Он исчез. Исчезли и декаденты. Но, боже мой, какая буря упреков, какой океан слез опрокинулся на меня. До тех самых пор, пока декадентство не облиняло, я, как пария, был лишен огня, пищи и супружеского ложа.
Теперь, господин адвокат, я бунтую во второй раз, и бунтую окончательно.
Слыхали о скетинг-ринге? Слыхали? Стало быть, вы поймете.
В один прекрасный зимний день жена пробегает газету и говорит мне:
– Знаешь, Фопс (меня, собственно, зовут Фомою, – имя, правда, немного мещанское, а жена переиначила его в Фопс. По-моему, гораздо хуже выходит. Что-то собачье: не то Мопс, не то Фокс?..). Знаешь, теперь все катаются на деревянных коньках. Отчего бы и тебе не заняться этим благородным спортом?
У нее всегдашняя манера – приступать к моим мучениям с самым нежным и ласковым видом, но я наперед знаю, что решение ее – как железное. Протестую, – но без малейшего успеха. Едем на скетинг-ринг. Круглый, гладкий, как лед, манеж, а в местах для зрителей – пропасть публики, и, что всего обиднее, половина из них – наши хорошие знакомые, со многими из которых я имею солидные деловые связи. На манеже молодые люди обоего пола бегают и крутятся, как сумасшедшие, на коньках с колесиками. Грохот невыразимый! «Ну, думаю, попал я в переделку!» На ноги мне, не щадя моих мозолей, пристраивают такие же коньки, вывозят меня на середину манежа и оставляют одного. Пробую сделать хотя малейшее движение вперед, но чувствую, что сию же секунду упаду. Вообще чувствую себя, как щенок на льду. В это время мимо меня вихрем проносится отчаянный гимназист – шапка набоку, непозволительные кудри и лицо в прыщах. От быстроты его движения и грохота его коньков я теряю равновесие и – хлоп! – растягиваюсь ничком во всю длину моего тела. Ругаюсь в душе, пробую встать. Но едва только начинаю с четверенек переходить в вертикальное положение, как снова – бац! – и снова лежу, но уже вверх животом. Видели когда-нибудь навозного жука, положенного на спину? Так это был я. И, весь красный от стыда и усилий, слышу вокруг чудовищный смех.