Александр Агамальянц
Стенающие раны
I. Свидетельствуй подношение!
1
Череда жестоких убийств, последовавших одно за другим с разницей в несколько дней, казалось бы, должна потрясти город и низвергнуть его в пучину панического ужаса. Но ничего такого и близко не было. Улицы, магазины, ночные клубы – везде полно народу, что днем, что ночью. Такое впечатление, что всем наплевать.
Или наоборот?! Может быть, люди как раз были смертельно напуганы и старались максимально возможное количество времени проводить на виду, в компании себе подобных? Может быть, кабаки гудели пуще прежнего именно оттого, что их посетители боялись ложиться спать и предпочитали плясать до упаду, а потом в полном исступлении брести на работу, лишь бы только не оставаться один на один с безразлично молчаливой темнотой?!
Как бы то ни было, новые жертвы продолжали появляться с ни разу не завидной регулярностью. Зато газетчики были чуть ли не на седьмом небе от счастья – за много лет ни одна тема не держалась столь долгое время на пике популярности. Конечно же, они эту популярность всячески поддерживали, с упоением извращенца смакуя детали каждого нового преступления и постоянно подливая масла в огонь публикациями даже самых безумных сплетен и слухов.
Судачить, впрочем, было о чем. Каждой из (пока что) четырех несчастных девушек сперва искромсали лицо до неузнаваемости каким-то жутким инструментом типа пилы. Потом им, еще живым, набрасывали петлю на шею и вешали. Причем, то ли неумело, то ли, что более вероятно, нарочито коряво завязав веревку, чтобы жертва как можно дольше мучилась и страдала.
Руки их также не были связаны. Будто убийце доставляло удовольствие созерцание приближения неизбежного. Медленная, неотвратимая гибель, воплощенная в яростной агонии, чем-то неуловимым похожей на танец. Не просто так же он выбирал длинноногих красоток! Или же это был некий страшный ритуал, смысл которого не удавалось понять даже именитым оккультистам, коих регулярно приглашали то газеты, то телевидение, отчаявшись дождаться хоть каких-то внятных ответов от полиции.
Но не эти угрюмые детали удивляли больше всего. В конце концов, мало ли в мире бессмысленной жестокости?! Да и неуловимых маньяков история знает множество. Нет, более всего удивляло то, что убийце так и не придумали какого-нибудь хлесткого прозвища, как это водится за журналистами и зеваками. Его называли просто – убийца. Точно также, как и смерть мы называем просто смертью.
Впрочем, даже у смерти нет-нет, да и появится какое-то прозвище. Костлявая, Безносая, Жнец… А здесь – ничего. Безымянный, абсолютный кошмар, который по всем правилам никак не может быть настолько всеобъемлющим. Будто бы предвещая явление чего-то гораздо более страшного. И великого.
2
Кристина Рикарди не принадлежала к числу тех людей, что обладают обостренным чувством справедливости. Ей были бесконечно чужды все эти неравнодушные граждане, борьба за права, против всего плохого за все хорошее и прочее робингудство. Более того, она слыла нелюдимой и практически социопаткой. Конечно же, эти слухи изрядно приукрашивали действительность. Но дыма без огня не бывает.
Будучи натурой своенравной и амбициозной, Кристина будто бы рефлекторно сторонилась людей менее активных и пробивных. То есть, почти всех в ее окружении. Тех маленьких человеков, которые просто живут свою жизнь, где с утра ты идешь на работу по темным узким улочкам между грузных вековых домов с желтыми стенами, вечером – обратно, а на выходных можешь позволить себе роскошь не делать этого.
И так – всю жизнь, пока Безносая не взмахнет своей косой, отсекая бессмертную душу от дряхлого тела. И даже кровожадный убийца без имени не страшен. Потому что ему подавай только красоток, а маленькие человеки, они… обычные. Не красивые и не уродливые, не глупые, но и не особо умные. Они просто есть. Они просто заполняют узкие улочки старого желтого города, потому что кто-то должен их заполнять.
Кристина же в гробу видала эти улочки. И в ее случае это было не фигуральное выражение. В возрасте лет семи случилось ей побывать на похоронах трех своих бабушек. Три сестры, они прожили всю жизнь в соседних домах, в которых жили еще их бабушки, и отошли в мир иной с разницей в неделю. Собственно, только похоронили первую, как на следующий день скончалась вторая. А третья тоже не стала засиживаться и преставилась прямо на похоронах второй.
И маленькая девочка, конечно, навсегда запомнила этот месяц, когда каждые выходные все вокруг наряжались в черное, плакали и шли закапывать очередную бабушку. Под конец ей уже начало казаться, что так теперь будет всегда. Естественно, ни до каких ее детских забот никому тогда дела не было. Зато она обязана была искренне скорбеть и переживать.
Нет, бабушек она очень любила, вторую даже очень-очень. От этого ей еще больше хотелось родительского внимания и заботы в те дни. Но увы. Ты уже большая девочка, Кристина! Ты должна помогать маме, а не глупостями заниматься! Так Кристина поняла, что серьезные и взрослые дела неразрывно связаны со страданиями и одиночеством.
А узкие желтые лабиринты вековых домов стали для нее неразрывно связаны со смертью и безысходностью. С тех самых пор она возненавидела их всем сердцем и следующую четверть века провела в беспощадной борьбе за возможность навсегда вырваться из этого ада. Ибо Преисподняя это, прежде всего, место без радости, а более безрадостной дыры, чем исторический центр своего родного города,Кристина представить себе не могла.
3
В борьбе своей девушка, впрочем, не особо преуспела. Но в какой-то момент она определилась, что процесс в данном случае важнее результата. Все-таки она не сидела безвылазно в четырех стенах и успела хоть немного, но посмотреть мир. И прийти к выводу, что желтые лабиринты есть везде и везде примерно одинаковы. Где-то они не желтые, а серые, где-то не лабиринты, а четкие прямые линии или причудливые переплетения автострад.
Но суть-то одна и та же. Страдания и одиночество. Смерть и безысходность. Будто бы и нет в мире ничего другого, кроме них. Будто бы только они безраздельно властвуют над людскими умами, являясь единственным настоящим смыслом существования, а радость, любовь и забота это так, детские глупости! С другой стороны, тогда понятно, почему верующие так боятся попасть в ад. Потому что в этом случае для них ровным счетом ничего не изменится.
Кристина же не была особо набожной, поэтому предпочитала избегать адских мук еще и при жизни. По крайней мере, хоть не обидно будет, если потом все бабушкины рассказы о сатане и страданиях грешников окажутся правдой. Почему-то ее вторая бабушка, самая любимая, сама безмерно любила именно эти истории и вещала маленькой внучке с увлеченностью древней пифии и какой-то еле заметной тоской.
Будто бы она жалела о беспросветной праведности своей тихой жизни. Видимо, еще и поэтому Кристина при первой же возможности выпорхнуть на волю, сделала это и не особо отказывала себе в удовольствиях. Спи спокойно, любимая бабуля, я за тебя погрешу! И именно поэтому вторник был для нее не тягостным испытанием силы воли, а днем возвращения к разумной жизни после кутежа, начавшегося в четверг. Впрочем, возвращение это было не менее тягостным.
Кристина осознала себя стоящей на переходе и это несколько удивило ее. Куда я иду? Зачем?! Где я вообще?! Последний вопрос отпал достаточно быстро, стоило ей покрутить по сторонам своим милым личиком, наполовину скрытым за большими солнечными очками, и обрамленным копной черных волос. После чего она решила отдаться влекущему ее людскому потоку и разобраться уже на той стороне.
Перейдя улицу, она достала смартфон и принялась проверять последние звонки и сообщения. Самое главное – не смотреть последние фото! Звонков не было позже вечера субботы, а вот сообщения пролили свет истины на ситуацию. Оказалось, что она договаривалась встретиться с какой-то Викторией на Плаза Витторио в полдень. Действительно, как такое забыть…
Посмотрев на часы, Кристина обнаружила, что до встречи осталось чуть больше десяти минут, а путь предстоял неблизкий. Но, если срезать через закоулки, то как раз успеешь! Девушка резко развернулась на каблуках и деловито зашагала на встречу с неведомой Викторией, намерения которой скрыты за густым туманом алкогольного угара.
4
Следующие минут пять Кристина усиленно пыталась вспомнить, чего же от нее хочет загадочная незнакомка. Настолько загадочная, что даже лицо ее не отложилось в памяти. Или наоборот, это Кристина что-то хотела? Или просто завела себе новую подружку в каком-нибудь клубе и они просто договорились поболтать о самых обычных женских делах, в менее шумной обстановке. Но почему-то ни одна из версий, как это называют новомодные колдуны, не откликалась.
Внезапно Кристина поймала себя на мысли, что зашла в какой-то совсем не тот переулок. Видимо, задумавшись, пропустила нужный поворот, что и в здравом уме сделать несложно, потому как улицы в этой части города прокладывались чуть ли не при Цезаре по принципу, кому где удобнее дом построить.
Со временем порядка стало чуть больше, но кардинально картина не изменилась и дороги пересекали друг друга порой под совершенно непонятными человеческому восприятию углами, а какой-нибудь проулок мог закончиться вообще выходом на узенькую лестницу и, если не знать об этом и торопиться, то можно запросто улететь на пару метров вниз, прямиком на заботливо выложенную булыжниками мостовую.
Мимо такой лестницы, правда снизу, Кристина и проходила, когда услышала сдавленный женский крик. Остановившись, она прислушалась – не показалось ли! И, когда крик повторился, как раз из неочевидного проулка у нее над головой, поспешила туда, стараясь впрочем, не шуметь, чтобы не привлечь внимания возможных злодеев раньше времени.
Место, хоть и недалеко от центра, но достаточно безлюдное, а немногочисленные старики, которые могли быть дома, стараются не лезть в чужие дела, чтобы им самим не прилетело. Если с кем какое злосчастие приключилось, так может он и сам виноват – нечего шляться где ни попадя и общаться с кем ни попадя! А бабушке, которая еле ходит, и так уже недолго осталось, зачем еще приближать?! Лучше посидеть тихо, оно и обойдется…
Камер тоже практически нет, только на основных проходах. Очень много мертвых зон получается либо надо на каждый дом по три камеры вешать, чего городской бюджет чисто физически позволить не может. Да и, опять же, толку с того?! Предотвратить преступление это не поможет и даже задержание преступника не сильно ускорит – в некоторые места на машине никак не проедешь плюс огромное количество подвалов да чердаков, которые соединены в причудливую сеть переходов. Еще канализация и Бог весть какие катакомбы, оставшиеся от славных предков. Затеряться вообще не проблема!
А с другой стороны, уличная преступность все же сошла на нет за последние годы и опасаться стоило разве что заблудившегося пьяницу. Или любителя получить женской любви вопреки желанию самой женщины. Именно о таком ублюдке и подумала Кристина. Прокравшись по лестнице со смартфоном наперевес, она обнаружила массу подтверждений своей гипотезы: тупиковый узкий проход между домами, заваленный и заставленный всяким хламом, высокий мужчина в непонятной одежде, волокущий вяло отбивающуюся девушку в самый дальний угол, зажав ей рот. Очень вряд ли они собрались в шахматы поиграть. Кристина подняла руку со смартфоном на уровень лица, готовясь позвонить в полицию, но… так и застыла, сумев выдавить из себя только полное удивления:
– Ебать меня в сраку…
5
Мужчина был не просто высоким. Лучше всего его описывало слово “верзила”. Он явно не страдал от лишнего веса, но широкие штаны и длиннополый, ниже колена, распашной балахон с остроконечным капюшоном-колпаком не позволяли точно определить ни комплекцию ни рост. Чисто рефлекторно Кристина отметила, что такие шмотки были популярны лет пять назад – она как раз тогда увлеклась фотографированием для всяких блогов про одежду.
При этом, мужчина заметно сутулился и руки выглядели непропорционально длинными и какими-то нелепыми. Зато силы в них явно хватило бы на двоих таких! Свою жертву он держал будто тряпичную куклу, совершенно не напрягаясь. Одной рукой схватив за шиворот пиджака, какие можно увидеть на работницах какого-нибудь ювелирного магазина, а другой – зажав рот, этот чертов тролль практически оторвал девушку от земли и тащил так, что только каблуки волочились по земле!
Кристина наблюдала за происходящим, словно завороженная. Она подкрадывалась все ближе, а вместо номера полиции, включила камеру. Почему-то ею овладела мысль, что жертве уже ничем не помочь. И не вызвала никакого отторжения. Наоборот, невольная свидетельница страшной расправы все больше погружалась в ее детали, будто бы и сама являлась участницей этого жуткого ритуала.
А это был именно ритуал. Верзила наконец швырнул свою пленницу в угол. На большую дверь, расположенную под углом и закрывающую что-то типа угольной шахты. Кристина не слышала всех слов девушки, но ясно, что ничего веселого она не говорит. Доносились только обрывки причитаний. Обычное, про не убивайте, пощадите, я сделаю все, что угодно. “Обычные причитания, да уж…” – Кристина удивилась, откуда в ней вдруг столько хладнокровия и цинизма. Она, конечно, не из сентиментальных, но все же.
Мужчина же и не думал прислушиваться к лепету жертвы. Он сунул руку за пазуху и резким движением явил свету нож, сопровождая это громогласным возгласом на непонятном языке. Впрочем, ножом это можно назвать чисто формально. Широкое и, судя по всему, довольно толстое лезвие сантиметров тридцать длиной, сделано явно не из металла, и утыканное чем-то треугольным, невольно наводящим на мысль об акульих зубах. Нечто такого рода можно, наверное, увидеть у каких-нибудь шаманов диких племен. Но никак не в центре современного города.
Девушка, увидев это омерзительное орудие и догадавшись, к кому оно будет вскорости применено, заорала, что было мочи! Верзила же не обратил на это ни малейшего внимания. Он буквально рухнул перед ней на колени. Но не из почтения, а чтобы было удобнее быстро нанести два размашистых удара крест-накрест, превращая лицо несчастной в кровавое месиво. На этот раз она заорала еще громче, но уже от безумной боли – “зубы” на ноже не резали плоть, а рвали, причиняя немыслимые страдания и оставляя раны, обильно орошающие кровью округу.
Мужчина воздел клинок к небу и пробормотал что-то типа “напитайся ее красотой!”. И обрушил зубастое лезвие на лоб девушки, разрывая ее лицо сверху вниз строго по центру. Ответом ему стал лишь булькающий всхлип – она еще в сознании, но сил кричать уже нет. Потом последовала еще пара горизонтальных разрезов (хотя, что там еще резать?!) и нож вернулся восвояси, предварительно будучи отерт от крови с величайшим почтением. И настал черед петли.
6
Все это Кристина засняла на видео, насколько позволила ситуация и техника. Сама она за малым, что не полностью остолбенела от ужаса, поэтому руки не дрожали и в паре моментов она даже механически двигала камеру и меняла степень увеличения, будто бы стараясь поймать ракурс поудачнее. Спроси ее кто-нибудь, зачем она это делает, ответа бы не последовало. Может, на фоне стресса включились привычки телефонного фотографа, может, еще что-то. Кто знает…
И так уж вышло, что момент накидывания петли на шею жертвы Кристина засняла крупным планом, а потом поймала взгляд изувеченной, но все еще живой, девушки и на несколько секунд, что называется, залипла. Поэтому не заметила, что убийца осмотрелся по сторонам и не найдя ничего, что можно было бы приспособить в качестве виселицы, вздохнул, всплеснул руками и наконец встал с колен.
Он перепроверил петлю, намотал веревку на руку, развернулся, закинул на плечо и резко потянул на себя, будто поправляя лямку рюкзака. Из-за его спины раздался резкий хрип. Упырь улыбнулся. Кристина поняла, что наконец видит его лицо… а он видит ее. Смартфон выпал из рук от такой неожиданности, а сама она отпрянула и тоже грохнулось задом на асфальт. Убийца осмотрел ее, улыбнулся еще шире и провозгласил (говорить с обычной интонацией он, видимо, не умел):
– Свидетельствуй подношение! Свидетельствуй подношение!
Кристина медленно кивнула. Моргнула пару раз, не веря, что все еще жива и здорова. И сразу рванулась к лежащему перед ней смартфону. Схватила его, вскочила на ноги и бросилась бежать. Верзила же двинулся за ней вполне размеренным шагом, волоча на спине еще трепыхающуюся жертву. И повторяя одно и то же: “Свидетельствуй подношение!”. Его будто заело на этой фразе и с каждым разом он произносил ее все громче и громче.
Кристина уже успела добежать, точнее, доковылять до выхода из тупика. Поняв, что маньяк не спешит гнаться за ней, она задержалась на пару секунд на лестнице, чтобы перевести дух и сорвать мешавшие бегу туфли на каблуке. И, когда очередная фраза про подношение прозвучала совсем рядом, дала деру, сверкая босыми пятками. Теперь-то ее движения ничто не стесняло.
Душегуб дотопал до лестницы, проводил убегающую девушку взглядом и сделал несколько глубоких вдохов, водя носом из стороны в сторону, словно охотничий пес. И улыбнулся, щурясь от удовольствия, преисполненный уверенности в их скорой новой встрече. А возможно, что и не одной!
Затем он скинул со спины свою жертву. Веревка уже впилась в плечо и держать было крайне не удобно. В следующий раз, когда снова не окажется ничего подходящего, надо придумать какой-то более удобный способ. Опустил взгляд на истерзанную пленницу: она уже на последнем издыхании и тело ее характерно подергивается, но… все еще жива. Убийца участливо вздохнул:
– Не переживай, у нас все получилось. Подношение принято!
И наступил на горло страдалицы.
II. Недостойным – гибель.
7
Безучастность города к жизни простого его жителя, как всегда, имеет две стороны. И даже не известно, какая хуже. С одной – всем наплевать жив ты, мертв, здоров ли, какое настроение, нужна ли какая-то помощь и прочая, и прочая. Даже внимание близких зачастую существует только в нашем воображении, а на деле: или им от нас что-то нужно или они о нас справляются просто потому что так принято.
А с другой – ты абсолютно свободен. Никто от тебя глобально ничего не требует, не ожидает и не хочет. В общем-то, даже и не особо контролирует. Есть, конечно, рамки, переходить которые не стоит, но и то – сперва тебя должны опознать, потом найти, потом провести еще кучу процедур и только потом как-либо покарать. Но тоже не сказать, чтобы с особой жестокостью.
Что далеко ходить – один, вон, девок потрошит уже месяц и всем плевать! Никто его с вилами и факелами не разыскивает денно и нощно, кроме специально обученных людей, которым за это платят. Да и те не так уж и напрягаются. Настоящая свобода, она – здесь, на желтых улицах между вековыми домами! Но это довольно узкая дорожка, пролегающая между безысходностью и безнаказанностью.
Кристина тоже давно пришла к этой мысли и пока что у нее получалось не удариться ни в одну из крайностей. Хотя, сейчас, столкнувшись лицом к лицу с буквальным воплощением безнаказанности, она с огромным трудом держалась на краю пучины отчаяния. Да, сегодня она спаслась, но другую несчастную девушку мерзкий вурдалак предал ужаснейшей смерти. И сколько еще таких будет?!
Да и нет никакой гарантии, что они не встретятся снова. Кто его знает, психа этого – может, он ее по запаху найдет?! Или выяснится, что она забыла что-нибудь, что ее выдаст. Туфли уж точно оставила. Мало ли, какая у него лаборатория дома и к каким базам есть доступ?! Может, это вообще поехавший сынок мэра или комиссара полиции?!
Такие и еще тысячи похожих мыслей ворвались в голову Кристины, стоило ей только выбежать на центральную улицу, слиться с толпой и начать идти более-менее спокойным шагом. Босиком по горячему асфальту получалось не очень спокойно, но не настолько, чтобы привлекать много внимания. Да и мало ли, почему девушка босиком может идти. Может, она извращенка. Или просто туфли порвались.
Проходила она так с полчаса. Потом паника немного схлынула и разум начал брать верх. Так, надо что-то придумать со смартфоном! Вытащить видео из памяти, а потом или в полицию или к журналистам. Да и новый телефон тоже нужен. И вообще, домой бы зайти, переодеться. Туфли, блядь, новые взять! Да и пожрать бы… Еда это хорошо! Еда всегда успокаивает.
8
Наверное, только подумав о еде, Кристина поняла, что не удосужилась даже бегло проверить, ничего ли не выпало из ценных вещей, пока она спасалась бегством. Оказалось, что все на месте, старая привычка в случае внезапного кипиша хватать вещи в охапку и бежать, сработала безотказно. Вот уж кто бы мог подумать, что такое в жизни пригодится.
Кошелек, документы, карты, ключи – все цело. Даже смартфон внешне не выглядел смертельно раненым: экран разбился и не работал, но внутренности, по идее, целы. Уже легче. Домой, правда, ехать не стоит, пожалуй. По крайней мере, прямо сейчас. Мало ли. Но что тогда делать? Как быть?! Кристина исступленно жевала кебаб, сидя на лавке, и бормотала под нос:
– Думай, девочка, думай! Ты от маньяка сбежала, значит, и с этим справишься!
На середине кебаба до нее дошло: черт, да почему она справляться-то должна?! Она же девочка! Вот пусть какой-нибудь хороший мальчик ее и спасает! Хоть какая-то польза от них будет, а то как под юбку лезть, так все смелые! Да и когда же еще быть слабой и беззащитной, если не сейчас?! Не каждый день в паре метров от тебя человека на куски рубят!
Но мальчик нужен заботливый и башковитый. И послушный. Чтобы мозги не ебал, а просто сделал, что он него требуется, и максимально быстро. Таких в окружении Кристины было не так уж много, а тех, что жили в шаговой доступности – еще меньше. Точнее – один. И с ним, как водится, связана не самая приятная история. Хотя, по сравнению с сегодняшней, сущие пустяки.
Кристина тяжело вздохнула и потерла глаза:
– Господи Боже, да что ж так сложно-то все?!
Да так и замерла с пальцами на переносице. Очки! Очки всё-таки потеряла! Ладно, ни фамилия ни адрес на них не написаны. Да и упасть они могли где угодно. В конце концов, пусть этот упырь на них дрочит сколько угодно, если именно он нашел – пусть дрочит и хрен себе сломает!
Наконец-то! Вот она – старая добрая Кристина Рикарди, которую никому не сломить и не запугать! По крайней мере, пока она не дойдет до хорошего мальчика, который поймет ее и простит, а потом окружит заботой. А ведь идти придется буквально – в эпоху агрегаторов и приложений, поймать машину “с колеса” задача неразрешимая. А общественный транспорт, как на зло, обходил нужный ей район стороной.
Но приступа храбрости хватило только на дорогу до нужной квартиры. Безответно подолбив дверной звонок, она вспомнила, что хороший мальчик сейчас просиживает штаны на работе, как таковым и полагается, и вернется еще через несколько часов. Если не переехал, конечно. И от этого “если” вдруг стало мучительно холодно. Безысходность радушно раскрыла свидетельнице подношения свои объятия.
9
По правде говоря, Френки Пьяцци не был таким уж хорошим мальчиком. Великовозрастный повеса, днем он скучал за компьютером в небольшой фирме, изображая работу дизайнера, а в свободное время совершенно не брезговал мелкими аферами, подделкой не особо ценных документов, интернет-шпионажем, взломом страниц в соцсетях. Любой непыльной работенкой, слегка за гранью законности, за которую предлагали бы осязаемые деньги.
А будучи обладателем довольно привлекательной внешности и неконфликтного характера, он имел изрядный успех у женщин практически всех возрастов, чем не стеснялся пользоваться. На одной тусовке его заприметила Кристина, которая с пьяных глаз поспорила с подругой, что через пару недель этот красавчик будет волочиться за ней как собачка. Спор она выиграла, но, видимо, переборщила с недоступностью и Френки, привыкший к тому, что девицы сами бегают за ним, от неожиданности влюбился по уши.
По началу это забавляло Кристину, но быстро наскучило. Она-то не планировала ничего серьезного, поэтому неловкое внимание влюбленного увальня казалось ей нестерпимо навязчивым. О чем она и сообщила своему воздыхателю в особо резкой форме. Когда же он отказался понимать, что происходит, вылила на него всю правду, словно ушат помоев. Конечно же, никакого чудесного примирения, вкупе с чудом всепрощения, не произошло.
И вот, спустя несколько лет, Френки неспешно поднимается по лестнице на свой третий этаж и видит сидящую под его дверью Кристину. Заплаканную, чумазую, растрепанную, босую. Которая, едва завидев его, вскакивает и бросается на шею, осыпая поцелуями. А потом хрипло шепчет на ухо:
– Франческо, миленький, тут такой пиздец! Мне страшно до усрачки!
Конечно же, Френки поверил. Тем более, что Кристина не врала ни капли. У нее была мысль прикинуться дурочкой в беде, но упершись в запертую дверь пустой квартиры, она поняла, что на самом деле – дурочка в беде. И вся расчетливость вмиг улетучилась. Нет, она не превратилась в наивную бимбо за один миг, но надежда, что в этом мире есть хоть кто-то, кому не похуй, за этот же миг вытеснила все прочие мысли и чувства.
Он пустил ее в квартиру, а она выложила ему все в мельчайших подробностях. Он пообещал заняться смартфоном (а свои обещания он никогда не нарушал!) и предложил остаться у него на ночь. Конечно, только, если она захочет. И она поняла, что тогда чуда всепрощения не случилось не потому что он был смертельно обижен, а потому что физически не мог на нее обидеться. Но что делать с этим пониманием, она не знала. Поэтому пошла в ванную, а по возвращении просто обняла его и сказала:
– Давай потрахаемся, что ли?!
Он замешкался и ей даже пришлось его немного успокоить, сказав, что это она сама хочет, а не в качестве оплаты его услуг. Они разделись. Сперва он был слишком нежен, а она немного скована, но постепенно все наладилось, они вспомнили друг друга. Она откинулась на кровать и с закрытыми глазами постанывала, кусая губы. Он закинул ее длинные белые ножки себе на плечи и двигался все быстрее и быстрее. В какой-то момент ей показалось, что это не он входит в нее, а зубастый ритуальный нож кровожадного душегуба. Она заорала как резаная, кончила и отключилась.
10
Во сне Кристина неизбежно опять убегала от маньяка. Почему-то она понимала, что это сон, и воспринимала происходящее совершенно спокойно. Несколько отстраненно даже. Ну, вот, я слышу крик. Ну, вот, я смотрю, как он убивает девушку. Ну, вот, я падаю перед ним. Ну, вот, я бегу. Это. Просто. Происходит. Никаких чувств. Никаких эмоций. Просто. Происходит.
Вот только выбежала она не на центральную улицу, где люди, машины, шум, гам. Где спасительная толпа скроет ее от глаз убийцы. Вместо этого она оказалась на совершенно другой улице. Такой же кривой и желтой, как предыдущая. И до омерзения знакомой. На улице, по которой бабушек носили на кладбище. И теперь-то все чувства вернулись. И не просто, а в десятикратном размере! Кристину буквально сбило с ног волной ужаса.
Так она и стояла на коленях, опустив очи долу. И видела только подолы черных юбок да черные же штанины поверх скрипучих ботинок. И не хотела поднимать голову. Потому что прекрасно знала, кто там идет. И что они делают. Кого несут. И куда. Но в конце концов не выдержала, вскочила и бросилась к гробу, чтобы еще разок увидеть бабушку, которую очень-очень любила.
Но какая-то грузная тетка оттолкнула ее, влепив пощечину и грозно прошипела:
– Хватит глупостями заниматься, дрянь! – и указала куда-то вглубь улицы. Кристина повернула голову и услышала громогласное:
– Свидетельствуй явление!
И увидела его. Упыря. Тролля. Маньяка! Но сейчас он обнажен по пояс и запряжен в колесницу, вместо лошади. Идет, явно прилагая много сил. Но довольный, просто-таки светится от счастья.
– Свидетельствуй явление! – проорал он снова и Кристина наконец поняла о чем речь. На колеснице, в невероятно царственной позе, стояла женщина. Полностью обнаженная, прикрывающая грудь собственными черными волосами, как-то неестественно ниспадающими с головы. Два слова пришли на ум Кристине, пока она рассматривала эту персону: “длинная” и “острая”. Узкое, неестественно вытянутое вниз лицо с острыми чертами, будто вырубленное из камня. Острые плечи. Пальцы рук с четырьмя фалангами.
И мертвенно-белая кожа, под которой пульсировали черные вены. И почему-то казалось, что они сплетаются в некий узор, а не просто распределены по телу, как у обычного человека. И полностью черные глаза без белков. Но не бездонные провалы как в фильмах ужасов, а именно глаза. Живые. Не человеческие, но – живые. По крайней мере, Кристина очень четко могла понять направление взгляда. Проезжая мимо, женщина слегка улыбнулась и кивнула. Как говорят, одарила улыбкой.
Кристина кивнула в ответ, но от неожиданности получилось излишне резко. Отчего взгляд ее упал на заднюю часть колесницы. Это было похоже на банки, которые привязывают на задний бампер машины молодоженов в американских комедиях. Только не банки, а истерзанные женские тела с веревками на шеях. Много, больше пяти. И они были еще живы. Тянули руки к Кристине, что-то хрипели. Одаривали улыбками.
11
Проснулась же Кристина на удивление спокойно, в объятиях Френки. В какой-то момент все кошмары заволокло темной пеленой, в которой они и сгинули. А потом и сама Кристина растворилась в уютной тьме. И утром чувствовала себя более чем отдохнувшей. Туфель, правда, по-прежнему нет. Но это ж разве проблема?! Тем более, когда есть Френки, которому только повод дай проявить себя!
И он проявил! Достал из шкафа коробку с кедами, которые выглядели до ужаса знакомо. На немой вопрос Кристины, он усмехнулся и ответил:
– А мы как-то собирались на модную вечеринку. Ну, дресс-код, там, все дела. Не помню почему, но ты переодевалась у меня. И потом, той же ночью, мы разосрались. Но твои вещи я не смог выбросить. Знаешь, есть у мужиков эта блажь…
Она провела рукой по его щеке:
– Знаю. Прости меня. Не надо бы мне так… хотя, честно, я не знаю, как надо было. Потом сама себя с говном съела.
– Все нормально, бывает – поцеловал ее в лоб. – Я и сам не знаю, как было бы лучше. Может, это и был самый лучший вариант.
Они еще немного помиловались. Потом она переоделась, выпила кофе и сказала, что ей пора. Френки не стал удерживать, хотя и спросил:
– Ты уверена? Если хочешь, можешь оставаться, сколько угодно.
– Я сейчас нихрена ни в чем не уверена. Просто хочу домой. Спрятаться от всех, что ли. Слишком много всего на меня свалилось вчера.