Александр Майлер
Любовь «по расчету»
Диплом юриста не только порадовал Алешу обретением хотя и с опозданием высшего образования, но дал сильнейший импульс (в который раз!) резко изменить жизнь.
Холдинг сильно изменился и внешне, и по существу. Он приобрел новое название «Юрмастер», изменил свою структуру, открыл филиалы во многих городах России и вышел на международную арену, открыв свои филиалы во многих странах бывшего социалистического лагеря. В системе холдинга появились новые подразделения, одно из которых, как магнит, привлекало внимание Алексея. Оно только-только образовывалось на уровне идеи.
Заславский продекларировал, что для выхода на новый современный уровень работы, тем более, международный, необходимо иметь мозговой центр, требующийся для работы практически всех фирм и филиалов, входящих в группу. Глупо оснащать каждую фирму и филиал таким мозговым центром, в задачи которого должна входить аналитическая работа, требующаяся практически в каждом мало-мальски серьезном контракте. Надо создавать аналитический департамент, в задачи которого должны входить решения любых проблем, связанных со сбором и обработкой интеллектуальной информации. Такая работа нам теперь нужна, а с ней не справятся наши обычные подразделения. Нужны «яйцеголовые» сотрудники, умеющие разгадывать загадки, которые нам подсовывают почти в каждом контракте.
После обычного ежедневного конфиденциального доклада Заславскому по службе собственной безопасности Алексей спросил:
– Евгений Сергеевич, а у Вас есть кандидат на должность начальника аналитического департамента?
– А что? – спросил Заславский, подняв на Алешу глаза.
– Евгений Сергеевич, Вы ведь в курсе, что я уже с высшим образованием. Честно говоря, я очень хочу заниматься аналитикой, считаю, что там есть большой потенциал для роста, у нас сейчас перспективы на международной арене, у меня английский в совершенстве, а в службе все отлажено-налажено, Тимофеев, мой зам, отличный специалист, – несколько сумбурно выпалил Алексей.
В кабинете повисла пауза, которая могла означать что угодно. После таких пауз шеф обычно говорил что-то неординарное. Алексей внутренне замер. Заславский встал, прошелся по кабинету, молча посмотрел на Алешу, на красивейшие напольные часы, стоявшие в углу комнаты, опять на Алешу. Потом вернулся к столу, сел в кресло и произнес:
– Я подумаю, иди.
Алексей расценил ответ шефа как шанс и не ошибся. На следующий день был подписан приказ о назначении Алеши на должность начальника аналитического департамента. А кресло руководителя службы собственной безопасности занял вовсе не Тимофеев, а совершенно новый, никому не знакомый сотрудник. Так начался новый этап Алешиной карьеры.
Аналитический департамент должен был стать по выражению Заславского «мозгом» холдинга. Это не означало, конечно, что остальные подразделения останутся «безмозглыми», но всё-таки это означало, что самые сложные задачи, требующие для их решения наличия высокого интеллекта и серьезных знаний, будут теперь решаться в аналитическом департаменте. На первых порах сам Заславский решал, какие конкретно работы поручаются аналитикам, а какие остаются по-старому в ведении входящих в состав холдинга фирм и департаментов. Диапазон заказов холдинга был огромен. От элементарных охранных функций как компаний, объектов, так и просто людей до сложнейших юридических коллизий, в которые были замешаны и сильные мира сего, и ведущие федеральные и местные организации, в том числе так называемые силовые структуры.
Алексей понимал, что холдинг с совершенно частной формой собственности всё-таки не совсем частный. Хотя Заславский был абсолютным хозяином холдинга – и основным владельцем, и генеральным директором, он все же получал какие-то установки и даже прямые команды откуда-то извне. Кто-то на самом-самом верху властной вертикали, где у Заславского были очень тесные деловые, а может быть, и дружеские связи, был истинным хозяином холдинга. Вот почему характерной чертой всех структур холдинга была всепроникающая, почти болезненная секретность. Это Алексей ощутил в полной мере еще будучи начальником службы собственной безопасности холдинга, когда служба при выявлении малейших признаков нарушения режима конфиденциальности немедленно принимала самые жесткие меры по пресечению каких бы то ни было утечек информации. А уж к виновникам нарушений применялись весьма серьезные меры воздействия, впрочем, конкретное воплощение таких мер было само по себе строго засекречено. Поголовно все сотрудники холдинга подписывали обязательство о неразглашении любой внутренней служебной информации и кроме того проходили инструктаж, на котором устно предупреждались о возможности видео– и аудиозаписей, которые могут быть осуществлены не только в служебных помещениях, буквально напичканных микрофонами и видеокамерами, но и в повседневной жизни. Вся эта служебная жизнь, больше похожая на работу на сверхсекретном военном объекте, чем на работу в современной юридической компании, сознательно принималась сотрудниками как должное. К неудобствам секретности быстро привыкали, высокая даже по коммерческим меркам зарплата приятно компенсировала эти неудобства.
Алексей еще с момента назначения на должность начальника службы собственной безопасности холдинга имел высший допуск к секретным документам холдинга, и это обстоятельство, возможно, положительно повлияло на решение Заславского назначить его на должность руководителя нового департамента. По формальным признакам новое назначение Алексея было серьезным повышением по службе. Он получил полуторакратное увеличение и без того весьма высокой зарплаты, должность руководителя департамента негласно приравнивалась к положению заместителя главы холдинга. И хотя предыдущая должность по внутрихолдинговым понятиям была на особом положении в силу специфики самого понятия «собственной безопасности», все же эта должность была приравнена в той же негласной иерархии скорее к должности «помощник генерального», и таким образом Алеша сделал существенный шаг вперед в своей карьере.
Но самой главной радостью были не эти соображения служебного роста. Алексея все эти годы работы в холдинге смутно угнетало самоощущение работника спецслужб, для которого по его представлениям самой сутью работы была железная дисциплина и несгибаемость характера. Вся его специфическая учеба в интернате и в училище выпестовала из него именно такого работника. По мере взросления Алексей все больше тянулся к чему-то более умному, требующему интеллектуальных усилий. Учеба на юрфаке много дала ему в этом смысле. Он научился читать весьма интересную и сложную литературу, подчас выходящую за рамки учебного процесса. Свободное владение английским языком давало возможность читать многие книги, выпущенные не в России, которые значительно расширили его мировоззрение. Интернет дал огромные возможности в получении любой информации в глобальном масштабе. Используя полученные в процессе учебы в своих специфических школах навыки быстрочтения и фотографической памяти, Алексей в немереных количествах поглощал интеллектуальную информацию, касающуюся не только юриспруденции, но и многого другого, и все больше осознавал, что ему больше нравится думать, чем действовать. И вот подвернулось это назначение.
«Это не просто везение, это счастливый билет!» – думал Алеша, восхищаясь изощренностью судьбы, которая подсовывает не только неприятности.
Политическая составляющая в жизни Алеши сначала была минимальна. Его детство и юность проходили в период застоя, и он настолько равнодушно относился к двоесловию и двоемыслию развитого социализма, что, когда он попал в свои специальные учебные заведения, он без всяких усилий применял нужную фразеологию. По мере взросления Алексей все больше проникался чувством внутреннего протеста против тотальной лжи и двуличия, махровым цветом разросшейся в стране. Конец восьмидесятых совпал с трагическими событиями в Алешиной семье, его тяжкой болезнью и медленным восстановлением здоровья. Он постепенно входил в повседневный жизненный ритм и одновременно осознавал, что в стране происходит нечто глобальное и положительное. А в стране менялся общественный строй: развитый социализм уступал пядь за пядью молодому и дикому капитализму. То обстоятельство, что Алешин главный покровитель в жизни, Георгий Ашотович, несмотря на принадлежность к высшим эшелонам спецслужб страны, оказался ярким и безоговорочным приверженцем либерально-демократической части противоборствующих сторон, было чрезвычайно неожиданным. И это настолько совпало с внутренними, не очень осознанными устремлениями Алексея, что он, как нож в масло, вписался в структуру новых отношений при новой власти. Но молодой капитализм на то и был диким, чтобы пойти по таким кривым тропам, что они – эти тропы – привели к колоссальной трансформации самого понятия спецслужб. Этот очень постепенный процесс постоянно подталкивал Алексея как-то дистанцироваться от новой генерации спецслужбистов, к которой, слава Богу, Алеша не относил ни Маркаряна, ни Заславского.
Заславский понимал, что в период становления департамента Алексею в первую очередь нужно решать проблемы набора надежного персонала, создания дееспособной команды, поэтому на первых порах не заваливал аналитиков работой. Но постепенно работы становилось все больше. Все сколько-нибудь сложные проблемы, требующие анализа, рассмотрения вариантов, исследования новых сфер, рассмотрения различных сценариев хода событий, все эти вопросы, которые неизбежно сопровождали заказы, выполняемые фирмами холдинга юридического, детективного и охранного направления деятельности, все они постепенно передавались в аналитический департамент. Это, конечно, не означало, что департамент решал всё это самостоятельно. Просто часть заказов, требующих аналитической работы, выполнялась департаментом совместно с профильными фирмами холдинга. Кроме текущей аналитической работы по конкретным заказам департаменту была поручена большая работа по изучению рынка соответствующих юридических, детективных и охранных услуг для выработки политики продвижения услуг холдинга, причем не только на внутрироссийском рынке, но и за рубежом.
Не прошло и полгода, как Алексей, уже полностью включившийся в новую интереснейшую работу, получил новое сногсшибательное задание. Все работы аналитического департамента можно было условно разделить на три части. Плановые работы были направлены на развитие холдинга, конкретные задания, получаемые от входящих в холдинг компаний, утверждались Заславским, и, наконец, задания, получаемые непосредственно от Заславского и по вполне понятным причинам являвшиеся приоритетными.
Так вот это задание носило, с одной стороны, фантасмагорический характер, а, с другой стороны, выводило работу Алешиного департамента на новый чрезвычайно высокий уровень.
Это был типичный для холдинга заказ. Просьба исходила от весьма высокопоставленного федерального чиновника, который ходатайствовал за сына известного функционера начала 90-х. Этот сынок, уже солидный и богатый предприниматель, влез в странную историю по приобретению какой-то весьма ценной по мировым меркам вещицы. Он хотел убедиться в подлинности вещи, но сам акт приобретения был криминален, поскольку вещь была якобы выкрадена из музея, а в музее подменена подделкой. Проверив подлинность продаваемой вещи и засомневавшись в результатах экспертизы, сынок решил отказаться от сделки, но не тут-то было. Продавец сообщил, что, если сделка не состоится, покупателям придется платить пятидесятипроцентную неустойку. В противном случае материалы видео– и аудиозаписей переговоров станут достоянием общественности, что приведет к полной компрометации сыночка, а может быть, и к его уголовному преследованию. Не говоря уже о репутации еще живого, хотя и отошедшего от дел папочки.
Задача, возлагавшаяся на холдинг, состояла в защите чести и репутации заказчика путем ликвидации шантажирующих материалов, а при необходимости, нейтрализации самих шантажистов.
Ведущим исполнителем заказа было детективное агентство холдинга, соисполнителем – охранное предприятие холдинга. Однако при первых же мероприятиях выяснилось, что в этой истории есть много чисто научных вопросов, которые требуют вдумчивого и квалифицированного подхода. Так, в деле появился еще один соисполнитель в лице аналитического департамента холдинга.
Алексей при ознакомлении с делом был удивлен масштабом несостоявшейся сделки. Даже по меркам холдинга, ведущего разные дела, связанные с большим бизнесом, сумма сделки вызывала определенное уважение. Оплата должна была состояться по сложной схеме, предусматривающей совокупность реальных и фиктивных договоров, но дело было не в этом. Главным элементом, придающим всей этой истории некую странность, было то, что суть предмета купли-продажи не разглашалась. В документах фигурировал термин «очень ценная вещь» или сокращенно ОЦВ. Однако по косвенным признакам было понятно, что речь идет о каком-то старинном изделии, поскольку экспертиза подлинности включала радиоуглеродный анализ упаковки ОЦВ, то есть определение возраста этой упаковки. Все увещевания заказчика о том, что не зная предмета купли-продажи очень трудно осуществить поиск и нейтрализацию шантажистов, не кончились ничем. Стало ясно, что заказчик опасается компрометации даже со стороны работников холдинга – исполнителей заказа, хотя вопросы конфиденциальности без срока давности являлись стержневыми во всех договорных отношениях холдинга. Эта проблема была доложена Заславскому. Он пообещал перетереть этот вопрос на самом верху, но ничего не добился.
– Ты давай сам докапывайся, они молчат, как партизаны. Мы тебя для того и подключили, чтобы понять всю картину шантажа, или вообще, не подготовка ли это политической акции, направленной на уважаемого родителя заказчика или еще на кого, – произнес Заславский, обращаясь к Алексею.
– Будем докапываться, Евгений Сергеевич, – бодро отрапортовал Алеша.
На внутреннем жаргоне холдинга ребята из детективного агентства назывались «сыщики», а из охранного – «гвардейцы». По словам «сыщиков», установить личности шантажистов не представлялось возможным, так как все контакты заказчика с ними велись через цепочку посредников как в России, так и за рубежом. Посредников, которые вели переговоры с заказчиком, установили легко. Это были явно нецентральные фигуры этой истории. Пробить всю цепь контактов было не реально, потому что первый же контакт с посредниками приводил примерно к таким фразам:
– Что-то я плохо помню эту историю. Кажется, это была просьба почти незнакомого мне человека. А что случилось-то?
Никакой правовой основы для глубокой разработки посредников не было. Элементарные мероприятия по слежению, прослушиванию и прочим элементам обнаружения каких-либо интересующих холдинг сведений ничего не дали. Либо посредники были профессионалами высокого класса, либо им действительно нечего было скрывать.
Прежде всего, Алексей встретился с заказчиком. «Гвардейцы» холдинга делали свое нехитрое дело, охраняя самого заказчика и его семью. Некоторая сложность заключалась в том, что охрана холдинга была скоординирована с личной охраной самого заказчика. Эта не дешевое мероприятие в виде избыточности охраны иллюстрировало степень запуганности заказчика.
Заказчик, мужчина средних лет, с усталым и каким-то нездоровым лицом, принял Алексея в своем офисе, расположенном в самом центре Москвы. Дорогой и солидный офис полностью соответствовал ориентировке холдинга по заказчику – «владельцу заводов, газет, пароходов». Алексей хотел выяснить ряд деталей по переговорам заказчика с шантажистами.
Выяснилось следующее. Переговоры проходили дважды в одном и том же номере гостиницы «Пекин». В первый раз было озвучено предложение и оговорены условия оплаты и передачи товара. Во второй раз заказчику был передан фрагмент упаковки, который должен был служить доказательством подлинности самого изделия. Обе встречи со стороны шантажистов проводили посредники, два человека средних лет с незапоминающейся внешностью. Номер в гостинице заказчик оформлял сам на себя. Каким образом производилась видео– и аудиозапись, не ясно, по-видимому, из здания напротив через окно гостиничного номера. На первых переговорах заказчик был один, охрана оставалась в коридоре. На вторых переговорах присутствовал отец заказчика.
– А зачем понадобилось присутствие вашего папы?
– Ну он сам потребовал. Это ведь его идея – протестировать упаковку. И вообще, откровенно говоря, он фактически просил меня купить это изделие. Он очень увлекается подобными вещами, да и денег таких нет у меня.
Последняя информация весьма заинтересовала Алексея. Вот ведь как, это папа, оказывается, – главное лицо во всей этой истории. А кто у нас папа? Папа был очень влиятельным партийным чиновником второй половины переломных восьмидесятых и крупным функционером первой половины лихих девяностых. Ориентировка холдинга на папу показывала его близость к финансовым потокам партии в один из самых драматических периодов её существования. В 1991 году папа решительно не примкнул к ГКЧП и сумел стать весьма влиятельным чиновником в новом руководстве страны. Однако возраст брал своё, и папа ушел на покой, будучи весьма уважаемым ветераном со всех точек зрения – и со стороны бывших партийцев, и со стороны новых русских. Ориентировка также сообщала о косвенных признаках чрезвычайно больших финансовых возможностях папы, его неожиданной на склоне лет религиозности, страстной любви к антиквариату и неоднозначному отношению к детям. Несмотря на некоторые признаки финансовой помощи сыну, их отношения были далеки от безоблачных. Дочь жила в США, будучи замужем за американским профессором, с которым она познакомилась во время учебы в американском университете. Контакты с детьми носили нерегулярный характер, а с дочерью вообще сводились к нескольким телефонным звонкам в год. Главными контактами папы можно считать общение с церковными иерархами, с которыми у него были тесные дружеские отношения.
– Нужно срочно встречаться с папой, – подумал Алексей.
Но сначала необходимо поговорить с руководителем службы безопасности гостиницы. По словам начальника «гвардейцев» холдинга, хорошо знавшего нынешнего главу службы безопасности «Пекина», это был блестящий офицер одного из самых известных силовых подразделений спецслужб, ушедший в отставку и продолжающий свою специфическую работу на «гражданке».
Здоровенный бугай, с огромными мышцами, внешне напоминающий нечто среднее между Шварценеггером и Сталлоне, принял Алексея в своем малюсеньком кабинете на первом этаже гостиницы. На Алешины вопросы он ответил кратко, четко и отрицательно.
– Нет, этот гостиничный номер не оборудован соответствующей техникой для видео– и аудиозаписи. Нет, оборудовать его без моей санкции абсолютно невозможно. Нет, внешняя аудио– и видеозапись через окно невозможны. Откуда? Из здания напротив, так это военная академия со своей недюжинной службой охраны. И потом на таком расстоянии через Садовое кольцо при наглухо закрытых и зашторенных окнах это не реально, даже при современной технике.
Алексей ушел озадаченный. Если ведение записей извне невозможно, а гостиничные номера под контролем внутренней службы безопасности, то как же была выполнена запись, озвученные кадры которой так сильно компрометируют заказчика? Если запись вели сами переговорщики – посредники шантажистов, то как это можно осуществить без соответствующей подготовки номера? Ведь номер снимал заказчик, и он же первым входил в комнату.
Договориться об аудиенции с папочкой было не так просто. То он занят неотложными делами, то он не очень хорошо себя чувствует. Прямой телефонный контакт не возможен, с помощником объясняться сложно. Только после серьезного разговора с сыночком удалось получить разрешение на тридцатиминутный разговор.
Дача на Рублевке в строго охраняемом поселке представляла собой хорошо оснащенное оборонительное сооружение двадцать первого века. На первом КПП машину Алексея тщательно осмотрели, проверили документы и, отдав честь, пропустили внутрь. У второго КПП автомобиль пришлось оставить на стоянке, а гостя доставили к крыльцу на компактном электромобиле, за рулем которого сидел вежливый охранник, аккуратно одетый в черный костюм.
На крыльце стоял сам хозяин дачи, внешне очень напоминающий Дуайта Эйзенхауэра на склоне лет. Белозубая голливудская улыбка с явно, но великолепно сделанными искусственными зубами подчеркивала сходство.
– Очень, очень рад познакомиться с талантливым детективом, – произнес папа глубоким задушевным искренним голосом.
Алексей подумал, что не зря папа добился таких политических и экономических высот при всех властных режимах – явный актерский дар был виден невооруженным глазом.
Они уселись в удобных креслах у камина в огромном по дачным меркам, но в то же время уютном зале.
«Высота потолка – метров семь», – подумал Алексей, осматриваясь и подмечая развешенные на стенах разного размера иконы в золотых окладах, винтовую красивую лестницу, ведущую на галерею, опоясывающую зал.
– Почему вы решили, что я талантливый? – спросил Алеша.
– Наслышан, наслышан о вас, – проговорил хозяин, всем своим видом показывая, с одной стороны, осведомленность, а, с другой, приязнь к собеседнику. – Что-нибудь попить, чай, кофе, крепче не предлагаю – вы ведь на работе.
– Спасибо, чайку, если можно, с лимоном.
То ли хозяин нажал какую-то невидимую кнопку, то ли разговор транслировался по спецсвязи, но через несколько секунд в зал вошла роскошная по красоте горничная и осведомилась, что желают господа.
– Нашему гостю чайку. Какого? Ага, черного с лимоном, а мне кофейку с молочком, – мягко и улыбчиво произнес папа. – Так чем обязан?
– Хотел бы задать несколько вопросов по поводу дела о шантаже, которое ведет наш холдинг по заказу вашего сына, – вполне официально произнес Алексей.
– Да, это моя инициатива вашу уважаемую компанию подключить! Сын сначала сопротивлялся даже, считал, что раскошелиться мне проще и безопаснее, а подключение таких суперспециалистов, как ваша фирма, только увеличит затраты. Но я настоял. Да, так слушаю вас внимательно.
Длинноногая, полногрудая красавица на изящном стеклянном столике на колесиках привезла кофе, чай, сахар, лимон, конфеты, печенье. Все это в красивейших фарфоровых чашечках, блюдечках, с изящными ложечками и щипчиками.
Все было вкусно и хорошо приготовлено: чай был горячий и крепкий, шоколадные конфеты таяли во рту, печенье было легким и в меру сладким. После минутного перерыва на чаепитие беседа возобновилась.
– Нас интересуют все детали переговоров в гостинице, так как до сих пор не ясно, каким образом велась съемка. Не заметили ли вы каких-либо признаков ведения съемки?
– Нет, ничего такого я не заметил. А потом, всё же предварительно проверялось нашей службой безопасности. Вернее, службой безопасности сына, у нас они разные, – последние слова были произнесены с некоторой продуманной стеснительностью.
– Вы вместе с сыном приехали в гостиницу и зашли в номер?
– Нет, я приехал позже. Когда я вошел в комнату, все уже были в сборе.
– При изучении записей, предъявленных шантажистами, мы смогли ознакомиться только с частью, перезаписанной вашим сыном. Это, по-видимому, связано с нежеланием вашего сына и, возможно, вас, раскрыть суть предмета покупки. То, что мы услышали и увидели в записи, нисколько не компрометирует покупателей. Вся суть компромата заключается именно в той части, которая от нас скрывается. Это значительно затрудняет наши возможности по поиску шантажистов и их записанных материалов. Вы продолжаете настаивать на закрытости для нас всей полной записи, сделанной шантажистами?
– К сожалению, мы не можем раскрыть сути покупки, а эта суть озвучена в записях шантажистов, в этом, собственно и состоит шантаж. Но я считаю, что совершенно не обязательно знать суть шантажа. Для поиска записей и самих шантажистов, нужно знать о самом факте шантажа и обстоятельствах, при которых это происходило.
Вопреки первому впечатлению Алексея, первоначальный благообразный и подтянутый облик хозяина дачи начал меняться. Алеша заметил, что папочка очень стар и уже устал от беседы.
– Ну что ж, благодарю вас за беседу, за вкусный чай и заранее прошу извинить, если потребуется еще раз вас побеспокоить.
Алексей встал и еще раз взглянул на окружающую обстановку. Дрова в камине почти догорели. Со стен на Алешу смотрели строгие лики святых, обрамленные золотой роскошью. Их было, пожалуй, слишком много не только для светской гостиной, но и вообще много. В дальнем углу Алексей заметил высокую стеклянную горку, заполненную антиквариатом, и понял, что его все время раздражало в этом доме. Это был не дом, а скорее музей, в котором жил этот старый, обладающий своим неправедным богатством человек, друживший с церковными иерархами.
Главной загадкой всей этой истории был сам предмет купли-продажи. Алексей решил, что, раскрыв суть этой загадки, он сможет лучше понять, где искать шантажистов. Он внимательно изучил договор холдинга с заказчиком и с удовлетворением убедился, что никаких формальных запретов на выяснение сути предмета купли-продажи в договоре не прописано. Заказчик просто не говорил о самом предмете ничего, считая этот вопрос строго конфиденциальным даже для холдинга. Резонно решив, что начинать надо с той маленькой зацепки, которую представляла упаковка товара, отданная на экспертизу, Алексей отправился к экспертам.
Институт, в котором проходила экспертиза с радиоуглеродным анализом упаковки, представлял собой классический образец бывшего советского научного учреждения с огромной территорией, наполненной нелепо разбросанными корпусами с обшарпанными стенами. Заранее условившись о встрече с руководителем лаборатории радиоуглеродного анализа, Алексей позвонил с проходной института и через пять минут был встречен высоким, рыжим, веснушчатым и полнощеким мужчиной средних лет, который и был завлабом Куценко Семеном Семеновичем. Алексей, представившись, объяснил цель своего визита. Семен Семенович, удивленно вскинув свои рыжие брови, сказал, что не может раскрывать результаты исследований без ведома заказчика. Конечно же, Алексей запасся необходимыми бумагами. Он предъявил письмо холдинга с просьбой ознакомить руководителя аналитического департамента с результатами исследований и письмо от заказчика с типовым грифом «по месту требования» с просьбой оказывать всевозможную помощь при проведении расследований холдинга.
Семен Семенович внимательно изучил письма, покачал головой и, глубоко вздохнув, сообщил, что никаких письменных заключений или копий он дать не может.
– Сами посудите, ведь это же работа. У меня время ограничено, зарплата у научных работников сами знаете… – траурным голосом произнес завлаб.
– Господи, да о чем речь, Семен Семенович, дорогой, нам и не нужен письменный ответ, расскажите мне все устно. А насчет работы, тем более научной, я очень вас понимаю. Вот тут нормальный гонорар, который должен компенсировать ваше потраченное на меня время, – Алексей выпалил довольно фальшиво и протянул Куценко конверт с вполне не фальшивыми купюрами.
Семен Семенович тут же сменил тон и по-деловому стал излагать суть вопроса.
– Ну что сказать, льняная ткань диагонального плетения с небольшим включением хлопка. Возраст ткани определен с помощью радиоуглеродного анализа. Радиоуглеродный метод позволяет приблизительно оценить возраст изделия. Именно приблизительно, поскольку метод основан на подсчете соотношения радиоактивных и нерадиоактивных изотопов углерода в изделии и сравнении этого соотношения с известным соотношением этих изотопов на Земле. Полученные результаты исследований датируют ткань 55-м годом нашей эры плюс-минус 230 лет. Таким образом, речь идет о реально древней ткани.
– Неужели поточнее нельзя датировать?
– Поточнее никак нельзя.
– Насколько мне известно, на экспертизу был сдан фрагмент упаковки какого-то изделия, – произнес Алексей.
– А это и был фрагмент упаковки в виде ткани. Да, в принципе, такая ткань не является большой редкостью.
– Скажите, Семен Семенович, а не были ли при исследованиях обнаружены какие-либо следы самого изделия?
– Нет, ничего, кроме того, что я вам сказал.
– В задании было прописано определение состава и возраста ткани, более ничего? – спросил Алексей.
– И более ничего, – четко ответил завлаб.
Вся эта история все меньше нравилась Алексею. Любимое слово всех фигурантов дела «нет» ставило в тупик дальнейший алгоритм действий. Переговорщики-посредники, ничуть не скрывая своих посреднических функций, охотно показывали на своих заграничных «коллег», службы безопасности разводили руками и говорили «невозможно», заказчик явно нервничал, но ничем помогать не хотел, папочка, сдвинутый на антиквариате и религиозной атрибутике, действовал то ли в унисон с сыном, то ли наоборот. Пойти к Заславскому и развести руками Алексей не мог. Нужно было что-то придумать. Главный вопрос, что это была за «очень ценная вещь», упаковка которой представляла собой ткань с возрастом около 2000 лет. Интересно, где такую ткань делали 2000 лет назад.
Все эти мысли молнией пронеслись в Алешиной голове.
– Скажите, Семен Семенович, а где такую ткань могли производить 2000 лет назад?
– Точно никто вам не скажет. Характерное диагональное плетение ткани, добавление хлопка свидетельствуют, что ткань, скорее всего, могла быть изготовлена в Египте или Иудее.
– Что ж, спасибо большое, надеюсь, я не отнял у вас много драгоценного научного времени, – не преминул съязвить Алексей.
– Обращайтесь, обращайтесь anytime, как говорят англичане, – широко улыбнулся завлаб.
Как это часто бывает, «господин случай» помог Алексею направить мысли в нужное русло. Неясное ощущение, связанное с тем, что он уже где-то слышал или читал про радиоуглеродный анализ ткани с целью определения возраста ткани, привело Алешу к простой идее набрать в поисковой строке компьютера несколько ключевых слов. Результат ошеломил Алексея. Туринская плащаница была главной героиней его поиска в компьютере и, возможно, во всей этой истории.
Вот краткое резюме, полученное Алексеем в поисковой системе Интернета. По преданию, в плащаницу было завернуто тело Иисуса Христа после того, как он был снят с креста. На ней видны два оттиска обнаженного тела человека: один с передней стороны тела, а другой – со спины. По мнению некоторых верующих, на плащанице отпечатался лик и тело Иисуса, и она стала одной из важнейших реликвий христианства. Святая плащаница, хранится в соборе святого Иоанна Крестителя в Турине. С момента появления плащаницы на Западе в XIV веке она вызывала противоречивые толки. В двадцатом столетии наконец появилась возможность активных научных исследований плащаницы с применением специальной аппаратуры. В ходе этих исследований были получены неоднозначные данные. Было несколько попыток датирования ткани методом радиоуглеродного анализа, давших противоречивые результаты. Центральной интригой всей истории с Туринской плащаницей была путаница с датировкой ткани. Первые научные исследования ткани, проведенные с разрешения Католической Церкви в США, Англии и Швейцарии в 1988 году, показали, что ткань произведена в 1200–1300 годах. Эти данные, как казалось, полностью исключили возможность, что на плащанице отпечатано тело Иисуса Христа. Это более поздняя подделка – заявили (не без вздоха облегчения) многие атеисты. Однако со временем стали просачиваться сведения, что с предоставленными ученым образцами ткани плащаницы, возможно, произошла ошибка и что эти образцы не представляют собой участки самой плащаницы, на которой имеется изображение тела распятого человека. Новый анализ, проведенный швейцарской исследовательницей, якобы показал, что шестьдесят процентов волокон в образцах, использованных в 1988 г., были вплетены монахинями в шестнадцатом веке в ткань первого века. Именно поэтому наличие лишь только сорока процентов волокон первогого века сместило датировку в сторону 12-го–14-го веков. Другая гипотеза основана на фактах многократного пребывания плащаницы в горящих соборах, когда её чудом спасали и когда ларцы, в которых её хранили, оплавлялись от жары, и расплавленное серебро прожигало ткань. При таких ожогах неминуем процесс химического изменения молекул ткани, и атомы с более «молодым» углеродом могли исказить атомный состав молекул. И это далеко не полный перечень гипотез, объясняющих путаницу в оценках возраста плащаницы. Тайна Туринской плащаницы остается нераскрытой.
