Александр Громов
Всем поровну (сборник)
Дали три года. Выйдя на волю, Егор остался без жены, без квартиры и без работы. Как давно это было? Не вспомнить, да и незачем. К чему ворошить прошлое? Настало время глядеть вперед.
В то утро, когда, греясь у горящей покрышки и подыхая от рези в кишках, он вдохнул лилового дыма, началось пробуждение. Почему Егор вдруг решил, что надо жить иначе, он не умел объяснить. Решил – и все. А решив, начал действовать.
От вшей он избавился самым простым манером: сбрил начисто растительный покров на теле, тем самым лишив паразитов их угодий, привольных, как Шервудский лес. Бриться пришлось с помощью тупой одноразовки, извлеченной из мусорного контейнера, и холодной прудовой воды. Зато имелось мыло – большой кусок настоящего, пусть и наидешевейшего, хозяйственного мыла, купленный преобразившимся Егором в первый же день. Редкие брови и ресницы Егор пожалел брить и оставил, тем более что они отнюдь не являлись надежным партизанским убежищем для обнаглевших членистоногих. Карательная операция, произведенная пальцами и обломком мелкой расчески, не замедлила это подтвердить.
В приступе гордыни Егор решил было обойтись без всяких там центров реабилитации бездомных – и обошелся бы, кабы не документы. Для начала нужна была какая-никакая ксива. Пусть пока не паспорт. Пусть мало что значащая бумажка, но официальная и с фамилией. Та справка об освобождении давным-давно истлела неведомо где…
Пришлось и бегать, и ждать. Ждал Егор деятельно: улучшил гардероб, завел полезные знакомства с грузчиками и дворниками, прикупил кое-что из необходимых мелочей. На данном этапе, как и прежде, основной доход приносила сдача стеклопосуды.
Потом повезло: взяли на работу, предупредив, правда, что берут лишь на зимний период, и на тот же срок выделили жилье. Егор очень быстро обзавелся старым пружинным матрацем, облезлой тумбочкой и допотопным торшером. На помойке временами появлялись и не такие богатства. Иной раз попадались книги, их Егор жадно тащил к себе. Часами валяясь под торшером, он читал все подряд: от лохматых школьных учебников до «Современного кубинского детектива», от стихов Агнии Барто до справочника по анодным трансформаторам, от подшивки журнала «Семья и школа» до книги с волнующим названием «Молодежь и трудовые ресурсы Туниса». Ничего не пропадало, все шло впрок, даже ресурсы Туниса, а изголодавшийся мозг требовал: еще! Еще! Как можно больше!
Когда глаза уставали, в дело вступал бывший трехпрограммный, а теперь однопрограммный громкоговоритель, извлеченный из мусорного бака и тщательнейшим образом отчищенный от липких объедков. Содержанием передач Егор частенько бывал недоволен. Ведущими – сугубо. Для кого это они так глупо выделываются? Для дурачков? Хм. Ну вот он, Егор, еще недавно был дурачком, пробы негде ставить, а разве он слушал какие-то передачи? Оно дурачку надо?
Потом наступало время работы, и Егор уходил бороться за чистоту вверенного ему участка планеты. Он знал, что должен показать себя с наилучшей стороны. Может, возьмут не на сезон, а насовсем. За зиму не накопить средств для рывка на следующую ступень, да и без жилья – никак. О теплотрассе в качестве места ночлега теперь мерзко было и подумать.
Уважение к себе – это первое. Деньги – второе. Знания – третье. Да, еще о здоровье не забыть…
Зачем суетишься, человече? Чего хочешь достичь? О каких горних высях возмечтал? Стоят ли они того, чтобы карабкаться? И ждут ли тебя там?
Прежний Егор не ставил таких вопросов. Егор нынешний ставил – и отвечал положительно. Он был лежачим обомшелым камнем, который вдруг сдвинулся с места и покатился… все быстрее, быстрее! Егор не хотел останавливаться. Каким бы ни было будущее – оно манило. Егор скреб асфальт. Ему казалось, что он расчищает дорогу к сияющим вершинам. Нет, рано вы, люди, списали Егора Суковатова! Егор Суковатов еще себя покажет!
– Я теперь за собой как за малым ребенком ходить буду, – хвастался он Ивану, разливая по стаканам безалкогольное (иного теперь не употреблял) пиво. – Зубы вставлю. – Трогая языком гнилые пеньки во рту, он содрогался от омерзения и жаловался: – По части зубов у этих спонсоров инопланетных промашка вышла. Я поначалу как думал? Раз требуху вылечили, то и зубы поправят. Не-ет, не смогли. А может, не захотели. Ну, бог им судья. Сам сделаю. Вот заработаю денег… Мне ж на жизнь разве много надо? Кусок хлеба, чистая простыня, книги – ну и все. Без телевизора обойдусь как-нибудь, а белье могу и сам постирать. А там, глядишь, и учиться пойду. В заочный техникум. У меня ж всего-навсего неполное среднее, это не дело…
Иван Неподоба хмыкал, но не возражал. Иван терзал воблу над расстеленной газеткой. Иван слушал нового Егора с той же охотой, с какой прежде зверел при его появлении. Иван что-то мотал на ус.
– А помнишь, как ты меня гонял? – спрашивал Егор, хитренько прищуриваясь.
– Так ты ж бутылку у меня хотел скрасть! – чуть конфузливо оправдывался Иван, припоминая инцидент. – А потом небось мне же и принес бы сдавать, что, нет?
– А как ты меня обижал – помнишь? – мстительно вопрошал Егор.
Иван Неподоба хрюкал и гудел басом:
– Ну обижал… Ты кто был, а? Ты себя со стороны видел? Такого как не обидеть? Надо.
– Допустим. А в рыло совать все равно не следовало. Неинтеллигентно.
Под грузом обвинений в неинтеллигентности, невоспитанности и некуртуазности Иван понуро вешал голову, но Егор был щедр и прошлые вины прощал.
– Так ты все еще приемщиком?.. – менял он тему.
Как будто сам не знал. Сдача посуды и сейчас еще приносила Егору дополнительный доход.
– Угу.
– И не хочешь сменить работу?
– На кой?
– Ну как на кой?.. – Егор несколько терялся. – Нет, я понимаю: выгодно. Но не век же… Цель в жизни должна быть, нет? Вот я, например…
– То ты, а то я, – отрубал Иван.
Егор морщил лоб.
– Погоди… Ты хочешь сказать, что эти… тьфу, как их?.. бионары на тебя не подействовали?
– Почему не подействовали? Я теперь не гипертоник. А плоскостопие как было, так и осталось.
– И только-то? А мозги?
– При мне.
– Ну?
– При мне, говорю. Работают.
– Как раньше? – не верил Егор. – Всем ведь досталось поровну.
– Всем поровну, но каждому – свое, – изрекал Иван, поднимая вверх толстый палец. – Понимаешь?
– Не очень.
– Значит, тебе пока и не надо. После поймешь.
Дожевав воблу, он испарялся, а Егор долго чесал в затылке, пытаясь сообразить, чего это Иван мудрит и темнит. Не найдя ответа, съедал кусок хлеба с наидешевейшим зельцем и принимался за самообразование. Вчерашний поиск в мусорном баке принес роскошный улов: «Историю древних цивилизаций» в изложении для абитуриентов. Кое-что было непонятно до мигрени. Как Исида зачала от мертвеца? Что свербило у Сета, из-за чего он стал нехорошим? С какого бодуна Гор скормил папаше Осирису свое вырванное Око? Во-первых, папаша уже давно был покойником, а во-вторых, тот еще деликатес.
Кое-что приводило в восторг. В особенности то место в начале книги, где говорилось о неолитической революции. Как раз перед приходом Ивана единственная неубитая программа громкоговорителя поведала Егору гипотезу. Впервые ли помогают земной цивилизации неизвестные покровители? Не является ли неолитическая революция (не говоря уже о самом возникновении человечества) прямым результатом воздействия бионаров в отдаленном прошлом? Не означает ли это, что таинственные покровители решили: человечеству пора подняться еще на одну ступень? Безусловно, оно должно подняться само, снабженное отнюдь не готовыми знаниями, а лишь инструментом для их приобретения…
– Вот ведь! – умилялся Егор.
Неолитическая революция представлялась ему в виде штурма дворцовой решетки толпой прогрессивных земледельцев, вооруженных шлифованными топорами и бронзовыми мотыгами. В картинку временами въезжал броневик, плюющийся огнем из двух башенок; Егор гнал его прочь как явление несвоевременное. Погодите, пращуры, и до техники дело дойдет. С бионарами-то! Где уж древним ретроградам с их кое-как обтесанными рубилами и корявым дубьем противостоять натиску прогресса! Никаких шансов.
Какая революция предстоит на этот раз, Егор не знал. Хватало того, что будущее рисовалось в радужных красках. Иные люди невосприимчивы к повальному оптимизму – Егор был не из их числа. Оскорбляться инопланетной подачкой, как некоторые? Да подите вы!.. Гордецы! Обиделись: человечество, видите ли, оказалось подопытной букашкой под микроскопом. Да хоть бы и букашкой! Вам что, бионаров не хватило? Умный человек не станет обижаться на добавку ума, а скажет благодетелям спасибо, вот так-то…
Главное, чтобы добавка пошла впрок.
Глава 3
Кому до инопланетных подарков не было никакого дела, так это природе. В положенное время участились оттепели, побежали ручьи, зачирикала, чуя весну, птичья мелюзга. Самозабвенно пели коты. Сугробы съежились, обороняясь от солнца черной коркой. Егор ковырял их, разбрасывая по асфальту снег, чтобы поторопился таять и не маячил. Все шло путем.
– А, сосед! – приветствовал его Иван Неподоба. – Давно не виделись. Все трудишься?
– А ты?
– У меня день нормированный: принял, погрузил, закрылся. Теперь домой иду. Может, пузырь на двоих раздавим?
Егор подумал и покачал головой.
– Зря, – осудил Иван. – Слушай, теоретик, ты мне вот что скажи: как сейчас мусорят – больше или меньше, чем раньше?
– А почему должны меньше?
– Ну как? Интеллект-то повысился. Где раньше бросал не думая, теперь бросают с умом. А то и вовсе в урну. Нет?
– Не знаю, – вздохнул Егор. – Я ведь недавно…
– Не с чем сравнить?
– А тебе? Меньше посуды несут или больше?
– Я без работы не останусь, и не думай, – самодовольно ухмыльнулся Иван. – Как несли, так и несут. Меньше-то с чего? С ума, что ли? Так ведь умного человека в России всегда тянет выпить. Не все же такие, как ты. «Во многой мудрости много печали», слыхал?
– Приходилось.
– Не осознал, значит. Ну пока, счастливчик.
Провожая его взглядом, Егор недоуменно пожал плечами. Счастливчик? Это как сказать. Хотя да, пожалуй. У него есть цель. Пусть скромная. Не всем же кружиться в высоких материях, изобретая термояд или летая к альфе этого… Егор даже перестал крушить сугроб, тщетно силясь припомнить, как зовется непарнокопытный греческий мужик. Да черт с ним, гибридом… Не в нем дело, а в том, что у каждого свой собственный масштаб свершений. Кто-то до сих пор ищет свой путь, мается и потому несчастлив, а он, Егор Суковатов, свою тропку нашел. Осталось пройти ее, вот и все.
Как просто!
Как понятно, просто и доступно!
Сиял день, а слезящаяся снежная крупчатка искрилась так, будто сознательно притворялась алмазной россыпью. На крышах плакали погибающие сосульки. Закаленный воробей отважно купался в луже. Мальчишки пускали спички по ручью, споря, чья раньше низвергнется в коллектор. Егор зажмурился, подставив лицо солнцу. Он был уверен: оно не обидится, взглянув в рожу бывшего бомжа. Настроение было умилительное, но и ответственное. Начинался новый этап.
Когда запахло летом, Егора все-таки уволили как сезонника, посоветовав приходить снова в октябре. Порушили и дом, выкопав на его месте котлован под будущий небоскреб. Егор направил было стопы к бывшей жене, но получил пинка от ее нового сожителя. Ладно! В тот же день он устроился ночным сторожем на склад стройматериалов, решив таким образом проблему ночлега. Каморка была тесная, но с готовым топчаном, электроплиткой и местом для стопки-другой книг. Что еще человеку надо?
Раздобыв школьные учебники, он готовился к экзаменам в пищевой техникум. Один знакомый рассказал ему, что его будущая работа будет заключаться в том, чтобы стоять у резиновой ленты и наблюдать, как мимо едут творожные сырки, а чуть что – останавливать линию и вызывать наладчиков. Егор решил, что, подучившись, справится. Воображаемое движение конвейера с сырками волнующе-приятно ассоциировалось с неостановимой поступью прогресса. Сладкая мечта быть причастным проснулась и дергала Егора за невидимые миру ниточки.
– О, какие люди! – приветствовал его Иван Неподоба из-за баррикады бутылочных ящиков. – Что-то давно тебя не было видно.
– Занят был, – кратко ответил Егор.
– А чего посуду не несешь?
– Говорю же: занят. Собирать некогда.
– Ну-ну. Ты еще скажи, что и не тянет.
– Ну и скажу! – озлился Егор. – Что было, то прошло, понятно? Не все такие, как ты.
Другой бы на месте Ивана немедленно и агрессивно ощерил пасть – какие это такие?! – но Иван был мудрее, чем казался.
– Да ты никак всерьез решил, что все изменилось? – И мясистая ряшка Ивана расплылась в улыбке – поперек шире. – Нет, правда?
– А то нет?
– Ладно. – Иван огляделся и, не обнаружив на ближайших подступах никого, кто шел бы сдавать посуду, спросил в лоб: – Так что, по-твоему, изменилось? Только про термояд и альфу Козлодоя не заливай, не надо…
– Мои мозги, – угрюмо сказал Егор. – Они думают. Раньше спали, теперь проснулись.
– Кто-нибудь это оценил?
– М-м… не знаю. А зачем мне надо, чтобы ценил кто-то? Я сам для себя. Мне нравится.
– Ты еще скажи, что счастлив, – фыркнул Иван.
– А что? – заморгал Егор. – Почему нет?
– Потому что врешь ты все. Тебе надо, чтобы тебя ценили. Всем надо. Не все могут.
– Выходит, и тебе надо?
– А то как же! – подтвердил честный Иван. – Мне надо, меня и ценят. Вот сегодня откажусь принимать винную посуду или приму за полцены – обматюкают. Про себя, понятно, потому что кому охота со мной ссориться? А завтра приму за полную цену – вот и уважение. Мне хватает, веришь?
– Нет, – с сомнением сказал Егор.
– Это еще почему?
Егор морщил чело – формулировал.
– Надо вверх, – сказал он наконец. – Выше надо.
– Вот я и говорю: уважения тебе хочется. Ну ладно, пусть самоуважения. – Оказывается, Иван мог оперировать и такими словами. – Хотеть-то хочется, а можется ли? Я на бионары эти клал с прибором, потому что ничего не изменилось. Ты что, еще не въехал: всем ведь ума досталось поровну. Значит, кто был наверху, академики там всякие, тот наверху и останется, а кто был внизу, тот… ну? Догадайся с трех раз.
Слушать такое было горько и обидно. Забыв, куда шел, Егор, не прощаясь, развернулся и пошлепал назад по Мастеровой. Иван хохотал ему вслед.
– Абсолютная шкала всем до фени! – доносилось до Егора сквозь жизнерадостное ржание. – Человеку интересна только шкала относительная! Верхушка кочки или Эльбруса – все верхушка, а дно – всегда дно…
Но ведь это неправда! Неправда!
Вступительные экзамены Егор провалил.
Как он ухитрился это сделать при конкурсе в полчеловека на место, он не понял и не брался объяснить. Запомнилась только иронически поднятая бровь экзаменатора. Егор зачем-то поблагодарил и вышел с «неудом», глупо улыбаясь, не понимая и не веря.
В тот же день он напился пьян и слонялся без цели, цепляясь к шарахающимся прохожим со слезливыми признаниями, оскорбил непристойным действием цоколь какого-то памятника, вступил в оживленный диспут с милицией и заночевал в казенном доме. Наутро разламывалась голова, а синяки на теле свидетельствовали о массаже тупым резиновым предметом. Да еще предстояло выплатить штраф.
Нечестно! Не штраф и не побои – экзамены! Не всякий ведь сам догадается, что уж коли у всех абитуриентов повысился IQ, то и вопросы экзаменаторов станут сложнее! Надо было предупреждать!
Его предупредили – по месту работы. В энергичных словах. Спасибо, что не уволили сразу. Это случилось немного позднее.
Егор запил. Сволочные биороботы уменьшили его восприимчивость к спиртному. Если раньше его развозило вдрызг с бутылки «Жигулевского», то теперь требовался эликсир покрепче. Деньги начали таять. Один раз Егор вооружился арматурным прутом и пошел убивать гада Ивана, но запутался в улицах и на Мастеровую не попал.
Ночью он выл и рыдал в тряпье, заменявшее ему подушку. Ну почему мир устроен так подло? Почему людям интересна только относительная шкала и их личное место в ней? Умный – глупый. Талантливый – бездарный. Красавец – урод. Богатый – нищий. Атлет – доходяга. Инициативный – инертный. Вот что на самом деле их волнует. И давать всем поровну – несправедливо, потому что у самых низших, самых обиженных не будет никакого продвижения…
Да, наука пойдет вперед, это точно. Для того, видно, бионары и были впрыснуты. Остальное – чепуха. Разве что воры начнут работать тоньше, так ведь баланс не нарушится, потому что опера да следователи тоже получили свою долю сиреневой взвеси. Ни один человек не ушел обиженным.
И ничего не изменилось. Не ведая об Экклезиасте, Егор приходил к тому же выводу: что было, то и будет.
Он мог бы понять это раньше, если бы не был так увлечен своей кажущейся эволюцией. Разве кто-нибудь, исключая наблюдателя жизни Ивана Неподобу, стал разговаривать с ним охотнее, чем раньше? Разве не внушал он по-прежнему брезгливое неодобрение? Разве хоть одна женщина посмотрела в его сторону с интересом?
Зачем живешь? Кому нужен? Для чего все это? Какой смысл?
Наплакавшись вдоволь, Егор принимался скрежетать зубными пеньками. Потом вставал с топчана, пинал книги и, покинув пост, тащился к круглосуточному магазину. Там было то, в чем он нуждался.
От контейнера к контейнеру. От урны к урне. Возле скамеек проверить сугубо. И в кустах. Ага, вон на автобусной остановке мужик башку задрал, пиво пьет… успеть бы, пока конкуренты не набежали. Евробутылка. Почти рупь.
Сентябрь природа выделила не в подарочном варианте. По утрам, в самое добычливое время, в приземном слое висели синие от холода туманы. В ужасе жухла листва. Теоретически приближалось бабье лето с его щедрыми на солнце днями, но пока сверху не то сеялась, не то просто висела в воздухе холодная морось. Она липла к нелепой фигуре, что, шаркая ногами и не замечая луж, брела неведомо куда. Иногда фигура останавливалась, скрючившись и держась за бок. Егор Суковатов обходил свою территорию.
Круг замкнулся.
Возможно, он не был кругом, а был витком спирали, но это уже не интересовало Егора. Сегодня он выспался в теплом подъезде и уже почти набрал посуды на личный прожиточный минимум. Ничто другое его не интересовало. До холодов было еще далеко, а значит, все шло путем.
– Бракованная, – объявил Иван, ощупав горлышки пивных бутылок и отставив одну в сторону. – С выколкой. Второй раз ее приносишь. Принесешь еще раз – получишь в репу. Винные сегодня не беру – тары нет. Итого одиннадцать штук.
– Винные, – гугниво пробубнил Егор.
– Чего-о?
– Возьми за полцены.
– Сказал уже – тары нет.
– Полцены, – ноюще прогнусавил бомж.
Он явно нарывался. Издав нутряной рык, Иван обозначил было движение в сторону надоеды, как вдруг что-то хлопнуло у него над головой, как хлопает разбившаяся лампочка. Кудрявое облачко, на сей раз не лиловое, а изумрудно-зеленое, чуть подсвеченное изнутри, вспухая и разрастаясь, быстро обволокло приемщика, сдатчика, штабеля ящиков и, перестав быть видимым, впиталось в городской воздух.
– И не надоест им! – подивился вслух Иван.
Затем он сморщил нос, прислушался к внутренним ощущениям и передернулся. Покосился на бомжа.
Внутри обоих что-то происходило.
Иван чихнул. Егор удержал чих, чтобы тот не отозвался очередным приступом рези в кишках.
Иван подозрительно посмотрел на Егора. Тот никак не реагировал. Приобретенный интеллект был тому причиной или приобретенный опыт – какая, в сущности, разница? Даже для дебила одного урока бывает достаточно. Смотря какой урок.
– То-то же, – сказал Иван удовлетворенно. – Значит, получи за одиннадцать и гуляй отсюда рысью. Уловил? Не слышу.
– Винные за полцены, а? – упрямо бормотал бомж.
Быть проще
Неживому сюда хода не было – в подземных галереях роботов плющило в титановые блины, опрокидывало в чаны с кипящей кислотой, плавило в спонтанно возникающих высокочастотных полях, вмораживало в глыбы твердого воздуха, било молниями, простыми и шаровыми. Для человека подземелье готовило иные сюрпризы.
Во-первых, оно разговаривало с ним. Во-вторых, в отличие от робота, очень удачливый человек теоретически мог избежать смертельных ловушек и дойти до цели. Во всяком случае, подземелье сообщало об этом всякому входящему. Лгало оно или говорило правду, до сих пор оставалось невыясненным – за сотни лет ни один вошедший еще не вернулся назад живым подтверждением сказанному.
Правда, кое-что было известно и так. Легенда, считавшаяся правдоподобной, говорила о том, что давным-давно, более двух тысячелетий назад, когда отравленная до предела Земля перестала поддерживать существование живых существ и более обеспеченная часть населения предпочла покинуть ее, предоставив менее обеспеченной части вымирать естественным порядком, некий эксцентричный триллионер, входивший в тройку самых богатых людей обитаемой Вселенной, обратил половину своего состояния в неисчислимые вещественные сокровища, скрыв их в толще скандинавских гранитов. Вторая половина триллионов пошла на создание пресловутой пещеры Али-Бабы, куда более совершенной, нежели та, что была выдумана невежественными арабскими сказителями. Зачем – вопрос без ответа на уровне логики. Быть может, только для того, чтобы люди когда-нибудь вернулись на Землю. Согласно той же легенде, сам триллионер эмигрировать отказался.
Подземелье, если ему верить, жило своей жизнью, углубляя и перекраивая себя. Топография ходов менялась, пропадали старые ловушки, и возникали новые. Чертежи, если бы их и удалось передать на поверхность, были бесполезны.
Взломать? Пытались, и не раз. Как правило, подземелье уничтожало взломщиков, доказывая тем самым, что умеет убивать не только внутри себя. Гибли механизмы и люди, плавились стенки прорубленных штолен. Подземелье вовсе не объявляло себя всесильным в грубом лобовом противостоянии и, наверное, способ взлома все же существовал. Но искать его перестали после того, как было получено внятное предупреждение: в крайнем случае подземелье уничтожит самое себя.
Вместе с сокровищами.
Снаружи бушевала радиоактивная метель. Где-то позади остался космический челнок, лишь писком радиомаячка обнаруживая свое присутствие. Челнок был взят напрокат, заложенная в него программа приказывала ему взлететь и лечь на обратный курс в том случае, если пилот не вернется на борт спустя трое суток.
Зев пещеры оказался узок и высок, как готическая арка. Защитное поле пропустило человека, счистив с него радиоактивную и химическую грязь. Человек усмехнулся: сколько раз он наблюдал это в записи! Он замедлил шаги. Теперь должен был зазвучать Голос подземелья, очень хорошо знакомый ему Голос, многократно проанализированный всеми мыслимыми способами, но не давший и подобия ключа к разгадке. Да и могло ли быть иначе? Возможно, создатель подземелья и был сумасшедшим, но он не был дураком.
И Голос раздался – надтреснутый, похожий на стариковский. Большинство экспертов сходилось во мнении, что подземелье подстраивалось под тембр своего давно умершего и истлевшего создателя.
– Стой.
Человек послушно остановился. Как многие другие, вошедшие сюда до него. Все было правильно.
– Ты желаешь богатства?
Ненужный, чисто ритуальный вопрос. Человек ответил утвердительно. Если бы он сказал «нет», подземелье просто не пропустило бы его дальше. Такое изредка случалось.
– Ты готов рискнуть?
– Да.
И опять ненужные слова. Многие, очень многие хотели рискнуть. Правда, некоторые из них поворачивали назад, услышав предупреждение.
– Ты видишь черту на полу?
– Только ее и вижу, – честно ответил человек. Мерцающий туман за чертой, несомненно, удерживаемый каким-то полем, мешал увидеть глубину подземелья. До сих пор все попытки локации оказывались безуспешными. Что ж, везде свои правила, а хозяин – барин…
Главное, чтобы игра шла по правилам. Без шулерских штучек.
– Скоро увидишь и остальное. Но прежде чем пересечь черту, ты должен оставить здесь все оружие, все инструменты, связные и сканирующие устройства любого типа. Нарушение этого правила карается немедленной смертью. Ты понял?
– Нет ничего такого, даже имплантированного, – сказал человек. – Только одежда и фонарик.
– Фонарик можешь оставить при входе, – милостиво разрешил Голос. – Он не пригодится.
Новость. В тех записях, что человек внимательно изучил перед тем, как отважиться на попытку, подземелье ничего не говорило соискателю об источниках света. А его вот предупреждает… Одно из двух: либо внутри достаточно светло, и тогда выходит, что подземелье симпатизирует ему, раз дает подсказку… либо оно лжет.
– Не бойся подвоха, – сказал Голос. – Я играю честно.
– Ты читаешь мысли? – с беспокойством спросил человек.
– Нет нужды. Я вас хорошо знаю. Слушай правила игры: ты идешь и находишь то, что тебе нужно. Я мешаю тебе, используя базовый набор средств и не придумывая специально для тебя новых приемов. Двигаться можно только вперед. Если после пересечения черты ты повернешь назад, я уничтожу тебя немедленно. Если ты повернул или почему-либо не дошел – ты мертв, и игра заканчивается. Если ты добрался до хранилища, игра также заканчивается, но уже твоей победой, и ты получаешь право опустошить хранилище…
– Только право или и возможность тоже? – перебил человек.
– Здесь права гарантированы. Сейчас у тебя есть право попытаться. Ты принимаешь условия игры?
Еще бы не принять! Три года подготовки, груды видеозаписей, сотни часов на имитаторе, психотренинг, искусственно подстегнутые рефлексы, сильные и сухие, как у йога, мышцы… А главное, исчерпанный банковский кредит и невозможность выбиться из нищеты иным способом. Даже деньги на аренду челнока пришлось занять у друзей, обманув их насчет целей займа – кто же согласится кредитовать самоубийцу!
Еще три года назад он знал, что в конце концов явится сюда и скажет «да». Но только теперь по спине побежал холодок.
– Я хочу задать вопрос, – сказал человек. – У меня действительно есть шанс?
Ему показалось, что в глубине подземелья кто-то хихикнул.
– У тех, кто вошел сюда до тебя, тоже был шанс. Задача имеет решение, это все, что я вправе сообщить. И у гроссмейстера можно выиграть. Теперь решайся или уходи. У тебя одна минута.
– Я согласен.
Как вниз с обрыва, не видя дна. Короткая дрожкая судорога – и спокойствие. Нормальная настороженность и уверенность в конечной победе. Будь проще, здесь некогда раздумывать. Действуй, не колеблясь. Убей в себе страх – он союзник твоего врага.
Человек пересек черту на полу. Теперь он был невидим для тех, кто мог бы наблюдать за ним с той стороны черты. Если бы там кто-то и остался, он ничем не смог бы помочь, как уже не могли помочь просмотренные видеозаписи предыдущих попыток. Так входили в подземелье его предшественники. Входили, надеясь только на себя. И не возвращались.
Человек не дерзнул сделать шаг назад, но пощупал рукой. Позади была твердая, скользкая на ощупь стена. Назад хода не было.
Что ж, все по правилам…
Почему-то казалось, что силовая стена, отделившая его от внешнего мира, должна быть непременно прозрачной с этой стороны. Как издевка подземелья: мол, смотри, запоминай напоследок… На миг захотелось обернуться, но человек сейчас же отогнал неуместное желание. Вряд ли любопытные живут здесь долго. Ежесекундно готовый отпрянуть, ускользнуть, обмануть ложным движением, он сделал шаг, другой…
Здесь не было мерцающего тумана. Пещера суживалась, превращяясь в прихотливо изогнутый туннель с гладкими стенами. Стены неярко светились; иногда по ним пробегали радужные сполохи. Да, фонарик действительно не нужен…
Третий шаг. Четвертый. Пя…
Первая ловушка была явно рассчитана на круглого дурака: огромнейший чугунный молот весом, наверное, в тонны в две, почти не замаскированный, падал сверху, стоило жертве наступить на определенный квадратик мозаичного пола. Падал он с важной медлительностью, и только паралитик не успел бы отскочить в сторону.
Удержанный неизвестно чем, молот не коснулся пола. Завис как бы в нерешительности, затем пошел вверх и втянулся в распахнувшийся в потолке люк.
– И это все, на что ты способен? – с усмешкой спросил человек.
Голос молчал.
Пожав плечами, человек двинулся дальше. Если здешние ловушки все такие… Нет, конечно же, нет! Подземелье элементарно усыпляет бдительность. Старые штучки. Надо думать, одна-две следующие ловушки будут столь же несерьезными, зато потом – держись! И вовремя реагируй. Жди подвохов. Будь иначе – кто-нибудь уже давно добрался бы до хранилища.
Узнать бы: что в нем? Если металлы типа золота, платины или, допустим, трансуранидов, то их сегодняшняя рыночная стоимость никак не исчисляется триллионами – в лучшем случае сотнями тысяч. Тоже неплохо, конечно, но… не то. А если там драгоценные камни, то и того хуже – дешевка по нынешним временам. Время идет, технологии развиваются…
Иное дело – сокровища искусства. Вряд ли сумасшедший триллионер был настолько слабоумным, чтобы не понимать, какие виды сокровищ со временем обесцениваются, а какие, напротив, дорожают и дорожают.
Или, например, древние тайные знания. Легенда гласит, что тот триллионер прожил двести лет. Врет, наверное. А если не врет?.. Рецепт долголетия стоит триллионов. Ну что такое сегодняшние сто двадцать лет средней продолжительности жизни? До обидного мало. Продавать желающим лишние восемьдесят лет да еще прослыть при этом благодетелем рода человеческого – ого!..
Шаг. Еще шаг. Еще…
Одиннадцать шагов обошлись без сюрпризов. На двенадцатом из стены выскочил тонкий хлыст, свистнул низко над полом.
Человек подпрыгнул чуть позже, чем следовало, но все же не фатально поздно. Описав круг, хлыст мгновенно втянулся в стену, а на мозаичный пол мягко упал аккуратно срезанный ломтик подошвы. Человек мысленно чертыхнулся: все-таки задело… Страшно было подумать, что случилось бы с ним, опоздай он подпрыгнуть. С той же легкостью срезало бы ноги. Лежал бы здесь, корчась, истекая кровью, исходя бессмысленным криком… Нет сомнения: некоторые из соискателей погибли уже здесь.
Правда, нигде не видно останков расчлененных неудачников – ну так что с того? Наверняка квазиразумное подземелье само заботится о поддержании чистоты внутри себя. Денег на него было ухлопано предостаточно. Кроме того, груды останков предыдущих соискателей недвусмысленно указывали бы последующим на опасные места.
Секунда – и новый хлыст рассек воздух выше предыдущего. Рефлексы оказались быстрее разума и сработали правильно: не пытаться перепрыгнуть, а упасть ничком, пропустив хлыст над собой. Сейчас же мозаичный пол начал крениться, как палуба судна, попавшего в шторм. Большой фрагмент пола быстро поворачивался на шарнире, готовясь сбросить человека в открывшийся черный провал. Что там внизу – кислотная ванна? вращающийся шнек мясорубки? бездонный колодец, в который падать и падать, воя от ужаса? Если бы человек и успел подумать об этом, то его мысли все равно не имели бы никакого значения.
