– Товарищ Струганов! – завопил парторг. – Вы не были на предпоследнем партсобрании! А на последнем вы храпели! Вы позорите пролетариат, товарищ Струганов! А что будет, если об этом узнают на Западе? Рабочие всего мира смотрят на нас с надеждой – а мы на партсобрании храповицкого давим! Партия это так не оставит, товарищ Струганов!
Дед надвинул ушанку поглубже, сделал вид, что ничего не услышал и заковылял дальше.
И вот ларёк уже совсем близко. Дед вскарабкался к нему через сугроб, наклонился, постучал в заиндевелое окошечко.
Окошечко открылось – и оттуда выскочил скелет!
Однажды мы набрали на даче яблок, запихали в багажник нашего побитого жизнью “Опеля”, который ещё в 1996 нам пригнали из Германии, – и поехали назад, на Силикатный.
По радио передавали стандартную поздравительную парашу: наша любимая бабушка Фрося Петровна, несмотря на свои годы, поёт в хоре и много работает на даче, передайте для неё пожалуйста песню “Старая мельница”.
И тут, внезапно, в прямом эфире:
– Пишет нам дед Селифан из Силикатного Переулка. Для моего любимого лоботряса Петеньки и его сынули Гришеньки, который Пятый Троллейбус, – передайте пожалуйста, что у вас, дундуков беловежских, из багажника яблоки падают. Ну и какую-нибудь хорошую песню.
Заиграло что-то очень древнее. А я повернулся к бате и увидел, что он тоже окаменевший от удивления.
Но я набрался храбрости и спросил.
– Так ведь дед Селифан умер давно. Кто тогда звонил?
Батя посмотрел на меня, как на пришельца…
Но про яблоки всё правда оказалось.
– Ах, никак не могу вспомнить фамилию того немца, от которого я без ума…
– Альцгеймер, бабушка!
Фрося, бабуля Роллтона – как раз такой случай. Из ума она уже выжила и очень скоро отправится вслед за Октябриной Сигизмундовной с Рейха. Но пока бабуся продолжает чудить, а родные выжидают, когда же им достанется её провонявшая однокомнатная квартира на Силикатном.
С бабой Фросей не соскучишься. То она звонит родственникам и говорит, что согласна на переезд – передайте это английской королеве. То утверждает, что её хочет ограбить какая-то банда по наводке внука. То рассказывает мусорным бакам во дворе, что её соседи сплошь проститутки, а один цыган из соседнего дома барыжит наркотой и состоит в масонской ложе.
Однако недавно у бабы Фроси началось что-то настолько странное, что не лезло даже в рамки психиатрии. Откуда не возьмись в квартире начали появляться небольшие фарфоровые статуэтки в форме кукушек. Все эти статуэтки – разные, и ни на одной нет клейма завода изготовителя.
От бабушки Фроси так и не удалось добиться, где она их берёт. По её словам, эти статуэтки приносил ей некий Никита Фёдорович, очень приличный мужчина. А приходил этот Никита Фёдорович из большого зеркала, что на старом трюмо в её комнате.
– Думаешь, квартиру тебе оставлю? – кричала бабушка на Роллтона. – Да никогда! Я что, не знаю? Я всё знаю, даже если не видела! Что ты с ворами связался, про одноклассниц твоих, проституток, про школу, где вы алкоголь дегустируете. Москит этот, Альбинос, Либидо и прочая шпана подворотная. А приятель этот твой, Гриша Пятый Троллейбус – сразу видно: бандит! Никакой квартиры вы от меня не получите! А достанется она Никите Фёдоровичу! Он мне видишь каких кукушечек дарит?
Я, пока был этот разговор, ждал друга в коридоре и поэтому всё слышал.
Роллтон, хоть и догонял меньше меня, сразу смекнул, чем это пахнет. Шагнул осторожно из комнаты, прикрыл за собой дверь – а потом тут же засунул между ручкой и косяком ножку табуретки, которая в прихожей стояла. Чтобы бабка с той стороны открыть не могла.