Александр Феликсович Борун
Крутейшая осенняя магия
Но фея, оказывается, поняла, что он заметил и ее, и ее нежелание быть замеченной. И вот – ни одна травинка не шевельнулась – она стоит перед ним на тропинке, удивленно распахнув свои и без того огромные темно-зеленые глаза. В самом деле, человек – и такая деликатность!
Старик остановился.
– Здравствуй человек, – сказала фея. Голос ее и мягко журчал, и позванивал, как весенний ручеек с последними, тонкими и прозрачными, льдинками. – Как тебя зовут? Ты можешь со мной поговорить?
– Здравствуй, – неторопливо ответил старик. – Могу поговорить, торопиться мне некуда. А зовут меня… – он не сразу отказался от соблазна придумать себе имя поблагозвучнее, не подходило как-то его имя для произнесения в присутствии феи; но он все-таки произнес его, да еще с вызовом, ожидая насмешки, – а зовут меня Свинячье Рыло!
И фея засмеялась – но совсем не насмешливо.
– Как хорошо, – воскликнула она, и даже в ладоши захлопала от радости, – что у тебя такое совсем неторжественное имя! Я боялась, вдруг тебя зовут как-нибудь вроде Крепкий Кулак, или Каменная Кость, или, ну, как это бывает у вас, у человеков, ну, ты же знаешь…
– Молодецкое Плечо, – подсказал старик.
– Да, или Полна Коробочка, – подхватила фея.
– Или Единственный Камень, – добавил старик.
– Или Потрясатель Копья, – откликнулась она.
– А то еще Дубощит, – предложил он.
И тут фея почему-то смутилась и опустила голову.
– А хочешь знать, как меня зовут? – спросила она, помолчав. – Только не смейся, ладно?
Старик серьезно кивнул. Он знал, что феи – могущественные создания, и сердить их неразумно. Но совсем не поэтому не хотелось ему смеяться. Наоборот, фея показалась ему такой слабенькой и беззащитной – бледненькая, зеленая, и смеется над ней кто-то, – что стало ее жалко, хоть он и понимал, что видимость фей обманчива и доверять ей опасно.
– Меня зовут Дубовая Щепка, – вздохнув, призналась фея. – Ну разве это имя?
– Да, не очень-то хорошее, – огорчился старик. – Ты совсем не похожа на щепку, тем более, дубовую.
– Да вот же, – посетовала она.
– Да уж, – посочувствовал он.
Помолчали.
– Какой-то ты или совсем нелюбопытный, или чересчур вежливый, – не выдержала, наконец, фея. – Я жду-жду, когда ты спросишь, о чем я хотела с тобой поговорить, а ты все молчишь, что совсем и невежливо, и притворяешься, что мое ухо – очень соблазнительное зрелище.
