Александр Казаков
Лис Севера. Большая стратегия Владимира Путина
Светлой памяти Первого Главы Донецкой Народной Республики Александра Захарченко, Героя Донбасса, Героя России, Героя Русского Мира посвящается…
© ООО Издательство «Питер», 2020
© Александр Казаков, 2020
© Фото на обложке РИА Новости, автор Илья Питалев, 2020
Предисловие
Непосредственным мотивом к появлению этого сборника стало 20-летие нахождения Владимира Путина во главе России. Захотелось подвести некоторый промежуточный итог. Промежуточный – потому, что я уверен: основные свершения еще впереди, поскольку всех нас на внешнем контуре ждет новый передел мира, то есть установление нового мирового порядка, а на внутреннем – реализация национальных проектов и, как следствие, смена экономического курса и видимое улучшение благосостояния страны и ее граждан. Вот накануне юбилея мне захотелось обозреть прошедшие двадцать лет и оценить, как изменились Россия и ее место в мире.
Двадцать лет назад, когда Путин пришел к власти, ему досталась страна, лежащая в руинах: разрушенная и оккупированная экономика, разваленная и деморализованная армия, атомизированное и расколотое общество, массовая нищета и ползучая дезинтеграция страны. В международной политике, несмотря на фальшивые белозубые улыбки и лицемерные реверансы, Россия фактически потеряла субъектность. Идеологи и стратеги американской империи, по существу, предписывали России место «большого европейского национального государства», которое должно отказаться от влияния вовне, включая так называемое «ближнее зарубежье» с десятками миллионов соотечественников, и от своей исторической миссии. Эти предписания противоречили цивилизационному коду России, но как раз на это и был расчет – разорвать этот код и «переформатировать» Россию, разрушить религиозно-нравственную систему координат, «отключить» стремление к «горнему» и сделать для нашего народа доминирующим «земное», низовое и низменное, заразив его потребительским зудом. Все это для того, чтобы лишить нашу страну и наш народ воли к сопротивлению и к тому, чтобы оставаться самим собой без стыда перед потомками и без предательства предков.
На фоне таких исходных позиций к чему мы пришли двадцать лет спустя? Россия успела сосредоточиться и осталась верной самой себе, не пойдя предписанным ей Западом путем. По итогам холодной войны случилась крупнейшая геополитическая катастрофа XX века, и Россия потеряла свое место в ряду государств «первого эшелона», участвующих в принятии решений. А к 2020 году Россия вернулась в разряд великих мировых держав.
Накануне 20-летнего юбилея мне захотелось ответить на вопрос: как Путин это сделал? Какие навыки, какой инструментарий использовал, чтобы сыграть свою «Большую игру»? Как смог, несмотря на турбулентность на внешних «фронтах» и разруху «в тылу», обеспечить России время на то, чтобы «сосредоточиться», собраться с силами и провести реванш? Поскольку я предметно на протяжении всех этих двадцати лет занимался изучением не только политики России, как внешней, так и внутренней (особенно ее идеологической составляющей), но и личности и идеологии ее верховного правителя, то для начала я достал «старые папки». И с удивлением обнаружил несколько вещей: 1) многое из того, что сегодня формулирует Путин, я смог в свое время предсказать и правильно оценить, хотя и не исключаю, что Путин просто все эти годы не говорил о том, что на самом деле думал, – не время было; 2) многие проблемы, о которых я писал 10 и даже 15 лет назад, так и остались нерешенными, особенно в вопросах идеологического самоопределения; 3) как ни странно, большая часть опубликованных мной за эти 20 лет материалов сегодня недоступна, так как известные и влиятельные в свое время – даже прокремлевские – ресурсы сейчас закрыты (и их архивы тоже). Более того, весь напечатанный в 2008 году тираж моей книжки «Кадры для будущего» был (редкий случай в наше совсем не советское время) полностью уничтожен по неизвестным мне причинам.
У меня с темой «Путин» вообще особые отношения. И начались они 20 лет назад, за три дня до его прихода к власти, то есть 28 декабря 1999 года. Я тогда работал редактором международного отдела в еженедельной русской газете «Республика» в Риге (Латвия). Хорошо помню, что редакция уходила на новогодние каникулы и в этой связи был организован маленький фуршет. Так вот, произнося тост, я попросил коллег не пропустить новогоднее обращение Ельцина, так как ежедневный мониторинг и анализ ситуации подсказывали мне, что будет мегасенсация. Как вы понимаете, уже в новогоднюю ночь мне начали звонить и спрашивать, откуда я знал (вариант: кто мне сказал). А 30 декабря я прочитал в «Независимой газете» статью все еще премьер-министра Путина «Россия на рубеже тысячелетий», и мне стало ясно, что это не размышления, а тщательно продуманный план действий, обоснованный к тому же идеологически. Я понял, что я в команде Путина.
Что касается появившегося вскоре мема «Who is Mr. Putin?», то он с самого начала вызвал у меня недоумение: Путин же сам рассказал в статье. Которую, кстати, «общественность», в том числе мировая, сначала не заметила, а потом сразу забыла. Именно эту статью я положил в основу своих лекций «Идеология партии Путина», прочитанных летом 2009 года – 10 лет назад! Поэтому было приятно услышать, что Путин сам напомнил об этой статье на Валдайском форуме[1]. Кстати, и во вступительном очерке к этому сборнику «Между Римом и Византией», законченному до выступления Путина в Сочи 3 октября этого года, исходной стала та же статья от 29 декабря 1999 года.
Отмечу здесь и еще несколько важных «перекличек» между опубликованными мной от 10 до 15 лет назад материалами и программной речью Путина на Валдае в этом году. Я не раз говорил коллегам, что понимаю Путина – понимаю его логику, разделяю его эмоции, так что эти «переклички» мотивируют меня продолжать изучать Россию Путина и личность самого Верховного.
В статье, которая стоит первой и опубликована 9 января 2003-го по итогам внешнеполитического 2002 года[2], мне удалось обнаружить за внешней активностью России то, что впоследствии было названо сетевой дипломатией (только в 2008 году) и сетевыми альянсами (только в 2013 году). Включая тот параметр сетевых альянсов, который был сформулирован спустя 10 лет после публикации моей статьи и имеет кардинальное значение для будущих альянсов, а возможно, и для международной политики вообще: «Все международные акторы, которые входят в зоны интересов и влияния имперского центра, являются самостоятельными, суверенными членами коммуникационной системы, в повышении самостоятельного веса и качества которых заинтересован сам имперский центр… Только в том случае, если участники сети обладают самостоятельной ценностью, становится жизнеспособной вся имперская сеть и получает пространство для маневра имперский центр» (из статьи «Путин начал строительство империи нового типа…»). Именно суверенитет, самостоятельная ценность всех участников сетевого альянса делает его эффективным, в отличие от жестко администрируемых «блоков», в которых большинство участников должны жертвовать частью своего суверенитета. Что касается определения у меня места России как имперского центра, то, во-первых, Россия была и остается империей, а во-вторых, Путин об этом сказать не может по понятным причинам, чтобы не нарушить баланс сетевых альянсов, а я могу, так как хочу видеть Россию снова великой. Поэтому я мог написать уже в 2006 году в статье «Путин об империи: опыт дешифровки»: «Irredenta terra – неосвобожденная земля. Просто прислушайтесь к своему восприятию Крыма, и вы поймете, что это значит в рамках воображаемой географии».
И еще одну вещь хочу сказать в этом коротком вступительном слове. Меня не раз спрашивали, почему я на несколько лет выпал из публичного пространства: не печатал статьи, не выступал на круглых столах и конференциях. По очень простой причине – с 2014 года я был на войне. Увидев, что происходит в Донбассе, я понял, что это и моя война тоже и что я должен не только писать статьи и сидеть в соцсетях, но и внести свой реальный вклад в борьбу за Русский Мир и Россию против реинкарнации коричневой чумы – неонацизма. Поэтому с осени 2014-го и до 31 августа 2018-го – дня трагической гибели от рук террористов Первого Главы Донецкой Народной Республики Александра Владимировича Захарченко – я был его советником по политическим, информационным и многим другим вопросам. С одной стороны, в Донбассе было не до написания статей, а с другой – там мой опыт, как практический, так и теоретический, пригодился для работы «на земле». Особенно если учесть, что вопросы идеологии и стратегии (прежде всего идеологии и большой стратегии Владимира Путина, которого Александр Захарченко считал своим Верховным) живо интересовали Первого Главу ДНР. Он хотел построить в Донбассе новое общество и новую экономику, своего рода «социализм 2.0», с учетом ошибок прошлого, и надеялся, что его опыт строительства нового государства пригодится России.
Теперь несколько слов о принципе формирования этого сборника. Во-первых, должен признаться, что в процессе его подготовки поменялась не только структура, но и название. Изначально я готовил сборник под названием «Идеология Владимира Путина». Однако когда начал писать вступительные слова к самой ранней статье – «Путин начал строительство империи…», они переросли в большой очерк об истоках стратегического таланта Путина «Между Римом и Византией», который я посчитал более важным и своевременным, а потому общее название поменялось на «Большая стратегия Владимира Путина». Более своевременным в том числе потому, что идеология Путина по-прежнему требует усилий реконструктора, ведь сам Путин отказывается от прямого ее декларирования, а большая стратегия, по крайней мере те ее цели, которые были заявлены на рубеже тысячелетий, уже реализованы и требуют усилий исследователя и интерпретатора. Должен, конечно, предупредить, что в очерке «Между Римом и Византией» я ограничился конспективным изложением. С десяток высказанных в нем тезисов требуют самостоятельного развития. Надеюсь, что в будущем это будет сделано либо мной самим, либо кем-нибудь другим.
Итак, первая часть сборника состоит из очерка «Между Римом и Византией. Большая стратегия Владимира Путина» и статьи 2003 года, когда я впервые «опознал» эту стратегию. Хотелось бы сказать, что в 2002 году я работал редактором международного отдела крупнейшей европейской русской газеты «Вести сегодня» (Рига, Латвия, главный редактор Александр Блинов) и, соответственно, писал два-три материала в день по международной тематике. В том же 2002-м я делал еженедельные обзоры по внешней политике России для ведущего сетевого издания тех лет «Русского журнала» (главный редактор Глеб Павловский). Именно это ежедневное погружение, вплоть до мельчайших деталей протокола и политических жестов, в российскую внешнюю политику создало тот эффект «избыточности информации», о котором я пишу в сборнике и который позволил мне за пестрой картиной повседневной повестки увидеть логику замысла.
Во второй части – «Из старых папок» – собраны различные статьи, объединенные одной задачей – попыткой реконструировать идеологию Путина. Большая часть этих статей писалась по конкретному поводу – мероприятия, выступления. За единственным исключением статьи расположены в хронологическом порядке. Исключение – две реакции на выступления тогдашнего первого заместителя руководителя Администрации Президента В. Ю. Суркова, которого часто называли серым кардиналом Кремля и который на самом деле был создателем и идеологом той политической системы, демиургом которой был сам Владимир Путин. Во вступительных словах к статьям, написанных для данного сборника, я даю несколько характеристик этой политической системы «управляемой демократии», кризис которой мы наблюдаем сегодня.
К нескольким статьям этой части я посчитал нужным написать вступительные слова, другие подобных вступительных слов не требовали. В любом случае все эти статьи явились «подходом» к обобщающему материалу – лекциям по «Идеологии партии Путина», прочитанным мной несколько раз на разных площадках летом 2009 года. Осенью того же года подготовленные мной лекции собирался публиковать в своем журнале «Политический класс» Виталий Третьяков, однако журнал закрылся вместе с моими лекциями уже в верстке. Спустя год лекции были опубликованы на сайте «Сторонников “Единой России”» вместе с интервью со мной. Правда, впоследствии оказалось, что на этом сайте интервью осталось, а прилагаемые к нему лекции исчезли. Поэтому можно считать, что в этом сборнике они публикуются впервые. И хотя прошло 10 лет, мне кажется, что они не потеряли актуальности. С другой стороны, если бы мне довелось читать эти лекции сегодня, я бы предпочел говорить даже не об идеологии, а о политической философии Путина – это сейчас важнее.
В послесловии «Двадцать лет спустя» я попытался ответить на вопрос: что дальше? В отношении обеих тем сборника – большой стратегии и идеологии, – связанных друг с другом через понятие миссии России, о которой, в свою очередь, я пишу в разных материалах сборника. Кстати, я назвал послесловие так же, как роман Александра Дюма, неспроста. И не зря каждый раз оговариваю, что итоги, подводимые в книге, – промежуточные. Просто напомню, что Дюма потом написал еще один роман с теми же героями… и одним новым: «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя», где молодой виконт оказывается как бы общим духовным преемником всех четверых мушкетеров.
Заканчивая предисловие, хочу выразить благодарность издательству «Питер» и всем его сотрудникам, а особенно Татьяне Родионовой, настойчивость которой подвигла меня на то, чтобы довести разрозненные материалы до состояния отдельной книги и написать новые.
Между Римом и Византией
Большая стратегия Владимира Путина[3]
Этот сборник задумывался как книга об идеологии Владимира Путина, учитывая тот факт, что центральное место в нем занимают лекции «Идеология партии Путина», однако в процессе подготовки возникла необходимость написать несколько вводных слов к тексту, опубликованному в далеком 2003 году и сейчас фактически недоступному: «Путин начал строительство империи нового типа, организованной по сетевому принципу». И вот при написании этих вводных слов мне стало ясно, что идеология – это важнейшая часть большой стратегии Путина, которая реализуется во внешней политике нашей страны. Более того, поскольку предельной целью любой большой стратегии для России является исполнение миссии, идеология не только входит в большую стратегию как ее часть, но и «встречает» стратега в конце пути, чтобы продолжить движение.
Однако у привередливого читателя все равно может возникнуть вопрос, почему книга, посвященная в основном идеологии Путина, открывается статьей о внешней политике. Ведь мы привыкли к тому – точнее, нас все время убеждают в том, что идеология – это внутреннее дело любой страны, что она определяет (или не определяет) внутреннюю политику и социальный строй. Поскольку вопрос, как я уже сказал, резонный, сразу приведу аргумент, который на поверхности: а либерально-глобалистская идеология, доминирующая в западном мире и прежде всего в Соединенных Штатах, является для США внутренним делом или существенным элементом внешней политики? Можно расширить этот аргумент, добавив к нему историческую перспективу: объединенный Запад выиграл третью мировую или холодную войну против СССР с учетом того, что прямого военного столкновения так и не случилось, за счет каких инструментов давления? Только ли экономических? Или идеологических тоже? Мне лично ответ кажется очевидным. Идеологическая диверсия против Советского Союза была едва ли не главным оружием США, а это значит, что идеология – не только важнейший элемент внутренней политики, но и один из определяющих элементов их внешней политики.
Однако кроме указанных лежащих на поверхности аргументов в пользу того, что внешняя политика – это та область, где идеология не только присутствует и где ее легче распознать, есть и другие, более существенные основания. Тут я хочу привлечь в союзники нашего великого политического мыслителя конца XIX – первой половины ХХ века Петра Бернгардовича Струве[4] (1870–1944). Уже во времена революционных потрясений 1905–1907 годов Струве увидел пагубность той пропаганды, которую вели и «банальный радикализм», и «банальное реакционерство»: мол, подлинное содержание государственной жизни сосредоточено во внутренней политике, для которой внешняя политика и внешняя мощь государства являются «досадными осложнениями». Согласно позиции этих «банальных» радикалов и реакционеров, истинное существо государства состоит в его «внутреннем благополучии», которое выражается в сытости его граждан. Понятно, что здесь мы имеем дело с навязчивым пропагандистским приемом «банальных» либерал-радикалов: меняем пушки на масло[5]. Не будем далеко ходить. Вот выступление на «Эхе Москвы» депутата питерского Законодательного собрания от партии «Яблоко» с характерным названием «Пушки вместо масла – девиз четвертого срока»: «Заставьте, господа единороссы, своего президента уйти из Сирии, а заодно – из Украины, и будут деньги на жилье и не только на него»[6].
Но вернемся к Петру Струве, который обосновывает противоположный взгляд на природу государства и государственную политику. По мнению мыслителя, всякое «сложившееся» государство можно сравнить с личностью, «у которой есть свой верховный закон бытия». Вот как его определяет Струве: «Для государства этот верховный закон его бытия гласит: всякое здоровое и сильное, то есть не только юридически “самодержавное” или “суверенное”, но и фактически самим собой держащееся государство желает быть могущественным. А быть могущественным – значит обладать непременно “внешней” мощью»[7]. Для Струве этот закон обладал очевидностью аксиомы. Действительно, посреди динамично развивающегося и растущего в непрерывной борьбе мира любое государство стоит перед простым выбором: либо стать сильным, могущественным, а значит, включиться в борьбу, либо избрать игру вторым номером и встроиться в кильватер другого государства, обладающего могуществом. Как справедливо – и сто лет назад, и сегодня – говорит Струве: «Из стремления государств к могуществу неизбежно вытекает то, что всякое слабое государство, если оно не ограждено противоборством интересов государств сильных, является в возможности (потенциально) и в действительности (de facto) добычей для государства сильного»[8].
Именно такая дилемма стояла перед президентом Путиным в момент его прихода к власти накануне 2000 года. Следовало либо согласиться на то, чтобы стать сателлитом (добычей) более могущественного государства[9], либо начать борьбу за возвращение России подлинного суверенитета, или «самодержавности», и статуса мировой державы. Сегодня мы все понимаем, какой выбор сделал Владимир Путин, однако в 2000-м – да и в последующие годы вплоть до 2007-го – этот выбор совершенно не был очевидным для наблюдателей прежде всего противной стороны, но и для наших тоже. Отсюда многоголосый хор, который на протяжении нескольких лет исполнял одну ноту: Who is Mr. Putin?
Итак, заняв в конце 1999 года пост премьер-министра и зная, что с большой долей вероятности в обозримом будущем возглавит страну, Владимир Путин, во-первых, увидел себя посреди руин, а во-вторых – принял решение, что России нужен реванш и, соответственно, возвращение великодержавного, а для этого сначала «самодержавного», то есть суверенного статуса. Для того чтобы осуществить задуманное, требовалась стратегия реванша, или большая стратегия, рассчитанная на несколько десятилетий. Это как раз то, чему учили советских разведчиков: планировать с горизонтом в 20–30–50 лет. Так что образование и подготовка у нового президента были как раз подходящими для решения столь масштабных задач. Но что значит «большая стратегия»? Каковы ее основные параметры?
Если очень коротко, то у большой стратегии два основных параметра: 1) она имеет интегральный характер; 2) цели, которые достигаются благодаря ей, находятся в неопределенно далеком будущем. Сначала о втором параметре. «Неопределенно далекое будущее» – это не та линия горизонта, к которой надо все время стремиться, но которой принципиально невозможно достичь. Большая стратегия подразумевает вполне реалистичные и достижимые цели, но это большие цели, соответственно, для их достижения требуется «большое время». В пределе – время, выходящее за границы одного или даже нескольких поколений. Что касается категории «неопределенности», то она вполне естественна, так как реализация большой стратегии проходит в конкурентной и даже враждебной среде, где неизбежны «трения» (по Клаузевицу)[10]. Проще говоря, реализация большой стратегии, «театром военных действий» для которой является весь мир, неизбежно сталкивается с противодействием других игроков, у некоторых из них тоже есть своя большая стратегия; цели других больших игроков могут прямо противоречить нашим целям. Вот поэтому я говорю, во-первых, о далеком, а во-вторых – о неопределенно далеком будущем. Кстати, каждый локальный успех в реализации большой стратегии приближает достижение конечных целей, как и каждый провал (неуспех) конкурентов, и наоборот.
По поводу целей, достижение которых призвана обеспечить большая стратегия, следует сказать еще пару слов. Не вдаваясь в детали (они выяснятся по ходу разъяснения конкретных шагов Путина в рамках его большой стратегии), должен отметить, что цели не имеют отношения к самой большой стратегии и ставятся высшим политическим руководством исходя из линейной логики здравого смысла (в отличие от логики большой стратегии, которая, как логика конфликта, всегда нелинейна и парадоксальна), как правило, на основании традиции или демократического выбора. Собственно, в нашем случае цель большой стратегии Путина была определена как раз на основании традиции, как видно из его высказываний, а в 2014 году была подтверждена демократическим путем («крымский консенсус»). Цель – возвращение России статуса мировой державы и, соответственно, изменение глобального мирового порядка.
Что касается интегрального характера большой стратегии, то он представляется мне очевидным. Понятно, что для ее реализации необходимо не только задействовать все ресурсы, которые есть в наличии, но и изыскать (или создать) те, которых на текущий момент нет. Это значит, что в рамках большой стратегии реализуются все остальные – локальные по отношению к ней – стратегии: геополитическая, военная (безопасности), экономическая, социально-политическая, культурная, технологическая, информационная и др. И все эти локальные стратегии в предельно сложной системе взаимодействия (синхронного и диахронного) обеспечивают реализацию большой стратегии.
Не будем здесь описывать дискуссию между теми, кто считает большую стратегию исключительно военной, и теми, кто трактует ее расширительно, для кого большая стратегия имеет преимущественно политическое измерение. Просто приведу пару определений, с которыми согласен и которые, делая акцент на интегральном характере большой стратегии, помогут нам понять, или, точнее, расшифровать, большую стратегию президента Путина. Известный британо-американский историк Пол Кеннеди пишет: «Вся загадка и проблема большой стратегии заключается в политике (policy), то есть в способности высшего политического руководства консолидировать и применять все военные и невоенные элементы мощи государства в целях защиты и продвижения в условиях мира и войны долгосрочных государственных интересов»[11].
Схожим образом определяется большая стратегия на энциклопедическом сайте Оксфордского университета: «Большая стратегия – это высший уровень государственного управления, на котором определяется, каким образом государства или иные политические единицы (имеются в виду военно-политические союзы. – А. К.) распределяют приоритеты и мобилизуют военные, дипломатические, политические, экономические и иные источники власти для обеспечения того, что они воспринимают как свои интересы». Стоит добавить, что большие стратегии могут быть у всех государств. Просто у одних интересы связаны с выживанием, а у других – с формированием приемлемого для себя мирового порядка и со своим местом в нем. В этой связи традиционно понятие большой стратегии связывалось с такими державами, как Великобритания, Франция, Германия и Российская империя до Первой мировой войны; Германия, Великобритания, СССР и США до Второй мировой войны; США и СССР во время холодной войны; США, Евросоюз, а потом Китай и Россия после холодной войны.
Теперь самое время задаться вопросом: а не придумал ли я все эти расклады о «самодержавности», могуществе и большой стратегии за Владимира Путина? Есть ли у меня хотя бы косвенные доказательства того, что в начале своего правления Путин решил вопрос о выборе большой стратегии? Во-первых, могу сказать даже про вероятное его знакомство со взглядами Петра Струве. Мы знаем, что Путин много читает книг по истории, а история человечества – это история больших проектов и, следовательно, больших стратегий. Кроме того, мы достоверно знаем, что Путин хорошо знаком с творчеством (в том числе с государственным творчеством) Петра Столыпина (1862–1911) и с работами «белого философа» Ивана Ильина (1883–1954), а два этих имени, взятые в контексте, подразумевают третье – Петра Струве. Именно Струве теоретически и диалогически обосновал программу преобразования (большую стратегию) Столыпина «Великая Россия», и именно Струве был старшим идейным товарищем и собеседником Ивана Ильина в период эмиграции, когда они оба (вместе с Семеном Франком и др.) участвовали в разработке теоретических основ нового идейно-политического направления – либерального консерватизма, близкого самому Владимиру Путину, как я покажу ниже[12].
Во-вторых, что касается доказательств, хочу напомнить о статье самого Владимира Путина «Россия на рубеже тысячелетий», опубликованной буквально накануне того дня, когда Ельцин ушел в отставку и передал Путину бразды правления страной. Сразу скажу, что это одно из самых важных выступлений Путина за 20 лет и при этом одно из самых недооцененных и даже незамеченных. О значении этой статьи для понимания собственно идеологии Путина – далее в этом сборнике. А сейчас посмотрим, что говорит будущий президент накануне прихода к власти о могуществе и большой стратегии.
Для начала мы видим, что Путин вполне осознает не только тот факт, что Россия лежит в руинах, но и то, что любое внутреннее потрясение приведет страну к гибели и даже исчезновению: «Терпение и способность нации к выживанию, равно как и к созиданию, находятся на пределе истощения. Общество просто рухнет – экономически, политически, психологически и морально». И это внутреннее балансирование на грани краха имеет для Путина и внешнее измерение: «Пожалуй, впервые за последние 200–300 лет она (Россия. – А. К.) стоит перед лицом реальной опасности оказаться во втором, а то и в третьем эшелоне государств мира». Это для Путина – и для русского народа, о чем Путин точно знает, – неприемлемая перспектива. Причем если мы обратим внимание на эти даты – 200–300 лет, – то поймем, что отсчет Путин ведет от эпохи Петра Великого, когда Российская империя мощно вторглась в европейскую борьбу за гегемонию, похоронив по ходу своего шествия гегемонистские амбиции двух сильных на тот момент игроков – Швеции и Польши. А в периоде плюс-минус 200 лет Россия вывела на периферию европейской политики еще одного потенциального гегемона – Османскую империю – и довела свое собственное влияние до того уровня, когда «ни одна пушка в Европе не могла выстрелить без разрешения Петербурга». К этому же периоду – около 190 лет – относится поворотный момент, когда Россия впервые сначала остановила, а потом сокрушила совокупную военную и экономическую мощь Европы (Отечественная война 1812 года). Из этих исторических отсылок становится ясно, на какие исторические образцы ориентировался Путин.
Таким образом, можно констатировать, что еще накануне прихода к власти Владимир Путин осознавал ту дилемму, которую сформулировал за 90 лет до этого Петр Струве: если государство не обеспечивает себе «самодержавного» (суверенного) статуса и не стремится к могуществу[13], имеющему внешнее измерение (возвращение в первый эшелон государств мира), то оно станет «добычей» для других государств, обладающих могуществом.
Тут, правда, стоит напомнить, что у Струве был еще один вариант исхода для слабого государства: сохранить, пусть и частично, свое суверенное положение слабое государство может в том случае, если оно «ограждено противоборством интересов государств сильных». Образцы такого позиционирования по существу слабых государств мы можем в изобилии наблюдать не только в истории, но и в наши дни: Польша, «играющая» на противоборстве интересов США, Евросоюза и России; Украина (как и многие другие постсоветские государства), пытавшаяся играть такую роль после госпереворота 2014 года. Надо признать, что некоторые не очень дальновидные (или не очень добросовестные) исследователи, как западные, так и наши доморощенные, пытаются загнать Россию в прокрустово ложе слабого государства, ограниченный суверенитет которого огражден интересами могущественных США и КНР. Чего не учитывают эти исследователи и о чем достоверно знал Владимир Путин уже в 1999 году, так это то, что державность и участие в принятии решений в мировой политике заложены в цивилизационный код русского народа. Вот что в цитируемой статье пишет об этом сам Путин: «Россия была и будет оставаться великой страной. Это обусловлено неотъемлемыми характеристиками ее геополитического, экономического, культурного существования. Они определяли умонастроения россиян и политику государства на протяжении всей истории России. Не могут не определять и сейчас». Как говорится, все точки над «i» расставлены. Это значит, что условно третий путь – слабого государства, огражденного интересами сильных государств – для России неприемлем и равносилен тому, чтобы стать «добычей».
Из приведенных слов самого Владимира Путина, сказанных накануне его прихода к власти, можно сделать вывод, что мои (и Струве) рассуждения о могуществе и большой стратегии не приписаны ему механически и необоснованно. А если так, то давайте посмотрим, как без пяти минут верховный правитель России предлагал выйти из тяжелейшего кризиса, охватившего все стороны государства и грозившего отбросить Россию во второй, а то и в третий эшелон государств мира. То есть давайте посмотрим, что Путин тогда говорил о большой стратегии реванша.