Александр Куприн
Париж и Москва
И москвич также непоколебимо сознает, что прекраснее города, чем Москва, нигде не сыщешь. Москва – всем городам голова. Провинция для него – деревня. Только на Петербург он свысока и недружелюбно кивает головой:
«То у вас в Питере, а то у нас в матушке Москве».
И, конечно, в Питере все оказывается хуже… Но это уже старый спор, старая обида порфироносной вдовы против царицы.
Р. S. Пишу почти накануне «Réveillon»[1]. За стеклами булочных и кондитерских уже выставлены традиционные пирожные, сделанные под каминное полено.
А в Москве в эту пору, бывало, лежали в ярко освещенных витринах невинные белые ростовские поросенки в заливном виде, с самодовольной улыбкой на морде и с веточкой зеленой петрушки во рту.
В ночь с 24 на 25 декабря настоящему парижанину полагается гулять напролет до утра. Коренной москвич садился обедать после всенощной при первой звезде «вифлеемской» – начиная с кутьи и грушевого взвара.
А в окнах, кое-где, в разных этажах, сквозь спущенные занавески, уже сияли туманными золотистыми гроздьями огни свечей на елках…
Когда все это было? Точно сто лет назад. Да и было ли?
