Посвящается моей семье
Опустела без тебя Земля…
Как мне несколько часов прожить?
Сергей Гребенников и Николай Добронравов
Комната была пропитана запахом табака, сыростью холодного воздуха и тишиной, нарушаемой лишь звуком тлеющей сигареты. Я сидел на краю кровати, не в силах заставить себя двигаться, каждый вдох обжигал легкие, каждая слеза текла по щеке, оставляя соленые дорожки. Эти слезы не приносили облегчения. Прошло двенадцать дней. Двенадцать бесконечных дней, когда всё потеряло смысл. Она ушла не просто из жизни – ушла от всего, что было дорого. От меня, от своих родителей, от мира, который мы строили вместе. Но самое страшное – она ушла из самой себя.
Я пытался найти в себе силы, но всё рушилось. Её улыбка, смех, прикосновения… всё исчезло. Как это возможно? Как человек может исчезнуть так внезапно, будто его никогда не было? Я держу в памяти каждую деталь её лица, особенно эти ямочки, которые появлялись, когда она смеялась. Они были её особенностью, её «подписью». Её глаза – серые, миндалевидные, полные жизни и света. Сейчас всё это недостижимо, затоплено горем. Моё сердце сжалось до пустоты, которую ничем не заполнить.
В комнате стало еще холоднее. Ветер за окном бился с силой, будто хотел ворваться и разорвать последние нити, что держали меня здесь. Казалось, даже фонари сдались перед этой осенью, которая приносила лишь холод и мрак. Я не мог сказать, было ли это реальностью или моё сознание уже давно утонуло в отчаянии, и всё вокруг превратилось в иллюзию разрушения. Комната погружалась в дым и тьму, воздух был густой и тяжёлый.
Каждое мгновение – как бесконечная пытка. Время остановилось, а тишина навалилась с такой силой, что казалась оглушительной. Шорохи, стуки, любые звуки были настолько резкими, что пробирали меня до костей. Это ощущение – будто тебя медленно рвут на части, и никто не может помочь. Я был пойман в ловушку собственной боли.
Ещё одна сигарета. Я даже не считал, сколько их было сегодня. Шестая? Восьмая? Это не имело значения. Всё, чего я хотел, – исчезнуть вместе с дымом. Мне было неважно, сколько времени пройдёт, пока я не вернусь к ней. Я думал о смерти. Думал так часто, что это стало частью моего бытия. Только там, за гранью жизни, я смогу снова почувствовать её тепло, услышать её голос. Словно живой ангел, она ждала меня там.
Рука потянулась за рюмкой. Сто грамм водки разом прошли по горлу, вызывая жжение и на мгновение отвлекая от боли внутри. Живот сжался от голода, отравленного алкоголем и сигаретами, но это было ничто по сравнению с пустотой в душе. Эту боль не залить ни водкой, ни сигаретами. Она была глубже, она была вечной.
И всё же в какой-то момент внутри меня мелькнула мысль. Мгновение. Проблеск. «Ты не можешь сдаться, – сказал я себе. – Ты обещал». Я вспомнил её слова, её просьбу: «Живи ради меня. Будь счастлив. Я хочу, чтобы ты был счастлив». Я обещал. Я должен был проживать каждый день так, будто она смотрит на мир через мои глаза. Но как? Как я мог сдержать это обещание, если каждый день был мучением? Как жить в мире, где её больше нет?
Я опустошён. Внутри – лишь холод и тьма, как будто весь свет исчез вместе с ней. Я чувствую, как каждый день отнимает что-то ещё, как будто я не живу, а медленно умираю изнутри. Время течёт медленно, и каждая секунда – это мука. Всё вокруг теряет смысл, мир становится серым и пустым. Никакие сигареты, алкоголь или даже собственные мысли не могут заглушить ту боль, что засела глубоко внутри.
В голове крутятся одни и те же вопросы: “Почему она? Почему так рано? Почему без предупреждения?”. Слишком много вопросов, и ни одного ответа. Я вновь наливаю рюмку, пытаясь хоть как-то унять эту внутренняя бурю. Боль на мгновение притупляется, но я понимаю, что это всего лишь иллюзия. Реальность снова захлёстывает меня с новой силой.
Но где-то внутри меня теплился слабый огонёк. Я обещал ей. Я обещал, что буду жить, что буду сильным. Я чувствовал, что не могу просто так уйти. Она бы этого не хотела. Даже в самые тяжёлые моменты, когда мне казалось, что нет выхода, я должен был помнить её слова, её просьбы. Она просила жить ради неё. Быть счастливым ради неё.
И вот, я сижу в этой душной комнате, полный боли и отчаяния, и медленно понимаю: я не имею права сдаться.
Воспоминания нахлынули, как волны. Мы мечтали о жизни вместе, строили планы, обсуждали, как будем стареть вдвоём. Мы лежали на траве у озера той ночью, когда звёзды светили так ярко, что казалось, они близко, стоит лишь протянуть руку. Мы обещали друг другу, что будем счастливы. Вместе.
Теперь я должен был выполнить это обещание один.
Три. Два. Один.
Я выдохнул и почувствовал, как боль слегка отступила. Не исчезла, нет. Но стала терпимой, будто её приглушили. Я знал, что впереди меня ждёт длинный путь.
Сегодняшнее утро было по истине сказочным. На улице ознаменовалась настоящая теплая весна, все вокруг было расположено к прекрасному дню: цветела сирень, напротив сакура, деревья пестрили уже яркими зелеными листьями, которые отражали блестящий солнечный свет, прохлады уже не было. Яркий теплый день, как с картин итальянских пейзажистов.
Я встал ближе к полудню. Во мне царило душевное спокойствие, так как впервые за очень долгое время я выспался. Не было никаких тревожных снов, никаких негативных физических ощущений, наоборот радость и трепет наполняли мое сердце. Я вышел на террасу и вздохнул. Какой же невероятно свежий и чистый воздух окружает меня с тех пор, как я переехал загород. А сирень со своим пленяющим ароматом! А трепет птиц! Какая же жизнь восхитительная! Моя бабушка русского происхождения всегда говорила в такие моменты одно лаконичное, но всеобъемлющее слово, лепота.
Я вернулся в комнату и увидел, что Катрин тоже пробудилась после волшебного сна. Лицо ее сияло от удовольствия, руки потягивались в стороны. Для меня самым приятным ощущением с утра было видеть, как она улыбается; видеть, как она счастливо просыпается навстречу прекрасному, как она, дню.
– Доброе утро, любимая моя, – я поцеловал ее в нежные розовые губы и своими крепкими мужскими руками обнял шею.
– Доброе утро, Алессандро, – она ответила взаимностью и начала вести нежными изящными пальцами по моей спине. – Что будем делать сегодня?
Меня всегда удивляет, как Катрин ловко берет инициативу в свои руки и начинает властвовать надо мной. Как же это прекрасно чувствовать интерес к себе и энтузиазм с другой стороны, и понимать, что не всегда тебе нужно делать первый шаг.
– Давай сегодня съездим в город. Я слышал, что открылась новая выставка, посвященная творчеству Ван Гога, а ты знаешь весь восторг, когда я испытываю при одном лишь его упоминанию, – я поцеловал ее в макушку.
– Конечно, тогда дай мне час на сборы, и мы с тобой отправимся на каноэ к высокому искусству.
Я оставил ее наедине с собой и пошел собираться. Сегодняшний день обещает быть очень теплым, поэтому гардероб должен быть максимально летним. Я выбрал тонкую льняную рубашку с живописными пейзажами нашей великой Венеции и светло-голубые джинсы. Почему я так трепетно отношусь к выбору одежды? Я не педант, не нарцисс. Я лишь считаю, что каждый человек должен, именно должен, красиво выглядеть. Одежда – отражение внутреннего мира человека, так же, как и глаза – зеркало души. Да и аккуратность – качество, привитое мамой с самого детства. И я аккуратен не только в делах, но и в самых обычных вещах, включая приемы пищи или выбор рубашки.
Я отправился в гостиную и присел на мягкий кашемировый диван со спинкой или как было модно говорить у нас, в Венеции, на софу. Я представил, каким замечательным будет сегодняшний день, как красиво сейчас будет выглядеть Катрин, когда она выйдет из комнаты, как я влюбленно буду смотреть на нее, как прохожие будут радоваться такой изящной паре, как мы насладимся изящными искусствами.
Я включил проигрыватель, поставил любимую пластинку джазовой музыки и начал напевать вслед за исполнителем. «Сегодня все радуется нам, все подвластно нам, все в наших руках» – повторяю я. Тело неподвластно начало двигаться в такт, настроение было прекрасным.
Я так увлекся музыкой, что не заметил, как зашла Катрин. Но когда я поднял глаза, я увидел невероятную девушку. На ней сидело легкое и воздушное белое платье. Она выглядела будто балерина. Платье выглядело так, как будто руки приложили лучшие итальянские модельеры. Но думаю, все же, что разгадка лежала не в платье, а в красоте Катрин. Словно ангел, сошедший с небес, она сделала реверанс и села рядом со мной на софу. Я минуту влюбленно изучал ее, а потом все же смог выйти из транса и промолвить слово:
– Ты выглядишь так красиво, будто мы прямо сейчас отправимся не на выставку, а в загс. Как же ты прекрасна. Нет, даже не так. Raffiné! (фр. изящный) – с восторгом произнес я и обнял смущенную девушку.
– Ну не начинай, любимый, ты ничуть не хуже. Ты посмотри, как ты идеально сложен: твоя открытая мускулистая шея и открытые лодыжки в красных мокасинах сводят меня с ума. Мачо, – она вызывающе посмотрела на меня и рассмеялась. Я одобрительно кивнул и улыбнулся в ответ.
И вправду, меня многие считали завидным мужчиной. Природа одарила меня большими светло-карими глазами, темно-шоколадными кудрявыми волосами, яркой улыбкой и выразительными скулами. А шикарное тело, в точности мускулистые руки, ноги и пресс – результат моей усердной работой в течение двадцати пяти лет. Я никогда не давал себе послабление и поблажек, я буквально жил в тренажерном зале, чтобы стать идеальной версией себя.
Конечно, в какой-то момент жизни это стало чревато. Я очень долгое время страдал синдромом трудоголика, изнемогал от изнурительных тренировок, и в конце концов заработал себе проблемы с самовосприятием. Все усилия казались мне недостаточными, я знал, что я могу сделать больше и лучше, я боялся набрать вес, а самооценка упала ниже плинтуса. Но Катрин смогла растопить этот холод по отношению к себе и с помощью своей неземной любви вернула меня к жизни. Я стал относиться к себе проще и адекватнее. Конечно, спорт я не забросил, но он больше не вызывал у меня чувство долга, а наоборот доставлял удовольствие.
– Я так тебя люблю, – сказал я и взял Катрин за руку.
– И я тебя, Алессандро, – она поднялась на носочки и нежно поцеловала меня в уста.
За руку мы вышли из дома. Птицы, примкнувшись друг к другу, торжественно чирикали нам.
Венеция сказочно сияла в послеобеденном свете. Каждый листочек, каждый цветочек, каждая травинка – все блестело. Мы сели в каноэ у причала и отправились в Венецианскую академию изящных искусств навстречу прекрасному. Я взял весло и начал ответственно грести, Катрин тоже не растерялась и помогла мне. Довольно быстро, через 15 минут, мы добрались до Академии. Причалив каноэ, я аккуратно сложил весла и приподнялся, чтобы помочь Катрин выйти. Я подал ей руку как джентльмен, и мы в тотчас обнявшись отправились по брусчатке к большому мраморному зданию.
– Как же здесь красиво! Каждый раз как в первый…, – восторженно улыбнулась Катрин. – уже одно здание является выставкой под открытом небом. Я одобрительно кивнул. Здесь правда очень изящно. Название академии в точно передает ее суть.
– Пойдем, выставка вот-вот торжественно откроется, – мы прошлись по брусчатке и зашли внутрь.
Местный экскурсовод указал нам путь на 2 этаж, где проходит выставка, и сделал нам комплимент. Я сердечно поблагодарил пожилого мужчину, и мы поднялись наверх.
Выставка торжественно открылась. Генеральный директор перерезал красную ленточку, и под аплодисменты мы подошли к первой репродукции картины, «Пшеничное поле с воронами». Я обомлел, когда увидел произведение искусства. Как же гениально были передана цветовая гамма и атмосфера, как это завораживало и привлекало, и как пугало пониманием, что чувствовал гениальный художник, когда писал эту картину. «Ирисы» поразили меня еще больше, каждый мазок будто кричал о том, что Ван Гог изнемогает, и ему очень плохо. «Натюрморт: пятнадцать подсолнухов в вазе» откликались в моем сознании: до чего же проста была идея, но насколько изящна и неповторима была техника исполнения. Также на выставке были представлены и другие шедевры Ван Гога: «Цветущие ветки миндаля», «Ночная терраса в кафе», знаменитая на весь мир «Звездная ночь». Но больше всего меня вдохновил и ошарашил «Автопортрет с перевязанным ухом». Как больно было смотреть на трагичную и сломанную жизнь великого художника… Картина заставила меня задуматься, что самое тяжелое жизненное испытание – это потеря рассудка. Если ты потеряешь руку – ты можешь сделать протез, если ты потеряешь авторитет и статус – ты сможешь через время восстановить свое положение в обществе, потеряв свободу на какое-то время – ты выйдешь из-за заключения и будешь жить дальше. Но потеряв рассудок, ты лишишься всего…
– Алессандро, что тебя так напугало? – голос Катрин заставил меня вернуться в реальность. Я правда очень задумался о сущности бытия.
– Ничего, любимая. Что скажешь о выставке? – я пытался сменить тему разговора, чтобы не признаваться в своих страшных мыслях.
– Я в восторге! Это просто гениально! Я лишена дара речи, не могу больше слов подобрать, чтобы описать свое восхищение, – Катрин сияла от радости. Я не мог с ней не согласиться. Выставка была изумительная. Каждое описание к картине и своеобразный лабиринт из окружавших в тематической и хронологической последовательности картин в пространстве Академии были продуманы до мелочей. Также каждый экспонат, по правилам музеев, для удобства был оснащен QR-кодом с последующей ссылкой на аудиогид и краткими фактами о создании.
Мы пробыли в Академии около часа, а после совершили променад по набережной. Солнце начало по-настоящему печь. Все близлежащие магазины были закрыты на сиесту от жары. Мы смогли найти лишь одно небольшое кафе у причала, где угостились манговым джелато. «Как же замечательна жизнь», подумал я. Просто сидеть на набережной, наслаждаться прекрасной погодой, слушать восхищенные реакции любимой, есть лучшее в мире мороженое, говорить на самом музыкальном языке, смотреть, как расцветает сакура на противоположном берегу, наблюдать за городской жизнью, дышать полной грудью и просто жить.
Встречая нежный багровый закат, мы вернулись домой. Появился небольшой теплый ветерок, привнесший прохладу. Как же было свежо на улице и хорошо на душе! День прожит не зря.
Зайдя домой, я первым делом отправился в «телефонную», чтобы позвонить маме и рассказать о своих впечатлениях. Да, я в самом деле поставил дома настоящую классическую телефонную будку, как в фильмах 70-х, сделанную на заказ из Лондона. Ретро-стиль всегда доставлял мне особое удовольствие, мне очень нравилась преемственность традиций и поколений. Я был очень современным человеком, но при этом пытался совмещать это со своей консервативностью.
Итак, я закрыл за собой стеклянную дверцу и позвонил маме. Она была очень рада моему телефонному звонку.
– Привет, Алессандро. У нас с папой все в порядке, сегодня зацвела тобой посаженная сирень, я так рада! Когда приедешь повидаться? Чем занимались сегодня? Как дела у Катрин?
– Все хорошо, мама. Представляешь, сегодня мы были на выставке Ван Гога. Я сделал великолепные фотки. Но на самом деле, вам с папой нужно это увидеть воочию, не передать словами, как это замечательно. Вам очень понравится! – я чувствовал, что мама улыбается на том конце провода. Она так же, как и я, была огромной ценительницей творчества Ван Гога. – У Катрин все хорошо, мы оба в восторге.
– Я рада, сыночек. Пожалуйста, не пропадай. Звони чаще маме. Мы тебя с папой очень любим, и очень по тебе скучаем. Приезжай при первой возможности. Целую, – мама повесила трубку.
Вернувшись воодушевленным в гостиную, я сел за компьютер и начал делать домашнее задание по немецкому языку для своих университетских занятий. Я учусь сейчас в аспирантуре в Университете Ка-Фоскари по специальности «немецкая философия». Несмотря на то, что я итальянец и всю свою сознательную жизнь пребываю в Италии, мне всегда казались привлекательными немецкая культура и немецкий язык. И скорее всего, когда-нибудь, мы с Катрин переедем в будущем именно в перспективную для карьерного роста Германию.
После выполнения домашнего задания, я приготовил постель и отправился спать. Поцеловав Катрин, я лег на левый бок и выключил телефон. «Я люблю жизнь», – повторив в своей голове эту фразу три раза, я представил пейзажи с картин Ван Гога, и улыбнувшись, через мгновение заснул.
Я проснулся ни свет ни заря и вышел на террасу. Мне приснился какой-то страшный пугающий сон, высосавший из меня все соки жизни. Я пребывал в прострации, меня мучила мигрень, и казалось, что не хватало воздуха. Я вышел подышать. Наблюдая за светом, исходящих от сверчков, и слыша стрекотанье кузнечиков в траве, я облегченно выдохнул. Лунный свет освещал в сумраке сакуру, с которой упал цветок. Это так удивило меня. Всего лишь весна, теплая погода, стоящая даже ночью, самый расцвет природы, и целый цветок упал в пруд, расположенный возле нее. «Может, ветер», подумал я. «Да, это определенно ветер». Я не стал гиперболизировать и придавать этому огромному значению, хотя эта черта очень свойственна мне.
Подышав, я взял со столика в саду пачку сигарет и прикурил одну. Я не могу себя назвать заядлым курильщиком, но курить я любил. Особенно спросонья ночью, когда меня мучили кошмары. А кошмары мучили меня часто.
В детстве мне приснился ужасный сон, который я запомнил на всю жизнь. И это не был отнюдь банальный сон про падение с обрыва, смерть близкого или пожар. Это был по-настоящему травматизирующий сон о том, как я стал заложником теракта. Никогда я не забуду эту катастрофу подсознания, которая произошла в десять лет. Даже сейчас я вздрагиваю, если мне снится что-то подобное. Наверное, террористические акты – это моя фобия номер один.
А вообще, я боюсь очень многих вещей. Например, очень распространенный страх глубины свойственен и мне. Очень боюсь утонуть, сгореть, потерять близкого, прожить жизнь зря. Но мучают меня и другие необычные, как бы я сказал, фобии. Например, меня до чертиков пугают кленовые листья, именно из-за своей формы, громадные растения, иногда тучевые облака, мосты; хотя признаюсь, высоты я не боюсь. Именно в такие моменты понимаешь, что каждый человек уникален, даже в наличии страхов. Вот вы когда-нибудь боялись какого-то определенного четверга н-го года? Сомневаюсь. А задумывались, что что-то произойдет именно в 16:15, и это время нужно избегать? Я полагаю, что нет. Поэтому, правда, каждый человек по-своему необычен и уникален.
Вернувшись после трех затяжек в дом, я обнаружил, что Катрин уже проснулась. Время было полшестого. Она всегда встает так рано, независимо от планов на день. Я восхищаюсь ее режиму и распорядку дня, или как модно сейчас говорить, тайм-менеджменту. У нее каждая секунда распланирована, но не фанатично, а именно грамотно. Она именно из тех здоровых перфекционистов.
– Доброе утро, любимая, – я нежно поцеловал ее в лоб. – Как себя чувствуешь?
– Доброе утро, дорогой. Хорошо, выспалась. Такой прекрасный сон мне приснился: как мы с тобой беззаботно бегали по лавандовому полю в Провансе и просто наслаждались жизнью. А потом у нас был пикник в этом живописном месте. Мы позвали с собой Алисию и Карло. Они запечатлели нас в моменте на своем новом фотоаппарате моментальной печати. Было так здорово. Но самое главное было потом…, – она сделала паузу и взяла меня плотно за руки. – Ты представляешь! Ты встал на колено и сделал мне предложение прямо посреди цветущей благоуханной лаванды! Как это было чувственно. Я не хотела просыпаться, – она заплакала от счастья.
Я прислушивался к каждому ее интонационному подъему, внимательно следил за выражением ее лица и мимикой и улыбался навстречу счастливому взгляду. Она правда, как луч солнца. Нет. Скорее, как яркое полуденное летнее солнце. Она улыбается даже в 5:30 утра, как это прекрасно. Мой жуткий сон как сняло рукой. Я поднял глаза и посмотрел на нее.
– Я люблю тебя, Катрин. И я обязательно исполню твою мечту, я обещаю. Мы поженимся прямиком в Провансе, оттуда мы с тобой переедем в Германию, как и мечтали, мы воспитаем прекрасных детей, мы будем счастливы с тобой до последнего вздоха. Я обещаю, – я поклялся ей в это утро, что все так и будет. Она крепко меня обняла и потрепала волосы.
– Я знаю, и я верю! Я люблю тебя, Алессандро! – она поцеловала со всей утренней энергией меня в губы и после пошла умываться. Тем временем, я укутался в одеяле и закрыл глаза. На душе стало гораздо легче. «Как же я ее люблю», – подумал я и уснул.
Проснувшись через три часа, я начал собираться на учебу. Катрин уже ушла на работу, в свое модельное агентство, а я лениво пробрался в ванную. Дом был в идеальном состоянии, и я заметил это по зеркалам, которыми блестели от кристальной чистоты. «Какая же она умница», – сразу мелькнула мысль, и я во все тридцать зуба улыбнулся. Пройдя на кухню, я увидел приготовленный завтрак: яичница с беконом, все как я люблю. Я не перестаю удивляться тому, какая Катрин хозяйственная и заботливая. Все приготовила, все вымыла, все убрала, так еще и на работу отправилась ни свет ни заря. «Какая же она умница», – повторил я вновь.
Катрин выросла в очень знатной семье на юге Италии. Ее мама – профессор психологических наук, а папа – биоинженер. С детства она была научена дисциплине, труду и усердию, уважению. Ее родители – люди, очень добрые и отзывчивые. В их семье всегда царили спокойствие, любовь и забота. Как утверждает Катрин, она ни разу не слышала, как родители ругаются, что очень несвойственно для южноитальянской семьи (обычно этот регион славится холерическим темпераментом).
Катрин переехала в Венецию пять лет назад, но очень часто она или мы вместе приезжаем к родителям в гости. Лоренцо и Петра, отец и мать Катрин, очень уважают меня и относятся ко мне как к собственному сыну. Как сказал Лоренцо при первой нашей встрече, «я всегда мечтал о сыне, и Бог послал мне тебя». Это было очень лестно слышать от родителей любимой девушки. Значит, я произвел неизгладимо приятное впечатление.
Кстати, семья очень набожная, каждое воскресенье они читают молитвы и ходят в храм, посещают благотворительные сборы на нужды церкви, а также поют в хоре. Однажды они меня пригласили в воскресенье послушать их пение, я был настолько пробит красотой и величественностью исполнения, что расплакался. Катрин долго меня успокаивала. Но какие все-таки прекрасные воспоминания!
Итак, собравшись, я взял свой портфель и сел в автомобиль. Заведя машину, я отправился в университет. День обещает быть несложным, но очень насыщенным и плодотворным.
Занятия в университете сегодня были очень интересными, особенно лекция по философии, где мы обсуждали различные концепции свободы и морали.
Затем на семинаре по истории преподаватель рассказал о малоизвестных фактах Второй мировой войны, что сильно расширило мое представление о тех событиях. В перерыве между парами удалось пообщаться с однокурсниками, и мы обсудили наши проекты по немецкому языку. А на последней паре по психологии мы разобрали интересный случай, связанный с когнитивными искажениями. Я остался очень доволен. После занятий я решил зайти в библиотеку, чтобы взять несколько книг для курсовой работы. В читальном зале было тихо, и я смог спокойно поработать над планом исследования.
Вернувшись вечером домой, я увидел, как Катрин готовила ужин на кухне, наполняя дом ароматом свежих трав и обжаренных овощей. Она повернулась ко мне с улыбкой и предложила присоединиться к процессу, чтобы мы вместе приготовили что-то особенное. Мы включили тихую музыку на фоне и, разговаривая, нарезали ингредиенты, обсуждая события дня и делясь планами на выходные.
Когда ужин был готов, мы накрыли стол и зажгли свечи, чтобы создать уютную атмосферу. За ужином Катрин рассказала мне о своей встрече с подругами, а я поделился новыми идеями для курсовой. Время за разговором прошло незаметно, и, убрав со стола, мы решили посмотреть фильм, который давно хотели увидеть. Устроившись на диване под теплым пледом, вечер плавно перетек в спокойный и приятный отдых.
После фильма мы какое-то время сидели в тишине, наслаждаясь уютом и спокойствием. За окном уже стемнело, и легкий дождь тихо стучал по подоконнику, добавляя в вечер особого умиротворения. Катрин предложила выпить по чашке чая перед сном, и мы снова направились на кухню.
Пока чайник закипал, мы обсудили планы на завтрашний день: предстояло решить несколько дел, но в основном выходные обещали быть спокойными. Выпив ароматного травяного чая, мы решили, что пора ложиться спать, чтобы завтра с новыми силами взяться за дела.
Когда мы поднялись в спальню, атмосфера уюта и тепла будто окутала нас. Катрин первым делом подошла к окну, чтобы немного приоткрыть его и впустить свежий ночной воздух. За окном продолжал идти дождь, и его ровное, монотонное звучание как будто убаюкивало. Мы разложили постель, приглушили свет и легли под мягкие одеяла. Усталость, накопившаяся за день, медленно уходила, уступая место спокойствию. Прежде чем заснуть, мы еще немного поболтали о мелочах, вроде завтрашнего завтрака и планов на прогулку. Постепенно разговоры утихли, и, под тихий шепот дождя, я погрузился в глубокий, безмятежный сон.
Проснувшись на следующий день, я почувствовал легкость и свежесть, как будто за ночь ушла вся усталость. В спальне было прохладно от приоткрытого окна, и нежные лучи утреннего солнца мягко пробивались через занавески. Катрин уже не было рядом – я услышал ее на кухне, где она тихо хлопотала, готовя завтрак. Я встал, потянулся и направился туда, чувствуя ароматы свежесваренного кофе и чего-то сладкого.
Когда я вошел на кухню, Катрин с улыбкой поставила передо мной тарелку с горячими оладьями и чашку кофе. Мы позавтракали в тишине, наслаждаясь уютным утром и спокойствием выходного дня. Она предложила прогуляться по городу, пока погода была ясной, и я с радостью согласился.
Мы быстро собрались и вышли на улицу. Осенняя прохлада освежала, а улицы были еще почти пустыми, что придавало утру особую атмосферу. Мы шли по любимым улочкам, разговаривая о наших мечтах и планах, обсуждали, куда бы хотели съездить в ближайшее время.
По пути заглянули в маленькое кафе, чтобы взять горячий шоколад на вынос. Деревья цвели, птицы пели, а белки карабкались по деревьям. Мы решили отдохнуть в нашем любимом парке, где уселись на скамейку, просто наблюдая за птицами и редкими прохожими.
Возвращаясь домой, Катрин вспомнила, что нужно заехать в магазин за продуктами для ужина. Мы сделали небольшой список и по дороге заглянули в супермаркет. Вернувшись домой с полными пакетами, мы снова почувствовали, как приятно проводить время вместе, даже в таких обычных делах.
После ужина, я сел за работу над курсовой, а Катрин решила немного почитать книгу, которую недавно начала. Время текло размеренно, без спешки. К вечеру мы решили устроить домашний киносеанс, выбрав старый фильм, который давно планировали пересмотреть. Так прошел наш очередной выходной.
Той ночью я вновь погрузился в глубокий сон, и мой ум перенесся в мир, полный мрачных теней и зловещих звуков. Сначала мне показалось, что я нахожусь в знакомом месте – в старом заброшенном доме, где когда-то провел свое детство. Однако теперь стены были покрыты трещинами, а окна забиты досками, из-за чего в помещении царил полумрак.
Я почувствовал холодный ветер, который обвивал меня, как злая рука. Внезапно из глубины дома доносились шорохи, и я решил исследовать источник звуков. Каждый шаг отзывался эхом, а пол скрипел, словно предостерегая его от дальнейших действий. Внезапно я увидел тень, мелькнувшую в коридоре, и мое сердце забилось быстрее.
Я начал следовать за ней, несмотря на страх, но чем глубже он углублялся, тем сильнее становился мрак. Крутые лестницы вели вниз, и я ощутил, как тьма охватывает меня, словно живое существо. Наконец я достиг подвала, где в углу стояла старая кукла с изуродованным лицом. Глаза куклы блестели в темноте, и она, казалось, следила за мной.
Внезапно я услышал смех, который был одновременно детским и зловещим. Он обернулся и увидел призрачные фигуры детей, которые играли вокруг меня, но их лица были искажены ужасом. Они указывали на меня, как будто обвиняя в чем-то, чего я абсолютно не понимал. Страх охватил меня, и я попытался убежать, но ноги будто прилипли к полу.
Пытаясь закричать, я понял, что не могу произнести ни звука. Тени начали надвигаться на меня, и я почувствовал, как холодные руки схватили его, стаскивая в темноту. С каждой секундой меня окружала нарастающая паника, и я ощущал, что погружается в бездну. В последний момент, когда тьма почти завладела мной, я проснулся в своей постели, покрытый холодным потом, с бешено колотящимся сердцем.
Я понимал, что это всего лишь сон, но чувство ужаса и тревоги осталось о мною, словно предвестие чего-то страшного. С каждой минутой я пытался успокоить себя, но образы из кошмара продолжали преследовать меня, и я понял, что в эту ночь не смогу снова заснуть.
Катрин проснулась от моих всхлипов и стонов, заметив, как я резко сижу на постели, обхватив голову руками. В глазах читался ужас, и она мгновенно приподнялась с теплой постели и села рядом со мной.
– Алессандро, что случилось? Ты выглядишь очень испуганно, – тихо спросила она нежным убаюкивающим голосом.
– Я видел просто ужасный сон, – выдохнул я, все еще пытаясь прийти в себя. – Это было так реально.
– Хочешь рассказать о нем? Это может помочь, – предложила Катрин, накрыв мою руку своей.
Я кивнул, собираясь с мыслями. – Я был в старом доме, в темноте… там были дети, и они меня пугали. Я не мог выбраться.
– Это всего лишь сон, – тихо сказала она, гладя меня по спине. – Такие вещи случаются со всеми.
– Но я чувствовал, будто они обвиняют меня в чем-то, – продолжал я, мой голос дрожал. – Это было так страшно.
Катрин прижалась ближе, и ее тепло начало успокаивать меня. – Послушай, это всего лишь образы, созданные твоим сознанием. Они не могут навредить тебе. Ты в безопасности здесь, рядом со мной.
– Но я не могу избавиться от этого чувства, – пробормотал я, опуская голову.
– Я здесь, чтобы поддержать тебя, – сказала она уверенно. – Давай подумаем о чем-то хорошем. Вспомни, как мы вчера гуляли у пруда и наблюдали за утками.
Я медленно улыбнулся, и Катрин продолжила: – Или о том, как мы смеялись над тем, как я испортила тот рецепт пасты?