полная версия

Александр Феликсович Борун
Не закрывайте вашу дверь

Полная версия

Семидневная неделя

Удивительным образом ненормальные циклы духов осей север-юг в 4⅔ суток и запад-восток в 1½ суток, накладываясь друг на друга, образуют привычную для землян семидневную неделю. Светлана проверила на сетевом калькуляторе и даже, с некоторым трудом, устно. Да, 4⅔ * 1½ = 7. Ну да, ведь умножить на полтора – это взять 4⅔ плюс половину от 4⅔, то есть, 2⅓. Целые дают 6, дроби ещё 1.

А вот представить себе такую неделю совсем трудно. Допустим, она начинается с жажды и бессонницы, сочетающимися с сушью и голодом. Через три четверти суток жажда и бессонница сменяются неумеренным питьём воды (не вволю, а сверх желаемого, как на приёме у уролога перед УЗИ), в то время как сушь и голод продолжаются, только слегка ослабляясь. Когда они сменятся обжорством в болоте, пройдёт… сколько меньших циклов?.. Уже запуталась, на первой же попытке представить! А вот аборигены не путаются, а естественно существуют во всём этом.

Мало того! Эта неделя у каждого своя! То есть циклы одинаковой длительности, но фазы обоих циклов свои для каждого жителя Анбулии. Фазы совпадают раз в неделю у всех, но этот «раз» у них в разное время на недельных и суточных часах.

А она ещё так обрадовалась, обнаружив семидневную неделю. Думала, не иначе, люди когда-то уже контактировали с аборигенами. Хотя Коатль утверждает, что нет, но он может не знать. Спутника-то у Анбулии нет, как у Земли, с периодом обращения в четыре недели и отчётливыми семидневными фазами. Правда, в сети на этот счёт написано нечто странное, «неделя не имеет прямой астрономической основы»³ – внеземельцы, наверное, писали. А повсеместное введение семидневной недели объясняется распространением христианства, которое взяло её из своей основы, иудаизма, где количество дней недели имеет религиозное обоснование. Только неделя эта от вавилонян, увлечённых астрономией, от которой пошла астрономия греков, а уже от них – римлян, от которых календарь Юлия Цезаря (никакого не христианина) распространился по Европе.., Откуда семидневная неделя на Анбулии, если не в результате контакта? А вот, оказывается, откуда. Из наложения ни в какие ворота не лезущих циклов. Насколько часто оказывается, что в действительности всё не так, как на самом деле. Нет, это чушь. Часто очевидное оказывается совсем не тем, чем кажется вначале! Вот.

Светлана очень не позавидовала аборигенам, когда Коатль рассказал про эти жёсткие циклы. В отличие от земной недели, тут нет никаких выходных. Комфортны только первые минуты после перехода на альтернативный режим, скажем, когда ешь после поста и одновременно увлажняешься, перейдя из пустыни в болото. Насильное самокормление и сырость очень скоро становятся неприятными. Да и первоначальное насыщение можно назвать приятным, только если параллельно с этим смертельно не хочется, допустим, спать, а совпадение всех потребностей – только раз в неделю. Несколько минут наслаждения полным комфортом – маловато, однако! То ли дело у людей! День или два отдыхаешь, остальную неделю работаешь. Если ты не исследователь ксеноцивилизации. Тогда об отдыхе приходится забыть. Но это же исключительный случай…

Даже непонятно, – подумала она, – как они тут при таких ограничениях со стороны деспотичных духах вообще выбрались из дикого состояния? Если диким состоянием неполиткорректно считать уровень технологии на уровне земного Средневековья или ниже. Хотя ксенолог так считать не должен. Неважно. Когда они успели создать все свои то ли био-, то ли техно-штучки, которые она случайно видела, и, как она подозревает ещё многие, с которыми её не познакомили? И, похоже, разработали физику, включая макрофизику, т.е. космологию, и микрофизику примерно на уровне земной, а ведь никаких гигантских телескопов, гравитационных датчиков и синхрофазотронов у них, вроде бы, нет. Впрочем, спрашивать такое было бы неправильно. Да и самостоятельно догадаться можно. Если их время «до циклов» у них мифологическое, это только часы они придумали относительно недавно, то в их распоряжении было очень много времени. Можно многого добиться даже в краткие периоды пребывания дома между пустыней и болотом, вот как сейчас. А теоретизировать можно и в пустыне или болоте. Там, собственно, больше нечем заниматься. Ну а сейчас, вероятно, у них и автоматика какая-то есть, или биоавтоматика. Придумал в пустыне план эксперимента или в болоте принцип действия нового технического приспособления, заполз домой, настроил автоматизированную лабораторию на получение задуманного и пополз дальше соблюдать божественные режимные предписания.

В то же время у Светланы почти сразу создалось впечатление, что Коатль, получивший от неё много материалов о земной цивилизации и довольно быстро с ними ознакомившись, оценил достижения людей не слишком высоко. Во всяком случае, с ней самой он общался не для того, чтобы поучиться чему-то новому. Скорее, его интерес походил на её собственный – интерес исследователя. Даже, наверное, более определённо – интерес антрополога. Недаром же он отказывался общаться по радиосвязи, хотя передатчик ему Светлана предоставила с самого начала, и показала, как пользоваться (обратиться к ней по имени, находясь недалеко от передатчика – он и включится). Только лично. Хотя возможности для этого составляли только небольшую часть времени. Ещё бы, с таким режимом!

Разрыв

А вот последнее сообщение от него пришло именно по радио. И это был, увы, недвусмысленный отказ от дальнейших контактов. Безо всякого объяснения причин. Пришло оно, к сожалению, когда Светлана спала. А теперь до ближайшего времени обычного общения, когда она собиралась попытаться исправить ситуацию, или хоть добиться объяснений, оставалось несколько часов. Чтобы не тратить их зря, она попыталась сформировать отчёт, но не очень успешно. Мало того, что спать хочется, так ещё и мысли отвлекают. На тему – что же такого ужасного могло случиться? Нормально же общались. Или только ей так казалось? А Коатлю нет? Но иногда ей даже мерещился какой-то личный интерес с его стороны. Не мужской, конечно. Они слишком разные. Но… чем-то похожий. Одобрительный? Покровительственный? Отеческий? Иногда даже удивлённо-восхищённый, если она, по его мнению, понимала что-то трудное для понимания человека. Или это было всего лишь снисходительное удивление дрессировщика успехами ручной обезьянки?..

Социология

Кофе показал свою бесполезность, а время утекает, как вода. Светлана проглотила красную таблетку из аптечки, рассчитанную на крайний случай. Когда обстоятельства складываются так, что спать ни в коем случае нельзя, и плевать, сколько времени потом придётся восстанавливать здоровье. Случай именно такой.

Что касается отчёта. Она ведь не только о странных местных верованиях узнала. О структуре общества тоже. Это натуральный анархизм. Ничего похожего на государство. Даже Афины, где государственный аппарат состоял из рабов, а все вопросы решало собрание граждан, были больше похожи на современное государство, чем то, что здесь, В конце концов, в Афинах для поддержания общественного порядка были иноземные наёмники. И, пусть с какого-то времени не было басилевса, вместо него были архонты. Те самые, от кого слово ἀναρχία с отрицательной приставкой «ἀν». Пусть их и выбирали по жребию. Сперва один, потом два, три, наконец, ещё шестеро. И, в конце концов, афинянам удалось эффективно подавить свободомыслие – приговорить и убить Сократа. Ну и. всё-таки, буле (от которого Светлана образовала название Анбулия), или Совет пятисот, всё же не референдум. Это по пятьдесят депутатов от каждой из десяти фил Афин.

Здесь же правительства и аппарата насилия нет совсем, а общее обсуждение иногда устраивается, при этом возникшие вопросы решаются не на основе голосования, а на основе консенсуса. Обсуждение, кстати, функционирует без физического собрания, все остаются на своих участках. «Включить» его может любой, кому кажется, что возник вопрос, требующий общего обсуждения. Не удалось выяснить, есть ли туземцев что-нибудь вроде компьютерной сети, о своих технических достижениях они почему-то рассказывать не спешат, но, если и есть, коллективные обсуждения традиционно проводятся без неё. С помощью системы дальней связи.

Когда об этом зашла речь, Светлана приготовилась услышать чуть ли не о телепатии, но средство дальней связи оказалось намного примитивнее. Не выходя со своей территории, только вскарабкавшись на центральную горку, Коатль может дозваться до всех соседей, где бы на своей территории они ни находились. (Светлана тут же спросила, как он на неё забирается. Если она правильно поняла – центральная горка и есть та скала с почти вертикальными боками, внутри которой размещается нора Коатля? Оказалось, так и есть. Но, проследив за скептическим взглядом Светланы на его массивное тело и на вертикальную стену «горки», Коатль упомянул о некоем подъёмном устройстве – там, внутри – доставляющем пользователя прямо на вершину. На вопросы о принципах действия этого устройства он говорить не стал. Несмотря на это Светлана снабдила его номером три в своём списке замеченных у анбулийцев устройств. Первыми двумя были пригласительное веретено и транспортное щупальце. Всё равно ведь она и их принципов действия не выяснила. Да и какая разница, будь лифт механическим, пневматическим, гидравлическим, электрическим или живым, он всё равно некий продукт анбулийской цивилизации.

Чтобы быть услышанным соседями, не применяется никакого устройства, только специальный голос и специальный язык. Разработанные настолько давно, что соответствующего устройства сделать было нельзя. А теперь это традиция – обходиться собственными силами. Специальный голос представляет собой, как выяснилось, ультразвук, а специальный язык – что-то вроде звуковой стенографии. Только записи стенографиста часто может понять только он сам, а сжатые сообщения специального языка понимают все аборигены. Посвистев соседям, инициатор обсуждения может больше не беспокоиться. Соседи передадут информационный пакет своим соседям, пока не окажутся оповещёнными все пятьсот или около того жителей долины Спокойствия. В отличие от Совета пятисот в Афинах, это не представители, а именно все. Если первоначальное сообщение инициатора содержало предложение, и кто-то имеет дополнения или возражения, он передаёт их на всеобщее обсуждение таким же образом. Удивительно, как мало таких расходящихся кругами передач требуется для достижения консенсуса. То ли аборигены очень добродушны, то ли любые обсуждаемые вопросы не могут по-настоящему отвлечь их от постоянного и нелёгкого выполнения требований двенадцати духов. Простите, восьми – суточная четвёрка богов и демонов – не для разумных.

* * *

Интересно, что основатель анархической антропологии Дэвид Гребер, марксист 21 века, приводил современные ему примеры (племени индейцев пиароа в бассейне Ориноко в Южной Америке, народа тив на берегах реки Бенуа в центральной Нигерии в Африке, сельских общин на Мадагаскаре) именно такого функционирования анархических обществ: важным элементом их бытования являлась постоянная упорная борьба с предположительно деструктивными элементами, действующими из мира духов. Правда, здесь функция духов представлялась аборигенам не деструктивной, а организующей. Но ацтеки тоже самоистреблялись не просто так, а, как они полагали, для предотвращения Апокалипсиса, который мог регулярно наступить каждые 52 года. Кстати, удивительное совпадение – этот период определялся у них как период совпадения двух календарей, обычного, с годом 365 суток, и священного, на 260 суток⁴. Совсем как неделя у местных «кецалькоатлей». Но это в данном случае неважно, а важно то, что одно дело – представления верующих о благости их богов, другое – реальный вред, какой вера в них может принести. Если вред большой, таких богов следует считать злыми, хотя они назидательно отменяют назначенный Апокалипсис.

Сам Гребер полагал, что настоящей функцией этой постоянной борьбы с миром духов было предотвращение появления государства. Которого у них не было не потому, что они не знали об этом «прогрессивном» устройстве общества; наоборот, знали и всеми силами противились его возникновению, полагая, прежде всего, аморальным, а также грабительским, подавляющим свободу и т.п. Правда, бегло упоминал он также анархистские сообщества, находящиеся, по-видимому, под более реальным внешним давлением, такие, например, как «пиратские утопии», колонии беглых рабов и пр. Но подробно рассматривал только сообщества с воображаемым сплачивающим фактором. Возможно, ему казалось, что они могут служить более привлекательным примером для современников. Израильскими кибуцами, с самого начала создававшимися как военные поселения, он пренебрёг.

Впрочем, успехи дальнейшего развития анархистской антропологии пришлись, в основном, на область теории. Практические воплощения остались столь же эпизодическими, как были. По-прежнему небольшой коллектив, особенно под внешним давлением, от которого вынужден защищаться, мог быть анархистским, коммунистическим и вообще каким угодно. Те же кибуцы создавались под влиянием Толстого с одной стороны и Кропоткина – с другой. Большое общество может резко отличаться от окружения уже только при наличии внешней угрозы, и только ограниченное время. Потом что-то (конформизм?) заставляет его присоединиться к человечеству. Которое в массе продолжало, после «изобретения» иерархического общества, практически только из таких обществ и состоять.

А вот у анбулийцев как-то получилось то ли не строить эту пирамиду вообще, то ли когда-то отказаться от неё.

* * *

Светлана как-то, не без задней мысли показать страстную заинтересованность в социальном опыте анбулийцев, разоткровенничалась с Коатлем и рассказала ему о своём страхе попасть в «средний класс». От своего появления в Древней Греции⁵ и до 20 века это понятие означало некий уровень доходов и потребления, обуславливающий некое, что ли, довольство существующей системой. Но на рубеже 20 и 21 веков оно стало связываться с очень неприятной особенностью. В подавляющем большинстве случаев человек в среднем классе обязательно занят откровенно бесполезной и неинтересной работой. Только за такую работу можно получать достаточную зарплату. Если у тебя интересная или явно полезная для общества работа, тем более, если у неё имеются сразу оба эти свойства, это уже достаточное вознаграждение за твой труд. Не вздумай требовать больше – на тебя ополчится весь средний класс, довольный своим уровнем потребления, но завидующий чёрной завистью психологическому комфорту человека, чувствующего себя на своём месте. При этом нельзя сказать, что средний класс бездельничает. Он в поте лица зарабатывает свои деньги. Потому что даже если труд заключается в высиживании на рабочем месте положенного количества часов и участие в мотивирующих семинарах, он всё равно тяжёлый – именно психологически. Может, не для всех: всё-таки общество старается воспитывать гедонистов-сибаритов-потребителей, которые будут отлично себя чувствовать, получая деньги за отсиживание на рабочем месте и солидарность с начальством. Но лично ей всегда страшно представить себя на такой работе. До того, как стать ксенологом, она поработала в офисе и знает, о чём говорит. Там дико некомфортно, и, похоже, это сделано специально. Чтобы не возникало ощущения даром получаемой зарплаты. Может, она под влиянием теоретического образования преувеличивает, но ведь она описывает именно свои ощущения. А лишиться контракта сейчас очень легко. Она ведь пока не поняла главного: как анбулийскому обществу удаётся оставаться анархическим? Притом, она ведь специально спрашивала, никто не делает никакой бесполезной работы… И нет никакой бюрократии… Смешно же полагать, что это у людей природа такая, не дающая им достигать консенсуса, характер вздорный, вот они и вынуждены подчиняться немногим, притом чуть ли не самым неприятным членам общества, заражённым алчностью и властолюбием, чтобы хоть кто-то хоть как-то всё регулировал. Уж скорее речь может идти о некоем избыточном конформизме, лишающем людей уверенности, что возможно иное устройство общества, кроме того, какое считает само собой разумеющимся подавляющее большинство людей. Если это кардинальный недостаток, то ещё неизвестно, как с этим у анбулийцев. Что касается алчности и властолюбия как якобы имманентных свойствах людской психики, то вы ещё о первородном грехе, отягчающем душу человека, вспомните. А на Анбулии, значит, никакой змей не приползал, Адама и Еву не совращал, они же сами змеи, всё равно он бы их не обманул… Хм, скорее, наоборот, они бы ему больше доверяли – это Ева непонятно почему поверила змею больше, чем Богу… Впрочем, понятно, почему. Потому что змей говорил то, что ей хотелось услышать – запретный плод сладок. Тут совсем другая мифология, но не в ней же всё дело?..

А Коатль вот так отплатил ей за откровенность. Ладно, пусть его больше не интересуют отношения между двумя цивилизациями. Но его, очевидно, не очень трогает и то, что он ей сломает всю карьеру. А ей-то казалось, он ей симпатизирует. Хотя и посмеивается немного, где-то внутри себя, а может, это ей тоже только казалось.