбаться встречным прохожим на улице, – никто и представить себе не мог, что может случиться нечто более страшное.
Но Великобритания сама открыла ящик Пандоры четыре года тому назад. Времена изменились – хотя пока что мало кто это замечал. А в этом новом времени, жестоком и чужом, не было такого кошмара, который не мог бы воплотиться в реальность…
Все возвращается…
Он проник в парк ночью, выбрав для проникновении тихое и плохо освещенное место на Принц Альберт-роуд. В этом месте не было ни одной камеры наружного наблюдения. Камеры по ночам все равно не работали, но он никогда не рисковал.
Он не рисковал никогда и ни в чем. Именно поэтому его данных – ни истинных, ни вымышленных – нельзя было найти ни в одной регистрационной книге лондонских отелей, мотелей и прочих странноприимных мест. Для этого дела он заранее, еще до того, как отправляться в Ирландию, снял шесть коттеджей – все под разными именами и с разной внешностью, – а три из них вообще по Интернету, благо такая возможность была. Все три располагались в непосредственной близости от двадцать пятой кольцевой дороги – так что он мог свободно перемещаться, въезжать и выезжать из города в любом направлении. В этих снятых коттеджах он жил, постоянно и бессистемно их меняя. Каждую ночь он ночевал в другом месте. Двух коттеджей он избегал до поры до времени – оба они на крайний случай. В обоих на участке он припрятал оружие. Еще несколько пистолетов он оставил в камерах хранения вокзалов и автобусных станций, арендовав их на длительный срок. Мало ли когда может понадобиться.
Еще у него были две машины. Одна – «Вольво-универсал» старой модели, уродливая и уныло-надежная, типичная машина для скромного конторского работника. Неприметная в потоке, неинтересная угонщикам, проблемная при перепродаже. Вторая – пошикарнее, темно-бордовый хэтчбек «Форд-Эскорт», трехдверный. Не особо приметная машина, но с мощным мотором и отточенным управлением.
Обе эти машины были не арендованными, а купленными – он знал, что в числе первоочередных мер полиция начнет проверять арендованные машины. Машины и отели – и обе эти линии при проверке ничего не дадут.
Сейчас он спокойно ждал, держа в руках пистолет. Пистолет был из числа его любимых – «рюгер амфибия 22», точное и совершенно бесшумное оружие. К пистолету он прикрепил гильзоулавливатель, а пуля, выпущенная из этого пистолета – мягкая свинцовая пуля двадцать второго калибра, – при попадании в тело человека настолько деформируется, что установить, из какого конкретно пистолета она выпущена, сложно, а определить, например, рисунок нарезки ствола и вовсе невозможно. В человеческом теле пуля превращается просто в комок свинца. И ранения при этом наносит страшные.
Винтовку на сей раз он с собой брать не стал – слишком велика и слишком не подходит ее футляр к окружению. Здесь он будет скорее привлекать внимание. Один раз сойдет и пистолет.
Он сам не знал, чего ждал. Просто ждал. К сегодняшнему дню он приобрел такой опыт в своем искусстве, что в подобные моменты он отключал разум и просто ждал. Ждал, пока кто-то невидимый скажет: «Пора». Тогда он, не раздумывая, стрелял.
Девушка ему нравилась. Наивная такая. Интересно, что она рисует? Он еще не решил – будет ли ее убивать или нет. Наверное, все-таки нет. Нужен свидетель. Тот, кто сможет рассказать, что произошло. Нет ничего лучше – для того, чтобы поднять шум, – чем рассказ свидетеля, у которого все произошло «буквально на глазах».
Солнечный луч, пробивающийся через листву. Неспешно трусящая по дорожке пара бегунов – двое мужчин, молодой и постарше…
Он просто поднял пистолет и выстрелил. Четырежды, по две пули на каждого – стандартная практика спецназа. Так называемый двойной удар. Бегуны свалились на покрытый трещинами пыльный асфальт, как набитые тряпьем куклы, – ни один из них не успел понять, что происходит.
Девушка оторвалась от мольберта, недоуменно оглянулась. Он снова поднял пистолет…
Нет…
– Сэр… Что с вами?..
В нескольких десятках метров отсюда сплошным потоком шли машины, по Принц Альберт-роуд, по Марилебон, по Парк-роуд, в небе неспешно тянул пушистую белую линию маленький серебристый самолет. А здесь – словно не в центре города, а где-нибудь в провинции, в лесу, недалеко от старого замка…
Пора уходить…
Девушка недоуменно покачала головой, встала, аккуратно положив кисть на полочку под мольбертом, чтобы не испачкать. Она так ничего и не поняла. Осторожно подошла к лежащим посреди беговой дорожки, присела на корточки, попыталась перевернуть одного из них. И увидела неспешно расплывающуюся багровую лужицу…
И тогда она закричала…
04 июля 1996 года.
Газета «Гардиан», криминальная полоса
…
Очередное злодейское преступление потрясло город. Вчера утром, во время утренней пробежки в самом центре Лондона, в одном из самых тихих и спокойных его мест, был убит постоянный заместитель министра иностранных дел сэр Энтони Браун со своим спутником. Скотленд-Ярд, как обычно, отказался от комментариев. Не исключено, что это преступление совершено анархистами.
…
06 июля 1996 года.
САСШ. Коннектикут.
Частное охотничье владение
Система отправления власти в Североамериканских соединенных штатах, в отличие от Российской империи, Священной Римской империи германской нации, Японской империи и Австро-Венгерской империи характеризовалась тем, что в основе своей власть была тайной и делилась на два центра силы. Более слабым центром была публичная власть – президент, Конгресс, Верховный суд, губернаторы штатов. Они издавали некие законодательные акты, претворяли их в жизнь или следили за этим претворением. Считалось, что президент САСШ является одним из самых влиятельных людей в мире, что в его власти объявлять войны и заключать мир, принимать решения о будущем страны и прочее, и прочее, и прочее…
На самом деле это всего лишь ширма для всеобъемлющей и никому не подконтрольной тайной власти. Власть эта – в видимой своей ипостаси – представлена Федеральной резервной системой САСШ – частным банком, которому почему-то дали право печатать деньги. В невидимой – несколько десятков крупных финансовых институтов, кредитующих экономику и принадлежащих – через длинную и непонятную цепочку фирм и трастов – небольшой группе людей. Сама эта группа делилась на две основные подгруппы – это еврейский капитал и европейский капитал, который либо переселился из Великобритании, либо бежал из Франции после проигранной Мировой войны. Между этими двумя подгруппами существовало трогательное единение в постановке целей и выборе способов ее достижения. Одна из тех геополитических максим, в которой сходились и евреи, и европейцы, – была лютая, звериная ненависть к России. Евреи ненавидели ее потому, что в конце десятых не смогли взять власть, потеряв большое количество верных людей, потому, что с приходом к власти новой династии их стали ощутимо зажимать во всех делах, наконец, потому, что Российская империя жестоко подавляла попытки создать независимое еврейское государство на своей исторической земле – вокруг Иерусалима. Европейцы ненавидели русских за то, что они, во-первых, разорвали в свое время смертельные путы «Сердечного согласия»[14], фактически предопределив этим ход Мировой войны еще до ее начала, во-вторых, вели жесткую антибританскую политику, демонстративно наращивая военно-морскую мощь и подчеркивая свою готовность к вооруженной конфронтации с Британской империей.
Поскольку тайная и явная власть сосуществовали на одной территории – между ними было заключено негласное соглашение об условиях этого сосуществования. Явная власть не вмешивалась в дела тайной, не пыталась изменить существующую финансовую систему – последний, кто нарушил это соглашение, президент Джон Ф. Джекобс, осмелившийся начать печатать «государственные» доллары, был убит. Тайная власть взамен обеспечивала некий уровень благосостояния народа, гораздо более высокий уровень благосостояния его избранных во власть представителей и регулярно давала деньги на балаганный спектакль под названием «демократические выборы». Эта же тайная власть, совместно с явной, вела глубокие и серьезные исследования на тему манипулирования людьми – как отдельными индивидами, так и большими массами населения, – а полученные результаты научно-прикладных разработок немедленно внедряла в практику в собственной стране. Так они и сосуществовали вместе, в своем неразрывном единстве – тайная власть и явная.
В Российской империи – да и в любой другой монархической державе – подобное «разделение властей» представить совершенно невозможно. Монарх олицетворял собой и публичную, и тайную власть в одном лице, он управлял страной так, как считал нужным, советуясь о том, как это управление осуществлять, с кем считал нужным – или не советуясь вовсе. Государство и олицетворявший его монарх имели почти неограниченное право на утверждение власти на территории своей империи путем открытого и публичного насилия. Собственно говоря, любое исполнение государственных функций связано с насилием в большей или меньшей степени, и ничего зазорного в этом нет.
Удивительно, но если брать общий уровень насилия в «демократических» САСШ и в асбсолютистско-монархической России, Североамериканские соединенные штаты по этому показателю безнадежно проигрывали, уровень и публичного, и частного, криминального насилия в демократической стране был несоизмеримо выше. Хотя это и старались не признавать, не делать таких сравнений, по крайней мере в САСШ, – все равно это было правдой.
Возьмем тот же Бейрут. Войдя в мятежный город, армейские и жандармские подразделения уничтожили несколько десятков тысяч человек. Среди них были и местные исламские экстремисты, и пришлые – какой мрази там только не было на тот момент! Кто-то погиб в боях, кто-то прошел через военный трибунал – десять минут на рассмотрение дела, без адвоката и прокурора, и немедленное приведение приговора в исполнение. Вариантов приговора только два – расстрел или повешение. Еще кого-то солдаты повесили на месте, не довели даже до военного трибунала. Согласно своду законов Российской империи, командир воинского или жандармского подразделения, захвативший мятежников, оказывавших вооруженное сопротивление властям, имел право своей властью судить их на месте и немедленно привести приговор в исполнение. Так частенько и делали – не было возможности конвоировать захваченных до трибунала, или просто было лень это делать. Никого за это не наказали. Вот за мародерство на собственной территории пару подонков расстреляли перед строем – а за это никто и никого не наказал.
Недемократично? Еще бы! Чрезвычайщина! Произвол! Ни один честный человек не станет сотрудничать с государством! Ату их! Позор кровавой романовской диктатуре!
Однако же Бейрут за прошедшие четыре года восстановили – и теперь на его улицах ночью гулять намного безопаснее, чем раньше, – потому что многие бандиты и экстремисты были тогда расстреляны и больше угрозу подданным не представляли.
А теперь возьмем жутко демократичные Североамериканские соединенные штаты…
Во всех южных штатах, да какое там в южных – во всех – гетто, вооруженные до зубов банды – негры, мексиканцы, кубинцы, колумбийцы, сальвадорцы. Многотысячные банды имеют отделения в разных штатах и городах, а оружие для своих членов некоторые закупают оптом – чтобы подешевле было. Через южную границу, «защищенную» огромной стеной, на которую потрачены многие миллиарды долларов, прорываются мексиканские бандформирования, пролетают самолеты с наркотиками – какие-то сбивают, какие-то нет. Широко применяется смертная казнь – людей жгут заживо на электрическом стуле, травят газом и ядом, вешают. Но ситуация не только не улучшается – она ухудшается. Во многих «цивилизованных» городах на улицу страшно выйти не то что ночью – страшно и днем. Роскошные кварталы обороняются, создавая собственные эрзац-армии и службы безопасности, в бедных кварталах царит беспредел, ну а кварталы для миддл-класса – оказываются между молотом и наковальней.
И сравните это с Российской империей, где по ночам можно гулять по городу, и максимум, что с тобой случится – так это кошелек отнимут. И то вряд ли.
Да, в Бейруте при подавлении мятежа уничтожили множество бандитов и экстремистов, причем без соблюдения демократических судебных процедур. Да, в Российской империи монарх имеет право своей властью судить и приговорить к любому виду наказания, в том числе и к смертной казни любого подданного. С возмущением говоря об этом, обличители забывают упомянуть, что только старики помнят, когда Государь воспользовался этим своим правом в последний раз. В сороковые, наверное, когда еще шла война на Восточных территориях. Но дорогая ли это цена за спокойствие и возможность спокойно ходить по улицам? Не думаю. В Североамериканских соединенных штатах постоянно раздаются вопли о том, что необходимо ужесточить правила владения оружием, – обычно после того, как озверевший от наркотиков подонок ворвется с автоматом в школу или в закусочную. А в Российской империи для того, чтобы пойти в магазин и купить пистолет, достаточно записки от околоточного надзирателя, в гимназиях преподается начальная военная подготовка с обязательной стрельбой из боевого и мелкокалиберного оружия, с посещением воинских частей. Выходящий в отставку офицер забирает свой автомат с собой и хранит его дома на случай мобилизации, а казаки держат на чердаках даже безоткатные орудия. И опять-таки – никто не припомнит, чтобы где-то когда-то кто-то ворвался в гимназию и начал стрелять. Да и смертная казнь, повсеместно применяемая в Североамериканских соединенных штатах, в Российской империи в семидесятые годы отменена по всем уголовным составам преступлений, оставлена только по преступлениям подрывным и антигосударственным.
Странно, правда? И оружия на руках много, и смертной казни нет, и страна не слишком демократическая – а жить в ней спокойнее и проще.
Одним из институтов параллельной власти в Североамериканских соединенных штатах были НКО – некоммерческие организации. В той же России к ним относились с подозрением: если люди собрались вместе, чтобы денег заработать, дело сделать, – это одно, а вот если не для денег, тогда… надо разобраться, для чего именно. В САСШ же этих некоммерческих организаций тысячи и десятки тысяч. Какие-то занимались благотворительностью, какие-то наукой, какие-то и вовсе непонятно чем. Некоторые были учреждены одним богатым человеком – в САСШ богатые люди частенько составляли завещание так, что деньги после смерти попадали в траст, а на доходы создавали организации, раздающие гранты и занимающиеся тем, что покойник при жизни считал важным и нужным. Некоторые организации живут на пожертвования, некоторые на лоббистские перечисления, некоторые – на правительственные гранты, а некоторые – вообще непонятно на что.
К одной из организаций, которые занимаются непонятно чем и живут непонятно на что, относился «Орден Свободы». В отличие от многих организаций подобного рода, считающих, что чем громче они заявят о своих целях – тем быстрее эти цели будут достигнуты, «Орден Свободы» действовал в тишине. Он никогда не претендовал ни на какие гранты, частные или государственные, не имел постоянных сотрудников, не имел постоянного офиса, почти не вел никакие записи – вообще, патологически боялся какой-либо огласки своей деятельности. Деятельность эта была… не сказать чтобы незаконной. Собирались люди, вместе отдыхали, пили чай и кофе, устраивали семинары и диспуты, на которые приглашали виднейших ученых, политологов и социологов. А также… решали дальнейшую судьбу человечества. В принципе, судьбой человечества может распоряжаться каждый, в палатах любого сумасшедшего дома можно встретить и Наполеона, и Юлия Цезаря, и много кого еще. Но эти люди распоряжались судьбой мира реально, ибо имели достаточно денег и власти для этого…
