Александр Бубенников
Ключ Соляного Амбара
– Отлично, Александр, вы черпаете в сюжетах вашего земляка силу образа… Нашему храпуну-соседу Юрию я ничего не предложил бы читать по ночам – не в коня корм… А вам можно, раз чувство интереса к тайнам бытия есть, и пытливого младенческого азарта не потеряли – для развития интеллекта… Азарт – великая сила для мышления и порыва светлой вольной мысли… Развивайтесь… Успехов…
3. В лесопарке ЦКБ
Это случилось уже после операции Александра, когда ему вырезали злополучные гланды, и он благополучно вернулся в студенческую компанию в холле отделения для продолжения новых весёлых розыгрышей и импровизаций на волнующие всех темы жизни общества строителей коммунизма в стенах и за окнами ЦКБ. Компания их расширилась за счёт поступление в отделение приятеля Юрия, студента МГИМО Эдика, живущего в одном и том же с Юрием доме на Кутузовском проспекте, и ещё одной высокой стройной девушки Иры. Когда стали знакомиться, оказалось, что все они, как и большинство членов компании из любителей-ценителей стихов Есенина. Вот и зарубились на тему, кто больше знает его стихов и продекламирует их тут же, «не отходя от кассы».
Конечно, это было своего рода провоцирующим элементом, только когда доходила очередь читать стихи до Александра, тот с видимым удовольствием читал практические незнакомые компании творения поэта из «Москвы кабацкой». Когда его просили сделать анализ, прокомментировать прочитанное, то он с явной шутовской подначкой заинтригованного общества пояснял, что урбанистические кабацкие вирши дают весьма наглядное представление о любопытных бытовых и психологических представлениях образа жизни хулиганов, пьяниц, воров и проституток послереволюционной стихии двадцатых годов. В конце концов, в истории русской поэзии появились странные, мастерски сделанные вирши, в которых с отменной узнаваемой художественной правдивостью и искренностью кабацкий хулиганский угар возводился на пьедестал.
Он, уже объявленный победителем соревнования, зачитал практически весь цикл «Москвы кабацкой» и готов был читать дальше, удостоившись аплодисментов девушек из двух палат отделения. Но девушки чуть ли не одновременно отошли к себе для каких-то процедур, а в оставшемся мужском обществе неожиданно вспыхнула дискуссия: как утвердить простую и высокую нравственную максиму личности при построении коммунизма, здание которого должно быть воздвигнуто к 1980 году.
Сосед Юрий произнёс несколько велеречиво:
– При построении коммунизма каждая уважающая себя самодостаточная, творческая личность должна биться за свои убеждения и жить в соответствии с собственным и доминирующим общественным мировоззрением…
– …развивая свои природные способности и таланты на благо общества при переходе от социализма к коммунизму, – добавил Эдик. – Трансформируя своим примером социалистический принцип «всем по способностям и труду» на коммунистический принцип «всем по способностям», независимо от результатов труда – ведь всё общее…
– А если нет, и не будет у личностей в будущем способностей, не то что великих, но и маленьких – никаких, что тогда? – Раздался из дальнего угла холла знакомый Юрию и Александру голос Бориса Леонидовича.
Они все повернули головы на голос и наткнулись на его насмешливый снисходительный взгляд. Первым вышел из оцепенения Юрий и, чётко расставляя акценты в слова спича, подобного математической формулы, произнёс, как отрезал:
– Без развития способностей каждого члена, общество будет деградировать и перестанет развиваться всецело…
– Особенно, если член маленький и плохо встаёт на тётенек и девочек, – еле слышно шепнул на ухо Александру шустрый разбитной Эдик с явным желанием услышать сочувствующий смешок.
Но Александр промолчал и не отреагировал на выпад Эдика, занятый своими мыслями о развитии способностей людей будущего. Его мысли прервал голос Бориса Леонидовича, вставшего со своего кресла в углу, и неторопливо возвращающегося через холл в палату.
– Мне понравилось, как вы читали «Москву кабацкую», Александр. Я даже мысленно вам аплодировал, разделив восторг дам по поводу услышанных от вас хулиганских виршей… Но пару виршей классика почему-то не отложились в моей памяти, хотя весь цикл «Москвы кабацкой» я знаю наизусть…
Александр на это замечание быстро вскочил с кресла, подошёл к профессору, сопровождая его до палаты, и около двери, застопорившись, тихим срывающимся голосом сказал:
– То были мои школьные стихи, выполненные в стилистике Есенина, извините за мистификацию…
– А зачем вам нужна эта мистификация? – спросил с очевидным удивлением профессор, уже взявшись за ручку двери.
– Так, из детского тщеславия, доказательства себе, в первую очередь, что могу писать вирши не хуже классиков… Это из пошлой ученической поры, когда хотелось самоутвердиться.
– Только стилизацию вашу никто не напечатает…
– Сейчас и подобные стихи Есенина никто не напечатает… И мои стихи не для печати, это сугубо устное творчество… Многие стихи подобного образа я даже не переносил на бумагу…
– Хотелось завладеть вниманием девичьей благодарной публики – не так ли?
– Не без этого… Но вы не выдавайте меня с потрохами девицам, тому же нашему соседу Юрию…
Борис Леонидович усмехнулся, отрицательно покачав головой, мол, не выдам, и тут же предложил:
– Во время «тихого часа» прочитайте коротенький рассказ из книги, которую я уже положил на вашу тумбочку. Там в нужном месте закладка. Есть тема для нашей вечерней прогулки… И о развитии человеческих способностей поговорим, меня это почему-то в настоящий момент больше всего интересует… Договорились?..
– Договорились, – кивнул головой Александр и пошел назад для продолжения прерванной беседы с ребятами-студентами.
Только он уютно расположился в кресле, вытянув ноги, как к нему обратился Юрий:
– Слушай, старик, мы с Эдиком в твоё отсутствие и в отсутствие Иры решили тебя предупредить, что можем привлечь тебя по статье за совращение малолетних…
– Как это понимать?
– А так, что ты читал запрещенные стихи Есенина несовершеннолетней школьнице – вот как надо понимать… И попытался отвратить от пути истинного юного строителя коммунизма, совратить… Эдик уверяет, что она перешла то ли в десятый, то ли в одиннадцатый класс, правда, уже при третьем размере бюста…
– Наслушается запрещенных стихов Есенина о проститутках, и сама пойдёт по кривой дорожке ранней половой жизни, – нагло хохотнул Эдик, – сама юной валютной шлюхой заделается… Будет в милиции и КГБ писать объяснения, что её Есенин и Александр совратили хулиганскими стихами о ночных бабочках в кабаках…
Александр размышлял, стоит ли оправдываться, что стихи Есенина даже с обсценной лексикой, замененной в книгах многоточием, никто не запрещал, тем более, сейчас, во время «оттепели», когда многие запреты прошлого пали, развеялись, как дым. Но его мысли прервал весёлый голос Эдика.
– Не парься, старик, пошутили мы. Никто тебя за совращение малолетних стихами наказывать не будет. Тем более, малолетка Ира уже совращена мной физически…
– Как это?.. – выдохнул Александр.
– А так, сначала развращена этим летом на моей даче, в отсутствие предков… Они за границей сейчас… А потом и совращена… Она уже не девушка… Я её сделал женщиной в неполные шестнадцать лет… Нормальный возраст, между прочим, для начала интенсивной половой жизни…
– Тили-тили тесто жених и невеста с поломанной целкой, – пошутил Юрий, но тут же осекся, встретив гневный испепеляющий взгляд Александра.
Тот нарочито медленно поднялся из кресла и, сжав кулаки, подобравшись, выдохнул в лицо Эдику:
– А зачем бахвалиться тем, что лишил чести невинную девушку? Это неприлично, не по-джентльменски… За это раньше офицеры подлецов канделябрами били, а теперь…
Он увидел, что к ним легкой походкой приближается Ира, и оборвался на полуслове.
– Ну, говори, что теперь делают с такими, как я, – злобно прошипел Эдик. – Не увиливай, любитель Есенина.
Александр тяжело вздохнул и ответил:
– А я и не увиливаю… Вот сейчас только Иру спрошу для начала, что с тобой, козлом, делать?
Александр стремительно взял Иру за руку, привлек к себе поближе и, как можно спокойнее и увереннее спросил ее:
– Это правда, что ты школьница?
– Правда.
– Сколько тебе лет?
– Пятнадцать.
– В какой ты класс перешла?
– В одиннадцатый.
– Когда тебе исполняется шестнадцать лет?
– В ноябре.
– А теперь скажи, Ира, что мне делать со студентом МГИМО Эдиком, сдавать в милицию или набить ему в твоем присутствии морду за публичное бахвальство им про изнасилования тебя?
– …Добровольное согласие было… – растерянно вякнул, покрасневший, как рак, Эдик. – …по доброй воле сторон был секс с малолеткой…
– Подлец ты Эдик и достоин пощечины…
При этих словах Иры чуть ли не одновременно, чёртиками из табакерки, выскочили из своих кресел и Эдик, и Юрий. Александр угрюмо переглянулся с застывшим от изумления Юрием и обратился к Эдику:
– Пощечины мало, Ир, его надо наказать по-мужски… Скажи, только «да» и я его отправлю в глубокий аут, как часто это делал с нарушавшими кодекс приличия подлецами в канадском хоккее… Ну!
Но Ира дёрнула Александра за руку и потянула за собой из отделения, подальше от негодяя Эдика и его друга Юрию.
– Возьми меня под руку… Я могу упасть и разбиться, как фарфоровая статуэтка… Идём прогуляемся по лесопарку… Мне требуется свежий запас сил, чтобы прийти в себя и восстановиться…
– Конечно…
Уже в лесопарке она остановилась и спросила:
– Ты, действительно, мог его нокаутировать?
– Если бы ты сказала «да», я бы его надолго отправил бы в аут… Но ведь ты не сказала «да»…
– Дура я, испугалась… И за тебя, и за себя, и за Эдика…
– Ты его любишь?
– Любила… Но это в прошлом после сегодняшнего инцидента и урока мне на всю оставшуюся жизнь… Слушай, почитай мне Есенина, только не из «Москвы кабацкой», а о любви, о нежности, природе, покое… Ты же знаешь такие стихи, я уверена…
Он читал ей стихи Есенина и свои стихи, старые и новые импровизации, во время долгой неспешной прогулки по лесопарку, забредая в самые дальние его закоулки и потаенные волшебные места… Они не пошли на обед, их искали сестры… Но они пришли только к ужину… Озлобленный Юрий почему-то был уверен, что Александр, назло своему сопернику Эдику, другу с мехмата МГУ, наверняка, трахнул Ирку, раз ему без боя уступил свою юную любовницу Эдик. А Ира только раз поцеловала его в щеку на прощание и прошептала «спасибо», они даже не обменялись домашними телефонами, и больше Александр никогда Иру не видел…
Зато Александр успел после ужина проглотить рассказ Пильняка, чтобы детально обсудить его во время второй прогулки по лесопарку с Борисом Леонидовичем. Тот сразу спросил чуть ли не первом шаге в хмельное преддверие осени:
– Прочитали? Потрясены, Александр?
– Прочитал и потрясён, Леонид Борисович, причём настолько, что, мне кажется, надолго потерял дар речи…
– Этот речевой дар вам сегодня не понадобится. Слушайте и запоминайте, я буду говорить. Насколько я понял, у вас превосходная память и хорошо развит мыслительный аппарат…
– Не жалуюсь…
– Тогда постарайтесь услышать и понять в моих речах то, что мне самому не понятно… Я недаром заострил ваше внимание на способностях, даре-таланте и коммунизме… Догадываетесь, что я был в числе группы разработчиков новой программы строителей коммунизма… А потом меня подсидели и выкинули из разработчиков, не исключено, только за то, что я категорически был против конкретных цифр и сроков, а программу утопили в цифрах по требованию Хрущева и алкаша Засядько… Засядько уже на том свете, троцкиста Хруща в ближайшие месяцы скинут люди Шелепина, Семичастного, поставят бровастого добряка Лёню с образованием ниже табуретки, и даром компилятора благих идей из светлого ничто ниже плинтуса… Загонят страну в тупик вместо коммунизма, а потом в ходе партийно-государственных интриг социализм с человеческим лицом вместо коммунизма на вершине общественного развития опрокинется в бездну капитализма с рожей кретина… И всё это через диалектику одинарного и двойного отрицания… И вот здесь вам пригодится опыт вашего земляка Пильняка осознать драму русской семьи, считайте, драму страны и революции через природную стихию с Эдиповым комплексом, когда сын благородных родителей по воле свыше или дьявола убивает своего отца, чтобы вступить в кровосмесительную связь с матерью… Слушайте, запоминайте и размышляйте на революционную тему смены общественных укладов через Эдипов комплекс, отражённый в рассказе «Нижегородский откос». Впрочем, сюжетная линия рассказа: «любовь сына и матери, переступившая через человеческие нормы и дозволенные границы» была известна в античной и средневековой литературе задолго до теории психоанализа Зигмунда Фрейда… Вам надо с карандашиком в руках пройтись по тексту трагедии матери Натальи Дмитриевны Клестовой и её сына Дмитрия Клестова, противоестественная плотская любовь к матери которого доводит сына до мыслей о самоубийстве… А ведь поначалу рассказ повествует о счастливой, казалось бы жизни русской интеллигентной семьи: перед читателем добропорядочный муж, заботливая жена, венная мужу и посвятившая своё существование единственному сыну… И вот любопытная характерная черта присутствия дьявола в семье… «Неопознанное и непонятное» дьявольщины входит в эту «хорошую семью», считай страну… Всё чаще грустит о чём-то ей самой неведомом Наталья Дмитриевна на знаменитом русском Нижегородском откосе… Тайные предчувствия омрачают юную душу сына Дмитрия, до сих пор в бурлении страстей вопросов пола обходившие «грязные» стороны жизни… Одна деталь для вас от Пильняка: отец объясняет плотские муки сына с позиций материалиста-естественника, предлагает жене нанять горничную, чтобы у сына с ней случился плотский контакт и сексуальный опыт сына отодвинул всего его душевные и плотские катаклизмы. Намекну на первую подсказку Пильняка: идея подложить под сына горничную вызывает бурный протест матери Натальи Клестовой. Намекну на вторую подсказку Пильняка: отец Натальи Клестовой и её сын носят одно имя, Дмитрий… Может, это вам пригодится, Александр… Вы улавливаете ход моих мыслей?..
– Да, конечно, я вас внимательно слушаю, образно говоря, даже мысленно конспектирую…
– Прекрасно, идём дальше… Чем в лес дальше и дольше, тем в лесу партизаны толще… И этот партизан, единственный друг Дмитрия Клестова, Сергей узнаёт тайну любви Дмитрия к матери Наталье, тот делится с другом мыслями о скором самоубийстве, причём материализация мыслей витает в воздухе, пахнущем самоубийством… Потрясенный этим ужасом друг Сергей рассказывает о возможности самоубийства её сына матери Наталье Дмитриевне… Та на откосе решает любой ценой спасти несчастного сына… А теперь самое главное в кульминации: драму любви матери и сына Клестовых символически и одновременно кощунственно можно соотнести и сопоставить с событиями русской революции, причем не 1905 года, а октябрьской 1917 года, стихия которой представляется Пильняком для богатеев ужасом, а для бедняков огромным счастьем, причем для коварного повествователя Бориса Андреевича видится через увеличительное стекло греховной плотской связи… Каково?.. Природное и историческое обрамление опасной самоубийственной семейной драмы и знамение первобытных стихий жизни, природы и революции… Беззаконная противоестественная связь матери и сына обнаруживает странное, если не опасное родство с печальными просторами Руси, России, открывающимися с Нижегородского откоса, с глухими лесами. «И леса эти по сие число первобытны» – по мистическому определению Пильняка. И первобытность природы человека и «Эдиповы комплексы» революций и общественных трансформаций получает свою метафизическое историческое воплощение в жизнь: сын Дмитрий, совокупившийся с матерью Натальей Дмитриевной, сражается на стороне красных на фронтах войны, против отца, бьющегося с сыном на стороне белых… Туманно Пильняк намекает, что гибнут в схватке красных и белых и отец, и сын… В какой только последовательности, вот в чем вопрос… Возможно за революцией 1917 года пришел новый революционный террор 1937 года… А там, глядишь, за сроком построения коммунизма в 1980-м придется новый виток революции или контрреволюции через десяток лет… Помяните меня, вспомнив, эдак в 1990-м или 1991-м…
– Попробую… На 1990-1991-й пророчествуете…
– А к этому времени, глядишь, и издадут последний метафизический роман Бориса Пильняка, который он то ли завершил, то ли поставил реперную точку перед самым своим арестом за «поддержку троцкистов» и «шпионаж» осенью 1937-го и расстрелом весной 1938-го… Наверняка, все материалы допросов Пильняка издадут… Читай, что написано, и между строк читай и записи допроса, и метафизического романа…
– А какое название романа-то?
– Рабочее название последнего романа было знаменательное – «Соляной Амбар»…
– Был такой в Можае, видел его… Снесли, не так давно, между прочим, тоже неспроста по-вашему…
– Неспроста… Всё неспроста… А ключ Соляного Амбара, вам, Александр, надо найти, ко многим судьбам и явления нашего могучего, но многострадального Отечества… И последний пассаж «Откоса», отчасти, второстепенный и, отчасти же, ключевой… Вам пригодится… Сами определите, у меня интеллекта не хватило решить историческую загадку, кто погиб первым отец или сын в революционной схватке белых и красных… Так вот после гибели мужа и сына, когда не ясно, но гибели, дом Натальи Дмитриевны через десять лет навещает оставшийся живым Сергей Березин (тоже знаковая фамилия не от мертвой осины, а от живой березы), и встречает там 46-летнюю старуху, почти что спятившую с ума, потерявшую ощущение реального времени… Самое жуткое, что в сумасшедшую старуху в 46 лет превратилась женщина, не видящая ни солнца, ни луны, сожженная «нестерпимым счастьем» своей чудовищной противоестественной страсти…
– Помните девочку Наташу, дунувшую на негасимую луну, и очевидно, погасившую ее…
– Да, конечно, в «Повести о луне».
– Сумасшедшая Наталья Дмитриевна дунула и на негасимую луну, и на негасимое солнце…Она живёт в полной тьме, но хитроумный Пильняк пытается если не оправдать своих революционных грешных героев – мать, сына, отца – то хотя бы удержать думающего читателя от их безоговорочного осуждения за порогом их гибели или на краю тёмной бездны…
И он неожиданно подал руку Александру со словами:
– Разрешите вас поблагодарить…
Александр недоуменно пожал плечами, удивлённо вскинул брови и не нашел ничего лучшего, как побурчать вопросительно:
– В смысле?..
– Вы поступили как бесстрашный джентльмен, постояли за честь девушки Иры, не побоялись двух здоровяков осадить Юрия и этого хмыря из МГИМО с его высокопоставленным папашей из госноменклатуры… – и вдруг спросил, сверкнув любопытными глазами. – Вы что боксёр-профи?..
– Откуда вы это взяли?
– Сосед Юрий так сказал… А я всегда к нему подозрительно и неодобрительно относился… Он мне похвастался, что лег в ЦКБ в наше отделение удалить гланды лишь для того, чтобы откосить от картошки ребят МГУ в студенческом отряде. Потому его и на наши вечерние прогулки не приглашал.
Александр расхохотался и сказал, утирай слёзы смешинки, попавшей в горло:
– Ваш тонкий намёк при толстых обстоятельствах я понял… Так знайте, я лег в ЦКБ вырезать гланды, отработав летом в каникулы почти месяц в студенческом отряде на строительстве объектов хозяйства в Зеленограде… От сельхозработ на картошке никогда не отказывался, даже поступив на первый курс инженерно-физического института, три недели отпахал на подшефном ЗИЛе на производственной практике… Хотя мог бы тогда на удаление гланд лечь, на чем настаивали родители… И главное, я не профи-боксер, скорее сильный любитель, прошедший отменную практику кулачных стычек в хоккее с шайбой с детства… Два-три боя за матч, но у меня перед здоровяками тафгаями всегда было реальное огромное преимущество в природной спринтерской скорости… На короткой дистанции в 20–30 метров меня никто в школе, даже перворазрядники и мастера спорта, мужики матёрые не могли обогнать…
– А чего же не дали себе реализовать свой талант в спорте?
– Спорт высших достижений для меня закончился в неполные 16 лет, когда получил страшную травму позвоночника при прыжках в высоту… Когда поступал в институт, больше всего боялся, что меня, абитуриента, отсекут по медицинским показателям из-за стеноза позвоночного канала, как потом выяснилось… Это на ваш мехмат и физфак, все гуманитарные факультеты МГУ очкариков, носящих очки с диоптриями под минус десять берут, а у нас с потерянным зрением, здоровьем строго, все нездоровые неудачники – адье…
– Любопытно, а как вы почувствовали, что пора прекращать рваться в спорт высших достижении?..
– Боли в спине быстро прошли, в юности, все, как на боевом псе, заживает… Но результаты перестали расти, раньше, для примера, каждый месяц прибавлял по несколько сантиметров в прыжках в высоту, длину, сбрасывал десятые доли секунды в спринте, десятки секунд и минуты в лыжных гонках… Как-никак уже в 14–15 лет отправил в небытиё старинную русскую пословицу: «Выше своей головы не прыгнешь». Прыгнул… А потом из-за жуткой травмы развитие в большом спорте накрылось медным тазом – но ведь есть другие области науки, изобретательства, литературы, поэзии истории…
– Развивайтесь, Александр, и развейтесь… Цель – ничто, движение к ней, развитие на пути интеллекта, души – всё… Успехов и удачи вам в развитии во всем, где посчитаете нужным развиться… Прорвитесь, в том числе, в теме разгадки феномена вашего некогда знаменитого земляка-писателя, погибшего в сорок с небольшим, с его узлом проблем и загадок для революционного развития судеб общества и личностей…
