Александр Асмолов
Недосказанное (сборник)

Полная версия

* * *

Считается, что мужчины менее общительны, чем лучшая половина человечества. Скорее всего, это верно, если не принимать во внимание представителей публичных профессий. Если же говорить о чувственности, то мужчины просто более сдержаны в её проявлениях. Они не так часто дарят цветы и говорят о своей любви, но вся жизнь их посвящена именно этому великому чувству. Покоренные вершины, неизведанные дали, удивительные открытия – это слова признания своим избранницам. Только фразы порой получаются угловатыми, да и то лишь потому, что мужчины часто остаются мальчишками, для которых содержание важнее формы. Но приходит время и всё невысказанное мужчина стремиться выразить – кто-то начинает рисовать, кто-то писать. Мне очень повезло в жизни, я встретил удивительно светлого человека, пробудившего в душе любовь и жажду творчества. Только благодаря ей появились эти строчки и эта книга. Надеюсь, что и вам, дорогие читатели, будут небезразличны мысли и переживания, недосказанные когда-то, но которые так легко ложатся на бумагу теперь.

Все, чем я живу и дышу, посвящается Ирине.

Избранное

«Сольюсь со светлым миром высоты,
И жажду утолю неведанных познаний.
Увижу смысл духовной красоты,
И окунусь в любовь божественных созданий…»

Сон

Мой сон, как маленькая смерть,
К другим мирам уносит душу.
И погружаясь в эту круговерть,
Надеюсь, что границы не нарушу.

Хоть тело в неподвижности лежит,
И, кажется, оно совсем не дышит,
Ресница в лунном свете не дрожит,
И лишь инстинкт мой что-то слышит.

Издревле чуткий сторож естества
Спокойствие мне охранять назначен.
Приняв обличие земного существа,
Мой дух уверен, что не будет схвачен.

Уговорив натруженную плоть
На миг блаженным сном забыться,
Мирских соблазнов похоть побороть,
Душа способна к светлому стремиться.

Невидимые крылья развернув,
Из душной тени мелочных желаний.
Покинет грешный мир, едва взглянув,
На глупость пламенных воззваний.

Границу чёрной ночи разорвав,
Я солнца в полночь свет увижу.
Себе сознаюсь, слова не соврав,
Что я свободен от всего, что ненавижу.

Сольюсь со светлым миром высоты,
И жажду утолю неведанных познаний.
Увижу смысл духовной красоты,
И окунусь в любовь божественных созданий.

Едва рассвет забрезжить поспешит,
Я в тело обернусь, лежащее на зоне.
С тоской глядя, как в темноте горит,
Чужой души огонь на небосклоне.

Как быть?

Как разум опытом познания наполнить?
Как сердце пылким чувством напоить?
Счастливым стать и зла не помнить,
А душу к светлой радости открыть?

Не стать рабом достатка и порока,
И что такое зависть позабыть.
Прислушаться бы к голосу пророка,
И жизнь, как рифму, правильно сложить.

Найти свою звезду на небосклоне,
Дорогой праведника босиком пройти.
Не прикасаясь к царственной короне,
Тяжёлый крест на гору донести.

Источник мудрости издалека увидеть
Души израненной смятенье утолить.
В нём отраженье Господа представить,
И у него совет спросить – как быть?

Поводырь

Мы часто себе ищем господина,
Безропотно в затылок становясь.
И лишь когда минула половина,
Осознаём, что перед нами мразь.

Коварством, лестью и обманом
Они стремятся захватить штурвал.
Затем всё тащат по карманам,
И в иступленьи топчут идеал.

Как дорого доверчивость даётся,
Но память почему-то не хранит.
И снова к власти нечисть рвётся,
Враньё преподнося как мрамор и гранит.

Солёный ветер паруса наполнит,
И серебриться океана ширь.
Бравурный марш в дорогу нам исполнит
Слепой, но очень хитрый поводырь.

Витязь

На ломтик чёрного, поджаренного хлеба.
Икры зернистой устремиться слой.
Салфетка красная и скатерть цвета неба,
Бокал хрустальный оттенят каёмкой золотой.

Оливки крупные в лучах свечи лоснятся,
И сельдь норвежская лучком окружена.
Опята скользкие на рыжики косятся,
Резная миска хрустом огурцов полна.

Капуста с клюквою морковкою украшена,
И заливной судак петрушкою покрыт.
Горчица в плошке так заботливо приглажена,
И чесночок в салате глубоко зарыт.

Графин пузатый запотел от одиночества,
Ножи и вилки, по ранжиру, к бою обнажив.
Издалека слышны слова пророчества –
Ещё никто в сей битве не остался жив.

Подобно витязю у камня на распутье,
В меню мерещатся три памятных строки.
Пойду вперед, сомненья рву в лохмотья,
Мне не пропасть в пучине огненной реки.

Иллюзия

На полках, в книгах мудрости великой
Пылятся тайны бытия.
Судьбы чужой и многоликой
Следы впечатаны, молчание храня.

Пытливый взор, по строчкам пробегая,
В себя вбирает смысл жития.
Чужие страсти в сердце оживляя,
Добро преемлет, гонит зло, браня.

Великая иллюзия вселенной!
Мир, созданный на кончике пера.
Как Афродита мысли пенной,
Как Ева из Адамова ребра.

Писатель, создавая труд нетленный,
В счастливых муках творчества парит.
Свои эмоции в тот миг благословенный
Он в строчки обращает, как в гранит.

Читатель за короткий век свой бренный
Успеет столько жизней пережить,
Что перед смертью слышен шёпот откровенный,
– Учитель, я готов на новый круг ступить.

Мечтатель

В февральский полдень снег заплакал,
Невыносима грусть по уходящей красоте.
Сверкнув на солнце, с крыши капал,
Последний миг прожив на высоте.

Исчез, горячим телом след оставив,
Средь соплеменников, укрывшихся в тени.
Своим порывом жизни не исправив,
Он что-то всколыхнув среди родни.

Короткий век свой чистотой гордился,
Борясь с ветрами, дружбу воспевал.
Судьбу благодарил, что вновь родился,
Соперничая с солнцем, яростно сверкал.

Во имя красоты всегда наверх стремился,
И падая с небес, вершины выбирал.
Там в белом братстве воедино слился,
Где равным был солдат и генерал.

Студеной ночью их метель стращала,
Над ухом выла, как костлявая с косой.
И от мороза кровля вся трещала,
Но пост не бросил, хоть стоял босой.

Он свято верил в чистоту предназначенья
Открылся солнцу, жертвуя собой.
И жизнь отдал, в порыве наслажденья,
А не продлил её в грязи на мостовой.

Зеркало

Давно хочу такое зеркало найти,
Чтоб отражение души своей увидеть.
С надеждой давнею смиренно подойти
И осознать, кого могу любить и ненавидеть.

Не торопясь детали рассмотреть,
Прильнув к стеклу и дрожь не унимая,
Дыханье затаить, чтоб ненароком не стереть,
И прочитать узор тончайший, его тайны понимая.

Я знаю, что рассудку вопреки,
Сознанию и всем церковным книгам.
Не повернуть мне вспять течение реки,
Но грани лишь коснусь, и век вернётся мигом.

Минувших дней увижу след,
Прошедших жизней отпечаток встречу.
И сладковатый вкус давно утерянных побед,
И расставаний вечных горечь на губах замечу.

Узнаю ту, что мне была
Единственной, неповторимой,
Которая меня так искренне ждала,
И помогала жить, когда была незримой.

Я распознаю? всех родных
И все, что вспомнить я не в силах.
Хоть время делит нас на мертвых и живых,
Но наши души помнят то, что спрятано в могилах.

Воспоминание о шпаге

Великих воинов имена и шпаги
Как гимн звучали с детства для меня.
О них слагали мифы, песни, саги,
Когда мечам своим они давали имена.

В походах дальних, славу добывая,
Шли первыми навстречу острию.
Друзей от гибели собою закрывая,
Скрывая раны, шли всегда в строю.

Красивые и сильные мужчины,
К себе притягивали взгляды и мечты.
Не сомневались в поисках причины,
Чтоб шпагу обнажить в защиту доброты.

Кольчугой тонкой тело прикрывая,
Сердца для дружбы и любви открыв,
Врагов своих перчаткой вызывая,
Всю жизнь прожили как один порыв.

Подобно молнии на поле брани
Клинки и взгляды с нечестью скрестив,
С азартом балансируя на грани,
В душе хранили нежности мотив.

Как жаль, что пуля шпагу подменила,
И рыцарства законы – в забытьи.
Молва людская слово честь забыла,
И обсуждает лишь газетные статьи.

Сёстры

Любовь и смерть, как сёстры, ходят рядом,
Близки, как две ступени у одной черты.
В порыве, трудно разделить их взглядом,
И обе любят, когда дарят им цветы.

И брату разуму увещеваньям неподвластны,
Отцов характер у обеих крут.
С одной мы – счастливы, с другой – несчастны.
Но обе вечно рядышком идут.

И обе любят белые одежды,
За ними шлейф молвы несут года.
Одна приколет брошь надежды,
Другая – крест печали навсегда.

Над миром сёстры пристально кружатся,
Высматривая жертвы из толпы.
Амуры стрелами попасть стремятся,
Косой старуха метит с высоты.
В объятия любой попасть опасно,
Любая сердцем завладеть спешит.
Но лишь судьба определит негласно,
Кто в этой схватке победит.

Да и меж ними мира не бывает,
За душу грешника война идёт.
Подружка ревность свои сети расставляет,
Гадая, куда смертный забредёт.

Падет ли в сладкий плен и страстью насладиться,
Всего себя раздаст, не требуя взамен.
Или холодным сном прельстится,
В том мире, где не слышно перемен.

А жизнь, как мать, заботливой рукою,
Обоим торопиться не велит.
Но озорница вечно манит за собою,
Молчунья – нанесёт негаданный визит.

Судьба

Господь отмерил каждому по доле,
Судьбу послал в поводыри.
И бродят грешники по воле,
Маршрутом длинным от зари и до зари.

Кому-то жизнь мерещится подвластной
Амбициям, стремлениям, борьбе.
А смельчаки готовы предложить с опаской,
В орлянку поиграть судьбе.

Убогие и слабые покорно
Клянут судьбу, взывая к божествам.
Лгуны и хитрецы пытаются проворно
Её надуть, ступая по чужим следам.

И многие хотят узнать заранее,
Что предначертано в судьбе.
Дорога дальняя, награда, наказание –
Цыганка с картами расскажет о тебе.

Несчастные своей судьбы забыли имя,
Впотьмах блуждают, злобу затая.
И лишь влюбленных неземное племя
Блаженствует, судьбу благодаря.

Безумец вызов ей в лицо бросает,
Отвагу, словно шпагу, обнажив.
Но лишь счастливчиков она балует,
Превратности свои в сторонку отложив.

Символ

И я когда-нибудь умру,
Дышать и думать перестану.
С собой багаж не заберу,
Незримым и ненужным стану.

Освобожусь от суеты,
Прощу обман и обещанья.
Оставлю прежние мечты,
И позабуду предсказанья.
Земную плоть с души стряхну,
Внизу все низкое оставлю.
Небесной глубины глотну,
И в вечность суть свою направлю.

Познаньем жажду напою,
Смысл бесконечности открою.
И пусть не ждут меня в строю,
Пойду божественной тропою.

Я верю в свет своей души,
Как в тайный знак предназначенья.
В сырой удушливой глуши
Блеснет он символом спасенья.

Тишина

Рожденная в объятьях ночи и тумана,
Она всегда незримой и доверчивой была.
Манила стройностью девического стана,
Беззвучной лаской незаметно в плен брала.

С покоем в детстве дружбой дорожила,
А в юности любила с одиночеством грустить.
К печали бабке часто в гости заходила,
И многим помогала все обиды позабыть.

Украдкой с ранним месяцем встречалась,
С июльским полднем обнималась на лугах.
И в прядки с эхом по ущельям забавлялась,
Но так и не влюбилась, хоть и бредила во снах.

Ей безрассудно завладели сказочные дали,
И облик принца не давал подолгу ей уснуть.
Так много небылиц о ней завистники слагали,
Мол, даже ветерок мог невзначай её вспугнуть.
Шло время, и соседи часто подмечали,
Что вслед за ней вдруг налетает ураган.
И все её раздумья, и странные печали
Молва категорично объявила за обман.

Её коварством объясняли зимние метели,
Затишье перед бурей колдовскою нарекли,
Со штилем сговор все суда швырял на мели,
Причину майских гроз в её молчании нашли.

Не миновать костра языческих сказаний,
Она бы ведьмой к нам из старины пришла,
Но от влюблённых множество посланий,
Поэтов дружба от невежества спасла.

Как без её участия могли бы появиться
Святые мысли, чувства, нежные слова.
Лишь с ней могли несчастные молиться,
Когда костлявая являлась предъявлять права.
Она таит в себе несметные богатства,
Но её тайна только избранным слышна.
Познаний жаждущих объединяет в братство,
Одним коротким словом – тишина.

Кто понимает

Полупрозрачной пеленой
туман Москву внезапно спрятал,
Лишь купола над мостовой
горели яростным закатом.
Но, сговорившись с темнотой,
которую давненько сватал,
Он пропустил её рекой,
и та расправилась со златом.
Огромный город свет зажег,
пытаясь побороть затменье,
Но плотный смог в борьбе помог,
собой являя чернь смятенья.
Туман-бродяга ликовал –
столицей править хоть мгновенье,
С подругой темной ворковал,
закрыв глаза от наслажденья.

Безумной страстью одержим,
он белокаменную красил,
Чтоб тьмы установить режим,
огни гасил на тротуарах.
Запутал бусинки огней,
на фонарях всю грязь заквасил
Стирая память ясных дней,
топил их в темно-бурых чарах.

Когда за сумрачной порой
сестрица-ночь в Москву явилась,
Она столкнулась с пустотой,
которая сюда вселилась.
Исчезли все монастыри,
над колокольней тьма обвилась,
Дырой зияли пустыри,
пропало всё, что здесь родилось.
Орел двуглавый ввысь взлетел,
но так и не обрел дорогу,
Быть мудрым символом хотел,
вселять надежду понемногу.
Но двойственность его удел,
и как идти обоим в ногу,
Во тьме он отошел от дел,
теперь приносит лишь тревогу.

Ночь растерялась в пустоте,
не знает, что укрыть собою,
Она привыкла в темноте вершить,
что сказано судьбою.
В загадке тайну сохранить,
и хороводить звезд гурьбою,
Влюбленным нежность подарить,
связав слова разрыв-травою.

Свою ненужность ощутив,
ночь взволновалась не на шутку,
И черной воле супротив,
она доверилась рассудку.
Черёд рассвета настает,
он прокрадется на минутку,
Лучом всю серость разорвет,
и прокричит петух побудку.
Мой верный бриз, что ночью сны
всем смертным тихо навеваешь,
Среди туманной пелены
лишь ты дорогу распознаешь.
Молю тебя – спеши скорей,
как только утро повстречаешь,
Не ждите солнце у дверей,
все небо – настежь. Как, ты – знаешь.

Я верю, тьма не устоит,
пред ярким светом мрак растает,
И первым купол заблестит,
что белый храм вверху венчает.
Пусть иней руки холодит,
монах впотьмах рассвет встречает,
«К заутренней» едва звучит,
он будит тех, кто понимает.

Приснилось мне

Весёлый праздник не ушёл с гостями,
Под ёлкой молча притаился в уголке.
Там что-то шевелилось меж ветвями,
Как муха в чуть прижатом кулаке.

Убрав посуду, наведя порядок в доме,
Я в комнату тихонько заглянул.
Сначала мне подумалось о гноме,
Который ночью заблудился и уснул.

Но стоило приблизиться к иголкам,
И прикоснуться к пышной красоте,
Огни как белки прыгали по полкам,
И где-то растворялись в высоте.

В душе оркестром музыка звучала,
И рядом клокотал задорный бал,
И радость с сердцем в унисон стучала,
Проснувшись, праздник всех в охапку брал.
Насытившись нагрянувшим весельем,
Едва на шаг я робко отступил.
Почувствовал, как тягостным похмельем,
Весёлый праздник вновь к себе манил.

Зачем-то поселившись в моём доме,
Он свил себе гнездо среди ветвей.
Доступен, будто мысли в книжном томе,
Был незаметен, словно майский соловей.

Испытывать его терпенье не решаясь,
Я постелил за письменным столом.
Но побожусь, что взгляд его, не каясь,
Следил, как я забылся сладким сном.

Наутро, только первый день проснулся,
Хотя, за старым всё тянулся след.
Со стуком в мои двери ломанулся,
Михалыч, мой докучливый сосед.
На кухне мы с ним молча покурили,
Приняв, для облегченья бытия.
Он в тайне рассказал, как сторожили
Они с друзьями этот праздник с ноября.

Так каждый год они в дозор уходят,
По расписанию в ночной секрет идут.
И ночи напролет с дороги глаз не сводят,
Но праздники обходят их редут.

В Сочельник братство долго совещалось,
Грозились слабых посадить на кол.
И бдительность ещё у всех осталась,
Но, представляешь, ЭТОТ, не пришёл!

Наш долгий разговор к обеду растянулся,
Его по-христиански стало жаль.
Обняв за плечи, я к нему нагнулся,
Шепнув, что одолеем мы печаль.
На цыпочках пройдя по коридору,
Приблизились к чудеснице вдвоём.
Он не дышал, согласно уговору,
Такая деликатность проявилась в нём.

Дрожащею рукой коснулся веток,
И тут же закрутилась карусель.
Он веселился стайкой малых деток,
Устав, обмяк как клюквенный кисель.

Сел на полу, прижав к груди подарок,
Так радостно смотрел в мои глаза.
Подобно ангелу среди библейских арок,
Готов был вознестись на образа.

Потом поднялся молча, чуть шатаясь,
Беззвучно растворился в тишине.
Ушёл и праздник, так же, не прощаясь,
Наверно, это всё приснилось мне.