bannerbannerbanner
Ультрафен. Книга 1

Александр Леонидович Миронов
Ультрафен. Книга 1

Полная версия

– Бу сделано, ваша светлость… – Михаил хотел ещё что-то сказать, но зазвонил телефон.

Феоктистов поднял трубку. Не успел ответить, как услышал голос Прокудина.

– Анатолий, немедленно поезжай в медвытрезвитель! Там чепе.

– Что случилось?

– Там эти м....ки мужика сварили в кипятке.

– Как?!.

– Как? – узнаешь на месте. Езжай. Мáлина из прокуратуры туда выехала.

– Есть!

Феоктистов бросил трубку и закрутил от удивления головой.

– Час от часу нелегче!

– Что случилось? – спросил Михалёв. – Машину Заичкина угнали?

– Ещё чуднее. – Анатолий достал записную книжку и стал переписывать в неё телефонные номера с заявления Шпаревой. – В медвытрезвителе мужика сварили в горячей воде.

– Ха!.. – возглас Михаила погас на полутоне. – Там что, черти на кочегарке работают?

– Вурдалаки.

Феоктистов открыл сейф и положил в него заявление. Поднялся.

– Толя, мне с тобой? – спросил Анонычев.

– Нет, Андрюша. Заканчивай по квартире и подключайся к Мише. Если у меня получится, то я тоже подъеду. Да, и по Заичкину пока начальнику не докладывайте. Надо самим тут разобраться. А то наделает шуму невпопад.

Феоктистов вышел из кабинета и быстрым шагом поспешил по коридору, мимо стоящих у стен и у окон людей.

“Все-таки надо настоять, чтобы выставили для посетителей стулья, или сделали лавки”, – подумал он на ходу.

Анатолий спустился на первый этаж в дежурную часть. Подошёл к бордюру, за которым сидел помощник дежурного.

– Вася, машина свободная есть? – спросил он краснощекого сержанта.

– Нет, граф.

– В город, в город никто не едет?

– Да нет. Силантич недавно на вызов уехал. Где ты был раньше?

Феоктистов посмотрел на часы: 11.15.

– Торопишься? – участливо спросил Василий.

– Да.

– Сожалею, граф, но ничем сейчас помочь не могу – все в разъездах.

– Ну, ладно, Васек, спасибо за сочувствие. Побегу.

3

В медвытрезвителе находилась бригада “скорой помощи”: врач Полина Васильевна, медсестра Мая и молодой водитель Володя.

Володя, прохаживался по помещению, равнодушно осматривал место происшествия.

Труп был осмотрен, Бахашкин и Саша уложили его на носилки и унесли в “скорую”. На лице Шалыча уже не было прежней меланхолии, выпирающего высокомерия, оно было красным и нервным. В глазках едва скрываемый страх и недоумение. Губы тряслись, как у загнанной лошади. Он пытался закурить, но не мог достать из пачки папиросу, дрожали руки. Казанки на пальцах были сбиты и ранки закрашенные йодом бордово темнели.

– Сашька, пошто так получилось, а? Пошто горяча вода в кране получилась, а?

Саша был спокоен. Он пережил минуты страха и упрёка, в том числе и переживаний. Ему хватило тех минут прогулки во дворе, пока Шалыч разбирался с Мизинцевым, а Глотко с кушеткой, чтобы сосредоточится. Чтобы найти узкий коридорчик в этом безрадостном событии, по которому была бы хоть малейшая возможность выкарабкаться. И, кажется, такую трещинку нашёл. Пусть она несколько подванивает подлостью, но какие тут могут быть сантименты? Выкарабкиваться надо! И потом, вспомнились кое-какие друзья, поди, не оставят, отмажут…

Саша взял у начальника пачку папирос и вытряхнул из неё себе и ему по белому стволику. Пачку вернул. Достал из своего кармана спички, прикурил сам и подал огонёк Шалычу. Действия его были расчетливыми, глаза находились в напряжении. Он старался скрывать своё состояние, и это ему удавалось

– Сашька, хто включил горячу воду, я спрашиваю, а?

Саша пожал плечами и небрежно ответил:

– Не помню… Кажется, Васька.

– У-у, ублюдка русская! Мало я ему морду начистил. Сабака… Ох-хо-о, ох-хо-о, веть тюрма. Тюрма на мою голову, – закачался Шалыч из стороны в сторону, обхватив голову.

– Ты вот што, Шалыч, послушай меня, пока мы одни… Давай так договоримся. Мы холодную воду включали, понял? – назидательно стал объяснять Саша. – Холодную. Но, чтоб не простудить клиента, добавили горячей. Штоб вода была только чуть прохладной. Ну, как положено по инструкции. Понял? Штоб не простудить клиента, сечёшь?.. А в это время холодную воду отключил ЖЭК, или какой-нибудь слесарь на магистральном трубопроводе. Отключил, а нас не предупредил. Значит, кто виноват, анан сагаям?

Лицо Бахашкина начало светлеть.

– Врубайся, Шалыч, и поживей, а то, как следователи и прокуратура понаедут, некогда будет репу парить. А сейчас иди и заполни журнал доставки и приёма клиента.

– Дык, это, фамилю не знам?..

– Да ты што? На хрен она тебе нужна? Так и запиши: фамилию не сказал. Ругался, дебоширил, стращал. Ну, словом, што, в первый раз што ли?

Бахашкин бросил недокуренную папиросу мимо урны и поспешил в здание.

Саша огляделся по сторонам и, не спеша, пошёл за ним.

На кушетке, что стала одним из препятствий во время суматохи в медвытрезвителе, врач осматривала пострадавшего Глотко. Он лежал на ней с задранными до колен брюками, и она осторожно ощупывала ему ноги, а он кривил толстые губы от боли при её прикосновениях.

– Похоже, переломов у тебя нет, но ушибы сильные… Поедешь сейчас с нами, надо рентген провести. Может, раскол ступни?..

В дежурке на скамейке сидел, привалясь к стене, младший сержант и перед ним, наклонившись, стояла медсестра Мая. Мизинцев постанывал. У него был перелом нижней челюсти, и Мая подвязывала её, прибинтовывая бинтом к голове.

– Потерпи, сержантик, потерпи, – приговаривала она участливо. – Приедем в сангородок, легче будет.

При появлении Шалыча, Мизинцев застонал и ещё плотнее прижался к углу. На его изуродованном лице появилась маска ужаса. Мая выронила из рук бинт.

– Что с тобой, сержантик? Сиди спокойно.

Бахашкин, не обращая внимания на Василия, прошёл к столу, раскрыл журнал и стал торопливо заполнять его.

Володя иронично и брезгливо посматривал на всех участников вакханалии.

4

Фектистов вышел на крыльцо. Почесал затылок от досады.

Яркое солнце заливало весь микрорайон. Даже бетонный заплот через дорогу, окружающий стадион “Ермак”, казалось, излучал свет и слепил. Анатолий прищурился, привыкая к солнцу. Пожалел, что забыл тёмные очки. Когда рано утром уходил из дома, брезжил рассвет, а сознание ещё спало, не вспомнил об очках.

На минуту задумался, соображая, на чём ехать. Если на трамвае, то это – по кольцу, по всему городу, через все микрорайоны и кварталы… Как раз к вечеру доберёшься. На автобусе?.. Пожалуй, быстрее будет. Только идти до него далековато. А какой ещё выбор?.. Чёрт, когда машину дадут? Ведь у всех у них есть водительские права, а транспорта нет! И что думают отцы-командиры?

Спустился с крыльца и пошёл по улице “Красной” в сторону остановки “Блинная”.

В одном из дворов, который проходил Феоктистов, до него донеслись звуки музыки и знакомый хриплый голос. Он оглянулся в сторону одного из подъездов дома и увидел в кустах черемушника группу ребят: кто-то из них сидел на корточках, кто-то на ящике, а кто-то стоял, привалясь к стволу черемухи. Кое-кто из них курил. Магнитофон “Астра”, похоже, новый, стоял на асфальтовом отмостке фундамента. К нему тянулись провода из раскрытого окна дома.

“Астра” крутила Высоцкого: “Тридцать три же мужика, не желают знать сынка, говорят, пусть растет сын полка…” Анатолий усмехнулся: и тому, что пел артист, и тому, что запрещают его, правда, негласно, а он всё равно хрипит. Слушают. У него у самого есть несколько его записей, и они ему нравятся. И Анатолий сейчас с удовольствием послушал бы его вместе с пацанами, но… их бы заботы ему. Жене Прокудину Высоцкий тоже чем-то не угодил. Порицает, когда услышит песни Высоцкого у них в кабинете, губами чмокает…

Феоктистов вышел на улицу Энгельса. Широкая улица пролегала между четырехэтажными побеленными в оранжевую охру домами. На противоположной стороне находится Народный суд, в котором рассматриваются дела, касающиеся соседнего электролизного комбината, то есть закрытые, полувоенные предприятие.

Далее перекресток, за которым, в нижних этажах домов, – кофе “Блинная”, магазины. Ещё дальше – библиотека. Напротив кафе и этих магазинов раскинулся соснячок, лесной массив, видимо, оставленный для очистки городского воздуха и для удовольствия отдыхающих. В нём и сейчас видны гуляющие, в основном, люди пожилого возраста с внуками и мамочки с детскими колясками. Только там и можно наслаждаться таким прекрасным днём.

Даже не верится, что в такое чудесное время могут происходить беды, несчастья, убийства, к примеру, такое, куда предстоит добираться на “перекладных”. Быть заживо сваренным! Скорее всего, по недосмотру работников медвытрезвителя, или, как его ещё прозывают остряки – “вытряхвителя”. А может, сильно пьяным был?.. Немало таких случаев, когда люди в алкогольном опьянении сжигают себя в домах, тонут в реках, разбиваются на транспортных средствах…

В ожидании автобуса Анатолий закурил и стал ходить взад-вперед по асфальтированному тротуару. Дважды пытался голосовать частникам, но не тут-то было. И вспомнил Заичкина: не поднесёт ли его чистая или нечистая и на этот раз… Хоть бы кто-нибудь в форме появился! – легче было бы тормознуть.

Наконец из-за поворота вырулил маршрутный автобус ЛИАЗ “Майск – 8-е Марта – Майск”. Анатолий облегчённо вздохнул.

Пассажиры выходили и заходили в передние двери. Феоктистов заскочил в задние и прошёл немного в салон. Встал на подъёме, ухватившись рукой за верхний поручень.

“Чёрт, при такой оперативности, как раз поспеешь к морковкиной заговены,” – выругался он. И сравнил их, следователей угро, со следователями прокуратуры. Те, поди, уж вернулись из медвытряхвителя, белая кость. У них машины, и не какие-то там развалюхи – “Волги”, и притом чёрные. И притом, почти у каждого. И что за дискриминация служб? Ведь одно дело делаем…

Автобус шёл, слегка покачиваясь, посвистывая амортизаторами. Для горожанина звуки привычные, как шум и скрип леса для егеря, на что не обращаешь внимания, не отвлекаешься от главного, от мыслей, от целей, породившие их.

 

Однако вскоре слух Анатолия уловил нечто, что вывело его из задумчивости. Слух насторожили не то стоны, не то смех.

Анатолий обернулся. На двух последних сидениях, повернутых к задней площадке, сидели ребята-подростки. Они хихикали, перешептывались, показывая пальцами на девушку, или девочку, стоявшую у задней стенки автобуса, отвернувшуюся к окну. Он тоже глянул на девочку. Ничего смешного вроде бы не находил в ней. Стоит спиной к салону, прилипла к поручню. Что смешного?..

И всё же среди пацанов чувствовалось какое-то не совсем обычное возбуждение. И эти ехидненькие ухмылки, сюсюканье, шуточки…

Анатолий ещё раз перевёл взгляд на девочку. Она была в белой футболочке с короткими рукавами, в короткой “колокольчиком” юбочке на лямочках. Щупленькая, угловая, плечики её подрагивали, похоже, плакала. Росточком не из карликовых, и ножки ладненькие. Стоп! – ах, вот оно что.

Из-под юбочки, по рельефным контурам ног, стекали струйки крови. Девочка стояла, скрестив ножки, видимо, стараясь такими усилиями сдержать течь. Анатолий в первую секунду тоже удивился, даже хмыкнул, но когда вновь услышал подхихикиванье пацанов: “Во-во, опять потекло! Ха!..” – почувствовал неловкость.

Легонько отвесив подзатыльник отпустившему шутку, прицыкнул:

– А ну, заткнитесь!

На ходу, расстегиваясь и снимая рубашку, сошёл на площадку. Бросив на поручень рубашку, сдёрнул с себя тельник. И, наклонясь к девочке, сказал:

– Нá-ка, дорогуша, майку. Оботрись. Я тебя загорожу.

Испуганные, залитые слезами глаза смотрели на него в недоумении.

– Давай, давай. Приводи себя в порядок, – Анатолий повесил на поручень майку.

Повернувшись к салону, загородил рубахой и собой девочку.

Подростки молчали, виновато и с интересом глядя на мускулистого парня. При покачивании автобуса, на его теле играли мускулы – он старался сохранять устойчивость, равновесие. Шрам на левой груди от пулевого ранения мальчишек примагнитил. Женщины в салоне смотрели на него с благодарностью.

Перед следующей остановкой девочка осторожно тронула его за руку. Он наклонился к ней.

– Ну как, всё?

Она смущенно кивнула и спросила, чуть ли не шепотом:

– Что теперь делать с вашей майкой?

– Спрячь в трусики. Может ещё понадобится?

Девочка обрадовано затрясла головой.

– Ага, сейчас. Прикройте…

Анатолий опять повернулся к салону.

– Вот теперь всё! – повеселевшим голосом шепнула девочка сзади.

Она стеснялась смотреть в салон автобуса, и фигура благородного незнакомца была для неё, что скала.

– Спасибо вам! – сказала она, боясь поднять на него глаза.

– Пожалуйста, если есть за что? – улыбнулся парень, повернувшись к ней.

– Ой! Что вы! Ещё как есть. Я такого натерпелась…

Он надевал рубашку, запихивая её подол в брюки.

– Как же мне передать вам майку? – прошептала она.

Анатолий усмехнулся.

– Оставь себе на память. – Застегнув на три нижних пуговички рубашку, навалился на поручень рядом с ней. – Тебя как звать?

– Аня. Аня Шпарева. Запомните мой адрес, – и назвала ему уже знакомые координаты, те, которые он только что, минут пятнадцать назад, записал в записную книжку. Хотел было тут же задать ей несколько вопросов, но вовремя сдержался. Надо вначале поговорить с заявительницей.

Но, видимо, его выражение лица её насторожило, и вызвало у Ани свой вопрос.

– Вам что, знаком наш адрес?

Он доли секунды помедлил и ответил:

– Нет. Просто совпадение. У меня родственники живут тоже под счастливыми номерами, только квартал другой.

Аня осмелела и теперь смотрела на него с обожанием. Что его несколько смущало. Даже скорее не это, а глаза – лучистые, открытые и взгляд мягкий, тёплый.

– Одиннадцатый микрорайон. Следующий – двенадцатый, – объявил водитель автобуса.

На остановке ребята, поглядывая на интересную парочку, высыпали из автобуса и там, на площадке, похоже, продолжили обсуждение случившегося. Для них, видимо, подобное явление было чем-то диковинным, вызывающие похотливые, никчемные мыслишки. Собственно, и удивляться нечему, виной всему – наша непросвещенность в умах и отсюда, вполне естественные вещи не укладывались в них и сознательности не пробуждали.

Автобус удалялся и, девочка, глядя на мальчишек, с обидой сказала:

– Дураки, – глубоко с перерывом вздохнула, успокаиваясь после пережитого.

– Да, – согласился Феоктистов, отвлекаясь от своих размышлений.

Он улыбнулся ей и почувствовал, как по сердцу прокатилась волна нежности, как бывало к младшей сестрёнке. Захотелось сказать что-то тёплое, ласковое, успокаивающее, даже приобнять. Но спросил буднично:

– Ты откуда едешь?

– С водохранки. Там у меня и началось… Думала, успею.

– Это у тебя впервые?

– Ага. Пришли как-то вдруг неожиданно. Хотя и ждала давно. К врачам мама водила.

– Зачем?

– Задержка большая. И низ живота сильно болел. Операцию хотели делать. Девочки моего возраста давно уже имеют… – доверительно вполголоса говорила Аня. Этот парень почему-то вызывал на откровение.

Её доверчивость трогала, от этого подмывала тёплая волна нежности.

– Сколько же тебе лет, Анечка?

– Пятнадцать… будет скоро, – ответила она и спохватилась: – Ой! Мне же сейчас выходить.

Автобус начал притормаживать.

– Двенадцатый микрорайон, – объявил водитель.

– Тебе же до “Парка Строителей”? – сказал Анатолий.

– Я дальше на трамвае, мне так быстрее и ближе.

Он пожал плечами и отстранился, уступая ей дорогу.

Автобус остановился. Двери с шипением открылись, и Аня с заметной осторожностью спустилась на площадку остановки.

Автобус тронулся. Девочка стояла у обочины и махала ему рукой. Юбочка впереди слегка выпирала, видимо оттого, что Аня запихала его майку в трусики комком. Это Анатолия насмешило и ещё больше вызвало к ней нежные чувства.

5

Феоктистов, как и предполагал, опоздал. Прокуратура уже уехала. В дежурке находились четверо: старший лейтенант Бахашкин, старший сержант Саша Галимханов и двое из отделения милиции: капитан Егор Кузмин – дежурный второго отделения и сержант водитель ПМГ, что стоял во дворе. Они мирно беседовали и даже посмеивались.

– О! Каво суда занесло! Граф! – с радостью воскликнул Саша. И подался на встречу.

– Здравствуйте! – поздоровался Феоктистов, подходя к стойке. Саша перед ним растворил дверцу.

– Прошу!

Анатолий вошёл и стал со всеми здороваться за руки. Затем устало сел на лавку, спиной прижавшись к прохладной стене.

– Фу-у, пристал, пока до вас добрался.

– Вам так и не дают машину? – спросил капитан.

– А зачем? Ноги молодые, длинные, топчи да топчи их, развивай мускулатуру, – ответил Феоктистов с усмешкой.

– Не боишься истоптаться?

– Боюсь

– Так позвонил бы, приехал б, – с участием сказал Саша. – Мы друзьям всегда рады услужить, и машинку подать, и кабинет лучший предоставить.

– Да как-то не сообразил, – с действительным сожалением ответил Феоктистов.

– Для графа, подали бы кадиллак в лучшем виде.

– Хм, вам до меня ли было?

– А какие проблемы?

– Так у вас, говорят, тут кто-то не то сварился, не то изжарился?

– Сварился.

– Сильно?

– Да нет, насмерть, – пошутил Саша.

– Как саплёнка, – поддакнул Бахашкин, стараясь попасть в тон начатого Сашей разговора.

– Как это произошло?

– Так ты суда за этим и припёрся? Хм, стоило. Мы уже давали показания, – Саша кивнул на капитана, – вот, при них. К Мáлиной, к ней теперь иди.

Феоктистов недовольно повёл плечами.

– Слушай, Галим, давай так договоримся: ты меня не учи, что мне делать и как. У следователя прокуратуры свои задачи, у нас, то есть у уголовного розыска, свои. Усёк?

Похоже, посещение прокуратуры на этих ребят не подействовало угнетающе. Ни Шалыч, ни Галим не прибывали в трауре. Но наглость Галимханова задела Анатолия. И он назидательно добавил:

– И если мне понадобиться, то ты, Галим, будешь показания давать не раз и не два, и не там, где тебе захочется, а где я сочту нужным.

– Ну, разошёлся. С ним и пошутить нельзя.

– Можно, почему нельзя? Ха-ха, – добавил Анатолий с сарказмом.

– Я и пошутил. Мы ж, граф, свои люди, – заговорил Саша уже с заметной елейностью в голосе, делая на прозвище Феоктистова смысловое ударение.

– Ну, раз признаешь меня за своего, так и рассказывай всё по порядку, и поподробнее. С примерами на месте происшествия.

Бахашкин почувствовал себя неуютно, заскрипел на стуле. Что-то у Саши диалога с графом не получается. Может, надо было как-то по-другому? Это ж не Мáлина. Шалыч один сидел за столом, все остальные – на лавках. Саша стоял, навалясь задом на угол стола. Стол поскрипывал под движениями его тела.

– Ну, кто будет рассказывать? – спросил Феоктистов.

– Ну, давай я, – сказал Галимханов, бросив короткий взгляд на своего начальника. Тот одобрительно прикрыл глазки. – Значит так. Утром звонят нам Андрей с Серегой из “Победы”. Пьяного, мол, заберите в сквере “Пионеров” отдыхает. Лежит, мол, там, в обнимку с “солнцедаром”.

– Во сколько это было?

– В одиннадцатом часу.

– Какое ж это утро? А кто такие Андрей и Серега?

– Мои это, из отделения, – ответил капитан. – Патрулировали по городу, и зашли в сквер.

– Так, дальше.

– Я съездил. Он ещё в сквере начал бузить. А сам, как паралитик, на ногах не стоит. Еле запихали в будку. Привёз, а он и здесь начал собачиться. Еле раздели и в душ сунули. Вдвоём с Васькой.

– Били?

– Хм, ну дал поджопник.

– Вот этим, сорок пятым?

– Сорок третьим. Так, слегка, лодыжкой.

– Ладно-ладно, брось из себя ангела изображать. Дальше?

– А чё дальше? Закинули в кабинку и включили душ.

– Пойдём, покажи.

Феоктистов вышел из дежурки, за ним Галимханов.

Три душевые кабинки. Все закрыты. Возле стены напротив дверей душевых стоит кушетка, обитая черным дерматином. Саша, показывая на неё, хохотнул.

– Под эту гильятину Глотка попал.

– Как?

– Посреди коридора стояла. Я когда выскочил из кабинки, в пару на неё наскочил. Опрокинул. А тут Глотку поднесло – ему на лапы. Ха-ха! Визжал, как сучка под трамваем.

Галимханов открыл третью кабинку, и Феоктистов вошёл в неё. Узкое и высокое помещение, как гигантский пустотелый кирпич, перевернутый и поставленный на попа. Душевой гусак торчал из стены на высоте метров трёх. С большого раструба с многочисленными отверстиями всё ещё подкапывала вода. На полу лежала узкая деревянная решётка, поверхность её была ещё бурой, щетинистой от горячей воды.

– Кто включал?

– Не помню, Толя… – замялся Саша. – Суматоха была. Кажется, Васька.

– А почему горячую?

–Да кто ж её включал? Её только чуть добавляем, чтоб клиента не застудить. – (Феоктистов иронично усмехнулся: гляди-ка какая забота!) – Да видно в ЖЭКе холодную воду вырубили, вот и пошла горячая. Мы понять сначала не могли: откуда пар, почему?

– А клиент что, молчал, не кричал?

– Да какой – кричал, – отмахнулся Саша. – В стельку был. Последняя стадия опьянения.

– Мда… – с раздумчивостью протянул Анатолий, оглядывая кабинку.

Вернулся в дежурку.

– Так, братва. Ты, Шалыч, и ты, Галим, напишите мне объяснительные, – сказал Феоктистов.

– Дак, зашем? Мы ж только што писали? – спросил Бахашкин в недоумении.

– Зашем? – передразнил Феоктистов добродушно. – Ты что, впервые в органах? Или мне тебе объяснять?.. Пишите. И поподробнее. А где Васька и ваш медработник?

– В сангородок увезла “скорая”, – сказал Саша, усмехнувшись. – Тоже пострадали.

– Что у Мизинца?

–Да тоже об кушетку челюсть сломал. Ха-ха! Всю морду о кафельный пол разбил.

Присутствующие тоже усмехнулись.

– Ладно, пишите вы. С них я потом возьму. – Бахашкин с Галимхановым переглянулись. Феоктистов достал сигареты, сказал: – Пишите, я пойду, покурю. Пойдем парни.

Капитан и водитель поднялись, и они вместе вышли на крылечко, широкое в одну ступеньку.

Медвытрезвитель вдавался внутрь микрорайона и находился на некотором расстоянии от дороги и от жилых домов. Он был слева, позади высокой железобетонной ограды, огораживающей огромную территорию магазина “Хозтовары” с его складскими помещениями, крыши которых виднелись из-за ограды.

От ворот до входа в учреждение раскатана чёрным блином асфальтированная площадка. С боку здания укатанная поверхность из щебня, на которой, уткнувшись катком в бетонную ограду, как бык лбом, стоял асфальтовый каток, рядом с ним припаркован “воронок” ГАЗ-56. С их металлических поверхностей курилась прозрачная дымка. Было душно от жары и чада, исходящего от свежего асфальта.

 

Из-за асфальтного чада курить расхотелось. Помяв сигаретку в пальцах, Анатолий сунул её обратно в пачку. Стоял и слушал своих собеседников. Собственно, разговор был не о чём, он не касался события, произошедшего в данном заведении. Милиционеры, видимо, не хотели делиться мнением о нём при открытых дверях.

Минут через пять-семь появились Бахашкин и Галимханов. Феоктистов принял листы у одного и другого и, посмотрев числа и подписи на них, свернул их вчетверо, вложил в карман рубашки.

– Ну ладно, убивцы, – (в шутку). – Побегу дальше. В сангородок схожу, на вашего рака гляну. Повидаюсь с вашими коллегами, или калеками.

Шалыч неуклюже затоптался на месте, Галимханов же сказал:

– А че на рака смотреть? Тебе пришлют заключение. А эти полудурки, поди, уже спят после наркоза?

– Галим, я, по-моему, тебе уже говорил – не учи. Я ведь тебе не подсказывал, как клиентов обслуживать.

Галим с видимым безразличием пожал плечами: как знаешь…

– Садись, Толя, подкинем, – предложил капитан. А Бахашкину сказал: – Если нужна будет помощь, звони.

Шалыч, затряс головой. Лицо его лоснилось от пота.

– Ланна…

Феоктистов обвёл ироничным взглядом “убивцев”, серое одноэтажное здание и, не прощаясь, пошёл вслед за капитаном к ПМГ. Его провожали настороженные глаза убийц.

В машине некоторое время ехали молча. Капитан сидел на первом сидении, курил.

– Ты веришь им, граф? – спросил он, не оборачиваясь.

Феоктистов пожал плечами.

– Время покажет, Гоша…

– Мне, честно говоря, не очень… Шалыч, это не просто прозвище. Это производное от слова ошалелый. В минуты ярости может чёрте что натворить. Да и Галимка не лучше.

– Собрались у кормушки, – сказал Ваня.

– Как это? – спросил Анатолий, под видом простачка.

Ваня усмехнулся.

– А что тут не понятного? Обирают пьяных. А на утро с бодуна докажи он, бедолага, что у него были деньги в карманах или ещё что-нибудь ценное? Мало ли где тебя валяло и катало, меньше пить надо… Васька у нас работал, кое-что из ихней секретной службы проговаривался. Да и так слухов больше, чем достаточно. А то, что Шалыч, боксер со стажем – это давно известно. Вон, и сейчас казанки на пальцах все в йоде. Метелил, видать, этого бедолагу и вдоль и поперёк.

Вынырнув из проулка посёлка Северный и перескочив трамвайную линию, подъехали к поликлинике сангородка.

– Ну всё, господин-товарищ граф, приехали, – улыбнулся Ваня, обернувшись.

– Спасибо, парни, – сказал Анатолий. Но вышел не сразу. Обратился к капитану: – Гоша, скажи-ка своим хлопцам, пусть они составят мне пояснительные записки по поводу ими задержанного пьяницы. Может, пригодятся.

– Хорошо.

ПМГ заднем ходом переехала трамвайные линии, развернулась и покатилась параллельно им в город.

6

Сангородок – большой больничный комплекс. Он состоял из несколько корпусов двух- и трехэтажных зданий и одного пятиэтажного, нового, два года назад введенного в действие, стоящий отдельно от старой части и отгороженный серой бетонной оградой. Старая часть комплекса утопала в зелени среди разросшихся деревьев и кустов, тогда как перед пятиэтажным только-только начали тянуться вверх молодые посадки клёнов и тополей.

Через узкие воротца в больших металлических воротах, из прутьев и приваренного листа понизу, Феоктистов ступил на ковер зеленого поля, усыпанного желтыми головками одуванчика и белыми – ромашки. Направился по тропинке к пятиэтажному зданию, в торце которого с левой стороны на первом этаже находилась “скорая помощь”, “приёмный покой” и кабинет “до врачебного обследования”.

На пологом парапете стояла машина РАФ, возле которого колдовал шофёр.

Феоктистов поднялся по асфальтовому въезду, приостановился, оценивающе присматриваясь к молодому водителю.

Из приёмной из окна Анатолия заметила рыжеволосая девушка и стала спешно приводить себя в порядок: поправлять волосы, белый колпак на голове, подновлять помаду на губах, заглядывая в зеркальце… Словом, проделывать всё то, подо что можно было бы запрятать свои тридцать лет с хвостиком, как иронично подшучивает она сама над собой.

– Привет, Маячок! – поздоровался Анатолий, входя в приёмный покой. Он умышленно называл девушку так, через “я”, делая на нём ударение. Поддразнивал.

– Здравствуй, Толик! – Мая расцвела в улыбке. – Давненько тебя не видно было. Совсем забыл дорогу.

– Просто не попадаю в твоё дежурство.

Он сел к столу на свободный стул напротив неё.

– Ну да! Под дежурство он моё не подпадает. Ты посмотри-ка! А домой ко мне что, тоже дорогу забыл? Или до того бандиты замотали?

– Маячок! – он, защищаясь, поднял руки. – Мы ж с тобой уже договорились. Зачем снова к этому возвращаться? И ты, как я слышал, замуж вознамерилась? – кивнул за окно, на РАФ, возле которого возился водитель.

– Если возьмут? – с натяжкой улыбнулась она. – На тебя надежды нет. Только обещания…

– Когда же я такое мог обещать? Ты меня, Мая́чка, с кем-то путаешь. Я в таких вопросах человек осторожный.

– Оно и видно, десятой дорогой обегаешь, как хулиган милиционера, – обида слезами начала выступать на глаза.

– Всё, всё, всё, Маячок. Ты хороший человек, это в тебе и ценно, но давай на этом сменим тему. Сейчас я пришёл по делу, давай о нём и поговорим. Или мне обратиться к врачу? Кстати, где она?

Мая, поджав губки, кивнула на закрытую дверь кабинета "до врачебного осмотра", где находился кабинет и дежурного врача.

Анатолий шутливо щелкнул Мае по кончику носа.

– Ну, чего нос повесила? Говорят, за молодого, красивого выходишь, вот и атакуй. Парень вроде бы ничего.

Она грустно улыбнулась.

– Вот так уже лучше, – подмигнул он. – На свадьбу не забудь пригласить. – И уже серьёзно спросил: – В вытряхвитель кто выезжал?

– Я и Полина Васильевна.

– Ну, вот и расскажи.

Мая вздохнула, освобождаясь от нахлынувших чувств. Стала рассказывать:

– Приехали, а там, как после бомбежки. Двое в кабинке: один мертвый, другой в крови, стонет, плачет. Третий по залу катается на горбу, ноги едва ли не за пазуху засунул от боли. Два мильтона места себе не находят, мечутся по медвытрезвителю, как солитеры в обмороке.

– Как-как? Ха-ха! – рассмеялся Анатолий. – Ну и сравненьице. Чисто специфическое. А теперь припомни, что они говорили, эти солитеры?

– Да много чего… Разве всё припомнишь?

– Припомни, хотя бы относительно покойника.

– Вроде как ругали сантехников или ЖЭК, дескать, отключили холодную воду, сварили мужика, угробили.

– Вас во сколько вызвали? Давай, посмотрим журнал вызовов.

– Словам не веришь? – она раскрыла журнал.

– Смотря каким.

– Моим.

– Ну что ты, Маячка…

– Вот. В 12.41 нас вызвали. В13.30 вернулись. Доставили больных: Мизинцева – с побоями и переломами нижней челюсти, и Глотко – с ушибами обеих ног.

Феоктистов посмотрел на часы: два часа прошло…

– Почему с побоями? Он, как говорят, об пол убился?..

– Не знаю, что у них там происходило, но, по-моему – побои.

– Так, ладно, разберемся. Где сейчас труп?

– В анатомке.

– Как думаешь, его уже обследовали?

– Наверно.

– А кто там? Игорь Васильевич?

– Да.

– А те, двое, где?

– В травматологии.

– Ну что же, Маячок, дай я тебя в щечку поцелую, в знак моего искреннего уважения к тебе. – Поднялся со стула и чмокнул Маю. Она не сразу убрала подставленную щеку, но, не дождавшись, повтора, капризно усмехнулась.

– Какой ты щедрый…

–Ну, Маячка, это уже будет лишнее, перебор. Лучше дай халатик, к Игорю Васильевичу схожу.

Мая со вздохом поднялась, прошла к шкафу и подала из него халат. Он, накидывая его на плечи, подмигнул девушке и пошёл к двухстворчатым дверям, ведущим внутрь корпуса, к подземному переходу.

Подземный коридор, сверкающий чистотой и кафелем, блистая в ионовом свете, словно облитый маслом, принял посетителя прохладой. Шаги гулко раздавались по коридору от бетонного крашенного коричневой краской пола.

7

В кабинете патологоанатома у раковины стоял сухощавый, стройный человек лет пятидесяти. Он был в белом халате, в белой шапочке на седеющей голове. Мыл руки. Встряхивая с пальцев воду, обернулся на вошедшего.

– А, Анатолий Максимович! Проходите, – показал рукой в направлении стола у стены, возле которого были приставлены два стула с двух противоположных сторон.

Феоктистов кивнул на приглашение, прошёл.

Доктор, тщательно вытерев руки о полотенце, висевшее у раковины, подошёл к Анатолию.

– Ну, здравствуйте, Анатолий Максимович! – протянул тонкую ладонь с длинными пальцами.

– Здравствует, Игорь Васильевич! – обменялись рукопожатиями.

– Прошу, – ещё раз показал на стул, стоящий ближе к стеклянному шкафу, на полках которого лежали и стояли всевозможные инструменты, склянки, фарфоровые чашечки, ножницы, вата, какие-то свертки завернутые в непроницаемую пленку. – Ну-с, что на этот раз вас интересует? Хотя догадываюсь.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18 
Рейтинг@Mail.ru