Александр Николаевич Лекомцев
Пёс для миллиардера
Оксана: – Я знаю, человек вы деловой, поэтому у вас плохая память. На унитазе вашем не сидела. Но вот буквально полчаса назад, а может быть, и меньше была я здесь. Со старою каргой умалишённой, с её внучком, который посчитал, что я должна супругой стать его. Такая штука (дергает магната за рукав). Толян Толяныч, вспомнили теперь? Конечно я… и звать меня Оксана!
Толян Толяныч: – Вы – это кривоногое мурло, которое меня в спокойном тоне тут объявило дятлом и дебилом? Конкретно, вспомнил! Денег я не дам!
Оксана: – Я дятлом вас совсем не называла, дебилом тоже. Только лишь сказала, что головой вы малость подустали (возвращается к начатой ей теме разговора). Какой же вы скромняга и тихоня. Толян Толяныч, дело не в деньгах. Ведь здесь любовь, и быть нам вечно вместе (берёт его за руку и прикладывает пятерню магната к своей груди). Тут сердце девичье гремит, как… паровоз. Оно готово вырваться наружу. Ведь я согласна вашей быть… женой. А для начала – просто содержанкой.
Толян Толяныч (невозмутимо): – Да у меня давно такое есть. На телевиденье немало всяких тёлок. Они известны нашим дураком, которые так любят телевизор. Тем идиотам все они знакомы, простолюдинам, что порою очень слёзно, открыто, жутко, даже нестыдливо часами плачут от пустой рекламы… каких-нибудь прокладок для… слоних.
Оксана: – Вы юморист, и это так приятно. Да, я скажу…что ваша я теперь.
Толян Толяныч (решительно): – Уйдите прочь! Иначе я конкретно сюда внезапно вызову охрану! Быть может, вы давно уже готовы меня прикончить, как бы, замочить… Другого я не вижу варианта. Видать, Кабан уже считает деньги, мои, конечно, не в своём кармане. Вот негодяй! Зачем же я старался добыть ему отличный унитаз?
Оксана (нервно и весьма обиженно): – Да ну вас к чёрту с вашими деньгами! Я вас, Качурин, просто разыграла! Проверила на вшивость и узнала, что вы, на самом деле, тот, кто есть.
Толян Толяныч (не без гордости): – Нуда, Качурин, Бонапарт, частично, всё потому, что мне он как братан…
Слышаться шаги. Оксана быстро убегает. Появляется Аркадий
Аркадий (робко интересуется): – Случайно, вы не видели Оксану?
Толян Толяныч (бурчит недовольно): – Кого-то видел, но кого – не помню. Торчала здесь какая-то девица, и очень не понятный бред несла. Наверное, профуру подослали, чтобы меня тихонько замочить.
Аркадий (решительно): – А я вас никому не дам в обиду! У нас, у полицейских, только так! Я буду защищать вас неустанно. Мне кажется, что мы корабль купим с вами, и поплывём на остров… на пиратский. Там говорят, зарыт сокровищ клад. Там свои «бабки» прячут те, кто рьяно с пиратами воюет на воде. На самом деле…
Толян Толяныч (удивлённо): – Ты откуда знаешь? Я слышал сам, по делу, что взаправду с пиратами повязан целый клан. Но плыть туда с тобой я не намерен. Ведь все там беспредельщики… крутые. А я простой, российский буржуа. Остались за спиной мои разборки. Всё шито-крыто, мы отмыли «бабки». Кто много знал, теперь молчит в могиле. Быть может даже в придорожной яме.
Аркадий: – Как интересно! Я ваш друг навеки!
Толян Толяныч: – Друзей таких, как ты, юнец ретивый, я всех уже давно похоронил. Ты нужен мне, как зайцу балалайка.
Аркадий: – Как балалайка?
Толян Толяныч: – Может быть, гитара. Ну, если не понятно, то скажу. Так нужен точно, как российскому кино какой-нибудь пацан полукремлёвский, который посчитал однажды, с подачи лёгкой папы, что он… великий. Не простой, а скажем, великий даже, как бы, режиссёр. Чего ты лыбишься, сияешь, будто солнце. Я ничего и никому не дам! Не утомляй меня своим нахальством! Пусть я – не солнце… Я – Наполеон! Почти Наполеон, ведь я – Качурин! До фени мне с тобою разговоры! Так не свети здесь рожею своей! Катись отсюда ты к своей Оксане!
Аркадий: – Мне очень жаль, конечно, что не очень вы понимаете, таких, как я полезных и очень нужных в деле… пацанов.
Толян Толяныч: – Зачем нужны мне пацаны и тёлки? При надобности их искать не надо. Другое мне теперь необходимо, но для того, чтоб рос мой капитал. Нужны мне на заводах работяги, которым много можно не платить. И всё, прикинь! Всё из того, что нужно! Мы в этой битве хитрой победили, и нас теперь не греют перестрелки. Вали отсюда! Не мешай мне жить!
Появляется Клавдия Максимовна. Решительно становится между Аркадием и Толяном Толянычем
Клавдия Максимовна (укоризненно, внуку): – Я так и знала, мой Аркаша славный, что прибежишь сюда ты… унижаться, просить у… господина подаянья. Да где же у тебя и честь, и гордость? Ведь ты пока что с голоду не умер. Покуда я жива, ты будешь жить. И даже если скоро я скончаюсь, останется немного… на житьё.
Аркадий (смущённо): – Я просто здесь по делу, баба Клава. Хотелось мне помочь со страшной силой Толянычу, родному, дорогому, советом нужным. Да я ведь сам хотел подзаработать. Таких я чётких планов не скрываю.
Клавдия Максимовна: – Помочь ему богаче стать в сто крат? Да он и так, как будто, не страдает. Он многих лохов обобрал сполна!
Толян Толяныч (не очень дружелюбно): – Полегче, бабушка, на поворотах! В России революции не будет. Спокойны люди, словно кони в стойлах (уже не запальчиво, с грустью). Тебе скажу, что я не так богат. Пять или шесть там… миллиардов жалких «баксов». Ну, может, чуть побольше. Это – слёзы! Таких, как я сегодня очень много в России появилось, так скажу.
Клавдия Максимовна: – Понятно мне. Вы нищий, как Иоф. Зачем смешить народ тоской своей и лить нахально слёзы крокодильи? Известно, есть богаче вас магнаты. Но… Просто нужных слов не нахожу!
Толян Толяныч: – Мы никогда, скажу я без базара, друг друга с вами не поймём… никак. Живи себе, нахальная старушка и помни строго: каждому – своё.
Аркадий: – Я вспомнил! Вспомнил, что слова такие торчали на воротах… Бухенвальда. Об этом в школе на одном уроке нам долго историчка говорила. Она ещё сказала нам тогда, что равенства и братства нет в России, и прав у человек никаких. Потом её… ну, нашу историчку, уволили куда-то… насовсем. Да, я припомнил! Дворником она работает теперь, в торговом комплексе большого бизнесмена.
Толян Толяныч: – Твоя учительница, скажем, историчка, понятно, пошутила не удачно. Я с ней не соглашусь категорично. Всё потому, что есть права у нас.
Аркадий: – Я не про вас сказал. Я про людей, которых очень запросто лишили элементарных прав на всё… Ведь если нет ни денег, пусть ничтожных, ни работы дельной, и прав, как всем уже понятно, нет.
Клавдия Максимовна: – Да, только демагогия пустая, что выгодна чинушам и ворам, которые Россию обобрали. А многие так сладенько запели, как сявочки из будочек своих. Пора, мол, о политике молчать!
Аркадий: – Да тут ведь не политика, бабуля. Тут конфронтация добра со злом, и зло давно уже в Наполеонах. Но я ни с кем бороться не хочу. А просто я желаю жить… нормально, с хорошими деньгами и спокойно.
Толян Толяныч: – Спокойно жить с деньгами? Ха-ха-ха! Ведь быть богатым очень даже сложно. У нас, в России – снайперы при деле. Чужое счастье, радость и богатство кому-то спать спокойно не дают.
Клавдия Максимовна: – Вот именно! Чужое – не своё! Поэтому, Толян Толяныч славный, чтобы прожить спокойно на Земле (с надеждой), тебе ещё не поздно, дорогой, раздать тобой награбленное людям. Ведь много обездоленных детей, которых сделали такими вы, магнаты. Да не магнаты, скажем честно, а ворьё.
Толян Толяныч:– Я эту сказку слышал много раз. Отдать своё каким-то нищим, бомжам, бичам и даже… безработным, а самому идти в скиты… молиться? Да проще мне косить под Бонапарта, на телевиденье центральном появляться и… (в раздумье). Да что скрывать? Ведь думал я об этом. О всяких разных там скитах и боге. Но деньги посильнее силы божьей. Я не могу! Я не могу теперь не быть магнатом. Я не хочу быть нищим, как все вы!
Клавдия Максимовна: – Да, каждому своё. Тут не поспоришь. Но вы своё возьмёте… Это факт. Ведь жить не просто в этом бренном мире, вы за грехи ответите сполна.
Толян Толяныч: – К намёкам грязным я давно привык!
Аркадий: – Какие, к чёрту, господин Качурин, тут намёки? Моя бабуля говорит, конкретно, прямо. Чего тут намекать, когда всё ясно? Вот стану полицейским – и тогда…
Толян Толяныч: – А что тогда? Ты станешь очень честным и перестанешь думать о деньгах? Такого не дано! Ведь все мы – люди. Не сможешь даже ты, пацан обычный, не думать о деньгах Я это знаю.
Толян Толяныч подходит к своему «коню», садиться верхом на палочку
Толян Толяныч (с издёвкой): – Счастливо оставаться, господа! Но, впрочем, «господа», вы все условно. Червей земных зову я господами лишь для того, чтоб разум свой потешить. Всё в этом мире нынче неизменно, куски в Кормушке схвачены давно. А мне пора! Сегодня у меня, скажу конкретно, удачный день. Побольше бы таких! Мне даже орден, может быть, дадут… Ведь я Качурин! Наполеон и я – одно и то же. Но я не лохонусь, как Бонапарт!
Толян Толяныч скачет на своей палочке верхом. Делает круг по сцене, окончательно удаляется
Клавдия Максимовна (с горечью и обидой): – Он прав, придурок этот толстозадый. Как не вертись, никто мы под луною, да и под солнцем ярким. Мы – никто! Россия возлюбила толстопузов… Но почему? Не ясно никому (устало улыбается). Пойдём домой наш доедать свекольник.
Аркадий: – Нет, погуляем, бабушка, ещё! Быть может, в сквере, кошелёк поднимем. Теряют же здесь деньги богачи. А в нём представь себе – пятнадцать миллионов! Пускай рублей, не долларов. Пускай! На чёрный день нам денег этих хватит. Куплю себе машину… внедорожник…
Клавдия Максимовна (саркастично): – Пятнадцать миллионов в кошельке? Пожалуй, это чемодан, Аркаша. Но до чего ж наивен ты и глуп (соглашается)! А, в общем, прав ты. Погуляем малость. Погода неплохая, мир неплох.
Клавдия Максимовна и Аркадий собираются уходить, но приостанавливаются и со страхом наблюдают за тем, как, проходящий мимо Степан Захарович не может справиться с псом-невидимкой. Явно, Демофобик куда-то тащит пенсионера на незримом поводке. Рука Степана Захаровича напряжена и вытянута вперёд. Кто бы мог подумать, что потусторонний кобель такой сильный
Степан Захарович (умоляюще): – Остановись, ты, чёртова скотина! Нет силы у меня держать тебя!
Бобик Демофобик слушается хозяина. Они останавливается. Степан Захарович достаёт из кармана пиджака платок, вытирает пот со лба. Собака-невидимка ласково и дружелюбно рычит. Хозяин протягивает к нему руку, желает потрепать его по загривку. Но с испугом отдёргивает её
Степан Захарович (с ужасом): – Сейчас мне очень чётко показалось, пёс мой, Демофобик, что глажу я тебя не по загривку, а по ноге… или другому месту, что близко у ноги (снова прикасается к собаке, в страхе садиться прямо на сцену, не выпуская поводка из рук). Ну, и дела! Мне бесконечно страшно! Ведь это мне совсем не показалось… Ты вырос за каких-то пять минут и лаять перестал (встаёт на цыпочки, пытаясь погладить псу бока). Ты стал размером с добрую корову. Да что я говорю?! Ты стал большим жирафом. Огромным, молчаливым и угрюмым. Зачем ты это сделал, Демофобик (пёс приветливо, но басисто рычит)? Ведь я тебя теперь не прокормлю. И как введу тебя в подъезд я дома? Ведь ты огромен, хоть и невидимка (встаёт на ноги). Точнее, я запутался совсем. Не я хозяин твой, а тот… другой, наш славный бизнесмен Толян Качурин. Ты вырос не к добру, я точно знаю (обхватывает голову руками). За что же мне такое наказанье? (кричит). О, люди добрые! (Немного успокаивается). Да, впрочем, что кричу я? Я балбес! Какие люди? Пусть народу много, но разве кто-нибудь увидит нас, услышит? Представь себе, я чувствую себя ничтожным червяком и невидимкой. О горе мне! Сожри меня, мой пёс! На этом свете жить мне так постыло. А там… Но что там я не знаю (пёс пытается прижаться к хозяину, но Степан Захарович от мощного удара падает, становится на четвереньки). Конец всему! Пришёл конец всему!
Клавдия Максимовна и Аркадий в страхе на цыпочках удаляются прочь от опасного места
Конец первого действия
Действие второе
Опять под не навязчивую классическую мелодию, и, конечно же, исполняемую на клавесине, открывается занавес. На сцене стоят Клавдия Максимовна и Аркадий
Музыка смолкает
Клавдия Максимовна (успокаивает себя и внука): – Я думаю, не стоит пса бояться. Пусть вырос он, но очень стал спокойным.
Аркадий: – А всё-таки, Захарыча мне жалко. Он думает, что мы пока не знаем, что пёс его с жирафа ростом стал.
Клавдия Максимовна: – Чего тебе жалеть пенсионера (нравоучительно)? Ты вот себя, Аркаша, пожалей.
Аркадий: – Бабуля, не пойму твоих замуток. Себя жалеть мне? Почему, скажи!
Клавдия Максимовна (озабоченно): – Я не хотела говорить, Аркадий… Но бабушку внимательно послушай! Ты должен поступить довольно мудро. Решительно и мудро, дорогой!
Аркадий: – Какие-то проблемы появились? Ты снова гонишь новую пургу? Мне, честно, надоело быть ребёнком! Ты мной повелеваешь так активно. Мне кажется, когда я туалете, ты тоже рядом, близко от меня.
Клавдия Максимовна (укоризненно): – А я тебе всегда, Аркаша милый, только добра желала в мире нашем пошлом. Но ты на бабушку трясёшь какой-то мусор и бочку катишь. Надо быть добрей!
Аркадий: – Ну, хорошо! Я слушаю тебя. Воспитывай пока меня, дурного!
Клавдия Максимовна: – Вот именно! Покуда я жива, должна тебе я быть всегда опорой верной! А уж потом, не знаю, что и делать. Ведь с того света не пошлёшь письма.
Аркадий: – Так что ж случилось страшного такого?
Клавдия Максимовна: – Да, в общем ничего… Но я случайно подслушала беседу твоей Оксаны с этим полудурком, Толянычем… с фамилией Качурин. Она, ты знаешь… так пред ним стелилась. Была готова тут же и отдаться магнату сытому и наглому притом. Ему сказала прямо, что она тебя за человека не считает. Но, слава богу, он её послал…
Аркадий: – Куда послал?
Клавдия Максимовна: – Да в кучу гениталий, откуда все мы в данный мир явились.
Аркадий (смеётся): – Ах, бабушка! Ну, что же здесь такого? Ведь каждый волен выбирать, что хочет. Какие-то замутки у тебя! Пургу ты гонишь дико, не по делу!
Клавдия Максимовна (удивлённо):– Ты после этого возьмёшь Оксану в жёны? Такого лоха не было на свете! Такого лоха, мальчик мой, как ты, я не встречала даже средь шахтёров, которых так обули повсеместно… Но речь-то не об этом, боже мой!
Аркадий: – Давай оставим стрёмный разговор! Он не о чём, любимая бабуля! Женюсь я на Оксане непременно, ведь всё давно с женитьбой решено. Ведь я теперь почти что полицейский!
Клавдия Максимовна: – Да лучше бы уборщицей тебя они в свою контору взяли. Ты там никто, ты в полных дураках. Они к тебе присматриваться будут? Да кто они такие? Не ангелы при новеньких погонах, а просто люди… Вот и весь расклад
Появляется Оксана. Клавдия Максимовна с некоторым торжеством и решительностью смотрит на неё
Оксана: – А я вас в сквере этом потеряла? Везде искала. Наконец, нашла.
Клавдия Максимовна (очень серьёзно и озабоченно): – Я слышала твой разговор, Оксана, с магнатом этим… Просто мимо шла. Теперь Аркаше всё я рассказала, и внуку стало грустно моему.
Аркадий (смеётся): – Мне грустно? Что ты, бабушка, взбесилась? Зачем меня открыто подставляешь перед женою будущей моей?
Клавдия Максимовна (обиженно, поднимая руки к небу): – О! Господи! Такие оскорбленья терплю я от единственного внука! Да что же я ужасного сказала? Ведь только правду и уже… «взбесилась». Ты бешенной назвал меня Аркаша. За это тебя пёс сожрёт… огромный!
Оксана: – Я догадалась, бобик Демофобик. Но, Клавдия Максимовна, родная, я вам сейчас открою одну тайну, и вы тогда поймёте…
Клавдия Максимовна: – Я знаю, ты сейчас расскажешь сказку о том, что ты с Толянычем знакома почти что с малых лет, что он дружок твой… или там брат троюродный. Ведь это так, Оксана?
Оксана: – Да успокойтесь! Всё гораздо проще. Меня к Толянычу послал ваш внук и дал заданье мне, чтобы я магнату сделалась женою. Но, а потом, с Аркашею вдвоём мы как-нибудь подчистили бы гада…
Клавдия Максимовна (кричит): – Не верю, что Аркаша мой такой! Не может быть, таким дерьмом внучок мой! Ты на него такое говоришь! Побойся бога! Как тебе не стыдно (надвигается на неё, сжав кулаки)! Скажи мне, что ты шутишь, обормотка! Быть может, я тогда тебя прощу.
Оксана (испуганно, пятясь назад): – Да лучше вы его спросите сами. Не надо мне устраивать, бабуля, бои без правил прямо в месте людном. Нас копы мигом здесь обоих свяжут и скажут: я обидела старушка. Им не докажешь, даже полицейским, что вы бандитка. Чёрт бы вас побрал!
Клавдия Максимовна (останавливается, с надеждой в голосе, к внуку): – Скажи, Аркаша, что не правда это, скажи мне, что такое невозможно.
Аркадий: – Чего тут невозможного, бабуля? Оксана, моя славная невеста, всё делала, как я ей… поручил. Ведь надо же нам как-то выгребаться из нищеты кромешной и коварной. А тут произошла такая встреча. Но вот Качурин – не совсем дурак.
Клавдия Максимовна (со слезами в голосе): – Ужасный мир! Живу и поражаюсь! (берёт себя в руки, с задором в голосе). А впрочем, не права я. Молодцы вы! Но жаль, что не обули вы, однако, магната жирного на палочке верхом. Теперь такого случая не будет. Не каждый день гуляют прямо в сквере миллиардеры без своей охраны.
Аркадий: – Ну, не срослось, потом ещё… срастётся. Оксану я потом пущу на дело
Оксана (прижимается к нему): – Я, может быть, сама тебя пущу. Ведь надо же делиться личным счастьем со старыми богатыми… людьми.
Аркадий: – Надеюсь, ты в виду имеешь дам. А не каких-то разных извращенцев, которые сочтут меня за даму?
Оксана: – Какая разница, Аркаша, милый друг! Ведь ради денег можно стать и дамой. Ведь это не надолго. Зато мы будем процветать с тобою.
Клавдия Максимовна: – Мечтать не вредно! Только не об этом. Я согласилась с вами лишь частично, и то ведь – поезд далеко ушёл.
Появляется Степан Захарович. Рука его вынута. Но видно, что его что-то страшное и невидимое притащило сюда
Степан Захарович (сокрушённо): – Беда большая приключилась с нами!
Аркадий: – Только не надо ваши все проблемы на нас швырять, как будто мы – помойка!
Оксана: – Если беда случилась, только с вами. У нас всё мирно. Мы здесь не причём.
Клавдия Максимовна: – Так что, Степан Захарыч, славный, дорогой мой, идите вы отсюда и подальше с поганым псом своим… с вонючим невидимкой. Я видеть не хочу ни вас, ни пса!
Степан Захарович: – Но пса-то вы не видите никак. Мой бобик Демофобик – невидимка.
Аркадий (задумчиво): – Быть может, мы давно сошли с ума, и крыша потекла у всех конкретно?
Оксана: – С ума не сходят целою толпой.
Клавдия Максимовна: – Ещё как сходят! Посмотри на мир! Оксана, в нём людей нормальных нет. Тот, кто сильнее тот и господин. Не только господин, но и герой, хотя злодей, людей уничтожитель!
Степан Захарович: – Людей уничтожитель! Как смешно! Людей гораздо более на свете, чем тех же снежных барсов. Поэтому… но тут понятно всё. Вы не хотите выслушать меня, а ведь беда грозит нам всем большая.
Аркадий: – Ну, говорите! Что случилось с вами?
Оксана: – Но мы не медики, и геморрой не лечим. Не только геморрой, и диарею, ангину, грипп и всякое такое…
Степан Захарович: – Оксана, ваша шутка так банальна. Скажу вас сразу: вещи есть страшнее. Мой бобик Димофобик, например, за это время очень вырос, стал побольше…
Клавдия Максимовна (смеётся): – Неужто он размером стал с быка?
Степан Захарович: – Нет, он размером, как жираф огромный, и даже чуть побольше, может быть. А это катастрофа для людей. Для тех, кто вышел прямо из народа… для неимущих, прямо я скажу.
На всякий случай, они, всё же, отходят в сторону от Степана Захаровича
Аркадий: – Но почему для них? А для бояр? Конечно, я имел в виду воров, чиновников и всякий там… вертеп.
Клавдия Максимовна (рассудительно): – Ответ тут прост. Пёс – бобик Демофобик. Народ он ненавидит от души, а потому явился с того света, чтобы сгубить как можно больше душ… из самого обычного народа.
Степан Захарович: – Вы, Клавдия Максимовна, голубка, довольно часто дело говорите. Выходит, вы фрагментами умны.
Аркадий (торопливо): – Довольно! Всё! Пора валить отсюда! Я не хочу быть ужином для пса.
Степан Захарович: – Он вас не тронет. Пёс сдружился с вами. А вот другим завидовать не буду. Ведь жрать ему чего-то очень надо. Ведь он не заяц, чтобы есть капусту. И не жираф, позвольте мне заметить. Хотя размером, вроде как, с жирафа. Вы видели когда-нибудь собаку таких больших, немыслимых размеров?..
