Александр Леонидович Миронов
Уссурийская метелица
Часть 1.
Как хрупок этот лёд.
Глава 1.
Трубка мира.
1
К началу февраля на Уссури установилась относительно тёплая погода, около – минус 5, что радовало всё живое по обе стороны реки, и саму природу. Веселее зазвенели тальниковые кустарники по побережью и на островах. Озорнее стали птицы: игривые фазаны и сороки перелетали с одного берега на другой: с китайского на русский и наоборот. Оживились и подземные роднички, подтачивая лёд в устьях проток и речушек, впадающих в Уссури.
Начальник заставы "Аргунская" майор Романов дважды уже откладывал выезд на границу и оба раза из-за плохой погоды. Сегодня она выдалась с утра тихой и, по сибирским меркам, теплой. К тому же синоптики нагадали на предстоящие сутки прогноз сносный, ветер умеренный и всего лишь -5-10мороза, и то – ночью. Так что сегодня был самый походящий день для установки вешек.
Начальник заставы вызвал к себе в кабинет дежурного.
– Слушаю вас, товарищ майор.
В дверях стоял старший сержант Пелевин, самый "старый" тридцатилетний срочник. Среднего роста, белокурый, волнистая чёлочка, которая совсем не по уставу, выбивалась из-под шапки, заломленной на затылок.
Пелевин был в гимнастёрке с красной повязкой дежурного на рукаве, в яловых сапогах, смятых в "гармошку" с чёткими углами, выведенные под горячим утюгом. Майор не был ретроградом, однако, не одобрял, когда солдаты портили казённое имущество, пусть даже и принадлежащее им. Он понимал, что старший сержант готовится к демобилизации. "Обкатывает" дембельские сапоги и на дежурстве, и при увольнении в село Аргунское, где живёт и работает в местном магазинчике его жена. Хотя до дембеля ему ещё полгода, Пелевин заранее готовился к этому событию.
Майор с сожалением подумал о том, что жалко будет отпускать с заставы такого парня. Если старшина Магда действительно задумал подать в отставку, надо бы предложить эту должность Пелевину. Или порекомендовать начальнику отряда, направить его старшиной на какую-нибудь заставу, сверхсрочно.
– Старший сержант, подберите команду из отдыхающих и выходных. Человек пять. Бабенкова предупредите. Урченко, чтоб подготовил топор, пару ломов, бидон с ковшом, и сам пусть собирается. Поедем вешки устанавливать. И вызовите старшину Магду. Он останется за меня. Замполита не тревожьте, пусть отдыхает после дежурства.
– Понял, товарищ майор.
– Выполняйте.
– Есть!
Анатолий из канцелярии вошёл в дежурку, раскрыл журнал по личному составу и, взяв листочек, стал выписывать фамилии солдат. Потом посмотрел на часы: 9.15.
Вопрос с расстановкой вешек был всегда. Ими в зимнее время на реке по фарватеру пограничники обозначали государственную границу. Эти знаки ставились в основном для жителей сел, прилегающих к границе. И до начала шестидесятых годов эти пограничные знаки стояли вплоть до весны, а затем уплывали в буйном весеннем потоке в широкие воды Амура. Но с охлаждением отношений с Китайским руководством, теперь на границе все чаще стало проявляться буйство со стороны граждан Китая и в основном среди её молодёжи, хунвэйбинов и дзаофани, и эти знаки падали на лед раньше весеннего половодья.
Левый фланг самый протяжённый, более двадцати двух километров, и наряд проходил его в обе стороны, туда и обратно, то есть все сорок пять. Когда-то на этом фланге находилась застава "Ново-Советская". Но, после окончания войны с японцами и установления с Китаем дружеских отношений, её расформировали, создав на этом месте пограничный пикет, с одним офицером и десятка полтора солдат. Потом упразднили и его. И весь фланг отошёл к Аргунской заставе. Но с сокращением заставы и пикета, штат Аргунской заставы вырос ненамного. Поэтому сократились дозоры в этом направлении.
Теперешние китайские молодчики, собираясь группами, из озорства и бравады, а может, и по чьёму-то приказу, безобразничают на границе. И из года в год все чаще и грубее. И не всегда их хулиганство удается пресечь. Как докладывают наряды, эти ребятки имеют наглость даже выходить им навстречу, пересекая фарватер, границу. Пограничникам приходится с ними вступать в диалог, который, конечно же, ни та, ни другая сторона не понимала, но отмашки, жестикуляция иногда помогали выпроводить нарушителей на сопредельную сторону. Не единожды самому начальнику заставы приходилось переживать неприятные минуты при встрече с такими товарищами. Нервы накаляются до предела. Тут работа не для слабонервных и не для беспечных. Поэтому майор вынужден был замполита придерживать пока лишь оперативным дежурным по заставе, и на офицерских проверках пограничных нарядов, в основном в ночное время. Человек новый и в «боях» не закалённый.
На заставе был недокомплект не только рядового состава, но и офицерского. Сам майор – начальник заставы, замполит капитан и старшина. Второй офицер появился всего лишь три месяца назад. Офицер Советской Армии, призван по зову Партии на пополнение пограничных войск. Капитан Муськин, если судить по служебной аттестации, офицер вроде бы неплохой, даже имеет орден Красной звезды. Был в составе ограниченного контингента на острове Свободы – на Кубе. В службу включился активно. Но… вольная жизнь гусара оставила в нём след, и рамки пограничной службы ему пока тесноваты. Поэтому посылать его на установку вёшек майор считал ‒ рановато. Тут не Куба. Вместо ордена может получить или крест железный, или кол осиновый, как говаривали в старину. И подставлять его сейчас будет нечестно и нецелесообразно. Пусть пообвыкнет, войдёт в тонкости службы. Тут не западная граница, где все чётко, как прописные истины. Там, кто бы он ни был, переступил границу, – нарушитель, диверсант, агрессор. А проще – враг. И с ним разговор короткий, уничтожать или брать в плен, все зависит от ситуации. Резко и однозначно. Здесь же с такими мерками не подойдёшь.
И старшину нельзя отвлекать. Хоть и на три-четыре часа, но хозяйство без присмотра не оставишь. Выдача провианта, закупки хлеба и прочих продуктов в сельском магазине. Необходимо уделять внимание и содержанию небольшого, но имеющемуся в наличии подсобному хозяйству. На хозяйстве всегда найдутся дела, если душа беспокойная, заботливая.
Оперативное дежурство поделено на троих: на начальника заставы, замполита и старшину. Иногда, когда кто-нибудь отсутствовал из них, в этот график включался Пелевин. Он парторг заставы и один из самых опытных и надежных младших командиров срочной службы.
Командование обещает прислать ещё одного офицера, заместителя по огневой и строевой подготовке, но когда это будет? Кто-то из демобилизованных ранее сержантов проходит трехмесячные курсы при Московском высшем пограничном училище. После присвоения звания младшего лейтенанта – контракт на трехлетнюю службу, – и направление на заставу. Но это в перспективе. Сейчас же вся работа по укреплению границы лежала на нём, на майоре Романове. И предстоящая установка вешек – ответственность немалая. Тут обязательно будет встреча с китайцами. Они не упустят такой момент, появятся. А там… держи ухо востро. Поэтому, и по служебным и этическим соображениям, начальнику заставы придётся ехать самому устанавливать вешки.
Жаль отнимать у солдат их личное время, но служба требует. Вперёд! Как в песне поётся: "Раньше думай о Родине, а потом о себе". Это относится к ним ко всем пограничникам.
После разговора с дежурным по заставе Романов снял трубку прямого телефона с оперативным дежурным отряда.
– Майор Макеев, – послышался лаконичный голос.
– Здравия желаю, Игорь Семенович. Второй.
– Здравия желаю, Юрий Васильевич. Слушаю вас.
– Докладываю. На участке спокойно, происшествий нет. Через двадцать-тридцать минут убываю на границу для установки вешек в район села "Ново-Советское". За меня остаётся старшина заставы Магда.
– Понял, Юрий Васильевич. Доклад принят. Счастливо.
– Спасибо.
За пожеланием майора Макеева, внешне спокойным, чувствовалась напряжённость, и Романов её улавливал. Наверное, так же как когда-то его отец перед самой войной с Германией, служа на западной границе.
2
В Ленкомнате находились рядовые Вячеслав Потапов и Юрий Морёнов. Один просматривал подшивки "Красной Звезды", "Комсомольской правды", второй что-то подбирал на баяне, судя по знакомым звукам, пограничную песенку "Я служу на границе…" У Юрия шевелились губы, он тихо подпевал. Но как только пальцы запинались на клавишах, мурлыканье прекращалось, правый уголок губ недовольно дергался, и он заново начинал прерванную мелодию. "Мама, милая мама, как тебя я люблю…" – подпевал он.
– Когда последний раз матери писал? – спросил Славка и передразнил: – Мама, милая мама…
– Неделю назад. И сегодня после обеда буду писать, – ответил Юрий. – А ты давай, давай, повышай политическое образование. А то опять неудку схватишь. – "Неудка", то есть неудовлетворительная оценка.
– Во! – воскликнул Потапов. – Ты посмотри! Чехи китайских студентов поперли из своей страны. За хулиганство!.. А наше правительство опять китайскому правительству предупреждение выразило.
– Ну вот, видишь, уже кругозор повысился, – усмехнулся Юрий. – И какое?
– Восемьсот восьмое! – пошутил Потапов.
– Пиливал дяденька Маонька на наши баиньки, – с жиганской придурью усмехнулся Юрий.
– Точно. Ого! Ты посмотри только, – Славка стал читать:
"25 января ("То есть три дня назад", – отметил Юрий), в полдень, около 70 китайских граждан – это были китайские студенты, возвращавшиеся из Западной Европы через Москву на родину… ("Это наверно те, которых под зад выперли из Чехословакии", – заметил он иронично.) …и сотрудники китайского посольства в Москве прибыли на Красную площадь. Когда китайские граждане подошли к Мавзолею, их представитель возложил венок у входа. До этого всё было спокойно, и китайские граждане не нарушали правил поведения на Красной площади.
Потом китайцы выстроились вдоль Мавзолея, достали книжечки с цитатами Мао Дзе-дуна и стали хором декламировать. Советские люди, стоявшие позади китайской группы, терпеливо ждали, пока получат возможность пройти в Мавзолей.
Спустя некоторое время представители милиции обратились к китайским гражданам с просьбой пройти в Мавзолей или освободить проход, чтобы не задерживать других. В ответ китайцы стали ещё громче декламировать цитаты, подкрепляя их жестами и выкриками. Они толкали стоявших рядом советских людей, явно провоцируя беспорядки. Один из китайцев вдруг ударил по лицу женщину, стоявшую в очереди…"
– Во, хамло! – воскликнул Юрий.
Славка согласно кивнул.
"…Это послужило как бы сигналом. Китайцы стали набрасываться на советских людей, наносить им удары. Китайцы применяли следующую тактику: три или четыре человека окружали одного советского гражданина и пытались его избивать. Их лица были искажены от ярости и злобы.
Советские люди, находившиеся на Красной площади, продемонстрировали выдержку и спокойствие, не поддались на провокационную выходку. Сами, без помощи милиции, взявшись за руки и образовав живую цепь, они оттеснили китайскую группу на несколько метров от Мавзолея. Поняв, что затеянная провокация не увенчалась успехом, китайцы вынуждены были сесть в автобус и уехать с Красной площади.
То, что произошло 25 января 1967 года на Красной площади, заявил Б.Д.Пядышев, является не чем иным, как откровенной и заранее спланированной провокацией. Всеми действиями китайской группы руководил первый секретарь посольства КНР в СССР Мяо Цань. Цель этих хулиганских бесчинств состояла в том, чтобы попытаться нанести ущерб советско-китайским отношениям и дружбе народов Советского Союза и Китая".
– А вот дальше, – продолжил читать Славка другую статью.
"На Ярославский вокзал, чтобы уехать Пекинским поездом на родину, китайские студенты пришли с марлевыми наклейками и пятнами йода на лицах. Одна студентка явилась даже на костылях. Однако под йодом и наклейками не видно было признаков царапин, синяков, порезов или опухших мест".
– Цирк!
Юрий пиликал на баяне двумя пальцами: указательным и средним, изредка подключая к ним негнущиеся безымянный и мизинец. Особенно трудно ему давались аккорды, когда нужно было выполнять их всеми пальцами кисти. (До Армии пальцы были перерезаны ножом.) Когда-то он хорошо играл на гармошке, чуть позже, на баяне мог повеселить компанию, сыграть "цыганочку", "русскую", кое-какие вальсы, песни. После травмы "завязал" с музыкой и надолго, пока не понял, что, упражняясь на музыкальных инструментах, разрабатывает кисть. До этого использовал только эспандер. И добился некоторых успехов. Указательный палец стал сгибаться на всех фалангах, средний на втором, – это уже давало возможность крепче держать в руке круглые предметы, в том числе автомат, штык-нож. На призывной медкомиссии он скрыл своё увечие.
Два нижних пальца едва сгибались на вторых фалангах, по клавишам баяна они ходили грубо, неловко, то, опаздывая надавить на нужные кнопки, то, запинаясь на них, отчего Юрий недовольно дергал уголком губ. "Я служу на границе…" Когда Потапов стал читать газету, он прекратил пиликать и с интересом уставился на дружка. К информации о том, что китайцы творят у себя в стране, а также в Польше, Чехословакии и даже в Америке, он относился с долей иронии, – напишут там, не видел сам, не верь ушам. Как-то не укладывалось в сознании поведения китайцев, что-то ребяческое в том прослеживалось, несерьезное.
– А во, смотри, дальше… – продолжал Потапов.
"…вслед за провокационными выходками китайских граждан в Москве началась новая волна бесчинств у здания советского посольства в Пекине. Организованные толпы хунвейбинов выкрикивают злобные и грязные ругательства в адрес советских людей. Несущие охрану посольства полицейские выкрикивают антисоветские лозунги вместе с толпой. Советские дипломаты, сотрудники посольства, журналисты, члены их семей, все советские люди, находящиеся в Пекине, соблюдают выдержку, спокойствие".
– У них там что, крыша совсем съехала? – усмехнулся Морёнов.
Но обменяться мнениями они не успели, в Ленкомнату вошёл дежурный.
– Ага, ратаны, оба здесь. Собирайтесь друзья, и потеплее.
– Товарищ старший сержант, мы выходные, – напомнил Потапов.
– Знаю.
– И куда? – спросил Морёнов с нотками недовольства в голосе. У него были виды на свой выходной: хотя бы отоспаться вволю, особенно после обеда, и написать письмо домой, о чём сообщил Потапову в разговоре.
– Это ненадолго. Поедете с товарищем майором вешки устанавливать.
– Сколько их можно ставить? Надоело уже. Китайцам на забаву? ‒ проворчал Славка.
– Ладно, приказы не обсуждаются, а что? – выполняются. Собирайтесь, людей-то нет, – сказал Пелевин и, утешая друзей, добавил: – К обеду вернетесь.
Солдат на заставе не хватало, по этой причине даже выходные дни иногда предоставлялись не по два в месяц, а на половину меньше. И старшему сержанту была понятна реакция солдат – ответ на посягательство на их единственный выходной.
– Не посылать же тех, кто с наряда пришёл или в наряд идёт?
– Ладно, Толя, чего там, – сказал Юрий и, вздохнув, поставил баян в футляр. – Поедем, прокатимся.
Славка перевернул прочитанные листы подшивки, поднялся.
– Поедем, потешим хунов.
Пелевин вышел на веранду. Просторное, застекленное помещение, пристроенное из досок во весь торец казармы – место времяпровождения пограничников в тёплые летние вечера, где всегда слышны шутки, смех, звуки баяна, гитары и песни. Сейчас здесь холодно и кое-где на лавках и на полу лежал снег. "Надо приказать дневальному, чтоб подмёл", – подумал Анатолий.
Солнце ярко светило, и снег на улице слепил глаза. За оградой стоял ГАЗ-69"б", но водителя не было. Анатолий от яркого солнца приложил ладонь козырьком ко лбу, посмотрел на вышку, стоявшую за оградой заставы.
– Колун! – крикнул он. С вышки никто не отозвался. – Колун! – крикнул он громче.
В окне будки показался часовой. Анатолий махнул ему: выйди!
Часовой вышел из будки и подошёл к перилам. Был он в полушубке, от времени потемневшем, и толстый от поддетой под него телогрейки. Выходя в наряд часовым на вышку, солдаты поддевали под полушубок дополнительно и бушлат. А также ватные брюки или пару кальсон и размера на два больше валенки. Вышка – это хоть и не в космическом пространстве находится, но зимой и на ней не Ташкент.
– Ну что, Илюша, там видно?
– Ничего особенного, – буднично ответил часовой. – Всё спокойно. На той стороне какие-то люди, похоже, хуны, бадью с водой тягают. Трое тянут салазки, а один на бочке сидит, видать, крепким словом помогает. В БМТ хорошо видно.
– Ладно, понятно, – одобрительно сказал Анатолий и спросил: – Где Бабуля? Машина стоит, а сам где?
– Кажется, к Панчуку на кухню ушёл.
– А Урченка?
– Не знаю. В коровнике или в курятнике.
– Хорошо, найдём.
Пелевин поёжился от морозца, который стал пробираться сквозь гимнастерку и нательную рубашку под ней. Проскрипел сапогами по полу веранды и вновь скрылся за дверью. Прошёл по коридору заставы в сушилку. Там уже были Морёнов и Потапов, они снимали с сушил свои вещи, валенки и портянки.
Юрий ощупывал портянки, которые вчера поздно вечером, вернувшись с реки Хор, с левого фланга, выстирал, надеялся, что за выходной высохнут. Они были волглыми. Валенки тоже ещё не просохли.
Славка также с неохотой натягивал на себя не просохшие вещи.
– Морёнов, сходи, поищи Урченку, – сказал Пелевин, войдя.
Юрий обернулся, держа в руках портянку.
– Извини, Толя, но за ним не пойду.
– Это ещё почему? ‒ удивился старший сержант отказу.
– Не спрашивай. Но искать его не пойду.
– Рядовой Морёнов!
Потапов сдернул с вешалки полушубок.
– Я схожу, – сказал он примирительно. – Что ему передать?
У Пелевина засвербело в ухе, и он от досады, морщась, зачесал пальцем в раковине, затряс им. И тут же, вынув из кармана галифе коробок и достав из него спичку, стал ею ковырять в ушной раковине. Работая на шахте в Кузбассе, он простудил уши, проболел отитом, и теперь зуд в ушах нет-нет да занимался. Особенно в моменты, когда начинал злиться, нервничать. Уж от кого от кого, а от земляка он такого не ожидал. Не выполнить даже не приказ – просьбу…
– Скажи ему, чтобы собирался вместе с вами, – сказал он Потапову. – Пусть приготовит топор и два ломика. И флягу для воды с черпаком, – повернулся и вышел.
– Юрка, ты чего? – спросил Славка.
– Потом как-нибудь объясню, – виновато ответил Юрий. – Долго рассказывать.
– Ну ладно, я пошёл.
Потапов надел полушубок и вышел.
3
…Произошла какая-то глупая история. Вначале Юрий даже не понял, что именно произошло? Возможно, он бы вообще не придал той сцене какого-либо значения, да и стоила ли она того, чтобы помнить о ней. Но когда, где-то через неделю, его вдруг, ни с того ни с чего, отсчитал капитан Муськин, он от стыда не знал, куда деваться. Покраснел, как плут, уличенный в какой-то пошлой выходке.
Капитан так и сказал:
– Сплетничать, распускать слухи – это недостойно комсомольца! А тем более – комсоргу заставы.
Юрий стоял, не понимая, что к чему и что это нашло на кэпа? И только потом, когда немного успокоился, понял…
Так сложилось на заставе издавна, не гласно в подразделении создалась хозяйственная служба под началом старшины. Ещё задолго до появления на ней майора Романова. В неё входили три солдата: каптенармус – рядовой Романов, бурят, и два хозяйственника – Урченко и Сапель, рядовые.
Урченко отвечал за животноводство, то есть за двух лошадей, двух коров и телочкой, ухаживал за свиньями с поросятами, за курами в курятнике. Варил, кормил, убирал в хлевах и сараях.
Сапель – исполнял обязанности истопника, так как при заставе имелась паровая котельная, которая обеспечивала теплом не только служебные помещения, но квартиры офицеров. Ему же вменялось в обязанность – баня. Изредка эти хозяйственники подменялись или объединялись, когда на заставе проводились авральные мероприятия, особенно в субботние банные дни.
Каптенармус Романов вообще состоял на особом счету, и занимался только бельём, простынями, наволочками, что возил на стирку в прачечную в Переяславку. А также учётом всего инвентаря на заставе и при заставе, и демисезонной солдатской одеждой.
Солдаты этой группы привлекались к службе, но не продолжительно – на два-три часа, на проверку нарядов на границе в сержантские или офицерские наряды.
В тот день Урченко собирался ехать на лошади за хлебом и кое-какими продуктами в село Аргунское, что находится от заставы в километрах трех. Узнав об этом, ратаны собрали деньги, и он, Юрий, в одной гимнастерке, по морозу, побежал на хоздвор, где кроме двух коров, находились и две рабочие лошади – вся заставская кавалерия. Войдя во двор, не обнаружил в нём запряжённой подводы. Забеспокоился: опоздал! Но, заглянув в конюшню, увидел лошадей. Облегченно вздохнул: тут ещё, не уехал.
Прошёл дальше, во вторую половину, в коровник, отгороженный дощатой стенкой. Отворил дверь. Она открылась мягко, без скрипа на ремённых накладках и вошел. Под потолком горела лампочка без плафона.
Одна половина помещения была забита сеном (Сено имелось и на сеновале, и за двором в стогу – летом заготавливали заставой.). С другой стороны, за перегородкой сидели он и она: Славик и жена замполита. Ей, как и капитану, было лет сорок. Но и Слава Урченко в свои двадцать четыре выглядел ненамного младше: лицо в преждевременных морщинах и притом глубоких, за что его кто-то прозвал "гофрированным". Складки начинались от козелка ушной раковины и уходили за скулу, казалось, что гофры эти – результат косметической операции, и неудачной: само лицо было гладким, с заострившимся носом, с обтянутыми хрящевидными выступами на переносице. Когда они, хрящи, бледнели, а морщинки розовели ‒ это выдавало его нервное состояние.
Слава был старше своих однопризывников, поскольку призвался в армию на три года позже и, конечно же, был помудрее. А, обнаружив у него в бане довольно солидное отцовское наследство, Славу просто зауважали, как обладателя чуда природы, как уникумом, который, ясное дело, надо хранить в бархатном чехле, а не в солдатском галифе. Слава был из сельской местности, из-под Нижнеудинска Иркутской области, и имел наклонности к хозяйственным делам. Может быть это и определило его дальнейшую службу. Да еще, возможно, из-за нескладной фигуры и за неумение ходить в строю. На строевой подготовке часто путал руку с ногой: бодро шагая, заносил, скажем, под правую ногу правую руку, или же под левую ногу левую руку. Да ещё за ряд качеств, которые выбивали его из караульной и патрульной службы на заставе.
Но в быту он умел всё. Умел доить коров, управляться с лошадями, убирать в хлевах. Даже щупать кур, а это не всякому дано, на это тоже надо иметь врожденные или приобретенные навыки. Но вот с коровой у него что-то последнее время не заладилось, не то стал слишком груб под ней, не то мягок. И она сбавила надои. Шефство над ними, над Славой и коровой, взяла замполитша. Женщина кругленькая, подвижная и к крестьянскому труду обученная, то есть к соскам рука приучена смолоду.
В момент, когда Юрий вошёл в коровник, дояры сидели под коровой, и в две руки, тянули соски вымени. Сидели плечо к плечу, о чём-то переговариваясь в полголоса. Славины руки лежали на её кулачках.
Юрий остановился, смущенный их слаженной работой.
Присутствие солдата заметила вначале женщина. Она увидела его скорее не глазами, а затылком, словно задний обзор находился под прицелом третьего глаза. Резко откачнулась от Славика, от чего тот упал на задницу. Но Слава тут же поднялся. Гофры на его лице были розовыми, натянулись в улыбке смущения. Глаза поблескивали и избегали взгляда товарища.
Чтобы как-то сгладить свое неожиданное появление, Юрий заговорил первым и притом излишне торопливо, чем ещё больше загоняя себя и их в конфуз.
– Слава, ты в село, да? Мы тут вот собрали, ‒ вынул из кармана смятые бумажные деньги и мелочь. – Купи курево: "Радопи", "Беломор". И "Помарина", два тюбика. Ага?
Слава кивнул, дескать, ладно, чего там. Протянул руку и забрал деньги.
Юрий виновато улыбнулся замполитше и поспешил из стайки. Конечно, у него мелькнули фривольная мыслишка на предмет этой парочки, – уж больно нервно они отреагировали на его появление. Но о них он вскоре забыл.
Вот и вся история. Невесть, какое событие, чтобы о нём помнить. А болтать, как высказался кэп, и сплетничать, он и вообще не мог. С детства не обучен. Но кое-кто, похоже, не забыл. И ему напомнил. И так некстати.
После отсчитывания капитана Муськина, его нелепых обвинений, Юрию уже не хотел видеться с Гофрированным, а тем более с женой кэпа.
Капитан же при встрече смотрел на солдата с высокомерием и во взгляде, казалось, сквозило презрение. И что самое неожиданное – служба начала тяготить. Романтика пограничная как будто бы приугасла, по крайней мере, на заставе он начал чувствовать себя не так уютно, как раньше, до появления капитана.
В тот памятный час Юрий был "колуном", то есть часовым по заставе, и встретил кэпа во дворе. Доложился о несении службы. Вначале замполит показался пьяным, но он не поверил себе, поскольку никогда не видел на заставе выпивших офицеров. Такого просто не могло быть! А после разговора с ним, сам ходил как пьяный. Весь остаток наряда, а было это поздним вечером, патрулируя по периметру заставы, сгорал от стыда. Расстегнул полушубок до пояса, пожалев о том, что поддел под него ещё телогрейку. Оказывается, человека может согреть не только шуба, но и "доброе" слово.
Муськин был переведен на заставу из Советской Армии, человек на границе случайный. Только это его оправдывало в глазах Морёнова, призывало к снисхождению, как к невоспитанному хулигану, хоть и к командиру.
4
После приказа, который майор Романов поставил наряду, коим сам же будет командовать, укрупненный пограничный наряд, кроме табельного оружия, дополнительно вооруженный топором, двумя ломами и молочным бидоном, выйдя из заставы, направился к "бобику" Бабенкова. Такое сочетание, – название машины и фамилии её водителя, начинавшиеся с одной буквы, – веселило солдат, и, в конце концов, Вовку прозвали – Бабулей, а ГАЗ-69"б" – бобиком. Машина старая, видавшая виды, под выцветшим тентом. Это было одно из тех технических средств, какими начала оснащаться государственная граница на советско-китайском участке, по крайней мере, её дальневосточная окраина. Вторая машина, ГАЗ-66, тоже не первого года службы, стояла в гараже, в деревянном сарае "при полном боевом".
После окончания войны 1945 года на Дальнем Востоке, в результате которой Китай был освобожден от японских милитаристов, и были вытеснены на о. Тайвань Гоминдановские войска, между правительствами СССР и Китая установились самые тёплые братские отношения. Породнены два великих народа: китайский и советский.
Если до войны восточной границе уделялось самое пристальное внимание: в инженерных сооружениях, в техническом вооружении, в численности личного состава на пограничных заставах и кавалерии при них, то после войны необходимость в столь тщательной обороне дальневосточных рубежей отпала. Были сокращены не только пограничные заставы, но и пикеты, а на действующих заставах упразднена и кавалерия, в том числе. Численность личного состава так же сократилась ввиду отсутствия враждебного и ненавистного капитализма за рекой и на суше. И граница стала "прозрачной". На ней служба, казалось, курортом, правда, затяжной – в три года.
Материально-техническое обеспечение соответствующее, то есть никакого. Пограничные участки увеличились вдвое, и обслуживались пешими нарядами при интервале движения от 4 часов до одних суток, при этом – полное отсутствие КСП (контрольно-следовых полос), ими на реках служили песчаные отмели, а также – заградительных систем и телефонной связи.
По Уссури и по Амуру ходили допотопные катера пограничной флотилии, доставшиеся ей от японцев и репатриированные из Германии, – "утюги", дававшие по 6-8 узлов в час. "Утюги" (как прозвали их пограничники) грохотали громко и пока, сердито урча, приплывали на место какого-либо ЧП, китайские плоскодонки благополучно покидали сопредельную территорию, и их владельцы помахивали пограничникам из-за фарватера ручкой. А с момента осложнения отношений между правительствами не только смеялись, но и жестами оскорбляли стражей границы, а также и население, рыбаков. Удаль новых китайских рыбаков становилась всё вызывающе наглой, а при той технической оснащенности советских пограничников, безнаказанной.
Настоящие нашествия с китайской стороны начинались в кетовую путину, поскольку рыба, по одной ей ведомой лоции, шла именно вблизи советского берега. И если 2-3 года назад рыбаки и той и другой страны могли мирно сосуществовать на Уссури, и притом больше на её правой стороне, по-братски делясь уловом, то к середине 60-х годов эта трогательная идиллия совсем нарушилась.
Политическая напряженность в Китае расширилась от центра его до самых до окраин, как электромагнитные волны. Теперь уже можно было видеть, как два Вани, стоя в лодках, по-молодецки размахивая веслами, отвоевывали каждый свой приоритет. Преимущество варьировалось, все зависело от количества рыбаков и их подготовленности, не только в технической, но и психологической. За частую ‒ оно было на стороне русских. В конце концов, они находились хоть и у последней черты, но на своих водах, и хоть не всегда вовремя к ним на помощь приплывал с заставы "утюг", однако даже наличие столь несовершенной техники вдохновляло, подкрепляло дух, удваивало силы. Да и критическая температура кипения в русском характере высокая, если её долго испытывать, подогревать, то она однажды может взорвать его, и уж тогда не обессудь друг ситный. Проверено не единожды, о чём история гласит…
Теперь государственная граница со стороны Советского Союза требовала дополнительных усилий, увеличения численного состава подразделений, технических средств. Однако политическое руководство СССР или не верило, что положение на границе настолько серьёзное, или надеялось на потепление отношений за счёт миролюбивой политики на всех уровнях, и потому боялось, как бы оснащением застав не спровоцировать сопредельную сторону на ненужные инциденты. А может быть ещё и оттого, что подобными действиями можно вызвать лишний ажиотаж зарубежной прессы, где и без того хватает иронии и сарказма в адрес недавних братьев.
Весть о том, что застава будет оснащаться автомобильной техникой, была воспринята с воодушевлением. С того момента, как на заставах была упразднена кавалерия, а фланги удлинились на треть, а то и вдвое, – немало утекло воды в Уссури, и не одна тысяча сапог разбита на этих флангах, избито и изувечено солдатских ног, – то этот подъём в душах пограничников можно было понять.
