Александр Евгениевич Владыкин
Втора. Иллюзия жизни. Том 4
Миры Мооз
Глава 1 Вперёд к звёздам
Наша исследовательская межгалактическая лаборатория заканчивала свою работу в отведённом нам секторе. После напряжённого графика взятия проб, в маленькой части галактики Млечный путь, вобравшей в себя сотни звёзд и миллиарды планет, крупных астероидов, имеющих атмосферу, и комет, с различным внутренним содержанием газов. Созвездие Лебедя казалось игрушкой, со своим маленьким набором звёзд. Командор, самое неприятное и скучное, оставил на конец экспедиции. Из-за своей протяжённости, это созвездие было самым не изученным, никому не хотелось сотни лет провести в антигравитационных капсулах, пока не пришёл период, когда человек научился манипулировать временем и пространством, увязав эти понятия, как физические вектора, в одну ось координат, с привычными нам величинами, как скорость, сила тяжести и объём. Ребята радовались очередной остановке корабля, скорее напоминающего маленький город, с непривычным расположением отсеков и переходов, переходящих в площади, совсем не похожего на то, что я рисовал в своих мечтах. Мне не повезло, при взятии последних проб, разбилась пробирка в моих руках, и я умудрился получить генетическую инфекцию. Нет, чувствовал я себя хорошо, превосходно, но доктора исследующие пробы моей крови, заперли меня в карантинный блок, изолировав от остального персонала; в качестве общения оставив мне рухлядь, отдалённо напоминающую квазоандроидный компьютер, не связанный с общегалактической сетью, и Лома (или Лому), как вам угодно. Лома – это самообучающийся робот, серии XOM – двадцать s, он не любил, когда сокращают его имя, оно напоминало ему одно из ругательств на языке, который он знал, а он знал их множество, и успешно бы мог справится с ролью переводчика в каком – ни будь малоизученном мире, если бы морально не устарел, как модель с ограниченными возможностями применения. Вот так я и проводил свой досуг, в компании робота и надоевшего компьютера, с устаревшей проекцией экрана на сетчатку глаза. Организму пришлось перестраиваться, выращивать модем в коре головного мозга, для привычного восприятия компьютерного изображения. Друзей у меня не было, я даже не знаю людей среди ровесников, которые их имели, а из близких родственников, у меня остался только лениуарский кот, который питался звёздной энергией и постоянно торчал у окна, приклеенный к стеклу, слизывая длинным шершавым языком конденсат очищенного воздуха. По виду, он больше был похож на белку летягу, но из-за своего издаваемого звука, в момент принятия солнечных ванн, его назвали котом. Отличие ещё было в том, что лениуарские коты – это сумчатые животные и имели два природных кармана на ягодицах, ближе к спине. Все повадки у этих животных, были такие же, как у земных белок. Тех, кто общался с этими животными, хорошо знает, что нет воровистее и наглее этих симпатичных рыжих, серых, чернобуромалиновых бестий, в ловкости, которые не уступали обезьянам. Украв телефон или ключ от твоего стратосферного глиссера, они прятали всё сворованное в карманы и скрывались в таких местах, где Макар телят не гонял. Легче было вызвать аэротакси, чем найти кота в тёмной комнате. Он умудрился спереть предохранитель энергонакопителя, устроив прощальный вечер хозяину от домашнего любимчика. Сосед по площадке из перевоплощённых драконов, был коллегой по специальности, так же, как и я, не имел специализированного образования и числился младшим лаборантом, на таком же исследовательском судне, как у нас, передал мне для ухода цветок в горшке. Очень редкий вид, своего рода – бонсай триффида из планеты Драконов. Он предупредил, что кормить и поливать растение не нужно, оно само для себя найдёт пищу, единственно просил никогда не запирать форточку, даже в холодные месяца года, сославшись на то, что этот бонсай очень любит свежий воздух. Обманул, гад! Я чуть не поседел, когда эта пародия на триффид, ночью вылезла из горшка, и убежала в форточку охотится на голубей; ему было абсолютно без разницы, что я живу на тидцать пятом этаже небоскрёба, он спрыгивал с карниза, словно переступал ступеньку лестничного пролёта. Я поначалу волновался, потом меня вызвали в домовой комитет и отчитали за то, что я тайком выбрасываю мусор в форточку, показав в качестве улики, видеозапись регистратора. Там я и увидел, как растение, перед приземлением, раскрывает природный парашют. Как он забирается назад, я не имею понятия; расстроившись после полученной квитанции в банке, за выплаченный штраф. Так я домовому комитету и не смог доказать, сославшись на тот самый регистратор, что я вышел из здания за пол часа, до падения этой непонятной ветки. Дома я все поставил на свои места, минут десять бегая перед цветочным горшком, крутя квитанцией с выплаченным штрафом перед его бутонами и ядовитыми отростками, похожими на нос. Триффид, как и кот, записал меня в противники, они спелись между собой, и устраивали мелкие неприятные пакости. Нет, днём это чудовище не рисковало больше выпрыгивать из окна. Что-то значит до него дошло, а по ночам, когда я спал, в их распоряжении был весь дом, который просыпался от ужасающих перепуганных человеческих криков, источником, для которого были мои милые безобидные домочадцы. Я их почти каждый день строил на кухонном плацу, ругая последними словами:
– Ну, скажите, зверьё, зачем вы сожрали бустельера из сто тринадцатой квартиры, оставив шкуру, с посмертным оскалом его хозяйке? Зачем вы накачали питона из двадцать шестой квартиры велосипедным насосом, превратив его в рыбу фигу? Кто в косметичку актрисе засунул вонючих пиявок?
Эти два шибзика, которые, чуть больше двух хомяков в длину и пол хомяка в периметре, смотрели на меня такими умилительными глазами, в которых виновато светилось:
– Мы больше не будем!
Я отдавал должное домашним питомцам, что они хоть жителей не трогали. Один раз, прохладно было, я на ночь прикрыл форточку, так получил такой укол от триффида в пятку, что потом два дня хромал. Я ему сказал, что дождусь, когда он выйдет и закрою форточку, триффид понял, покрутил веткой около своего виска – ты что, дурак? А потом подал ветку:
– Давай мирится.
После этого у нас в семье проблем не было, только сосед Гошка задерживался, а мне завтра в космопорт, на другую планету. По инструкции, домашним животным туда вход запрещён. Я объяснил питомцам в чём дело, не знаю: поняли ли они что, но по их глазам я прочитал:
– Ты не волнуйся хозяин, мы не пропадём.
Я подсунул запасной ключ от своей квартиры с запиской, соседу под дверь, а сам, наощупь начал собираться, чтобы успеть до закрытия портала в космодром, ругая нехорошими словами кота, стащившего предохранитель. Я успел, прошёл входной контроль, отстоял в шеренге сослуживцев, пока командор зачитывал задание для команды, и какое же было моё удивление, когда после старта корабля, разбирая свои вещи в каюте, я увидел обоих своих домочадцев, мирно и тихо сидевших в моём рюкзаке, и смотрящих на меня радостными глазами: А, вот и мы! Я, минут двадцать ничего не мог сказать. Как объяснить этим животным, чего мне стоило найти работу младшего лаборанта на этом судне. Я целый час доказывал, что они нехорошо поступили, высадит нас командор на первой же обитаемой планете, и правильно сделает. Не было уже кухонного плаца родной квартиры, но эти котофикусы смотрели на меня такими виноватыми глазами, что я не выдержал и рассмеялся. Что тут началось! Такое ощущение что весь кубрик перевернулся вверх тормашками. Ну как после этого не любить животных? Растение соображало лучше, чем эта мяукающая белка с карманами, оно начало учить животное элементарным правилам невидимости, передавая опыт дрессировки моего соседа, который на одной из планет, с некрасивым названием Земля, успел поработать в передвижном цирке. Через месяц, я уже не боялся, что кто-то увидит моих питомцев, они научились так умело маскироваться, что их даже не могли заметить видеокамеры. Время от времени в кубриках проводили дезинфекцию, чтобы избежать случаев случайного заражения после захода на неизвестные планеты. Это было самое любимое время для содружества флоры и фауны моего кубрика. Они как предчувствовали, что именно сегодня травить будут, с утра совершали радостные прыжки и вели себя, как дети в песочнице, когда бабушки засыпали, пригретые весенним солнышком. Растение забиралось к коту в один из карманов и пользуясь непонятными формулами невидимости, прошмыгивали между санинспекторами и прятались в продовольственном отсеке. Для питомцев было три дня такого обжорства, что день варенья позавидует. Когда я первый раз увидел кота после этой процедуры, я понял, что нормальное название дали этому животному. Он бедолага еле дышал, был похож на детский мячик, который не мяукал, а хрюкал и которого пытался закатить в кубрик, такой же толстый триффид, растение хоть передвигалось потихоньку, в отличие от кота. Так мы и жили, неофициально, но весело. А тут такая неприятность, почти под конец экспедиции, и надо было мне случайно раздавить пробирку. Я спросил по переговорному устройству у микробиолога насчёт генетической инфекции, насколько опасно это. Врач, по возрасту, почти мой ровесник, ответил честно:
– Для тебя безопасно, но под действием таких природных катализаторов, как стресс, страх, любовь во всех её формах, даже радость, могут пробудить в тебе полученные генетические изменения в таких образах, что даже представить трудно, болезнь твоя прогрессирует, я насчитал более ста пятидесяти штампов различных генов в крови. Простым языком у тебя болезнь оборотня, только никто не может предположить, во что и когда ты превратишься.
Единственно, чем он успокоил меня, что если не переливать мою кровь донору, что приведёт к неминуемой смерти последнего, то моя болезнь не заразная, а наоборот усилила иммунодефицит, и по прибытии на космодром родной планеты, меня с нетерпением ждут три микробиологических института, как особо интересный экземпляр. Мне как-то не хотелось быть экземпляром. Робот принёс мои вещи, согласовал с корабельным компьютером график моего питания, решил вопрос с мелочами, типа иголок, зубной пасты, мыльного крема, домашних тапочек, вместо бахил. И про меня, до конца экспедиции все забыли, кроме сенсорных датчиков медицинских приборов и моих малышей, и если датчики были смонтированы первоначально в карантинном блоке, то домочадцы прибыли вместе с одеждой в походном рюкзаке астробионика – так называлась моя специализация. Бедные дети, они с грустью смотрели на меня, словно чувствуя, что болезнь, которую я умудрился получить, как приговор на одиночество и место изгоя, в любом цивилизованном мире. Компенсация, которую выплатит транс галактическое агентство, не стоит тех мучений, которые меня ожидают. Я уже мысленно видел миллионные демонстрации жителей родной планеты против монстра, угрожающего благополучию их детей. Кот успокаивал меня, терся о мои ноги, а бонсай вылезал из горшка, показывал – не сходи с ума, тащил меня до вмонтированного в стене зеркала, и показывал веткой, что, посмотри, всё хорошо. Через неделю своих страданий я понял, что сошёл с ума. Я ничего не ел, оставляя всё домашним питомцам, почти не говорил с Ломой, и слышал, как растение с кото образной белкой, делят вслух утреннюю пайку на три части, и триффид отчитывает кота за жадность. Мне показалось, что я по ночам начал разговаривать с целой колонией тараканов, поселившейся в моей голове. Я потерял счёт времени, триффид забирался ко мне на колени, кормил меня с ложечки, и говорил:
– За маму, за папу, за бабушку, за толстого дракончика.
Тогда я спросил Лому, слышал ли он чего – ни будь? Лома посмотрел на меня так, как будто в первый раз видел, и обидевшись, перешёл на другой язык, неизвестной мне цивилизации. Лома подумал, что я проверяю его работоспособность, и намекаю на то, что его модель безнадёжно устарела, и что его место в металлоломе. Он ненавидел, когда издеваются над ним, и не принимал никаких извинений. Я его понимал, сам в таком двусмысленном положении. Я подождал пока робот успокоится, и попросил прощения. Лома сказал, что меня давно простил, потом подскочил, у него произошло замыкание в голове и перегорело два предохранителя. Я вздохнул, открывая ЗИП, на его спине, я знал, как заменить предохранители у робота. Лома мотал головой, словно возвращая мозги на место. Я понял, я попросил прощения у робота на языке той, не известной мне цивилизации. Лома, сказал, чтоб я больше так не шутил, если знаю язык древних укров. Честное слово, я ранее никогда не покидал родную галактику. Не знаю, как так получилось. Лома не поверил, потому что сам недавно выучил этот язык, в котором говорилось, что всё умное во вселенной, механически родилось от этой древнейшей цивилизации. Я просто представил, как укры рождали этих роботов, и мне стало смешно. Я впервые за много лет, проведённых в карантинном блоке, улыбнулся. Значит будет жить, – услышал я умозаключение кота. Через месяц я понял, что знаю языки почти всех планет вселенной, и отнёс это открытие, к моему генетическому изменению, под воздействием инфекции. Если только так? То это не плохо, – подумал я. Лома, постоянно, делал проверки, используя весь запас машинной памяти, ему не верилось, что человеку под силу овладеть такими знаниями. Я отвечал, называл координаты планеты, где говорят на данном языке, потом задавал вопрос на языке другой системы координат, часто ставя механического друга в неловкое положение. В подобных играх и проходил наш путь. Время от времени, медицинские датчики проводили обследования, сохраняя в секрете результат. Мне (автоматически и моим питомцам) было запрещено покидать блок, кроме робота, который предварительно проходил полную газовую дезактивацию, и то, он покидал карантинный блок с неохотой и очень редко, когда без чего-то, нельзя было обойтись. Лома, не смотря на механические мозги, был потенциальным домоседом, общался, в основном, с компьютером, иногда разговаривая со мной.
***
При длительных переходах корабля, нас предупреждал корабельный компьютер, автоматически переключая блок в режим ожидания и выключая корабельный таймер, отсчитывающий конец нашей экспедиции. Мы уже привыкли к обнулению времени, возникая в новой координатной системе, в течение считанных секунд, компьютер сам находил порталы, связывающие галактики и отдельные звёздные системы, позволяющие кораблю обогнать свет и откорректировать время. На этот раз мы двигались к звезде Денеб, это был последний отрезок нашего пути, это было так символично, Денеб была самая яркая звезда, величавшая хвост птицы, после которого нас ждал путь домой. На этот раз после перехода что-то пошло не так. Нет, мы очнулись все в карантинном блоке, в полном порядке, но с каким-то беспокойством, особо оно проявлялось у домашних питомцев. Все молчали, не сея панику, только триффид оговорился:
– Как-то не по себе!
Потом, через месяц, после нашего приземления, резко выключился свет, не сработала система запуска аварийного термореактора. Я поражался, откуда я мог знать эти термины, человек, получивший три гуманитарных образования. Первым, открыв разблокированный люк карантинного бокса, минуя не работающую дезактивационную камеру, в разведку пошёл Лома. Через некоторое время загорелся аварийный свет, задрожал корпус корабля, и одновременно я услышал, как заработал реактор и ужасающий крик, от которого затряслись поджилки даже у невозмутимого растения. Кот спрятался в рюкзак, приняв позу земного страуса. Сосед, за чашкой горячего земного напитка, под названием чай, рассказывал, что в их цирковой труппе, была такая птица, которая своеобразно реагировала на зрителей, при первом же «Але!» прятала голову в песок манежа, выставляя свой шикарный зад, и так стояла до окончания программы. У кота получилось лучше, он спрятал большую часть туловища. Вскоре прибежал робот, этот неторопливый, степенный и уравновешенный механический меланхолик, примчался, поддерживая ЗИП, как набор таблеток для хронически больного человека. Мне показалось, что он побледнел даже малость. Он подошел к зарядному блоку, я заметил, что, когда Лома волнуется, его всегда пробивает на поесть. С прибытием Лома, создалась какая-то пауза, все ждали, что нам сообщит разведчик. Наконец он смог подобрать слова, переведя их с цифрового на общедоступный:
– Вы не волнуйтесь! Но нам кажется пришёл …, и он применил такое слово, которое очень ёмко отражало создавшуюся ситуацию, но не использовалось несколько тысячелетий, во всех лексиконах вселенной.
Потом Лома вывел картинку на монитор, и я увидел тихий ужас, окруживший наш корабль, утонувший в какой-то протеиновой, агонизирующей ловушке, защита корабля, стирающая в пыль многокилометровые метеориты, едва справлялась с безумием, окружившим нас со всех сторон. Это нечто, одновременно похожее на море червей и на волосы гигантской медузы, швыряло наш кораблик, как английский таун, перед тем, как погрузить его в стихию земного океана. Двигатели молчали. Я понимал, что аварийный реактор не вечен, он и так работает на уровне перегруза. Надо добраться до командного пункта запустить основные двигатели корабля, подключить корабельный компьютер. Я не знаю, что произошло, но на мониторе, вся много тысячная команда, включая командора, превратилась в пепел, на корабле был пожар, сгорело всё, что могло сгореть. Остались только пробы в сейфе. В закрытых верхних блоках погибли все, осталось несколько фрагментов скелетов и тени, как будто внутри корабля взорвали термоядерный заряд. Выяснять будем потом. Главное запустить двигатели. Я мчался в зал управления кораблём, механически перекинув рубильник, подключив корабельный компьютер. Откуда я знал, что без корабельного компьютера не включить двигатели? Потом, потом, я понял, что мне кто-то помогает снизу. Значит не все погибли. Я сразу ощутил себя в нескольких местах, я видел, как трещит корпус корабля, от атак извне, непонятной субстанцией, кто-то продувает двигатели, загрузился корабельный компьютер, дан предупреждающий сигнал на запуск двигателя, не выдержала защита, пропустив нечисть внутрь корабля, сработала защита на закрытие шлюзов. Я нажал на стартовую кнопку, и корабль взлетел, легко слушаясь руля, под моими руками, которые даже аэромобиль не научились нормально водить. Всё-таки это нечто, чуть не повредившее наш корабль, было больше похоже на медузу. Силой двигателя порвало её ядовитые щупальца, как выйдем за пределы стратосферы, надо будет от них избавиться и заняться ремонтом корабля. Честно, откуда я это знал? Такое ощущение, что я в прошлой жизни, или в будущей, только и делал, что пилотировал корабли подобного типа. Корабль вышел в стратосферу планеты, но и здесь нас пытался кто-то атаковать, но защита корабля справляется, усиленная энергией основных двигателей. Я с опозданием отдал приказ компьютеру на применение военных бластеров в отражении любого противника, приблизившегося к кораблю на сто метров. Движение корабля выровнялось, его перестало болтать. Мы вышли в море вакуума, и я дал команду на перевод части основных двигателей в дежурный режим. Корабль, как большой спутник, плыл по орбите над планетой, так напугавшей нас. Пришло время успокоиться и подвести итог. Где мы, кто мы и зачем мы здесь. Корабельный компьютер сообщил, что вышло со строя восемьдесят процентов всех видеокамер и датчиков, от тепловой атаки и жёстких рентгеновских лучей неведомого объекта, отсутствие обслуживающего персонала девяносто три процента, перечень повреждений, количество исправной робототехники… Главное, что холодильники выдержали, видимо эта атака неизвестного объекта была кратковременной. Первыми к холодильникам добрались мои питомцы. Я приказал компьютеру приступить к ремонту корабля, с дезинфекцией повреждённых отсеков. Скоро стали в корабельном актовом зале стали собираться выжившие члены некогда большой команды. Среди спасшихся был один врач, перед аварией, спустившийся по вызову в самый нижний сектор к мотористам. Он занялся организацией и спасением раненых. К вечеру в живых осталось сто пятьдесят шесть членов экипажа, и два туриста и обжоры, которых мне собственноручно пришлось доставать из блока питания.
Глава 2 Школа полубогов. Тюрьма создателя
Я уже не верила, что эта учёба, когда – ни будь кончится, меня, как маленькую невоспитанную школьницу отчитывала какая-то головёшка, не вытаскивающая длиннющую сигарету из зубов. Оказывается, она так дышит, и управляет одновременно двумя галактиками, в которых уйма звёзд и планет. Я уже не знаю, сколько прошло времени с того дня, как я подписала контракт с одним из кураторов Млечного пути, но преподаватели успокоили учащихся, что по окончанию нашего обучения, они обнулят время, проведённое нами за партой, и вернут нас, приблизительно, в тот час, откуда нас взяли. Только они не сказали какова погрешность и цена этого «приблизительно», но мы знали одно, что нас готовили к управлению звёздными галактиками, и вряд ли будет время, чтоб посетить своих друзей и близких. В своих галактиках нам придётся решать все вопросы единолично, времени не будет для оказания помощи, если случится разбаланс системы или изменятся орбиты управляемых тобой объектов. Мы скрупулёзно изучали все аварии во вселенной по вине управителей. Мне, как землянке приводили в пример Пана, которому был доверен сектор Млечного пути. По его вине, планета Фаэтон сошла с орбиты и произвела большие разрушения в Солнечном мире, и только усилиями соседей и их слаженными действиями, удалось предотвратить катастрофу в самой сложной, из густонаселённых, различными объектами, галактик. Я выслушивала холодную лекцию специалиста, которая умышленно не сказала, что во время аварии погибло три планеты вместе с народами, заселявших их, превратив их в пояс астероидов. Эта авария коснулась не только Солнечной системы. Никак не могу привыкнуть к тому, что жизнью живых существ привыкли пренебрегать, едва оторвавшись от простого народа, отдавая предпочтение не материальному. Головёшка, как прочитала мои мысли, не хочешь, чтоб гибли живые существа, учись правильно управлять доверенной тебе галактикой. На любой планете, где есть разумная жизнь – свои кураторы, которые обязаны подчинятся тебе, Втора. Головёшка назвала меня по имени, это равносильно, что в угол поставить строптивого ученика, которого запомнили, чтобы с пристрастью испытать на экзаменах. Я уже более двух тысячелетий передвигаюсь по всему звёздному небу, от созвездия к созвездию, от галактики к галактике, впитываю мудрость существ, называемых полубогами, которые, всего лишь, исполняют волю создателя, не допуская пробоев, способных взорвать весь созданный мир. «Бог, не скрывал, что он тоже может ошибаться», – говорит нам учитель, похожий на гигантского индюка, управляющий одной из спиральной галактик, – наша задача помочь ему исправить эти ошибки. Я механически слушала, и не думала, что не пройдёт и полгода, как я буду вспоминать каждое слово этой мудрой птицы, считая его тезисы, во времена ученичества, простой преподавательской демагогией. Экзамены. Наконец мы дожили до экзаменов. Нет, нас ещё не допустили до управления галактиками. Нам смоделировали простые звёзды с одно планетной системой, произвели для каждого экзаменующегося ряд возмущений, и мы, как обыкновенные регуляторы, должны были ликвидировать колебательный процесс, управляя звездой или планетой. Для меня это показалось просто, это равносильно, что остановить шарик, привязанный к резинке. Я даже мысленно представила резинку между планетой и солнцем. Как не хитрили преподаватели, а я лучше всех справилась с заданием. Наверно поэтому меня бросили на стажировку, на край вселенной, в спиральную галактику, с созвездиями блуждающих звёзд. Куратором у меня был худой и эксцентричный головастик, жёлтый и похожий на наркомана. Я даже не предполагала, что это представитель самой древней звёздной цивилизации, некогда заселявшей половину звездного мира. Эта галактика постоянно находилась в дисбалансе, орбиты планет меняли свои направления произвольно. Шеф, это было настоящее имя моего наставника, постоянно был в движении. Я даже не знаю, спал ли он, когда – ни будь, мне казалось, что приди я в любое время суток, увижу его дёргающимся за пультом, похожим на электронный музыкальный орган. Он был сумасшедшим немного, этот Шеф, каждый раз встречал меня словами:
– Добро пожаловать в мир хаоса.
Он мне рассказывал всё о своей галактике, как футбольный комментатор, описывая своё влияние на звёздное небо, говорил, что нужно научиться жить, как эти капризные звёзды, приспособится к их эгоистичным требованиям, научится предугадывать их ненасытные желания, чтобы держать их в узде, используя их слабости. Шеф был фанатиком звездного управления. Через три месяца наблюдений, он начал меня частично подпускать к пульту, поначалу у меня не всё получалось, я делала грубейшие ляпы, допуская столкновения звезд и рождения сверхновых, наставник терпеливо уравновешивал систему, стараясь успокоить меня, потом подробно описывал мои ошибки. Через полгода он уже мог не смотреть на галактику, а я успешно занималась аэробикой, ногой пододвигая бутерброды, потому, что руки постоянно были заняты. Наставник дал мне лестную характеристику. Я успела увидеть, как приехала его жена, со старшим сыном и они поделили пульт, и тогда я увидела, как играют профессионалы на звёздной светомузыке. Шеф признался честно, что согласился на интерна, чтобы дать возможность отдохнуть жене и сыну. Только его характеристика мало помогла, был ещё экзамен, посложней, с живыми звёздами и не с импровизированным пультом. Я справилась, я выдержала экзамен.
***
Мне достался билет не с галактикой, а со звёздной системой Лебедя. Это была не простая, но успокоенная система, без особых колебаний, относящаяся к стабильным. Если бы я знала, что она слабо изучена, таит в себе столько сюрпризов, то наверно отказалась бы от жребия управления Лебедем. Я сначала думала, что меня ожидает с десяток звёзд, из которых самая крупная – Денеб. Когда я прибыла к месту постоянной работы, взглянула на покрытый многовековой пылью пульт, на звёздный монитор, раскинутый для образного обозрения в полусферу, я ужаснулась от количества объектов: здесь одних звёзд было более сотни, скрытых, спрятанных туманностями, пережёванных и выплюнутых чёрной дырой соседней галактики. Так что, мне достался не Лебедь, больше похожий на курицу в мечтах звёздного интерна, а целая птицефабрика, заселенная неизвестными объектами, которые не подлежали классификации. У меня на теле засветилась подпись бога, который вместе с жезлом легата, висевшим грузом ответственности на цепи, окутавшей мою шею, давало мне право на управление божественной колесницей, стоящей на выходе из зала управления галактикой. Колесница представляла из себя прозрачную сферу, цельную, без каких – либо окон и дверей, меняющую свет, по прихоти создателя, и абрисом, отделяющая себя от окружающего мира. Мне она напомнила огромный мыльный пузырь, переливающийся под светом искристых лучей солнца и готовый, либо лопнуть от малейшего неосторожного прикосновения, либо поглотить внутрь себя что – ни будь бестолковое и ненужное. Я уже устала ругать себя: ну дура, я дура! И этого Лебедя мне подсунули, пряча улыбки и глаза, эти звёздные шарлатаны. Я вспоминала всё, что говорили мне преподаватели о этих шарообразных колесницах. Сделаны они из самого крепкого материала вселенной – из сплава мысли и желания. Управляются легко, входи и управляй, если хочешь отдохнуть от утомительных дел, чтоб тебе никто не мешал, влетаешь в любую звезду, и она экранирует тебя от нежелательных раздражителей. Всё очень легко и просто! Я тогда ещё задала вопрос этой улыбающейся туманности, состоящей из мириад, похожих на энергоноидов:
– А, что, если кто нападёт на этот воздушный шарик?
Мирта не прекращая улыбаться, ответила глупой сверхлюбопытной землянке:
– Получит самый достойный убийственный ответ – Любовью.
Я не стала задавать больше вопросов инопланетному наставнику, похожему на приведение, чтобы не показаться смешной другим ученикам, и на меня не показывали пальцем, на звёздных переменках. Для себя я сделала неутешительный вывод из этой беседы:
– Если тебя любят, то значит медленно убивают, разрушая твой мозг и раня смертельно сердце, добиваясь проникновения в твоё тело.
Я услышала ехидный хихикающий смех в ментале:
– Втора, не то, совсем не то.
Я узнала Гремми:
– А, ты, что здесь делаешь?
Мне было приятно, что кто-то из своих находится рядом.
– Я по соседству с тобой, на курсах.
Потом, сколько я его не вызывала, Гремми не отвечал, только спустя два тысячелетия я узнала, что мой друг, курирующий работу самой Смерти на Земле, трагически погиб в маленьком созвездии рядом с Альдебараном. Экскурс в прошлое мне не помог, я никак не могла войти в этот мыльный пузырь, он, как строптивая лошадь, отпрыгивал от меня, а я, как дура, гонялась за ним по всему звёздному небу. Честное слово, я готова уже была пойти пешком, на обследование этой шипящей и пугающей клювом птицы, а дальше пусть что будет. Потом села, сосредоточилась, представила, что хочу попасть внутрь этой сферы. Открыла глаза, а я уже внутри экипажа. Я поняла, что всё неправильно раньше делала с этим пузырём, просто надо было закрыть глаза, чтоб мыло не попало. Пузырь рассмеялся. Я огляделась. Я плавала стоя в сфере, внутри какого-то тумана, меняющего время от времени свой цвет, не было больше ничего, не кнопок, ни пультов, не руля, ни штурвала с камбузом. Всё что находилось за пределами сферы, было видно чётко, я даже могла увеличить или уменьшить до бесконечности любой обозреваемый объект, приблизить или удалить его на любое расстояние. Я поняла – колесница бога, это был пульт дистанционного управления, а так как сделан он из сплава мысли и желания, то и управлялся он только мыслью и желанием, как в сказке – По Вториному велению, по моему хотению. Я улыбнулась, вспомнив своих друзей. Я только представила двойную звезду Альбирео, венчающую доверенное мне созвездие, как сфера очутилась в месте влияния этих огромных звёзд, они притягивали к себе астероиды, кометы, планеты и их спутники, поедая этот «комбикорм», соревнуясь с чёрной дырой, вплоть подступившей к созвездию. Чёрная дыра – этот символ ненасытности, ворующий крохи со стола гордой птицы, явно страдала перееданием, изредка изрыгая подогретую пищу, которую не в состоянии была переварить. Находясь всего в нескольких парсеках от клюва этой птицы, я увидела весь процесс её кормления, и не стала оставаться, для подсчета мелких объектов, привлечённых в созвездие со всей вселенной, они, как просыпанное зерно, со временем все окажутся в клюве огромной птицы, любящей много и вкусно поесть. Кто говорит, что Космос – это безмолвие и холод? Космос – это книга, которую нужно уметь читать. Я без сожаления покинула голову этой птицы, возвращаясь в зал управления, прихватив по пути маленький звёздный пылесос, ещё не успевший стать взрослой чёрной обжорой. Предстояла генеральная уборка, в месте, где мне придётся работать последних несколько тысячелетий. Я её решила начать с пола, приготовив швабру, тряпку и ведро с водой.
