Отдых у молодежи был условный. Я отправил их на лесозаготовки. Дело в том, что мой новоприобретенный раб Пэррик пришел в рабочее состояние. Качественная кормежка и медицинская помощь отца Бернара сотворили маленькое чудо. Непоследнюю роль играло и то, что отец Бернар оказался не просто его соотечественником, а еще и священнослужителем. То есть мой будущий зодчий обрел вожделенную возможность получить отпущение грехов. На мой взгляд, грехов у него было куда меньше, чем, например, у меня, но после соответствующего ритуала душевное состояние моего трэля тоже заметно улучшилось. Надо полагать, он понял, что и в плену у кровожадных язычников тоже можно жить.
Как только он чуток оклемался, я поставил ему задачу: хочу двухэтажный отапливаемый дом. Деревянный, но на каменном фундаменте.
Пэррик первым делом уточнил: какой уровень защищенности должен быть. К примеру, делать ли вход с первого этажа или сразу со второго?
Я уточнил: возможность правильного штурма моего жилища мы отметаем. Но от лихих людей защита должна быть. Опять же надо учесть, что вокруг должен быть крепкий забор, а внутри – всякие полезные помещения, вроде конюшни, амбара и прочего. Свой старый дом я намеревался отдать под казарму. Местная братва любит традиции, вот пусть и живут традиционно: в чаду и полутьме.
Затем мы занялись выбором места для будущего строительства. То, самое красивое, на холме, которое выбрал я, Пэрриком было решительно забраковано.
Раз уж я в первую голову ставлю комфорт, а уж потом – безопасность, то строить надо там, где до него не доберутся злющие зимние ветра, от которых так натерпелся бедный трэль в прошлую зиму. Что ж, он – мастер. Ему и карты в руки.
Я сконтактировал зодчего с Хавчиком и повелел последнему обеспечить строительство всем необходимым: материалами, рабочими руками… И не скаредничать, потому что барин желает всё самое лучшее.
Практичный раб тут же решил сэкономить. Мол, древесину для строительства можно заготовить прямо сейчас. Вон у меня сколько квалифицированных лесорубов, пользы от которых никакой. Только жрут в три горла да день напролет железяками машут.
А что? Осмысленное предложение.
Вот так свободный день у моих недорослей плавно перетек в лесозаготовительные работы. Причем годная часть древесины предназначалась на стройку, а та, что поплоше, – на оборудование спортплощадки.
Надо будет попозже еще и тренировку с камнями устроить. Дому фундамент нужен.
– Что это ты задумал? – поинтересовалась Гудрун, узнав о готовящемся строительстве.
Что ж, она имеет право знать. Будущая жена, как-никак.
Я усадил ее рядышком, поцеловал в ушко, начертал на земле план будущего дома и попытался объяснить, как он будет выглядеть.
Не поняла.
Тогда я сложил конструкцию из щепочек.
Опять не поняла. Пространственного мышления у нее не было (откуда?), и двухэтажных строений она в жизни не видела, поскольку нигде, кроме Сёлунда, не бывала.
Так что я объяснять перестал и увел свою невестушку в заветный домик на берегу и поступил с ней «традиционно». Нет, всё-таки превосходные обычаи у викингов. В других культурах пришлось бы до самой свадьбы отказаться от возможности приласкать любимую.
Кстати, о свадьбе. Пока мои бойцы рубили лес (в этом деле они разбираются куда лучше меня), мы скатались к матушке Рунгерд.
Пока мама с дочкой обсуждали дела грядущего осенью бракосочетания, я тетешкался с сыном. С моим сыном.
Так вышло, что первой моей любимой на славном острове Сёлунд стала не моя невеста Гудрун, а ее замечательная во всех отношениях матушка: красавица-колдунья с королевскими манерами и огненным темпераментом. От этой самой огненной страсти и появился на свет маленький Хельгу. То есть для всех, кроме нас с Рунгерд, его папой числился некий неопределенный бог (для мистичных скандинавов – нормальная ситуация), но вскорости, а точнее, сразу после нашей свадьбы, я намеревался усыновить малыша по всем местным законам, что юридически производило Хельгу в мои прямые наследники.
Впрочем, жить он всё равно останется с матерью. И это правильно. На фига младенцу страшный волосатый папа? Хотя насчет «страшный» это я загнул. Ни фига этот карапузик не боялся. Ни меня, ни собак, ни вырезанных из дерева страшных дядек – домашних богов.
Сын – это здорово! Вырастет – будет со мной в вики ходить. И Вихорёк, который к тому времени станет могучим воином, будет его опекать. На правах старшего названого брата. Ну да к этому времени мы с Гудрун ему еще братьев заделаем. И сестричек парочку.
– Не знаю, зачем я так поступила, мама, – с искренним огорчением проговорила Гудрун. – Ульф спрашивал меня… Я не знала, что ответить. Брат сказал: Гримар едва не убил его… А Ульф не стал его убивать. Тоже не понимаю – почему.
Нож в ее руках мелькал, как стрекозиное крылышко. Отделенные от костей рыбные ломти аккуратными горками выстраивались на разделочной доске. Горок было много. Накормить несколько десятков человек – непростое дело. Хотя для Гудрун – дело привычное. Ей нравилось готовить. Такой у нее дар. И еда получалась не хуже, чем пиво.
– Это дела мужчин, – сказала Рунгерд.
– Может, и так. – Гудрун подхватила следующую рыбину, живую, зевающую жабрами. Взмах ножа – и отсеченная голова плюхнулась в деревянную кадушку с объедками. Еще один взмах – туда же отправились потроха. – Но я бы убила любого, кто попробовал бы отнять у меня Ульфа. – Еще один промельк ножа – и две пяди рыбьей плоти разошлись, обнажив позвоночник.
Всякий, кто взглянул бы сейчас на то, как Гудрун управляется с ножом, ни на миг не усомнился бы в том, что ее угроза – не пустые слова. И правильно.
– Это в тебе говорит кровь твоего отца Сваре Медведя, моя маленькая Гудрун. Порченая кровь.
– Это что же: я могу стать оборотнем? – Нож остановился. – Ты никогда мне об этом не говорила, мама!
– Нет, оборотнем ты не станешь, – успокоила ее Гудрун. – Ярость Одина не для женщин. Но кровь отца может столкнуть тебя с правильной дороги. Заставить сделать то, что делать не надо. Сделать что-то, чтобы кровь пролилась.
– Убить кого-то?
– Или понуждать мужчин убивать друг друга.
Рунгерд бросила взгляд на воду в котле: вот-вот закипит…
– Я не хотела смерти Гримара! – воскликнула Гудрун. – Он же наш родич!
– Он – дурень! – заявила Рунгерд сердито. – Я бы сказала ему об этом, да он не станет меня слушать, потому что я – женщина. Такие, как он, думают, что мир принадлежит им. И таким частенько достается желаемое. Если богам это угодно. Однако они тут же теряют полученное. Часто – по собственной глупости. Гримара Короткая Шея из-за собственной глупости едва не расстался с жизнью.
– Но Гримара мог сам убить Ульфа! – возразила Гудрун. – И остался бы в живых.
Нож вновь замелькал, превращая здоровенную рыбину в аккуратные светлые пластинки.
– Нет, дочь моя, – Рунгерд покачала головой. – Если бы Гримар убил твоего будущего мужа, твой брат убил бы Гримара.
– За что? Ведь поединок был чистым? Брат не должен был мстить за пролитую кровь родича!
Вода закипела, и Рунгерд высыпала в нее две полные мерки зерна.
– Свартхёвди и не стал бы мстить, – сказала женщина. – За кровь родича не стал бы. Он убил бы его потому, что твой будущий муж – это почти что он сам. Свартхёвди жив, потому что побратим подарил ему эту жизнь. Теперь они связаны крепче, чем те, кого соединила Фрейя. Он убил бы Гримара, и никто не обвинил бы его в убийстве.
– Потому что это внутреннее дело рода? – Последняя рыбина лишилась головы.
– Потому что твой брат – из воинов Одина. Он – берсерк. А берсерк – это рука Всадника Слейпнира[11]. Человек может объявить поединок чистым перед людьми, но боги могут решить иначе. Но это не беда. Беда в другом… – Она помолчала немного, потом проговорила нехотя: – В твоем будущем муже слишком много жалости. Она может привести его к гибели. Он слишком много думает о других. Старается позаботиться обо всех. О чужих. Даже о рабах… А со своими он так нежен и мягок, что те, кто поглупее, начинают сомневаться в его силе.
Вода в котле вновь забурлила.
Гудрун побросала туда рыбу, затем кликнула мелкую девку-рабыню, чтоб прибралась и отнесла свиньям потроха.
Рунгерд тем временем нашинковала душистую травку. Но в котел не отправила: рано еще.
– А мне нравится, что он – нежен, – мечтательно произнесла Гудрун, вытирая руки листьями мяты и затем ополаскивая их в миске с водой. – Знаешь, мама, он действительно очень нежен. Не похож на других мужчин. Не потому, что он черноволос и маленького роста, – тут же добавила она, – а потому, что он… не знаю, как сказать… Когда мы с ним любим друг друга, я забываю, какого он роста… Он может быть огромным, как великан… С огромным мужским копьем… Хотя оно у него не очень-то велико, ты знаешь… – Гудрун смущенно хихикнула.
– Почему ты думаешь, что я знаю, каков его жезл Фрея? – ровным голосом произнесла Рунгерд, откладывая в сторону нож.
– Ну как же… Ты ведь лечила его. И я кое-что видела…
– Что же? – еще более спокойно проговорила Рунгерд.
– Как его копье изготавливалось к бою… – Гудрун засмеялась. – Многие мужчины желают с тобой возлечь, мама, потому что ты очень красива. Ульф, думаю, тоже был бы не прочь… Но хотел понастоящему он только меня! – Девушка счастливо улыбнулась. – Я почувствовала это, едва увидела его. Он так хотел меня тогда, что даже превратился в камень. А когда он впервые обнял меня… Здесь, в этом доме, на пиру, у меня даже голова закружилась. Она и теперь кружится, когда он обнимает меня, но тогда я не знала мужчин и не знала, как это бывает… сладко. Но… догадывалась.
– Это редко бывает сладко, – сказала Рунгерд. – Когда твой отец брал меня, чаще было не сладко, а больно. Она опустилась на скамью. Дочь присела рядом.
– Мне тоже было немного больно… – сообщила Гудрун. – В первый раз. А потом так хорошо! Я бы сутками не вставала с ложа, будь моя воля… – Еще одна мечтательная улыбка. – Когда я обнималась с Эйвиндом Харальдсоном, когда он был моим женихом… Мне тоже было хорошо. Но Ульф – он… Я плыву в нем, как в озере. А еще… Мне хочется его убить. И себя тоже. Чтобы больше ничего не было. Чтобы мы остались такими навсегда… Хочу, чтоб ты знала: если его убьют, я взойду на его костер!
– Глупости, – дрогнувшим голосом проговорила Рунгерд. – Боги его любят… Все его любят… А если такое всё же случится, то ты останешься жить и растить его сыновей. Ты же не какая-то там влюбленная тир… У тебя есть долг перед предками… Но Гудрун ее не слушала.
– Может быть, в нем кровь бога, мама? – мечтательно прошептала она. – Или – вана? Человек не может быть таким разным…
– Человек может многое, – Рунгерд обняла дочь, прижала ее голову к груди… чтобы та не увидела, как слезы текут по лицу матери. – Тебе досталось очень много счастья, доченька. Будь осторожней! Боги ревнивы к человеческому счастью.
– Но если Ульф сам бог, так пусть себе ревнуют… – пробормотала Гудрун.
– Ты должна быть очень, очень осторожна, – настаивала Рунгерд. – Ты вспомнила сына вестфольдского конунга? Ты знаешь, почему он умер? – Эйвинд сломал хребет. Ты же сама так сказала.
– Ты не поняла. Я спросила: почему он умер, а не от чего. Если меч срубает кому-то голову, то виноват не меч, а тот, кто держит его в руке. А еще вернее, то, что привело убитого к смерти. А Эйвинда Харальдсона к смерти привела ты.
– Думаешь, было бы лучше, если бы Эйвинд стал моим мужем?
– Если бы это было лучше, то умер бы не он, а Ульф Вогенсон. Или нет… Но одно можно сказать точно: Эйвинд умер из-за тебя. Это обычное дело. Мужчины убивают друг друга, когда хотят получить женщину. Убивают за право владеть такими, как мы. А уж боги решают, кому отдать это право. Но ты должна знать, дочь Сваре Медведя: только боги решают, когда должна пролиться кровь. Боги или Закон. Но не ты. Даже если оружие, причинившее смерть, в твоей руке. Думай об этом так. Это правильно.
– Боги… – мечтательно проговорила Гудрун. Она не очень внимательно слушала мать. Слишком сложно… – Я бы хотела посмотреть на бога, мама. Мой Ульф… Он – как бог. Но все же не бог, – девушка засмеялась. – Мама… Можно тебя спросить… Мой брат Хельгу… Он действительно сын бога, как говорят люди? – Да, – чуть слышно ответила Рунгерд.
– Значит, ты видела бога? Ты была с ним? С богом? Это был бог? Да? – Гудрун обратила к матери восторженное лицо и осеклась: – Мама, ты плачешь?
– Да, – овладев собой, твердо произнесла Рунгерд. – Да. Это был бог.
Поглядеть на бесплатное шоу съехались все соседи. С чадами-домочадцами, женами, рабами, запасом еды и выпивки. Но побездельничать им не удалось. Я настропалил Свартхёвди, и тот мигом организовал строительную команду из нескольких десятков человек. Стадион строить. Древесина (из той, что не годна на нормальное строительство) была уже заготовлена, так что за топоры, уважаемые гости.
Топоры у многих были с собой, а у кого не было, тем выдали. Датчане – мужики рукастые. Еще до полудня тренировочный городок был готов. Включая полноценный, в натуральную величину, макет корабля, то бишь забор в высоту борта со скамейками изнутри, носовой и кормовой частью. Даже имитацию мачты соорудили. Заинтригованы все были донельзя. Нельзя сказать, что скандинавы никогда не проводили тренировки с использованием всяких конструкций. Отрабатывали и посадку-высадку с драккара, и взятие городищ, но подход былдругой. Например, при высадке упор делался на скорейшее формирование строя, а кто как десантируется – без разницы. Кто быстрее, тот и молодец. Все получалось более-менее организованно, но лишь потому, что бойцы одного хирда сами по себе – организованная структура. Они привыкли – вместе. И играть (игры – те же тренинги), и сражаться. Чувствовать в бою соратника, прикрывать его, если требуется, и не сомневаться, что он прикроет тебя. Но такое изумительное взаимодействие отрабатывалось годами действий боевых. Кто не вписывался в команду, тот отправлялся к рыбам. Естественный отбор. Но у меня не было времени на естественность. Мне нужен был пригодный к употреблению коллектив уже через месяц. И я над этим работал.
Начали с командных состязаний. Молодняк – на макете кнорра, старшие – снаружи, за щитами, перегородками и прочими элементами пейнтбола. Старшие – это нореги, англичане с Юсуфом, Скиди, Стюрмир и Медвежонок. Последний – за главного. На кнорре – семеро новобранцев, Вихорёк и я. Девять на девять. Если объективно, то одного Медвежонка было достаточно, чтобы положить всю мою команду. Но я загодя предупредил всех, включая норегов и Скиди: не усердствуйте. Дайте молодежи проявить себя. Судьей был назначен Ове.
Он же грохнул по щиту, открывая игру.
Зрители тут же заорали, да так, что заглушили боевой клич атакующих. Подбадривали родичей.
Тактика Свартхёвди была ожидаема и очевидна. Он выстроил боевую группу из норманов, Стюрмира и Скиди с собой во главе и двинул это маленькое войско на штурм. Англичане и Юсуф спрятались за бревнышками и прикрывали пехоту, меча стрелы. Целили исключительно в меня. И хорошо. Шестьдесят метров – слишком большая дистанция, чтобы меня мог достать стрелок, которого я вижу.
– Бей! – рявкнул я во всю мочь, чтобы перекрыть гвалт и грохот, создаваемый лупившими по щитам норегами.
Меня услышали. Залп получился отличный. Но в «мясо» попала только одна стрела. Как потом выяснилось, Вихорька. Гуннар Морской Кот выбыл из игры.
А у нас еще минимум три залпа. Среднестатистический викинг пробегает пятьдесят метров секунд за семь-восемь, но в данном случае никто не спешил. – Стюрмир! Бей!
Молодцы, мальчики. Большой парень получил аж три стрелы в ноги. И еще одна стрела досталась бегущему слева от Стюрмира Скиди. В скулу. Я выругался. У наших стрел вместо наконечников – восковые нашлепки. Вреда от них немного. Но если бы попало в глаз…
Третий залп вывел из строя Гуннара Гагару.
Отличный итог. Ну теперь моя очередь.
Я прыгнул навстречу взлетающему над «бортом» Свартхёвди, рубанул по ногам, но Медвежонок сбил удар нижним краем щита и тут же вздернул щит вверх, прикрывая голову… И из-под щита сунул клинок мне в живот. Клинок я отбил… Но не спасло. Прилетевшая от англичан стрела угодила мне в шею. Больно, однако. Я опустил оружие… И Медвежонок сделал то же самое. Пока он занимался мной, кто-то из молодняка попал ему в ногу, значит, по условиям игры Свартхёвди тоже выбыл.
Мы встали рядышком «на корме» и смотрели, как молодежь сражается с Хагстейном.
Нормально так встретили. Моих осталось пятеро. Двоих подстрелили. Каппи, Тори, Хавур Младший и почти такой же рослый, как Хавур, Грендель Улитка успели похватать щиты и копья и сомкнуться, причем сделали это грамотно, поставив Хагстейна между собой и англичанами, которые вышли из-за укрытий, но в рукопашку не торопились, работали дистанционно.
А вот Юсуф со всех ног мчался на помощь Хагстейну. Его пытался остановить Вихорёк, но подстрелить мусульманина было проблематично. Меньшую часть стрел (учебные все же, не боевые) Юсуф сбивал щитом, большая часть летела мимо, потому что мусульманин был глазастый и прыгал в сторону каждый раз, когда Вихорёк отпускал тетиву. Оп! Подстрелили самого Вихорька.
Тем временем Хагстейн взялся за дело, не дожидаясь подмоги. Его прозвали Хогспьёт, Рубящее Копье, и прозвище он получил не зря. Даже с защищенным наконечником хогспьёт оставался оружием, удар которого был способен вышибить меч и свалить с ног. Мои неоперившиеся орлята, сгрудившись и работая в четыре копья, попытались достать норега. Копья у молодежи тоже учебные – без наконечников. И мечи – деревянные. Дать им даже тупое железо я не рискнул. Контролировать удар, как взрослые дяди, они пока не умеют. Но тупыми копьями молодые ширяли в Хагстейна довольно-таки бодро. Казалось, вот-вот достанут. И не боялись норега ничуть, хотя вид у Хагстейна Хогспьёта – жуткий. Чистый тролль. Громадный, зубастый, рожа бородищей заросла – по самые шлемные «глазницы», лапищи длинные, как у гориллы, и такие же волосатые. И рявкает, аки зверь рассвирепевший.
А юнцы мои на грозность – ноль внимания. Знай себе тыкали копьями, силясь кольнуть грозного хускарла.
Но не достали, потому что норег этого не позволил. Щит его полетел в голову Тори. Тот пригнулся, прячась за собственным щитом, и – громкий треск. Это копье Тори взлетело в воздух и другим концом треснуло по шлему Каппи Обжору. Тот от неожиданности уронил щит… На ногу Улитке.
Тупой конец рубящего копья Хагстейна был окован железом, а поверху туго обмотан шерстяной тряпкой. Но железо-то никуда не делось. Бац! – и Обжора в нокауте. Валится, открывая правый бог Хавура Младшего. Тот пытается защититься, но куда там! Проворот хогспьёта – и зачёт. Маховый удар рубящего копья не всякая броня остановит. В нашем случае Хагстейн удар придержал (не ломать же парню ребра), но Хавур выбыл. Тори… Тори метнул собственное копье в голову Хагстейна и схватился за похожий на бумеранг учебный деревянный топор. Норег без труда уклонился от броска, перехватил нацеленное в него копье Улитки, дернул на себя так, что Грендель Улитка оказался между ним и Тори, затем, не мудрствуя лукаво, врезал Улитке коленом в пах. И тут же толкнул Гренделя на Тори, который не нашел ничего лучшего, чем подхватить падающего товарища. За что немедленно и поплатился. Тюк! Замотанное в тряпку широкое железко хогспьёта толкнуло его точно в лоб.
Юсуф не добежал до корабельного макета. Зачем спешить, если дело уже сделано.
А что зрители? А зрители были впечатлены. Зеленая и жидкая, как птичий помет, молодежь оказала серьезное сопротивление матерым хускарлам. Само собой, многие понимали, что крик Ове Толстого «Скиди, ты убит!» не был эквивалентен настоящей смерти в реальном бою, но все здесь были настоящие скандинавы, а скандинавы любят игры. И кстати, знают, что даже в игре могут убить по-настоящему.
Вот почему мне было особенно приятно, что ни у кого не было серьезных травм. А почему? А потому, что я – молодец! С воском это я придумал. И получил одобрение настоящих лучников: мол, так даже лучше, чем вообще без наконечника. Баланс у стрелы более правильный.
Но состязания еще не закончены. Это было шоу для зрителей, а теперь самое главное – личные поединки. И тут уж травмы будут, потому что из защиты я разрешил оставить только шлемы, поддоспешники и рукавицы. Даже щиты боевые заменил малыми, почти кулачными. А еще сказал, что по результатам состязаний выберу из них старшего и дам ему долю наравне с дренгами. Остальные же так и останутся «на испытательном сроке».
Недорослей у меня было восемь:
Вихорёк, носивший теперь гордое имя Виги;
Тори, сын Рысьего Уха, не обладающий особыми достоинствами, кроме выдающейся даже для скандинава наглости;
Каппи Обжора, сынок Кольгрима-коннозаводчика, ловкий, хитрый, с гипертрофированным чувством собственной значимости;
Хавур Хакисон Младший, здоровенный не по годам; Грендель Улитка, тоже здоровенный и тоже тугодум;
Ренди Черный, четвероюродный братец Медвежонка по материнской линии и ничем, кроме этого родства и старшего брата-хирдмана, не примечательный;
Нотт Поросенок, получивший свое прозвище за круглую ряшку и соответствующую форму носа;
Эйлаф Печеная Репа, обязанный прозвищем шраму от ожога на правой щеке, и тоже, как и Ренди, дальний родич Свартхёвди.
Такая вот молодежь. Самому старшему, Тори, семнадцать. Самым младшим, Ренди Черному и Вихорьку, – по четырнадцать. То есть все тинейджеры, но, поставь всех, кроме Вихорька, со мной в одну шеренгу, я окажусь в хвосте. Крупные ребятишки растут в здешних селениях.
Первая пара: Нотт Поросенок и Ренди Черный. Оружие одинаковое: деревянный меч и маленький щит. Ренди – левша, и меч у него, соответственно, в левой руке – таких здесь не переучивают, ставят замыкающим на правый фланг.
Мечами оба владеют… Нет, скорее, не владеют, а пользуются примерно одинаково.
Поросенок крупнее и наглее. Сразу полез нахрапом… И – подставился. Словил справа по шее. Щитто – в другой руке. Крепко словил, до крови. Ренди аж подпрыгнул от радости.
Новая пара: Эйлаф и Тори. Эти сразу вошли в бессмысленный махач. Аж треск пошел. И достали друг друга оба, и оба – случайно. Однако Тори лишь чуток цепанул Эйлафа по левой руке, а Печеная Репа со всей дури рубанул противника под щит, по левому боку. Не будь у местной человеческой породы такие крепкие кости, парочку ребер точно сломал бы. Так что победу я безусловно отдал ему.
Хавур и Грендель. Два бычка, в будущем обещавших вырасти в полноразмерных бугаев. Это уже интереснее.
Хавур от природы хорош да еще кое-какое обучение прошел в доме Кольгрима, нанявшего для этого дела одного из мастеров-ветеранов из хирда Сигурда Кольцо, папы нашего конунга Рагнара Лотброка.
У Гренделя богатого папы не было. Вообще никакого не было – не вернулся из вика, но зато имелся дядя по матери, тоже ветеран морских дорог, который и заложил в Улитку базовые основы боевого фехтования. Так что сошлись они более-менее грамотно и достаточно активно. Улитка, кстати, прозвище свое получил не за физические особенности, а потому, что на любой вопрос, кроме «жрать хочешь?», отвечал с паузой в четверть минуты. Ничего так, проворная Улитка получилась.
Но Хавур всё равно был лучше. В скорости не уступал, дистанцию чувствовал отменно, а организованностью движений и силой заметно превосходил противника.
Последнее и сказалось. Могучий удар деревянного меча развалил Гренделев щит, заодно и по руке приложив неслабо. Но поскольку меч был деревянный, то после сего молодецкого удара осталась от него половина. Однако Младший не растерялся: сократил дистанцию, сбив щитом встречный удар, и так мощно ткнул обломком Гренделю в живот, что того согнуло пополам. Пожалуй, будь этот обломок из железа, и кольчуга бы такой удар не остановила.
Хотя будь меч из железа, то и не сломался бы.
Вихорёк и Каппи. Из скандинавских недорослей Каппи, безусловно, лучше всех управляется с рубящим оружием. Что с клинком, что с топором. Не самый сильный, зато самый техничный и самый хитроумный. Потому как умеет в процессе голову подключать.
В этом его преимущество перед куда более здоровенным Хавуром Младшим. Пока – только в учебном бою, потому что могучий удар тоже нужен, иначе доспех не пробить, не говоря уже о щитах и шлемах. Но я вижу у Обжоры неплохой потенциал. Если самодовольную дурь из башки выбить. Вот этим Вихорёк сейчас и займется. Фехтовального опыта у бывшего пастушка всего ничего по здешним меркам: год. Но зато учили его не абы как – по паре часов в неделю, а каждый день, пока не выдохнется. Если время позволяло. И, опять-таки, не абы кто, а мы с Медвежонком, что вообще идеально, потому что у меня – школа, а у Свартхёвди – охренительные способности преподавателя. А если добавить к этому ярко выраженное желание Вихорька стать воином и кое-какой опыт настоящих схваток, то Каппи предстояло сразиться с достойным противником.
Тем не менее молодой Кольгримсон был абсолютно уверен в себе. Он был крупнее, сильнее, старше, вдобавок – хорошего рода, а о Вихорьке все знали, что он был у франков рабом-трэлем, пока я его из грязи не поднял. Конечно, с формальной точки зрения Вихорёк-Виги и Каппи – равны с тех пор, как я официально принял Вихорька в род. Но всё равно коренные недоросли глядели на парнишку свысока, обращаясь к нему, слова цедили через губу и в команду свою, как я уже отметил ранее, не принимали. Что было заметно и во время сегодняшнего общего тренинга: Каппи, Хавур, Грендель и Тори – в одном строю, а Вихорёк – отдельно. И в тренировках с ним в пару старались не становиться. И потому с ним чаще всего работал Скиди. Или я. Или Медвежонок. В зависимости от того, кто проводил тинейджерскую тренировку. Поэтому датские тины привыкли видеть, что Вихорёк – в абсолютном проигрыше. Особенно это было заметно, когда против него работал Скиди. Поэтому Каппи вышел на «арену», безусловно, уверенный в победе. И даже что-то такое сказал… Пренебрежительное. И – хоп! Деревянным мечом по наглой роже – это больно.
Все: и зрители, и участники – разочарованно зашумели. Они ожидали, что я остановлю поединок: ударто – «смертельный». А я взял и не остановил. И Каппи, застывший столбом, с разбитыми губой и носом, схлопотал еще раз. Уже по уху. Плашмя (пожалел Вихорёк), но тоже неприятно. Скиди засмеялся. Громко и обидно. Его смех подхватили…
– Каппи Кольгримсон! – рявкнул я. – Долго ты намерен столб изображать? Может, на тебе сети сушить пора?
Тут Обжора наконец очнулся. Оскалился грозно, прошамкал разбитыми губами что-то типа: «Порву тебя, маленький свинопас!» И накинулся на Вихорька со всей классовой беспощадностью.
Тыць! Каппи согнуло пополам. Колющий с вложением корпуса – в солнечное сплетение, это очень неприятно. Не будь на Каппи поддоспешника и не будь Вихорёк легче его в полтора раза, пришлось бы Обжоре экстренную помощь оказывать. А так – ничего. Продышался. Вихорёк же добивать противника не стал. В бою – добил бы, но здесь же – свои. Тут не убивают, тут – учатся.
Своим благородным поведением Вихорёк немедленно заслужил одобрение народа. Даже папа Кольгрим выкрикнул что-то позитивное в его адрес. А вот сыну досталась совсем другая реплика. Ну конечно, это обидно. Ты бабки вкладываешь, тренера нанимаешь, а сынок показывает боевой уровень: «баба со скалкой».
Продышался Обжора. И, что особенно приятно, собрался. Понял, что имеет дело с серьезным противником. Осознал, что схлопотал отнюдь не случайно. И показал породу. То бишь задатки настоящего викинга. Во-первых, признал боевые качества противника, сплюнул кровавую соплю и процедил: «А ты хорош, маленький Виги!» – а во-вторых, резко изменил тактику и стал именно таким, каким должен быть: внимательным, собранным и осторожным.
Вихорёк тоже понял, что перед ним теперь другой соперник. Впрочем, ему было всё равно, ведь его учил я, и учил тому, что, каким бы ни был противник, ты должен относиться к нему серьезно.
Дальше стало совсем интересно. Манера ведения боя у Вихорька и у Каппи совершенно разная. Обжора – типичный викинг. Сила и натиск. Простые финты и длинные махи. Вихорьку это было знакомо. Но сам он работал гибче и точнее. Двигался аккуратнее, не пренебрегал колющими, норовил зайти сбоку, не отбить клинок противника, а связать, провести удар вдоль атакующего меча… Моя школа, короче.
Каппи не подловил его ни разу. Зато Вихорёк дважды влепил с прыжка по шлему Обжоры, когда тот пытался «отрубить» Вихорьку ногу. И только на третий раз Каппи прикрылся щитом.
Нет, пару раз он тоже достал Вихорька, но то были неакцентированные удары, не способные нанести настоящую рану. Так, мелкую царапину. Это как в спортивном фехтовании: если рапира не согнулась на определенный угол, укол не защитывается.
Закончил Вихорёк тоже красиво: увел щитом деревянный клинок Каппи, резко сократил дистанцию и упер свой меч Обжоре в кадык.
Вот теперь всё. Бой закончен.
Но не состязания. Мне надо было, чтоб Вихорёк победил еще парочку товарищей по команде. Так что – полуфинал.
Нотт против Хавура. Эйлаф Печеная Репа – против Вихорька.
Эйлаф – Вихорьку не противник, так что пусть малыш передохнет. А Нотту полезно поработать с тем, кто физически сильнее.
Нотт не понял. Ринулся на соперника, как инеистый великан… на скалу. С тем же эффектом. Младший даже не шелохнулся. Принял на щит, шагнул вперед и толчком отбросил Поросенка метров на десять. Тот влетел спиной в зрительскую линию… Где ему тут же придали обратное ускорение (в первых рядах, как водится, самые матерые), и полетел Поросенок навстречу сопернику. Полетел, однако, правильно: меч выставив и щитом прикрывшись. Ударил, аки копьем (мимо), сбил щитом косой сверху… и растянулся на земле после ловко проведенной подсечки. И опять не растерялся: кувыркнулся вперед и пришел в стойку раньше, чем стормозивший малость Хавур осуществил добивание. Народ завопил восторженно. Нотт не понял, что это в его честь, но повел себя наконец правильно: застыл, предлагая Хавуру право атаки.
И Хавур атаковал. Слева, справа, финтом снизу, косым справа… Во всю мочь.
Похоже, до сих пор я недооценивал Поросенка. Он выстоял. Причем щит его тоже уцелел, потому что пользовался им парень грамотно, с уводом. Хавур ускорился. Похоже, до сих пор он не бился, а так, баловался. Деревянный меч запел в воздухе.
Блин! Не сломал бы он Нотту что-нибудь… Поросенку ускоряться было некуда. И он проиграл. Получил по правой руке (очень больно, несмотря на толстую рукавицу) и выронил меч, и Младший тут же долбанул его слева. То есть для себя слева, а Нотту прилетело как раз справа. Причем – по голове. Да с такой силой, что второй меч Хавура тоже треснул. Вот же вредитель!