Александр Мирчев
Пролог: Мегатренд альтернативной энергетики в эпоху соперничества великих держав
1. Равновесие: мегатренд как еще одна переменная в изменчивой геополитической системе
Мегатренд альтернативной энергетики наглядно показывает, как новые явления современного мира сказываются на международных отношениях[187] и на процессах изменений в геополитике XXI в. Его эволюция отражает сложность мировой системы XXI в. и тестирует состоятельность давних геополитических конструкций «ядро – периферия», «Восток – Запад», «Север – Юг», а также представлений о динамике «верх – низ» или «низ – верх».
Наиболее выдающейся характеристикой значения мегатренда с геополитической точки зрения является его вклад в создание новых областей и точек соприкосновения на современной энергетической карте. Это обусловлено важностью ресурсов и энергии для современных международных отношений. Будучи еще одной переменной среди других тенденций сегодняшнего дня, мегатренд альтернативной энергетики добавляет новый угол зрения для анализа перестройки геополитики XXI в.
1.1. Мегатренд: равновесие в новом свете
Традиционно концепция геополитического равновесия подразумевает баланс сил, преимущественно военных, между акторами. Игроки на мировой арене обеспечили свое выживание и безопасность благодаря заключению союзов и установлению партнерских отношений с другими акторами, не допуская при этом однозначного доминирования ни одной из сторон. Сдерживая друг друга, акторы вносят свой вклад в равновесие, которое само по себе не является незыблемым – скорее предполагает постоянные действия акторов для обеспечения геополитического баланса.
После окончания холодной войны понятие равновесия претерпело изменения: круг сил, оказывающих влияние на акторов, расширился, а число центров силы возросло[188]. Так, ситуация, когда стабильность обеспечивалась или, по крайней мере, объяснялась биполярным миром времен холодной войны и последующим однополярным доминированием США, постепенно меняется – возникает множество центров силы, которые обладают властью и международным влиянием. Наиболее заметны среди них страны БРИКС – Китай, Россия, Индия, Бразилия и Южная Африка. При этом Китай – особенно активный геополитический актор, который вносит наибольший вклад в динамику международной системы и, следовательно, имеет наибольшую способность изменить статус-кво.
В оценке геополитического равновесия в свете мегатренда альтернативной энергетики на первый план все больше выдвигаются технологии. Экспоненциальные технологические сдвиги, вызванные четвертой промышленной революцией (включая те, которые стимулируют мегатренд), также влияют на геополитический ландшафт. По мере того как технологии распространяются и акторы все меньше могут контролировать этот процесс, технологическое преимущество может получить практически любой государственный или негосударственный актор. Это влечет за собой появление новых техно-цивилизационных экосистем, при которых различия между акторами стираются и все большее их число получает возможность проецировать геополитическую силу[189].
Динамика нового многополярного мира в большей степени отдаляет его от статус-кво, чем приближает к нему. Геополитическое равновесие, таким образом, не соответствует его статичному пониманию, а представляет собой постоянные колебания под давлением разнообразных сил и обстоятельств, а также способности новых акторов оказывать влияние на геополитическую сцену.
Мегатренд добавляет в уравнение непредвиденные факторы, которые изменяют баланс сил между акторами, подчеркивая хрупкость любого нового геополитического равновесия. Власть государств теперь распространяется по многочисленным направлениям в разнообразных международных сетях. Движение к новому геополитическому равновесию XXI в. напоминает перетягивание каната между акторами, государственными и негосударственными, имеющими в своем распоряжении различные формы экономической, политической и военной власти.
Эти импульсы можно проследить по традиционным линиям расслоения: «ядро – периферия», «Восток – Запад», «Север – Юг», «верх – низ» или «низ – верх». Геополитика по своей сути не является статичной – это процесс, развитие которого ставит вопросы, требующие различных ответов в различных обстоятельствах. Условные геополитические деления, такие как «ядро – периферия» или «Север – Юг», тоже подвижны и постоянно адаптируются к переменчивой природе международных отношений.
Преобразующий потенциал мегатренда проявляется через его воздействие на поведение акторов. Влияние мегатренда обнаруживается и в изменениях, которые затрагивают традиционные линии разделения и противоречия в XXI в., – он добавляет ясности. С распространением нового понимания геополитики как в геополитических центрах, так и на периферии маргинализация и бесправие ранее периферийных групп выходит на первый план.
Хотя парадигмы «Север – Юг» и «Восток – Запад» остаются ключевыми при описании мирового порядка, импульс западного универсализма постепенно ослабевает. Его распад, довольно хаотичный и затрагивающий различные области, подгоняется расширением представлений о границах национальных интересов и аспектов безопасности в универсально секьюритизированном мире.
Угасание вестернизации – перенос структур, технологий и образа жизни западных (европейских) обществ в незападные – освобождает пространство для выхода расширяющегося спектра интересов национальной безопасности, которые имеют все большее влияние на мировые дела. Более того, государства больше не являются единственными субъектами, способными решать вопросы безопасности. В рамках формирующейся сегодня геополитической сети негосударственные акторы[190] все чаще способны влиять на государственные дела, претендуя на право иметь собственную внешнеполитическую повестку дня. Это ставит под сомнение логику диктуемых правительством «верх – низ» интересов национальной безопасности.
Подобная тенденция усиливает хаос международной системы, которая отмечена стремлением государств к власти, выходящей за национальные границы, чтобы обеспечить свое выживание в условиях бурно меняющейся геополитической ситуации. Согласно реалистической школе мысли, «международная система анархична. Это система самопомощи. Не существует высшей инстанции, которая могла бы сдерживать или направлять поведение государств»[191]. Такое понимание серьезно отразится на многих нормах и правилах, которые еще предстоит разработать для регулирования поведения акторов, включая тех, кто связан с мегатрендом альтернативной энергетики.
Новые факторы влияют на геополитику и трансформируют институциональные механизмы современного мирового порядка. Например, снижение значимости G7 (группа наиболее влиятельных государств) на фоне появления G20 (19 крупнейших экономик и ЕС) – это лишь одно из проявлений меняющихся контуров мирового порядка, где повестка Запада не всегда является доминирующей. В формирующейся системе каждая группа имеет свои внешнеполитические интересы, которые часто не вписываются в привычные международные рамки. Неравенство сил в сложившихся структурах привело к тому, что существующие договоренности не полностью учитывают интересы всех. Соответственно, акторы, обладающие меньшим влиянием, иногда считают, что их интересы не поняты и не учитываются должным образом.
Несмотря на институциональный дисбаланс, акторы будут продолжать искать вариант мира с надлежащим уровнем сплоченности и допустимым уровнем разногласий. Возможная модель такого мира, построенная на базе доминирующих условий и норм, должна быть принята большинством участников системы.
1.2. «Ядро – периферия»: мегатренд как фактор, уравновешивающий напряжение между все более многочисленными центрами силы
Концепция «ядро – периферия» в геополитике – это метафора, задающая тон отношениям между передовыми, экономически более развитыми акторами (ядро) и менее развитыми государствами (периферия)[192]. Помимо сугубо прикладного смысла, эта дихотомия ценна для понимания отношений между неравными акторами – в политическом, военном или экономическом плане. Считается, что ядро доминирует над периферией в этих трех отношениях. Ядро также направляет и монополизирует периферию в экономических и политических отношениях с внешним миром. Очевидно, что в этой модели заложена маргинализация периферии.
Концепция «ядро – периферия» с древних времен играла определяющую роль для геополитического равновесия. Примерами доминирующего ядра, оказывающего влияние на более слабые периферии, могут служить римская гегемония в средиземноморском регионе в период с I в. до н. э. по III в. и превосходство Китая в Азии, которое началось с объединения Поднебесной династией Цинь в III в. до н. э.[193].
Однако эти отношения выходили за рамки обычной гегемонии и включали в себя взаимоотношения между ядром и развивающейся периферией в различных областях: военная мощь, сельское хозяйство, торговля, металлургия и культура. Концепция «ядро – периферия» определяла региональное развитие, например во времена доминирования Европы с XVI по XIX в., или специфику отношений бывших республик Советского Союза с Москвой.
Дихотомия между развитыми центрами и развивающимися регионами не всегда основывалась на военном доминировании. Примерами невоенного доминирования могут послужить как культурное влияние Византии на соседние цивилизации, так и торговые отношения США с партнерами по Соглашению между США, Мексикой и Канадой (USMCA)[194], а также с развивающимися странами, такими как Колумбия, Перу, Коста-Рика и Марокко.
Отношения между ядром и периферией исторически поддерживались благодаря гармонии интересов правящей элиты периферии и элиты ядра. По сути, создается передаточный механизм: интересы центра – ядра навязываются периферии через ее правящую элиту. Такая связь позволяет ядру и периферии устанавливать ви́дения, разделяемые обеими сторонами, и обмениваться намерениями. По мнению социолога Йохана Галтунга, взаимодействие в такой концепции является вертикальным[195].
Взаимодействие между ядром и периферией бывает взаимовыгодным, например в сфере экспорта сырья, преференций в торговле или экспорте потребительских товаров. В рамках вертикального взаимодействия, когда выгода, извлекаемая ядром, превышает выгоду, получаемую периферией, выковываются колониальные отношения – политические или экономические. Таким образом, концепция «ядро – периферия» представляет собой структуру доминирования, при которой возрастает взаимозависимость между центрами обеих сторон, в то время как их «внутренние периферии» не ощущают такой зависимости.
Внутри как ядра, так и периферии переходные процессы привели к появлению того, что социолог Иммануил Валлерстайн называет полупериферией[196]. Полупериферии переживают относительный упадок в рамках более крупных регионов, которые считаются ядром (например, Греция в Европе). При этом на них влияет быстрое развитие стран в рамках периферии (например, ОАЭ, Колумбия и Чили). Интересы полупериферии могут отчасти совпадать с интересами как стран ядра, так и стран периферии, что дает ей возможность стать буфером. Страны полупериферии (например, Мексика, Бразилия, Южная Африка, Южная Корея и т. д.) обеспечивают связку между полюсами исторически сложившихся ядра и периферии. Таким образом, международную систему можно представить как трехкомпонентную структуру, в которой полупериферия представляет собой средний слой, позволяющий системе сохранять сплоченность, несмотря на давление со стороны периферии и на эксплуатацию со стороны ядра.
Различие между ядром и периферией четко определялось в рамках многих исторических периодов, включая холодную войну. В условиях многополярной системы, складывающейся после холодной войны, провести такое разграничение становится все труднее. Во многом это связано с расширением круга негосударственных акторов и появлением новых типов силовой динамики, характеризующей взаимодействие между геополитическими субъектами. В XXI в. отношения между ядром и периферией определяются балансом политических, экономических и военных сил, а также договоренностями между акторами, которые группируются на широком и динамично меняющемся ландшафте геополитического влияния. Важно при этом еще раз отметить, что, помимо разделения между странами ядра и периферии, существует также разделение «центр – периферия» внутри самих стран.
При этом по-прежнему считается, что периферия в меньшей степени способна влиять на общества Западной Европы или Северной Америки. Однако новая реальность многополярной мировой системы такова, что даже при распространении западного влияния – будь то влияние многостороннее, через институциональные каналы Международного валютного фонда (МВФ), Всемирного банка или G7, или одностороннее, через конкретные правительственные инициативы, – оно все больше подвергается локальной адаптации.
В этой мировой системе отношения «ядро – периферия» уже не могут описываться в рамках традиционных моделей, основанных на представлениях об экономическом развитии. Все большее число государств демонстрирует способность выступать в качестве геополитического ядра в конкретных условиях и в определенный момент времени. Это приводит к появлению множества неустойчивых ядер. Периферийные страны все чаще демонстрируют способность в разных условиях присоединяться к различным ядрам. Например, некоторые страны Восточной Европы, Центральной Азии и Юго-Восточной Азии установили связи и даже взаимозависимости с различными акторами в разных сферах (экономических, военных, политических) в области торговли и технологий. С другой стороны, возможности некоторых ядер поддерживать уровень своего влияния могут быть нестабильными, как, например, влияние России на бывшие советские республики и государства Совета экономической взаимопомощи (СЭВ). Очевидно, что перенос почти колониальной модели доминирования XX в. через процессы модернизации в условиях многополярного мира выглядит менее жизнеспособным.
В контексте мегатренда альтернативной энергетики концепция «ядро – периферия» выходит за рамки традиционной зависимости между слаборазвитой периферией и развитым ядром. Мегатренд дает повод говорить о новой полицентричной или многоядерной «геометрии» геополитики. На определение статуса страны как ядра или периферии все большее влияние оказывает целый ряд новых социально-политических и социально-экономических факторов. Мегатренд альтернативной энергетики может стать одним из таких факторов, поскольку его территориальность не исключает глобального применения. Кроме того, по отношению к мегатренду пока нет оснований говорить о доминирующей роли каких-либо конкретных акторов в ядре, полупериферии и периферии. Это открывает перед акторами возможность перехода границы между ними.
Мегатренд отражает новый баланс сил между ядром и периферией. Постоянные колебания конфигураций власти и господства препятствуют доминированию одного субъекта. Новые способы проецирования власти могут наделить акторов периферии как предполагаемыми, так и реальными возможностями, которые помогут им избежать бремени, накладываемого традиционными отношениями ядра и периферии, или облегчить его.
Мегатренд альтернативной энергетики позволяет предположить появление новых ядер, переход периферии в эту категорию и наоборот. Таким образом, значительно меняются и размываются традиционные отношения и сферы влияния между ядром и периферией. Очевидное разделение «ядро – периферия» в XXI в. все еще встречается как продукт доминирования Запада в области технико-экономического прогресса с начала промышленной революции. Подавляющее технико-экономическое доминирование Европы, а затем и США было основано на идее, что западная модернизация – это путь к повсеместному утверждению капитализма и экономического процветания. Однако западная модернизация все чаще наталкивается на специфику, культурные различия и экономическую мощь периферии. Более того, многие страны полупериферии и периферии сумели обеспечить развитие на основе моделей государственного капитализма и национал-капитализма, что сильно расходится с принципами свободного рынка, присущими западным экономикам.
Несмотря на эти изменения, понятие геополитического ядра и периферии сохраняет свою полезность для описания отношений доминирования и власти в международных отношениях[197]. В конце концов, в XXI в. внутренние и внешние расколы остаются такими же сложными и неоднородными, как и в XX в. Разница заключается в том, что внешние влияния, которые традиционно были предметом национальной безопасности, в условиях глобализации становятся более распространенными. Более того, влияние ядра на периферию постоянно мутирует, приводя к развитию социальных, экономических и политических процессов, высвечивающих новые области конфронтации, в том числе таких, как давление на ядро со стороны периферии по мере ее развития. Изменение характера отношений между акторами ядра и периферии заставляет переосмыслить и будущие риски для безопасности.
Появление многих центров силы после холодной войны сделало непредсказуемым захват доминирующих позиций кем-либо из акторов. Новый мир ставит под вопрос адекватность традиционных представлений о географическом распределении власти. Включение мегатренда в геополитические процессы и повестку безопасности привносит сложность в отношения между государствами и между государственными и негосударственными акторами, действующими в современной многополярной системе.
1.3. «Восток – Запад»: как мегатренд способствует преобразованию прежней гегемонии Запада в соответствии с новыми направлениями противостояния и сотрудничества
Традиционно раскол между Востоком и Западом определял распределение глобальной политической власти и влияния между цивилизационными и культурными центрами на мировой карте. Представление о таком расколе – это своеобразный геополитический концепт, который предполагает заданность определенного уровня противостояния и конкуренции при проведении внешней политики.
При том что раскол между Востоком и Западом – это преимущественно социологическая конструкция, описывающая различия между западной и восточной культурами (при этом Австралия, например, считается частью Запада), он задает и географические рамки, в которых действуют «политические элиты и общественность в соответствии со своими идентичностями и интересами»[198]. Также он устанавливает четкие границы противостояния в сфере безопасности и представления о перспективах, требующих от каждой стороны определенных шагов для обеспечения собственной безопасности.
Противостояние между Востоком и Западом наблюдается с древних времен. Великие западные цивилизации (Древняя Греция и Древний Рим) существовали рядом с восточными (Персия, Понт и Парфия) и соперничали с ними. Мысль о том, что Запад существенно отличается от Востока, развивалась и в последующие века, в частности в период крестовых походов, исследовательских экспедиций и последующей колониальной экспансии Запада. После Второй мировой войны раскол между Востоком и Западом перерос в биполярное разделение между Западом, возглавляемым США, и Востоком, где доминировал Советский Союз. Популярный метанарратив о триумфе западного либерального капитализма, который утвердился в конце XX в., теперь оказался под вопросом. Социальные и геополитические различия, которые Запад, казалось бы, ликвидировал в конце холодной войны, появились снова. Теперь они сопровождаются еще большим разнообразием культур, знаний и практик, что, в свою очередь, порождает переход от конформизма к бунту против статус-кво[199].
Принятое в XX в. разделение «Восток – Запад», между либеральными демократиями Запада и более авторитарными государствами Востока, становится размытым в многополярной международной системе. После Второй мировой войны страны Востока (например, Япония, Сингапур, Таиланд, Южная Корея и др.) начали процесс принятия и адаптации западного либерализма и капитализма. Традиционное понимание соперничества между Востоком и Западом еще более усложнилось с появлением мощной и автономной силы в лице негосударственных акторов и гражданского общества. В то же время базовые характеристики западного общества в некоторой степени утратили свою определенность – в частности, в отношении экономического развития и расширения прав и возможностей, которые традиционно олицетворяли успех исключительно Запада. Однако альтернативным течениям все еще предстоит бросить настоящий вызов западному либерализму.
Безусловно, современное представление о соперничестве между Востоком и Западом уходит корнями в западные традиции, которые доминировали в мировой системе на протяжении примерно пяти веков. Некоторые на Западе обеспокоены потенциальной потерей первенства и передачей эстафеты лидерства странам, которые когда-то относились к периферии мировой системы. Так, курс президента Обамы в сторону Азии можно рассматривать как проявление беспокойства по поводу ослабления влияния Запада на фоне политического усиления Востока. Геополитика была западно-центричной, поскольку предполагалось, что западные модели обладают превосходством. Несмотря на появление восточного видения реальной политики (наиболее яркий пример – Китай), теоретические предпосылки, лежащие в основе геополитики, сформулированы в рамках западноцентричной традиции. Парадоксально, но Восток продолжает соперничество с Западом в рамках все еще ориентированной на Запад парадигмы, что свидетельствует о том, что тот продолжает в значительной степени определять геополитическую динамику.
Сегодня Восток и Запад с осторожностью выстраивают свои отношения, признавая экономические и геополитические преимущества друг друга. Нынешнее противостояние между Востоком и Западом сфокусировано не столько на военном соперничестве, сколько на экономическом. Однако взаимное признание различий сопровождается настороженностью в отношении идеологии и опасениями по поводу экономической конкуренции. Это сказывается на якобы внеблоковых регионах, которые, казалось бы, набирают очки в новом раунде геополитической игры. В определенной степени растущее неравенство в западных экономиках играет сегодня ту же роль, что отставание Востока в экономическом развитии сыграло для разделения Востока и Запада в XX в. На самом деле антикапиталистические и антизападные идеологии продолжают распространяться и порой даже процветать. Эти настроения могут усилиться, если экономический баланс еще больше сместится в сторону Востока. Кроме того, сплоченность Запада ослабевает из-за того, что некоторые западные страны активно проводят политику, которая встречает равнодушие или даже противодействие со стороны других западных государств. Решение Великобритании покинуть Европейский союз – яркий пример отсутствия внутренней сплоченности Запада.
Распространение и признание незападных моделей во всем мире свидетельствует о превосходстве идеологических, социально-экономических и культурных аспектов в глобальных процессах над другими аспектами. «Идеологические» культуры, связанные с Востоком и Западом, не ограничены географическими границами. Отдельные люди и группы могут одновременно принадлежать к разным культурам. Таким образом, мы имеем либеральную, капиталистическую, исламистскую, христианскую, экологическую и технологическую культуры, которые охватывают весь земной шар. В этих рамках альтернативная энергетика уже стала оплотом если не культуры, то, по крайней мере, глобальной субкультуры, которая расширяется, включая в себя элементы других культур. Как традиционные (географически обусловленные), так и новые идеологические культуры добились такого положения, которое позволяет им оказывать влияние на геополитику.
Подъем Востока после холодной войны вдохновил другие развивающиеся державы на действия, приличествующие глобальным и региональным лидерам. Все чаще кажется, что Индия и Китай будут играть важную роль в определении глобального порядка и предлагать решения насущных социальных, политических и экономических мировых проблем. Если говорить о технологиях использования альтернативных источников энергии, иногда рассматриваемых как общественное достояние, то западные державы, доминирующие сегодня на этом рынке, будут все больше испытывать давление со стороны гражданского общества и новых лидеров, таких как Китай и Индия, поскольку те будут настаивать, что Западу следует делиться выгодами от альтернативной энергетики с остальным миром. Примером такого давления Востока на Запад может служить расширение обязательств Китая и Индии в отношении развития альтернативной энергетики. Способность этих игроков бросить вызов прежним гегемониям и их стремление определять глобальную экологическую повестку дня были продемонстрированы после того, как президент Трамп объявил о выходе США из Парижского соглашения[200].
Несмотря на заложенный в мегатренде альтернативной энергетики конфликтный потенциал, существует возможность взрастить и новые формы сотрудничества между Востоком и Западом[201]. Прогнозы развития мегатренда позволяют рассмотреть соперничество между Востоком и Западом под новым углом, а также помогают увидеть возможные точки соприкосновения, которые послужат новым фундаментом для сотрудничества. Традиционная дихотомия между Востоком и Западом может учитываться в исследовании взаимоотношений внутри цепочки создания стоимости в альтернативной энергетике. Эта цепочка включает, например, исследовательские институты США или Европы и производителей, выпускающих ветряные турбины в Китае. Культурные различия и разные системы ценностей не мешают Западу и Востоку преследовать общие цели в глобальных экологических инициативах, хотя такие попытки даются непросто. Мегатренд иллюстрирует возможность согласованных действий даже при совершенно разных взглядах. Как отметил один из наблюдателей, «на Западе экогорода́ должны спасти мир; в Китае они просто призваны обеспечить достойное качество жизни в городских условиях»[202]. Экогорода приносят пользу в любом случае, несмотря на различия в мотивировке проектов. В то же время отношения между Востоком и Западом часто сопровождаются недоверием из-за различия идеологий и экономической конкуренции.