Александр Каневский
Человек с того смеха
ГЛАВА ВТОРАЯ
РАССКАЗЫ-КОРОТЫШКИ
ОН И ОНА
Он был юн и безрассуден. Она – молода и прекрасна. В нём кипела кровь. Она мечтала о принце. Он увидел её. Она увидела его.
И пришла любовь.
Целый год они были счастливы. Вместе ели, вместе спали, вместе по утрам плавали в реке. Они не верили в Бога, но тайком молили его продлить это счастье до конца их жизни.
Но однажды он обидел её. Она в ответ обидела его. Он хлопнул дверью. Она, вслед ему, разбила об эту дверь тарелку.
И пришла ненависть.
Она написала жалобу в его дирекцию. Он оскорбил её прилюдно. Она вывезла из квартиры свои вещи. Он повесил объявление о продаже квартиры. Она назло ему вышла замуж. Он назло ей женился.
Они вили новые гнёзда, растили детей, устраивали семейные вечеринки, ездили за границу, имели любовников и любовниц, благоустраивали свои дачи, оздоравливали там внуков…
И пришла старость.
Она страдала от ревматизиа. Он сдавал анализы. Она возмущалась маленькой пенсией. Он писал жалобы на соседей. Она осуждала молодое поколение. Он протестовал против рока… И только во время мучительных бессонниц, оба вспоминали то единственное, что явилось оправданием их прихода на эту Землю – вспоминали свою Любовь. И вспыхивал румянец на увядших щеках, и синхронно стучали их сердца, и тянулись руки друг к другу… но все это уже в разных постелях, в разных городах, в разных жизнях.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
…Баю-баюшки-баю
Не ложися на краю…
Баю-баю, баю-бай,
Поскорее засыпай…
Спи, моя маленькая девочка!.. Пусть тебе приснится твой старый плюшевый зайчик, которому ты подрисовала усы, и он стал похож на грузина… Пусть весёлый разноцветный попугай влетит из твоего детства в твой сон и обляпает тебя своей радугой. Пусть сердитый серый волк примчится к тебе утром и унесёт тебя к себе. И папа будет счастлив.
– Счастлив?
– Да. Потому что когда ты миришься с мужем, папа очень радуется. Но и немножко радуется, когда ты с ним ссоришься.
– Почему?
– Потому что тогда ты идёшь не к подругам, не к маме в её новую семью, а прибегаешь в нашу старую, запущенную квартиру, ложишься на свою маленькую тахтушку и слушаешь песенку, которую я пел тебе в твоём детстве:
Баю-баю, баю-бай,
Поскорее засыпай…
Придет серенький волчок
И ухватит за бочок…
– Папа, а он точно придёт?
– Конечно. Это только женщины уходят, а мужчины возвращаются. Придёт твой волк и заберёт тебя. И я опять буду молить бога, чтобы у вас не было ссор, и тайком надеяться на одну, не серьёзную, самую маленькую, потому что тогда ты снова прибежишь к папе, и я спою тебе твою любимую песенку:
Баю-баю, баю-бай,
Поскорее засыпай!..
Спи, моя взрослая маленькая девочка. Спи!..
ПЛОТЬ ОТ ПЛОТИ
Наконец, я выкроил минутку и забежал к маме. Посыпались обычные упреки.
– Я не требую, чтобы ты заходил, коль тебе некогда. Но позвонить хоть раз в неделю ты всё-таки можешь?!
Я взорвался:
– Ты думаешь, к тебе легко дозвониться?.. Твой домашний телефон всегда занят. Вот смотри!
Я снял трубку и набрал номер её телефона. В трубке раздались отрывистые гудки.
– Убедилась?.. И на работе тебя никогда нельзя застать. Не веришь? Пожалуйста!
Я набрал номер маминого рабочего телефона и попросил позвать её. Мне ответили, что её нет.
Я смотрел на маму с торжествующим видом. Она сидела подавленная и растерянная. – Ладно, не звони. Заходи, когда сможешь.
Я вернулся домой часов в семь. Дочери ещё не было.
Когда она пришла, я сердито сказал ей:
– После школы полагается идти домой. А если ты до вечера сидишь у подруг, то хоть позвони – ведь я волнуюсь.
Дочь широко раскрыла свои огромные глаза.
– Что ты папа! Я вовсе не сижу у подруг. Можешь проверить.
Она набрала номер своей одноклассницы и попросила позвать себя. Ей ответили, что её нет. Она позвонила второй подруге, затем третьей…
Её у них не было.
Я смотрел на свою дочь и думал: мое дитя, плоть от плоти.
Почему-то стало грустно.
ПОТЕРЯЛ УВАЖЕНИЕ
Разговор шёл нелицеприятный, прямой, откровенный. Так умеют говорить только настоящие мужчины, спаянные общим делом.
Ему честно высказали всё, что о нём думают: что он увиливает от дела, подводит товарищей, спихивает свои обязанности на других.
Он пытался оправдываться, лепетал что-то про семью, про детей, про слабое здоровье.
Ему резонно отвечали, что у всех семьи, у всех дети, и все не геркулесы – но никто, кроме него, не дезертирует.
Он обещал потом, в другой раз выполнить свою норму, но видел в ответ презрительные улыбки. Здесь не верили пустым обещаниям, здесь человека оценивали не по словам, а поступкам. Это был сплочённый, крепкий коллектив, потерять уважение которого было самым страшным. А он потерял. Его не уважали. Ему об этом прямо заявили, все подряд.
Он понял, что надо срочно что-то предпринять, чтобы вернуть уважение товарищей.
Он взял себя в руки.
Он собрал последние силы.
Он выпил.
Его опять зауважали.
НЕОКОНЧЕННАЯ ЭПИСТОЛЯРНАЯ ПОВЕСТЬ
ПИСЬМО ПЕРВОЕ
В редакцию газеты «Доброе утро»:
«Уважаемый господин редактор!
Прошу через вашу газету передать мою сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с пятидесятилетием.
М. Ткачук.»
ПИСЬМО ВТОРОЕ
В редакцию газеты «Доброе утро»:
«Уважаемый господин редактор!
Прошу выплатить мне гонорар за опубликованную в вашей газете сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с пятидесятилетием.
М. Ткачук.»
ПИСЬМО ТРЕТЬЕ
В редакцию журнала «Человек и закон»:
«Уважаемый господин редактор!
Прошу через ваш журнал передать мою сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с благополучным окончанием судебного процесса над редакцией газеты «Доброе утро», отказавшейся выплатить мне гонорар за опубликованную в их газете сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с пятидесятилетием.
М. Ткачук.»
ПИСЬМО ЧЕТВЁРТОЕ
В редакцию журнала человек «Человек и закон»:
«Уважаемый господин редактор!
Прошу выплатить мне гонорар за опубликованную в вашем журнале сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с благополучным окончанием судебного процесса над редакцией газеты «Доброе утро», отказавшейся выплатить мне гонорар за опубликованную в их газете сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с пятидесятилетием.
М. Ткачук.»
(Продолжение следует)
НАСТОЛЬНЫЙ КАЛЕНДАРЬ
В конце каждого года я меняю настольный календарь, вставляю новый. А старый, исписанный вдоль и поперёк, выбрасываю в корзину. Но не сразу. Сперва перелистываю его, вспоминаю дела и заботы минувшего года.
Н-да… Много замыслов – мало свершений. С первых же чисел января повторяется запись: «В понедельник сесть за диссертацию». И каждый раз откладываю до следующего понедельника… Много юбилеев, банкетов, дней рождений – три-четыре в неделю. А вот «Зайти к маме» – не так уж часто, раз в месяц, не больше. Нехорошо!.. А записывать маму в календарь – хорошо?..
О, сколько женских имен… Часы свиданий… Одно имя не повторяется более двух-трёх раз. А что это в скобках?.. «Поля – касс», «Таня – инж.»?.. Вспомнил: «Поля – кассирша», «Таня – инженер». Чтобы не перепутать… Часто заказываю такси, почти каждый день. Скоро совсем разучусь ходить. Не случайно – названия лекарств, телефоны врачей… Записи, которых раньше никогда не было в моих календарях: «Аптека», «Поликлиника», «Медсестра». Двигаться надо больше, двигаться!.. О, наконец: «Пойти в бассейн». И снова перенесено на понедельник… Опять: «Сесть за английский». Это уже в апреле. Там же: «Позаниматься спортом». А вот зачастила фамилия Градов. «Выступить против Градова», «Выдать Градову», «Раздолбать Градова»… Что-то раньше я не был таким кровожадным. А ведь когда-то мы с ним даже дружили.
С мая ворвалась запись «Автоинспекция». Это я машину купил. Теперь часто повторяются: гараж, тест, страховка… И слов таких раньше не знал!.. Как много заседаний, обсуждений, просмотров. Вот где время гробится!.. «Пойти с Машей в театр на детский спектакль». Это любимая племянница. Так и не пошёл. «Договориться с преподавателем английского». Это уже опять в октябре.
А может, взять и круто всё повернуть?! Продать машину, не ходить на вечеринки и совещания, по вечерам у мамы пить чай со сладким клубничным вареньем, встретить девушку, одну, единственную, жениться, вместе ходить в бассейн, помириться с Градовым, заняться спортом, сесть за диссертацию…
Обязательно. Немедленно! Не откладывая!!! С понедельника.
ПРИДЁТ ИЛИ НЕ ПРИДЁТ?
У Филимонова явно испортился характер, он стал раздражительным, грубым, скандальным. Все считали, что дело в возрасте, в гипертонии, в больной печени… Но причина была в другом: он стал чаще думать о смерти. Причём, его не так тревожила сама смерть, как мысль о том, что провожать его будет мало людей. А ему так хотелось шумных, торжественных похорон. Он всё время об этом думал, стал хмурым, раздражительным. Впиваясь взглядом в каждого сотрудника, прикидывал: а этот придёт или не придёт проводить в последний путь?
Однажды ему приснился странный сон: он видел свои похороны и как бы со стороны наблюдал и комментировал:
«Котенко, конечно, не пришёл – как же, ведь он теперь шишка: завотдела. Станет он из-за простого референта тратиться на цветы – скупердяй страшенный, когда умрёт, велит себя голым похоронить, чтоб одежду сэкономить… А вот Лидия Михайловна пришла. Секретарша, малооплачиваемая, стерва, зануда, а пришла, принесла самый большой венок… А Митька, сука, тоже не явился, в последний путь проводить не пришёл, гад, а я ещё его в нашу фирму устроил! Какой лицемер! При жизни «Сю-сю-сю, ля-ля-ля… Пойдём выпьем, я угощаю»… Ты не угощай, ты прояви уважение ко мне, когда меня нет, чтоб я в гробу тебя видел, вернее, из гроба, поддонок!.. Обидно, что не могу ему уже всё высказать… Почему не могу? Это сейчас во сне не могу, а проснусь, и всё скажу! И лестницу которую я ему на дачу одолжил, заберу, пусть на своей, расшатанной, шею сломает!..»
После этого сна Филимонов пришёл в офис и, к великому удивлению секретарши, вручил ей цветы.
– Простите, букетик маленький, увы, сейчас денег нет… Но на венок вам насобираю, слово чести… Не меньше, чем ваш будет…
Потом оскорбил Митьку, нахамил Котенко, поругался со всеми, высказал им всё, что о них думает, расстроился и умер. За последние месяцы он всех просто извёл, поэтому ему быстро организовали похороны, заказали огромный венок и провожали всем отделом, чтоб убедиться, что теперь точно будет тихо.
А он лежал и радовался: все пришли!
КРУГОВОРОТ
В моей квартире завелась моль. Она летала стаями по комнатам и поедала всё меховое и шерстяное. Я просто извёлся: и порошком сыпал, и химикаты разбрызгивал – ничего не помогало. Тогда друзья посоветовали мне завести жаб, мол, поедят не только саму моль, но и её личинки. Я послушался и завёл. Действительно, моль исчезла, но жабы развелись в таком количестве, что жить в квартире стало невозможно.
– Нужны цапли, – подсказали мне друзья.
Я завёл цапель. Через несколько дней последняя жаба в ужасе выпрыгнула с восьмого этажа. Но теперь я не мог избавиться от новых квартирантов: цапли оказались очень привязчивыми созданиями. Они заполонили ванну и весь день плескались в воде. Я выгонял их за дверь – они влетали в окна. Я закрывал окна – они толпились на балконе и барабанили клювами в стекло.
– Заведи ружьё, – посоветовал мне знакомый охотник, – их легко отогнать выстрелами.
Я купил двустволку, каждые полчаса выставлял дула в форточку и бабахал из обоих стволов. После каждого выстрела цапли, действительно, взмывали в небо, но соседи стали жаловаться, что я не даю им спокойно жить. Чтобы уменьшить звукопроводимость, я купил ковры и развесил их на всех стенах. От такого количества ковров сразу появилась моль.
– Заведи жаб, – посоветовали мне друзья.
СКВОЗЬ СТЕНКУ
Мы недавно квартиру получили. Маленькая, но светлая: к нам солнце сквозь дырки в крыше проникает, загораем, не выходя из дому. Но не думайте, что у нас жарко. Нет! Квартирка прохладная, ветер сквозь стенки продувает, кондиционер не нужен. А то, что в полу дырки имеются, так это даже хорошо: мы через них по утрам перепрыгиваем, вместо зарядки.
Очень мы этой квартирке рады, покидать не хочется. Поэтому решили встречать Новый год дома, всей семьёй у телевизора. Но не повезло: только началась новогодняя передача, исчез звук. Дочь пульт проверяет, сын по телевизору ладонью похлопывает – ничего не помогает: на экране Киркоров рот открывает, а звука нет. Жена чуть не в слёзы, а я спокоен.
– Ничего страшного, – говорю, – это он Орбакайте изображает, – и соседу в стенку стучу. – Лёва, – прошу, – сделай у себя звук погромче.
Через секунду все радостно заулыбались – мы у себя Киркорова видим, а из-за стенки его голос звучит.
– Спасибо, – говорю, – Лёва, хорошего тебе Нового года!
– Хорошего мало, – отвечает сосед, – потому как в моём телевизоре экран погас.
– Выходит, у меня телевизор оглох, а у тебя ослеп, – смеюсь я. – Ничего! Услуга за услугу. Я у себя смотрю, а у тебя слушаю. А ты – у себя слушай, а что происходит на экране, я тебе буду сообщать. Значит, так: Киркоров закончил, появился Галкин, выводит Пугачеву… Киркоров не доволен, руками машет…
– Погоди надрываться, – останавливает меня Лёва, – я и так ваш телевизор вижу сквозь стенку, только смутно, что-то мешает.
– Наверное, ковёр, – догадался я. – Недавно купили, плотный, сантиметра четыре толщиной, ручной работы…
– Зачем вам такой толстый?
– Вы поздно ложитесь, а мы рано. От вас сквозь стенку свет бьёт, а жена не может спать при свете.
Сняли мы ковёр и повернули телевизор экраном к стенке.
– А теперь как?
– Лучше. Только обидно, что цвет искажает: изображение – чёрно-белое.
– Наверное, стена даёт оптический эффект – её лет десять не белили.
– Простите, что мы к вам спинами сидим, – извинилась жена.
– Ничего, ничего! Только экран не заслоняйте.
Вот так мы все вместе и передачей насладились и Новый год встретили.
А назавтра решили послать благодарность строительной фирме, которая строила эти квартиры. Я написал, а Лёва подпись подмахнул. Сквозь стенку.
ХОЧЕТСЯ!
Сигаретки не найдётся? Очень хочется закурить.
Спасибо, но лучше сигару. А теперь выпить хочется. Ещё выпить. Девочку хочется. Не эту – покрасивей, а лучше двух, на выбор. Комнатёнку бы какую-нибудь. Ну, да, однокомнатную, но с двумя ваннами. Нет? Тогда можно домик. Коттедж на берегу чего-нибудь. А ездить как? Машину хочется, любую, хоть самую маленькую, «Юниор» или даже «Мерседес». А лучше две, со своим шофёром. Денег хочется. Ещё дом. Ещё машину… Ещё сколько? Три года осталось? На свободу хочется. Ой, как хорошо: ветерок, солнце, море. Очень хочется закурить. Сигаретки не найдется?..
СЕАНС ГИПНОЗА
Когда я прилетел в Сочи, Костя еще в аэропорту спросил:
– Тебе Филановский ничего не рассказывал?..
– Нет, а что?
– Как его гипнотизёр приделал?
Оказалось, что неделю назад здесь выступал доктор психологии. Костя, Гриша Филановский и вся компания поехали на его лекцию. Когда доктор пригласил на сцену желающих подвергнуться гипнозу – первым выскочил Филановский. И тут началось!
– Он Гришке говорит: «Вы великий композитор. Вы – Моцарт. Перед вами рояль. Играйте!»… И что ты думаешь? Гришка закатил глаза и давай стучать пальцами по столу, как по клавишам. И головой машет, и всем телом раскачивается… Зал умирает, мы все от хохота со стульев сползали… А он наяривает по столу, симфонию сочиняет. А самому, – ты ведь знаешь, – что саксофон, что телефон – одинаково, совсем без слуха, все песни поёт на мотив «Дубинушки».
Всю дорогу до гостиницы мы с Костей хохотали, обсуждая этот забавный случай. Когда вошли в комнату, включили радио.
По радио звучала симфония Филановского.
РЕПОРТАЖ С ВЕЧЕРИНКИ
– Я заболею, если съем ещё кусочек!..
Съел. И заболел.
– Я лопну, если выпью ещё один фужер!..
Выпил. И лопнул.
– Я отравлюсь, если запью всё это пивом!..
Запил. И отравился.
– Я умру, если сделаю ещё один глоток!.
Сделал. И умер.
Вечеринка удалась!
ЖИЗНЬ В ГЛАГОЛАХ
Появилась, огляделась, удивилась, обрадовалась… Подросла, отучилась, отгулялась, отпрыгалась, отсмеялась…
Отцеловалась, отлюбила, отгрустила, отплакалась, отрыдалась…
Отболела, отстонала, отахала…
Всё поняла, раскаялась, переосмыслила, решила начать сначала…
Не успела.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ГРУСТНОГЛАЗЫЕ ИСТОРИИ
«НА ЗОЛОТОМ КРЫЛЬЦЕ СИДЕЛИ…»
Все любят вспоминать своё детство. А я наоборот: стараюсь его забыть. Только одна считалочка из памяти не идёт:
«На золотом крыльце сидели
Царь, царевич, король, королевич,
Сапожник, портной…
Кто ты такой?»…
Я всегда выбирала королевича, но мама учила, что надо выбирать сапожника, потому что в наше время сапожники живут лучше, чем короли.
За меня всё всегда решали родители.
Когда мне исполнилось пять лет, они захотели учить меня играть на дедушкиной скрипке.
– У ребёнка абсолютное отсутствие слуха, – определила учительница музыки, когда я ей прогнусавила «В лесу родилась ёлочка».
– Это ничего, – успокоила её мама. – Я вам хорошо заплачу, научите её слуху.
Видно, учительнице очень нужны были деньги – меня стали по вечерам к ней водить. До сих пор с ужасом вспоминаю эти уроки: я рыдала, скрипка визжала, а учительница лежала. Однажды усилием воли она поднялась, перевязала голову полотенцем и взмолилась:
– Я вам хорошо заплачу, только заберите ребёнка – у меня начинается менингит.
На этом музыка закончилась, но начались уроки иностранного языка, причём японского, чтобы всех друзей переплюнуть. Нашли какого-то самурая из Одессы, который носил кимоно и гнал самогон из риса. Он потребовал такую плату, что мама в ужасе переспросила по-японски:
– Сикоко, сикоко?..
Пятиклассницей я пошла с подружками на ипподром. Меня посадили на длиннохвостого красавца. Замирая от страха и восторга, я проехала на нём по зелёному полю и на всю жизнь заболела лошадьми. По ночам мне снилось, что я летаю над городом на огненном скакуне. Я умоляла маму записать меня в конноспортивную школу, но и она, и папа, и дедушка, и бабушка хором запричитали:
– Упадёшь! Убьёшься! Сломаешь шею!..
– Даже если ты и выживешь, у тебя будут кривые ноги, – припугнул папа.
– А вот и нет! Все наездницы стройные!
– Это их гримируют. А на самом деле у них ноги, как два коромысла.
И папа процитировал мне куплет из старинной песни, в которой молодой казак приветствует свою невесту:
«Я возвернуся с дороги
И расседлаю коня…
«Здравствуй, моя кривоногая,
Ещё кривоногей, чем я.»
Спустя годы я узнала, что песню сочинил сам папа, в соавторстве с бабушкой. Но тогда этот куплет произвел на меня впечатление, и я перестала пробиваться на ипподром. Но ещё много лет меня нельзя было оторвать от телевизора, когда показывали конные соревнования.
Однажды, уже учась в институте, куда я поступила по настоянию папы и мамы, я случайно попала на какой-то эстрадный концерт. После музыкального вступления на сцену вышел молодой конферансье, и у меня запрыгало сердце: именно таким я представляла себе королевича из моей детской считалочки… Я сидела в первом ряду, он увидел меня и чуть не проглотил микрофон. Больше он уже ни на кого не смотрел, все свои шутки адресовал только мне. Но я не смеялась. Я сидела оглушённая и счастливая и только завидовала стойке микрофона, потому что он держал её за талию.
В антракте я выскочила на улицу, добежала до цветочного киоска, отдала все свои деньги за букет гвоздик и вернулась, когда все артисты пели прощальную песенку. Он тоже пел, но лицо у него было несчастное. Когда я протянула ему цветы, он схватил меня за руки и уже не отпускал до закрытия занавеса.
Мы провели вместе этот вечер и все другие вечера после его концертов. Мы сидели на скамейке и целовались, а я смеялась, сама не знаю почему. Он объяснил, что это до меня только сейчас дошли его шутки.
Когда я сообщила обо всём родителям, произошло что-то вроде ташкентского землетрясения. Папа затопал ногами и закричал:
– Кто?.. Конферансье?.. Пока я жив, оно к нам в дом не войдёт!
Мама пыталась сохранить дружеский тон:
– Доченька, поверь: вы не построите семью – артисты полжизни проводят на гастролях.
– Я буду ездить с ним и помогать ему в концертах. Этого мама не выдержала и закричала:
– В эстрадных концертах?.. Ты?!.. Через мой труп! Через папин труп! Через трупы дедушки и бабушки!..
От такого количества трупов мне стало плохо. Родители заперли дверь и не выпускали меня. Я пыталась вылезти через окно – меня оттащили. Я молила, рыдала, кричала, потом впала в апатию и неделю пролежала в постели. И сдалась. Меня ведь не научили бороться, поэтому я покорилась.
Прошёл ещё один год. Я стала девицей на выданье, и родители начали поспешно искать мне мужа. Однажды дед привёл в дом своего зубного техника, который принёс шампанское и о чём-то долго шептался с папой. После его ухода я узнала от деда, что техник хочет на мне жениться.
– Но он мне не нравится, – запротестовала я.
Дед рассердился и вытащил из стакана свою вставную челюсть.
– Не заговаривай мне дёсны! Посмотри, какая работа!
– У нас разные интересы, – пыталась я найти поддержку у мамы, – ему же целых сорок лет.
– Ну, и что? – удивилась мама. – У мужчин это переходный возраст: они переходят от жены к жене. Так что скорее выходи, а то уведут.
Я подумала: какая разница, этот или другой – и согласилась.
Свадьбу справляли пышно, в лучшем ресторане. Пришли все стоматологи нашего города и весь вечер пили за золотые руки моего мужа.
Живём мы мирно, спокойно. У нас большая квартира, гараж, дача, машина. Мама и папа счастливы, дедушка и бабушка тоже. Институт я бросила, сижу дома, смотрю за ребёнком. По вечерам помогаю мужу: кипячу инструменты, расфасовываю цемент, кладу зубы на полку. По субботам ходим к его родителям, по воскресеньям – к моим. Конноспортивные соревнования я больше не смотрю, на эстрадные концерты с тех пор ни разу не ходила… Вы спросите, зачем на концерт пришла?.. Увидела его фотографию на афише, захотелось гвоздики подарить, как тогда… Нет, нет, не сама – я через билетёра передам…
Не люблю своё детство. Стараюсь его забыть. Почти забыла. Только одна считалочка из памяти не идёт:
«На золотом крыльце сидели
Царь, царевич, король, королевич»…
СЕСТРА ИЗ ПАРИЖА
«Одиночество – это когда в доме есть телефон, а звонит будильник»
Фаина Раневская.
Эту историю рассказал мне мой покойный друг, замечательный кинорежиссёр и яркий, искромётный человек Яков Сегель. Он обожал Фаину Георгиевну Раневскую, часто бывал у неё дома и потом, переполненный впечатлениями, делился ими со мной. Я в те годы ещё жил в Киеве, но уже большую часть своей жизни проводил в экспрессе «Киев-Москва» и в Московских гостиницах, целенаправленно охмуряя редакции газет, издательства, Телевидение – постепенно внедряясь в жизнь столицы. Поэтому я уже имел возможность познакомиться с Фаиной Григорьевной и, для раскачки, перед историей Сегеля, расскажу о двух своих последних встречах с ней.
Первая произошла в начале шестидесятых, в ресторане старого, ещё не сгоревшего Дома Актёра на улице Горького. Как всегда, он был переполнен. Предварительно заказав столик, мы ужинали, я, брат Леонид и несколько наших друзей. В зал вошла Раневская в сопровождении трёх актёров из театра «Моссовета», в котором она тогда служила. Пришли они после спектакля в надежде поужинать, но свободных мест, как я уже сообщил, не было. Мы решили потесниться, и я пригласил Фаину Георгиевну и её спутников за наш столик. Когда они рассаживались, мне принесли моё любимое блюдо: распластанного на тарелке «цыплёнка Табака». Увидев его, Фаина Георгиевна громко прокомментировала:
– Эта курочка приготовилась любить!
Естественно, и мы все, и сидящие за соседними столиками, громко расхохотались, после чего я растеряно решал, могу ли съесть своего любимого цыплёнка или должен любить его «платонически».
Следующая встреча произошла уже попозже, в конце тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. В театре «Моссовета» готовили к выпуску спектакль «Странная миссис Севидж». Ставил спектакль великолепный режиссёр Леонид Викторович Варпаховский, в прошлом учёный секретарь Мейерхольда, отпахавший восемнадцать лет в сталинский лагерях, но каким-то чудом сохранивший свой талант, оптимизм, любовь к людям и неиссякаемое чувство юмора. Несмотря на разницу возрастов в двадцать пять лет, мы очень дружили, часто общались, ездили вместе отдыхать в Прибалтику и там лихо проводили время, причём, заводилой всех придумок, розыгрышей и весёлого «хулиганства» был он.
Когда я утром позвонил ему и сообщил, что прибыл в столицу, он попросил меня немедленно приехать в театр, чтобы успеть посмотреть репетицию: послезавтра показ на публике и сдача спектакля – он очень нервничает. Конечно, через полчаса я уже был в театре.
Начался прогон. В спектакле участвовали очень хорошие, известные артисты, которые прекрасно играли свои роли, но… Но когда появилась Раневская, у меня возникло ощущение, что на сцене куклы, а она – кукловод, она – Гулливер, она – гениальна, поэтому ни с кем не соизмерима.
Когда первое действие окончилось, я рассказал Варпаховскому о своём впечатлении.
– Сашенька, – взмолился он, – пожалуйста, скажите это всё ей – она меня измучила: ей то не нравится, это не нравится, требует переделок, а послезавтра сдача спектакля!..
Когда мы вошли в грим-уборную к Раневской, я с чувством произнёс:
– Фаина Георгиевна, я вас всегда любил, но после этого спектакля я восхищён, я в восторге, вы заполнили сцену, вы – кукловод, которому тесно на ширме, вы…
– Голубчик, – прервала меня Раневская, – пожалуйста, сядьте, вдохните воздух и медленно повторите всё, что вы сказали, медленно и с чувством – я обожаю, когда меня хвалят, о-бо-жа-ю!
Премьера прошла на ура, гремел хор восторженных отзывов и зрителей, и критиков, но она всё равно была не довольна: «Не так, не то, не получилось, не доделано»… И это повторялось всегда, после каждого спектакля: беспощадная требовательность к себе – свойство большого, истинного таланта!
А теперь перейдём к истории, рассказанной Яковом Сегелем. Но сначала сведенье для тех, кто не знает: в 1917 году, когда вся её семья удирала от революции, двадцатилетняя Фаина, отравленная любовью к театру, отказалась эмигрировать и осталась в перевёрнутой России, одна-одинёшенька, без родителей, без родных и близких. Так и прожила все эти годы, оторванная от семьи.
В конце пятидесятых, её отыскали родственники и она смогла выехать в Румынию и повидалась с матерью, с которой рассталась сорок лет назад. Сестра Изабелла жила в Париже. После смерти мужа её материальное положение ухудшилось и она решила переехать к знаменитой сестре, которая, как она предполагала, при всех её званиях и регалиях, купается в роскоши.
Обрадованная, что в её жизни появится первый родной человек, Раневская развила бурную деятельность и добилась разрешения для сестры вернуться в СССР.
Счастливая, она встретила её, обняла, расцеловала и повезла домой. Они подъехали к высотному дому на Котельнической набережной.
– Это мой дом, – с гордостью сообщила Фаина Георгиевна сестре.
Изабелла не удивилась: именно в таком доме должна жить её знаменитая сестра. Только поинтересовалась:
– У тебя здесь апартаменты или целый этаж?
Когда Раневская завела её в свою маленькую двухкомнатную квартирку, сестра удивлённо спросила:
– Фаиночка, почему ты живёшь в мастерской а не на вилле?
Находчивая Фаина Георгиевна объяснила:
– Моя вилла ремонтируется.
Но парижскую гостью это не успокоило.
– Почему мастерская такая маленькая? Сколько в ней «жилых» метров?
– Целых двадцать семь, – гордо сообщила Раневская.
– Но это же тесно! – запричитала Изабелла. – Это же нищета!
– Это не нищета! –разозлилась Раневская, – У нас это считается хорошо. Этот дом – элитный. В нём живут самые известные люди: артисты, режиссёры, писатели. Здесь живет сама Уланова!
Фамилия Уланова подействовала: вздохнув, Изабелла стала распаковывать свои чемоданы в предоставленной ей комнатушке. Но она так и не смогла понять, почему этот дом называется элитным: внизу кинотеатр и хлебный магазин, ранним утром грузчики выгружали товар, перекрикивались, шумели, устраивали всем жильцам «побудку». А вечерами, в десять, в одиннадцать, в двенадцать оканчивались сеансы и толпы зрителей вываливались из кинозала, громко обсуждая просмотренный фильм.
– Я живу над «хлебом и зрелищами», – пыталась отшучиваться Фаина Георгиевна, но на сестру это не действовало.
– За что тебя приговорили жить в такой камере?.. Ты, наверное, в чём-то провинилась.
В первый же день приезда, не смотря на летнюю жару, Изабелла натянула узорчатые чулки, надела шёлковое пальто, перчатки, шляпку, побрызгала себя «Шанелью», и сообщила сестре:
– Фаиночка, – я иду в мясную лавку, куплю бон-филе и приготовлю ужин.
– Не надо! – в ужасе воскликнула Раневская. В стране царили процветающий дефицит и вечные очереди – она понимала, как это подействует на неподготовленную жительницу Парижа. – Не надо, я сама куплю.
– Фаиночка, бон-филе надо уметь выбирать, а я это умею, – с гордостью заявила Изабелла и направилась к входной двери. Раневская, как панфиловец на танк, бросилась ей наперерез.
– Я пойду с тобой!
– Один фунт мяса выбирать вдвоём – это нонсенс! – заявила сестра и вышла из квартиры.
Раневская сделала последнюю попытку спасти сестру от шока советской действительности.
– Но ты же не знаешь, где наши магазины!
Та обернулась и со снисходительной улыбкой упрекнула:
– Ты думаешь, я не смогу найти мясную лавку. И скрылась в лифте.
Раневская рухнула в кресло, представляя себе последствия первой встречи иностранки-сестры с развитым советским социализмом.
Но говорят же, что Бог помогает юродивым и блаженным: буквально через квартал Изабелла Георгиевна наткнулась на маленький магазинчик, вывеска над которым обещала «Мясные изделия». Она заглянула во внутрь: у прилавка толпилась и гудела очередь, потный мясник бросал на весы отрубленные им хрящи и жилы, именуя их мясом, а в кассовом окошке, толстая кассирша с башней крашенных волос на голове, как собака из будки, периодически облаивала покупателей.
Бочком, бочком Изабелла пробралась к прилавку и обратилась к продавцу:
– Добрый день, месье! Как вы себя чувствуете?
Покупатели поняли, что это цирк, причём, бесплатный, и, как в стоп-кадре, все замерли и затихли. Даже потный мясник не донёс до весов очередную порцию «мясных изделий». А бывшая парижанка продолжала:
– … Как вы спите, месье?.. Если вас мучает бессонница, попробуйте перед сном принять две столовых ложки коньячка, желательно «Хенесси»… А как ваши дети, месье? Вы их не наказываете?.. Нельзя наказывать детей – можно потерять духовную связь с ними. Вы со мной согласны, месье?
