Святая ложь – Александр Куприн

Судьба человека во многом зависит от его характера. Наши действия, мысли и чувства не являются лишь результатом рационального отклика на реальную ситуацию, а в большой степени определяются специфическими чертами характера. Однако, характер (в отличие от темперамента) не является величиной постоянной и подвержен изменениям. И это даёт надежду на возможность изменения человеком и всей своей судьбы. Но без огромной работы над собой здесь сложно обойтись, одних только мечтаний явно недостаточно. Ведь чудеса, как правило, делаются своими же руками… Герой этого пасхального рассказа – слабый, робкий, безответный и не обладающий особыми талантами человек. Иван Семенюта, выросший в женском окружении, всегда был козлом отпущения, отвечая за чужие проступки. В гимназии его «довольно часто и основательно секли» за шалости одноклассников. Подобное же невезение ожидало Ивана и во взрослой жизни. С трудом (лишь благодаря усилиям престарелой матери) раздобыв место писаря в казённой палате, он «со всем усердием и неутомимостью, которые ему были свойственны, влёг в лямку тяжелой, скучной службы». И наконец-то герой почувствовал себя счастливым. Но в казённой палате неожиданно произошла кража, в которой был обвинён, конечно же, Семенюта. Ивану всё-таки в какой-то мере повезло, что не стали впутывать в это дело полицию, но работу он потерял. «Вот уже три года как Семенюта живет дикой, болезненной и страшной жизнью. Он ютится в полутёмном подвале, где снимает самый тёмный, сырой и холодный угол». Стыдясь признаться во всём матери, Иван четыре раза в год старается «встряхнуться и сбросить с себя запущенный вид. Это на Новый год, на пасху, на троицу и на тринадцатое августа». «Этот робкий, забитый жизнью человек всегда во время коротких и редких визитов к матери держится развязного, независимого тона, бессознательно подражая тем светским „прикомандированным“ шалопаям, которых он в прежнее время видел в канцелярии». Он рассказывает матери сказки о своих успехах и блестящих перспективах на службе. Врёт он «развязно и небрежно», порой вступая в противоречие с тем, что говорил прошлый раз, но не замечает этого. «Замечает мать, но она молчит. Только её старческие глаза становятся всё печальнее и пытливее».«Когда же судьба покажет Семенюте не свирепое, а милостивое лицо? И покажет ли?»И дальше начинает мечтать сам автор рассказа. Почему бы настоящему вору, из-за которого пострадал Семенюта, вдруг не признаться в содеянном? И пошлёт тогда начальник за Иваном, «выведет его рука об руку перед всей канцелярией и … попросит у него публично прощения, и пожмёт ему руку, и, растроганный до слёз, облобызает его». И «никогда старушка не намекнёт сыну на то, что она знала об его обмане, а он никогда не проговорится о том, что он знал, что она знает. Это острое место всегда будет осторожно обходиться».

Этот замечательный рассказ, Куприн написал в 1914 году. Замечательный, потому что, сильно, остро, эмоционально, волнительно и чего уж … реветельно. Нет такого слова? Будет.

Семенюта Иван Иванович с малых лет не имел подарков от судьбы, фортуна обходила его стороной… за километр, не меньше. Будучи тихим, робким и забитым мальчиком он, так получалось, всегда тянул лямку… а за того козла, козла отпущения.

За разбитые стекла, за набег на соседские огороды, за… за, то к чему причастным не был.

Его секли, били в лоб, сажали в карцер, орали:

«– У-бо-ище!.. Ар-ха-ро-вец!.. Ос-то-лоп!..»

Везло ему оказываться не в том месте не в то время.

Кое-как окончив шесть классов, если бы не слезы матери, гулять бы ему с волчьим паспортом, он получил аттестат.

Лишь только через год ему нашлось место песца в казенной палате, опять же, стараньями любезной маменьки.

Семенюта наконец-то был счастлив:

«скромная комнатка, вроде скворечника, на самом чердаке, обед за двадцать копеек в греческой столовой, свой чай и сахар. Теперь он не только мог изредка баловать мать то яблочком, то десятком карамель, то коробкой халвы, к концу года даже завел себе довольно приличный костюмчик и прочные скрипучие ботинки».Раньше всех он ходил на работу, позже всех уходил и начальство, опять же заметило его усердие, и он подрос в должности и не раз, но… коварное но и судьба-злодейка, в обнимку с человеческой подлостью … подставили молодца.

Счастливая, сытая жизнь закончилась и непьющий, когда-то, Ивашка, без саночек… покатился с горы…Конкордия Сергеевна, вдовая мать Семенюты, мне понравилась, в первую очередь, своей мудростью, по отношению к сыну взрослому. В юности же, ее мягкость по отношению к нему, была излишней и отсутствие отца сказалось. Но ныне, когда и без слов, его облик говорил, кричал, выдавал, что и как… поведи она себя, по-другому… слушая его глупую ложь и бахвальство… укори его, в чем-то и скатился бы сынок еще ниже, но:

«никогда старушка не намекнет сыну на то, что она знала об его обмане, а он никогда не проговорится о том, что он знал, что она знает».

А швейцары, они всегда швейцары. Рекомендую!

Женщинам не надо рассказывать, как болезненно мы воспринимаем неудачи наших взрослеющих детей…

А дитя, в свою очередь тоже знает- не надо расстраивать мамочку. Так заплетается кружево «святой лжи».Иван Семенюта- невезучий, хоть и порядочный молодой человек. Буквально мишень для всех шишек, и в гимназии, и на дальнейшей службе. Но в большой праздник, начистив худые сапоги, побрившись и захватив апельсинчик, он отправляется во вдовий дом навестить мать. Навестить и разыграть перед старушкой маленький семейный спектакльчик. Ведь ещё две сестры, хлебающие горе с мужьями-алкоголиками и тунеядцами....Нет,нет, Ваничек-умница, опора и надежда всей семьи! И скоро счастье и благополучие неминуемо обрушатся на них, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить…– Ничего. Выдержим, маман!

Да только материнское сердце-обманешь ли…P.S. Замечательная маленькая трагикомедия. Почему-то очень запомнилась цитата:…он не сразу заметил маленького директора, сидевшего за роскошным письменным столом, точно воробей на большом блюде.и ещё:

– Так-то, Никитушка, – говорит ласково Семенюта. – Жить еще можно… Не надо только отчаиваться… Эх, надо бы тебе было гривенничек дать, да нету у меня мелочи.

– Да будет вам, – пренебрежительно роняет швейцар. – Я знаю, у вас все крупные. Идите уж, идите.