Александр Алексеевич Колупаев
Просите – услышаны будете
Булат.
Часть первая.
Если вы свернете на проселок, не доезжая километра три до Черемшанки, что на севере Глубоковского района, то через сорок минут тряски по ухабам разбитой донельзя в весеннюю распутицу дороги, вырветесь на простор пологой равнины. Еще немного терпения и более ровная, даже с намеками гравирования дорога, вильнув вправо, приведет вас к крайним домам села Орловка. Не ищите вы его на современных картах. Увы, поселения, как и люди, рождаются и умирают. Основанное почти триста лет назад село Орловка, умерло в начале нынешнего века. А чтобы никто не сомневался в правильности статуса – «село», так поясню, в 1900 году там насчитывалось триста дворов, была церковь, и стояли насколько двухэтажных домов.
Первый раз мне довелось побывать там, в начале семидесятых. Путешествие наше закончилось ночью и, встав поутру, я не сразу понял, откуда мы приехали и где встает солнце. Плотный туман белым молоком, накрывал не только деревья, но и близ лежащие дома. Часам к девяти, солнце, особенно яркое в этой лесной и предгорной зоне, разогнало остатки тумана. Тот, клубясь, неторопливо заполз в горные распадки, и моему взору открылась восхитительная картина. Село лежало в горной чаше, горы более чем полукилометровой высоты, густо поросли смешанным лесом. Казалось, крикни, и эхо прокатится из края в край, вторясь и множась, не спеша затихнет над селом.
Во второй и в третий, да и во все последующие визиты в это село, не переставал я удивляться этому кольцу гор, пока недавно не прочитал где-то, что стоит это село аккурат в центре падения метеорита, надо полагать не малых размеров. Так как падение этого «камешка» произошло в незапамятные времена, то дожди да ветры сделали свое дело, отесали да подравняли горы и только из космоса можно еще разглядеть эту громадную рану на теле Земли.
Как-то я отвлекся от истории, которую хотел вам поведать. Поездки мои в это село стали регулярными, когда я получил статус «орловского зятя».
Мужчины села, почти поголовно кряжистые, могучего телосложения, быстро потеряли интерес общения со мной. Человек не курящий, да к тому же не пьющий, я не представлял для них особого интереса. И только после того как они убедились, что я могу таки неплохо обращаться с плотницким инструментом, признали меня достойным их внимания.
Через два дома от родителей моей жены, проживал колхозный кузнец Кузьма Петрович. Дорабатывал он последний, предпенсионный год. Как и положено кузнецу, бог не обидел его силушкой. Признаюсь, я всегда с опаской протягивал ему руку для приветствия.
Сильно он зауважал меня, после того как я выдал ему рецепт отжига металла, с последующей проковкой сварных швов, для придания однородной прочности металлу.
В один из моих приездов, он поманил меня к себе прокуренным до желтизны пальцем.
– А скажи-ка, Саня, что тебе известно о булате? – встретил он меня вопросом.
– Булат, особый сорт стали, полученный в результате проковок нескольких сортов железа и там, кажется, есть, какие-то хитрости, вообще рецепт утерян – порывшись в памяти, выдал я ему скудную порцию информации.
– Вона, как, утерян! – разочаровался он моим ответом.
– А скажи мне ещё – чем таким примечательным, выделялся этот булат?
– О – о! Главное свойство его – прочность! Нет клинков прочнее булата! – сразу нашелся я с ответом.
– Тогда, пойдем, кой чего покажу! – заговорщицки потянул он меня за рукав к себе во двор.
Пришли. Кузьма Петрович, неторопливо взял простую тяпку, что пропалывают хозяйки свои огородные грядки и протянул мне.
– Нут-ко, вот посмотри.
Я посмотрел. Ничего особенного, чистенький, немного сероватый металл, правда, острая, и без следов ржавчины кромка.
– На, вдарь по острию, – Кузьма Петрович протянул мне топор,– вдарь, вдарь, не боись!
Я, не побоялся, «вдарил». Признаюсь, не сильно. Куда там – металл тяпки вон, какой тонкий, а топор, он и есть топор.
Топор, с легким, и даже мелодичным, звоном отскочил от острия тяпки. На более светлом острие огородного инвентаря не осталось и следа, зато на топоре красовалась чёткая зарубка.
– А вот этим, попробуй – кузнец протянул мне массивный граненый напильник.
Острый угол напильника, безжалостно опустился на остриё тяпки. Полетели искры, кусочек металла, отколовшись, с визгом отлетел в сторону.
– Ого – изумился я прочности острия, – нет и следа, что это?
– Дак, он самый, булат и есть! – пояснил довольный Кузьма Петрович.
– Тяпка, из булата?! – скажи мне, что она из золота, в это поверил бы я быстрее, – насколько я знаю, из него делали только оружие, сабли, кинжалы, ну может быть – ножи, а вот, тяпки?! Ну это вряд ли, да и лет тогда ей наверное сотни две, а то и три!
– Старая она это верно, вот только сделал её мой прадед, сам в кузнице и выковал.
Кузьма Петрович, кряхтя, поднялся с деревянного чурбака,
– Пойдем в дом, там есть чего тебе посмотреть.
Зашли. Сосед, не торопясь, достал откуда-то сверху деревянного шкафа, металлическую шкатулку, которая оказалась старинной банкой из-под чая, и достал оттуда сложенный вчетверо листочек бумаги. Аккуратно развернул и протянул мне.
На белом листе, скорее всего тетрадном были подклеены четыре кусочка пожелтевшей и высохшей от времени до предела, серой бумаги. Старинные, с «ятями», рукописные буквы, были бережно обведены химическим карандашом, поэтому большая часть текста читалась легко. Хотя начало было утрачено. Я прочел:
«…. и сложить эти полос встречъ. Проковатъ до квадратъ, а засимъ вдругорядъ до ровнъой полосъ. Калитъ до малину цвету. Возми готового зелья в щепоть и сыпи ровнёхонъко с обеихъ соронъ покуда искръя блистатъ смогут. Осени себя крестъным знамением и творяша молитву Отше наш, прокали жалезо да вишневогу цветъ. Вымахни из горна железъ и помяная пресвятую богородицу троерученницу, простучи, легкимъ звономъ то жалезо на толшу конского волосу. Повтори троекратно. Калитъ надобно в текучем бараньем жиру»
Часть вторая.
Я оторвался от чтения. Кузьма Петрович, попыхивая дымком сигареты, внимательно наблюдал за мной.
– Старинный текст, медленно вчитываюсь, – стал оправдываться я перед ним.
– Ничего, ничего, читай до конца, – успокоил он меня.
« …Рецепт зельия. Возми костъ черной курицы, отожги до белой извесъ, такожъ возъми сделай древестъной уголья, непременъ с березъ, да готовъ той уголья из деревъ когда они сокомъ изидоша. Надоть взятъ кости отожъныя одну унцию а уголья две унции и один золотъник. Мешатъ все с особым тщаниемъ. Копитъ в холстине»
– Прямо колдовство какое-то – выдохнул я, с трудом разобрав старинную вязь букв.
– Колдовство, не колдовство, а вот эта бумаженция хранилась и передавалась в нашей семье от отца к сыну как самая большая тайна, и никто под страшной клятвой не смел нарушить этот завет.
– А как же вы? Вот мне показали ….
– Ну, я, другое дело! В первых, отец с фронта мне в письме про этот клочок бумаги отписал и я ему никакой клятвы не давал, а во вторых – кому мне его передать? Дочки ведь у меня в роду остались, вот и выходит, что пропадет эта тайна со мной.
– А кто первый написал этот кузнечный рецепт? – осведомился я.
– Сказывают у нас в роду, был знаменитый кузнец, настолько знаменитый, что внук самого Чингиза, Батухан, распорядился забрать его к себе в главную ставку. А по законам священной «Яссы», никто не вправе держать в рабстве человека более семи лет. Вот мой предок и получил свободу, да и как не получить? По своему мастерству сильно он выделялся среди прочих, и женился он на местной черноокой красавице – степнячке, ты же видишь – у нас в роду все девахи черноокие, да коса до колен, от прабабки то диво. Вот только на свою беду, или удачу, сдружился мой предок с другим мастером – арабом. Тот заболел и когда почуял свой смертный час, поведал он другу тайну булата. Говорят, когда выковал свой первый булатный клинок, мой прадед, так сам Батухан призвал его к себе и спросил: «Чего хочешь за свое великое мастерство?» Смело отвечал мой прадед, глядя в рысьи глаза свирепого хана: «Хочу жить и умереть на своей русской земле!» Засмеялся хан: «Твоя земля, урус, теперь наша земля, езжай, смело по нашим владениям, только вот тебе наказ – не делай больше одного клинка в год, и тот присылай в ставку! Снабдил Батухан охранной грамотой прадеда и отпустил куда-то в Рязанские земли»
– Вот с тех пор и повелось, только раз в году мы его потомки, выковываем свой булат!
– Какая красивая легенда – бесхитростно восхитился я.
– Легенда, говоришь? – усмехнулся кузнец Петрович, – а вот это, ну-тко, посмотри! – и он бережно достал со дна железной шкатулки тряпицу, развернул её и положил мне на ладонь тонкую металлическую пластинку. По приятной тяжести и тускло – матовому желтому блеску, я сразу догадался, что это золото. Пластина была прямоугольная, сантиметров 5 на 11, на ней гордо расправив крылья, летел сокол-тетеревятник, кое, где в Сибири и поныне эту птицу зовут по старинке – кречет. По краям пластинки, шла скань, наподобие витой веревки, да было выбито чеканом два слова изящной арабской вязью.
Я так и ахнул! Кому из вас доводилось вот так запросто держать пайзацу – самую сильную охранную грамоту, может даже самого Чингиз – хана?
– Что это? – только и нашлись у меня слова.
– А ты говоришь легенда! Как передают в нашем роду изустно, здесь написано: «Этому – доверие!» Знаешь, даже женщины наших семей не знали про эту пластину! – он бережно взял из моих рук древнюю семейную реликвию, завернул в тряпицу и положил на дно ларца.
– Передам внуку, пусть он решает, что с этим делать!
Ошарашенный происходящим, я ещё некоторое время сидел, ощущая на своих ладонях пыль прошедших столетий, но встрепенувшись, стал уговаривать Кузьму Петровича , сдать столь ценный предмет в музей.
– Нет, покачал он головой, это наша охранная грамота и никто не смог отобрать её у нас, как никто и не узнал тайну нашего булата!
– Так зачем вы все это мне рассказали? А вдруг я проговорюсь нечаянно, кому либо – вырвалось у меня.
– Не проговоришься, мне немного осталось, а тайну булата терять не хочется, а пластинку, ты не волнуйся не найдут, не так искали, да не нашли. Вот это тебе, храни, владей – и он протянул мне самодельный нож и старые листочки бумаги.
Матово блеснуло острое лезвие. Простой нож, который любой кузнец, запросто выкует, да хоть бы из тракторного клапана, в своей кузнице. Вот только по свинцово – серой поверхности лезвия, догадался я, что это булат.
Прошли, пролетели годы. Давно умер деревенский кузнец Кузьма Петрович.
Тот нож его, с простецкой пластмассовой ручкой выменял у меня заезжий охотник. Только то и осталась на память о нашем казахстанском булате, насечка, на хваленом швейцарском фирменном ноже, когда в споре, схлестнули мы нашу самоделку и знаменитую своей крепостью иностранную сталь. Ахнул, охотник, рассматривая зарубку на несокрушимом швейцарском ноже, и не отдал мне мой булат, решительно придвинув, дорогой и эксклюзивный, иностранный нож ко мне.
Вот я и думаю, а может и не бессмыслица в тех словах рецепта? В костях содержится фосфор, а в угле – углерод. Кто из металлистов не знает о фосфотировании да цианировании стали? И даже молитва – «Отче наш» всего лишь временной интервал, для точной пропитки легировочными добавками….?
Вот только причем тут черная курица?
Это тебе не кино.
Поднакопили мы с супругой денег, добавили отпускные и купили себе домашний кинотеатр. Экран телевизора там о – го – го! Соседи, Генка Вакулич с женой, пришли на просмотр вечером.
Принес с собой Геннадий диск с американским актером Сильвестром Сталлоне в главной роли. Какая-то серия «Рембо», толи два, толи три, пусть будет «Рембо номер какой-то».
Что он находил в этих пропитанных ненавистью и презрением к русским парням фильмам, мы пока не знали. Сначала, конечно, угодили своим супругам.
Просмотрели зрелищные каналы по телевидению, а затем включили Генкин боевик.
Жены наши удалились на кухню, а мы внимали приключениям главного героя.
Фильм этот я видел, да подозреваю, Генка тоже его смотрел.
Но на этот раз удовольствие от просмотра я получил громаднейшее!
Конечно, размеры экрана частично были тому причиной, но главное – это Генкины комментарии!
Вот пример: громыхает по мосту танк, герой накручивает на стрелу лука гранату, натягивает тетиву – бабах! И танк полыхает!
Генка: «Ага, так тебе и долетит стрела, это ж метров двести будет, да и граната тяжеловатая, граммов триста, взрывчатка у них пластит, дрянь, слабенькая против нашей А-4! Вот, вот смотри какая снова лажа! Наш танк Т-72, попадание в башню и горит как бочка с бензином! Да мы с трех гранатометов с полсотни метров всаживали в него заряды и ничего, бронирован и живуч до чертиков!»
«Во, смотри, снова пытают его, прямо на ремни режут! Ничего подобного, придет дяденька доктор в чистеньком халатике, сделает укольчик и запоешь ты райской птичкой, чего тебя ножом пилить?»
Герой фильма, славный «Рембо» выкручивается из очередной передряги, улетая на вертолете.
Генка: «Чего они идиоты по нему из автоматов палят? Брюхо у МИ – 8 бронировано как у танка!»
«Может по винтам попадут и собьют?» робко вступился я за вьетнамских солдат. «Ты что? возмутился Генка, там углепластик, весь в дырках будет, а не разлетится! База то у них хоть и в джунглях, а солидная и там, конечно, сыщется хотя бы «Стрела», а уж если «Игла», то пиши, пропало! Собьют!»
Вот уже «Рембо» Сильвестра Сталлоне кулаками вбивает в кого-то честь и доблесть.
Тут Генка совсем разошелся! «Ты погляди, погляди, Саня как он нас дурачит! У самого – не кулаки, а так, то кулачишки, да здоровался я с ним за руку, а метелит мужика будь здоров!»
«Подожди, подожди, ты сказал, что здоровался с Рембо, фу, черт, с актером его играющим, за руку?»
«Ну, да! Видел я, этого Сильвестра, вот как тебя близко, он мне руку протянул, поздороваться значить, я в пол силы её и пожал, так он тайком от всех потом её растирал да массировал!»
И он с удовольствием посмотрел на свою ладонь «45 размера», как мы его друзья называли увесистые Генкины кулаки.
Мой сосед выключил телевизор и развернулся ко мне.
«Службу я нес в Российской армии, до переезда на Галкину родину в Казахстан, это было. Призвали меня в новые войска – горные егеря, так назывались наши части. После чеченской войны в них надобность появилась. Эти войска, вроде десанта, подготовка будь здоров! Дислоцировалась наша часть недалеко от Ялты, только нам не до курортных красот было. Отбор в эти войска был правильный. Меньше девяноста килограммов, да роста 175 см не брали. Я был минометчиком. Плита миномета 25 кг, ящики с боеприпасами, все надо уметь навьючить на лошадь.
Да, да не удивляйся, у нас служили лошади! Там где лошадь не пройдет, на веревках на плечах заносим по частям батарею на горы.
Учения каждый месяц, да ещё десантирование с вертолетов на скалы. Стрельбы каждый день! Питание, скажу тебе, было отличное.
Мне по моему весу полагалась двойная норма. Шоколад в воскресенье обязательно. Корпус наш был новый, проверяющих, да смотрящих, навалом, почти каждый день комиссии, проверки.
Но в июле месяце смотрим, забегало наше начальство, нас по струнке ставить стало. По своим каналам из штаба узнали мы, что едет к нам в гости сам Президент!
Ой, что было! Нас чуть ли не листочки на деревьях мыть да красить заставляли! Настал день приезда. Переодели нас в новую «парадку». И здесь без показухи не обошлось. Отобрали нас три роты, вроде как особые, для встречи. Форма, скажу я тебе, светло-песочного цвета, рубашки с короткими рукавами – жарко у нас!
Кортеж Президента приехал на трех машинах, а охраны втрое больше.
Гаркнули мы приветствие Верховному Главнокомандующему во всю глотку, пошел он вдоль строя, маленького росточка, щупленький! Останавливался, смотрел на нас, глаза умные в душу смотрят!
Сзади его свита, человек восемь.
И тут я увидел этого самого Сталлоне!
Он по приглашению президента и с какими-то иностранными заморочками приехал смотреть олимпийские постройки.
Чего он около меня остановился? Спросил о чем-то переводчика и протянул руку для приветствия. Ну, я и пожал. Нет не от души, а соблюдая приличия.
Он покривился и было от чего, ладонь у него не такая и большая, холеная и без мозолей. Не то, что наши мозоли!
Генка рассмотрел свою ладонь, ту самую которой он стиснул руку американской знаменитости.
Прошли они вдоль строя и на трибуну поднялись. Прошлись мы мимо трибуны строем и стали показывать им разные штучки. Мне досталось кирпичи ладонью рубить.
Сложил я в стопку не пять, а семь кирпичей.
Вижу, наш лейтенант позеленел от волнения, а вдруг как не разобью?
Не, рубанул ладонью, все напополам!
Отлегло на душе у лейтенанта. Заулыбался.
Дошла очередь до стрельбы.
Президент на стрельбище не пошел, а этот «Рембо» напросился, покажите, как стрелять умеете.
Стрельбище у нас – загляденье! Все по последнему слову военной техники.
Постреляли мы из СВД-шек, это снайперские винтовки такие и тут мне лейтенант подмигнул, давай мол!
А висел у нас в казарме плакат с изображением этого «Рембо», знаешь там он по пояс голый с пулеметом, в лентах, бицепсы – во какие!
Скинул тогда я, рубашку, тоже по пояс голый, бицепсы накаченные у меня в армии были, не то, что сейчас, и Генка согнул и с сожалением посмотрел на свою правую руку диаметром с телефонный столб.
– Взял я два ручных пулемета на каждую руку и по подвижным мишеням метров со ста! Только щепки полетели!
А там такая хитрая система – если через две секунды не попал, начинает со стороны мишеней лазер тебя беспорядочно нащупывать, вроде, как ответная стрельба и секунд через пять попадет обязательно! На компьютере видно, куда в тебя попали.
Я этому лазеру и опомниться не дал.
Протягиваю американскому «Рембо» ручной пулемет, давай, покажи свой класс.
Он на меня во все глаза смотрит!
Запустили наши лейтенанты систему мишеней, этот Сильвестр лихо так, от бедра, повел пулеметом, да только одну мишень зацепил с краешку.
Посмотрели мы на компьютер – мать честная! Двенадцать попаданий в него со стороны противника! Два в голову смертельные.
Переводчик объясняет ему, что случилось, смеется «Рембо».
Ваши парни, говорит, восхитили меня. В кино мы вас совсем других показываем, попрошу режиссера привезти на съемки вот всех вас!
У нас в части много лихих парней служило.
Серега Филинов, тот три курса МГИМО успел окончить, бросил чего-то, отслужу и восстановлюсь, отвечал на наши расспросы.
Так вот Серега, как пошел разговаривать с этим Сталлоне-«Рембо» на английском, тот только кивал да успевал что-то свое вставить в ответ. Так ему Серега и сказал – вы нас слабаками да тупоумными показываете в ваших гнусных фильмишках, а давайте схлестнемся в честных соревнованиях, посмотрим чья возьмет!
«Рембо», ол-райт, ол– райт, ему в ответ. Ни черта не ол-райт!
Я отслужил, так никаких состязаний-соревнований с америкосами и не было»
Генка с сожалением вздохнул: «Смотрю вот как они нас в своих фильмах дурят, крутые они и умные и ведь кто не служил, поверят – все у нас дрянь, а америкосы они о-го-го, один «Рембо» со своим луком разгонит целую дивизию! А у него рука от одного моего пожатия, поди, до сих пор болит!»
Генка посмотрел на свою богатырскую ладонь, которая так запросто остановила и восхитила самого «Рембо».
