Александр Михайлович Скабичевский
Начало литературной работы. «Рассвет». «Иллюстрация». Педагогическая деятельность
Это был среднего роста и средних лет господин с чиновничьим отпечатком на лице, сухощавый, с угловато-нервными движениями и жилистый до такой степени, что напоминал тех кровавых людей с ободранной кожей, какие рисуются в анатомических атласах.
Лицо его, и без того вытянутое, еще более вытянулось, и жилки натянулись на лбу, пока он глубокомысленно читал рекомендательное письмо, но, когда кончил чтение, черты лица обратно съежились, – и он просиял.
– Садитесь, – сказал он добродушным тоном, – не угодно ли папиросочку, сигарочку, чайку?.. Хе, хе, хе!.. Так вы от Виктора Павловича? Очень рад, очень рад-с! Да-с, я просил его. Он такой добрый… Уж если он рекомендовал, так уж это, конечно, нечего и говорить. Уж я уверен, что вы не скомпрометируете ни Виктора Павловича, ни меня.
– Вероятно, Виктор Павлович не рекомендовал бы меня, если бы ожидал, что я скомпрометирую его, – отвечал я, садясь.
– Так-с, так-с, конечно. Уж если Виктор Павлович, так чего лучше! А вы русский?
Надо заметить при этом, что вопрос этот был сделан неспроста. Дело было в 1864 году, т. е. на другой год после польского повстания и в то время, благодаря моей фамилии на -ский, многие задавали мне такой вопрос.
– Я русский, – отвечал я, – мой отец был хохол. – Ну, вот и прекрасно!.. Чего же лучше-с?.. хе!.. хе!.. хе!.. В самом деле? А ведь и я хохол.
– Я вам завидую, право, – продолжал он после некоторого молчания, – ведь вы оттуда богачом приедете…
– Вашими бы устами да мед пить…
– Помяните меня, что богачом! Там ведь все бородачи-миллионеры. Вы там, поди-ка, порастрясете кошельки-то у них!., хе!.. хе!.. хе!.. Кабы не служба, да не семья, я бы и сам туда поехал, непременно поехал… Ну да я как-нибудь летом урвусь, приеду к вам стерлядей поесть.
– Милости просим, буду ждать.
– А вот сейчас придет и Андрей Иванович Жуков – дядя того купца, что думает газету издавать. Я вас с ним и познакомлю. Это, я вам скажу, замечательный человек – советую обратить внимание на него. Он хлебными подрядами нажил миллион, потом обанкротился и теперь снова наживает миллион. При дворе его знают. Но человек, надо вам сказать, в то же время честнейший. Люди его обижают, а сам он не обидит и курицы. А сила, я вам скажу, у него такая, что он кочерги гнет, как тросточки, а подковы, что твои бисквиты.
А. И. Жуков был легок на помине; раздался звонок, и в комнату явился высокий, дюжий купчина, косая сажень в плечах. Но толстота его была не обыкновенная, купеческая, рассыпчатая и дряблая, а мускулистая, богатырская: он был весь словно вылит из железа. Размеры тела его, ручищи, ножищи поражали своею массивностью. Он был одет по-европейски, брил бороду и носил старомодное жабо, напоминая собой не столько российского купца, сколько французского или английского фабриканта, буржуа 30-х годов.
Хозяин отрекомендовал меня ему, назвавши по имени и отчеству.
– Прошу быть знакомыми, Александр Михайлович, – произнес Жуков, сжимая в своей железной деснице мою руку, – любить да жаловать!
– Тоже малоросс, как и я, – заметил хозяин.
– Ну, что же, и отлично! Малороссы – люди честные, а в этом деле нам нарочито нужен человек честный. Через ваши руки будут проходить тысячи, – говорил Жуков медленно и с расстановкой.
– Их рекомендовал Виктор Павлович Гаевский.
– Какой это такой Гаевский?
– А это очень почтенный и уважаемый человек, в молодых летах и генерал, сын сенатора, – сказал хозяин внушительным тоном.
– Ну, коли сын сенатора и сам генерал, конечно, уж он знает, кого рекомендует. А то мой племянник откуда-то двух литераторишек выкопал, оборванные такие. Черт их знает, на лбу у них не написано, что они литераторишки. Хоть бы в паспортах прописывали! А то, может быть, и ни на есть какие мазурики! Такие запивохи оказались, – не знали мы, как от них отделаться, деньгами готовы были откупиться.
– Они в разных газетам и журналах участвовали, – заметил обо мне хозяин.
– Значит, знает всю эту газетную процедуру?
– Знаю, – отвечал я, – насколько могу быть вам полезен.
– Вот эта самая суть-то и есть. Где же моему племяннику справиться самому? От барок да от хлеба пришло вдруг в голову людей смешить, газету печь. Очень приятно с хорошим человеком познакомиться. Вы холостой?
– Холостой.
– Значит, мы вас там женим на богатой купчихе. Смотрите, счастье себе у нас там составите. Родные есть у вас?
– Есть, матушка.
– С ней и живете?
– Да, с ней.
– Ну, значит, и ее тащите с собой. Главное дело, умейте только поставить себя с купцами – первый человек будете, шапки вам будут снимать на улице. Еще бы!.. Нужный человек: в ваших руках будут все торговые объявления, что кому нужно, все к вам будут обращаться. Ну, а жизнь там дешева так, что не будете знать, куда и деньги девать, – не закутите только. Стерляди там ни по чем: когда хороший лов, по улицам валяются…
В таком роде долго еще продолжался разговор. Жуков дал мне адрес своего племянника, сказал, чтобы я на другой день утром часам к 11 пришел к нему, и что он сам там будет и представит меня.
На другой день равно в 11 часов я был у Ивана Александровича Жукова. Он остановился в грязненьком извозчичьем трактирчике в Толмазовском переулке, носившем прозвание родного его города – «Рыбинск». Вонь, грязь и масса пьющих чай извозчиков, – в первый раз в жизни пришлось мне попасть в такую трущобу. Пройдя сквозь строй пьяной ругани самыми отборными непечатными словами, я наконец отыскал грязненький нумерок, занимаемый Иваном Александровичем.
