Александр Островский
Гроза (сборник)
Явление восьмое
Те же и барыня.
Барыня. Что, красавицы? Что тут делаете? Молодцов поджидаете, кавалеров? Вам весело? Весело? Красота-то ваша вас радует? Вот красота-то куда ведет. (Показывает на Волгу.) Вот, вот, в самый омут!
Варвара улыбается.
Что смеетесь! Не радуйтесь! (Стучит палкой.) Все в огне гореть будете неугасимом. Все в смоле будете кипеть неутолимой! (Уходя.) Вон, вон куда красота-то ведет! (Уходит.)
Явление девятое
Катерина и Варвара.
Катерина. Ах, как она меня испугала! Я дрожу вся, точно она пророчит мне что-нибудь.
Варвара. На свою бы тебе голову, старая карга!
Катерина. Что она сказала такое, а? Что она сказала?
Варвара. Вздор все. Очень нужно слушать, что она городит. Она всем так пророчит. Всю жизнь смолоду-то грешила. Спроси-ка, что об ней порасскажут! Вот умирать-то и боится. Чего сама-то боится, тем и других пугает. Даже все мальчишки в городе от нее прячутся, грозит на них палкой да кричит (передразнивая): «Все гореть в огне будете!»
Катерина (зажмуриваясь). Ах, ах, перестань! У меня сердце упало.
Варвара. Есть чего бояться! Дура старая…
Катерина. Боюсь, до смерти боюсь! Все она мне в глазах мерещится.
Молчание.
Варвара (оглядываясь). Что это братец нейдет, вон, никак, гроза заходит.
Катерина (с ужасом). Гроза! Побежим домой! Поскорее!
Варвара. Что ты, с ума, что ли, сошла! Как же ты без братца-то домой покажешься?
Катерина. Нет, домой, домой! Бог с ним!
Варвара. Да что ты уж очень боишься: еще далеко гроза-то.
Катерина. А коли далеко, так, пожалуй, подождем немного; а право бы, лучше идти. Пойдем лучше!
Варвара. Да ведь уж коли чему быть, так и дома не спрячешься.
Катерина. Да все-таки лучше, все покойнее; дома-то я к образам да Богу молиться!
Варвара. Я и не знала, что ты так грозы боишься. Я вот не боюсь.
Катерина. Как, девушка, не бояться! Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми. Мне умереть не страшно, а как я подумаю, что вот вдруг я явлюсь перед Богом такая, какая я здесь с тобой, после этого разговору-то, вот что страшно. Что у меня на уме-то! Какой грех-то! страшно вымолвить!
Гром.
Ах!
Кабанов входит.
Варвара. Вот братец идет. (Кабанову.) Беги скорей!
Гром.
Катерина. Ах! Скорей, скорей!
Действие второе
Комната в доме Кабановых.
Явление первое
Глаша (собирает платье в узлы) и Феклуша (входит).
Феклуша. Милая девушка, все-то ты за работой! Что делаешь, милая?
Глаша. Хозяина в дорогу собираю.
Феклуша. Аль едет куда свет наш?
Глаша. Едет.
Феклуша. На́долго, милая, едет?
Глаша. Нет, не на́долго.
Феклуша. Ну, скатертью ему дорога! А что, хозяйка-то станет выть аль нет?
Глаша. Уж не знаю, как тебе сказать.
Феклуша. Да она у вас воет когда?
Глаша. Не слыхать что-то.
Феклуша. Уж больно я люблю, милая девушка, слушать, коли кто хорошо воет-то!
Молчание.
А вы, девушка, за убогой-то присматривайте, не стянула б чего.
Глаша. Кто вас разберет, все вы друг на друга клеплете, что вам ладно-то не живется? Уж у нас ли, кажется, вам, странным, не житье, а вы все ссоритесь да перекоряетесь; греха-то вы не боитесь.
Феклуша. Нельзя, матушка, без греха: в миру живем. Вот что я тебе скажу, милая девушка: вас, простых людей, каждого один враг смущает, а к нам, к странным людям, к кому шесть, к кому двенадцать приставлено; вот и надобно их всех побороть. Трудно, милая девушка!
Глаша. Отчего ж к вам так много?
Феклуша. Это, матушка, враг-то из ненависти на нас, что жизнь такую праведную ведем. А я, милая девушка, не вздорная, за мной этого греха нет. Один грех за мной есть точно; я сама знаю, что есть. Сладко поесть люблю. Ну, так что ж! По немощи моей Господь посылает.
Глаша. А ты, Феклуша, далеко ходила?
Феклуша. Нет, милая. Я, по своей немощи, далеко не ходила; а слыхать – много слыхала. Говорят, такие страны есть, милая девушка, где и царей-то нет православных, а салтаны землей правят. В одной земле сидит на троне салтан Махнут турецкий, а в другой – салтан Махнут персидский; и суд творят они, милая девушка, надо всеми людьми, и что ни судят они, все неправильно. И не могут они, милая, ни одного дела рассудить праведно, такой уж им предел положен. У нас закон праведный, а у них, милая, неправедный; что по нашему закону так выходит, а по ихнему все напротив. И все судьи у них, в ихних странах, тоже все неправедные; так им, милая девушка, и в просьбах пишут: «Суди меня, судья неправедный!» А то есть еще земля, где все люди с песьими головами.
Глаша. Отчего ж так, с песьими?
Феклуша. За неверность. Пойду я, милая девушка, по купечеству поброжу: не будет ли чего на бедность. Прощай покудова!
Глаша. Прощай!
Феклуша уходит.
Вот еще какие земли есть! Каких-то, каких-то чудес на свете нет! А мы тут сидим, ничего не знаем. Еще хорошо, что добрые люди есть; нет-нет да и услышишь, что на белом свету делается; а то бы так дураками и померли.
Входят Катерина и Варвара.
Явление второе
Катерина и Варвара.
Варвара (Глаше). Тащи узлы-то в кибитку, лошади приехали. (Катерине.) Молоду тебя замуж-то отдали, погулять-то тебе в девках не пришлось; вот у тебя сердце-то и не уходилось еще.
Глаша уходит.
Катерина. И никогда не уходится.
Варвара. Отчего ж?
Катерина. Такая уж я зародилась горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно, я выбежала на Волгу, села в лодку, да и отпихнула ее от берега. На другое утро уж нашли, верст за десять!
Варвара. Ну, а парни поглядывали на тебя?
Катерина. Как не поглядывать!
Варвара. Что же ты? Неужто не любила никого?
Катерина. Нет, смеялась только.
Варвара. А ведь ты, Катя, Тихона не любишь.
Катерина. Нет, как не любить! Мне жалко его очень.
Варвара. Нет, не любишь. Коли жалко, так не любишь. Да и не за что, надо правду сказать. И напрасно ты от меня скрываешься! Давно уж я заметила, что ты любишь одного человека.
Катерина (с испугом). Почем же ты заметила?
Варвара. Как ты смешно говоришь! Маленькая я, что ли! Вот тебе первая примета: как ты увидишь его, вся в лице переменишься.
Катерина потупляет глаза.
Да мало ли…
Катерина (потупившись). Ну, кого же?
Варвара. Да ведь ты сама знаешь, что называть-то?
Катерина. Нет, назови! По имени назови!
Варвара. Бориса Григорьича.
Катерина. Ну да, его, Варенька, его! Только ты, Варенька, ради Бога…
Варвара. Ну, вот еще! Ты сама-то, смотри, не проговорись как-нибудь.
Катерина. Обманывать-то я не умею; скрыть-то ничего не могу.
Варвара. Ну, а ведь без этого нельзя; ты вспомни, где ты живешь! У нас весь дом на том держится. И я не обманщица была, да выучилась, когда нужно стало. Я вчера гуляла, так его видела, говорила с ним.
Катерина (после непродолжительного молчания, потупившись). Ну так что ж?
Варвара. Кланяться тебе приказал. Жаль, говорит, что видеться негде.
Катерина (потупившись еще более). Где же видеться! Да и зачем…
Варвара. Скучный такой…
Катерина. Не говори мне про него, сделай милость, не говори! Я его и знать не хочу! Я буду мужа любить. Тиша, голубчик мой, ни на кого тебя не променяю! Я и думать-то не хотела, а ты меня смущаешь.
Варвара. Да не думай, кто ж тебя заставляет?
Катерина. Не жалеешь ты меня ничего! Говоришь: не думай, а сама напоминаешь. Разве я хочу об нем думать; да что делать, коли из головы нейдет. Об чем ни задумаю, а он так и стоит перед глазами. И хочу себя переломить, да не могу никак. Знаешь ли ты, меня нынче ночью опять враг смущал. Ведь я было из дому ушла.
Варвара. Ты какая-то мудреная, Бог с тобой! А по-моему: делай, что хочешь, только бы шито да крыто было.
Катерина. Не хочу я так. Да и что хорошего! Уж я лучше буду терпеть, пока терпится.
Варвара. А не стерпится, что ж ты сделаешь?
Катерина. Что я сделаю?
Варвара. Да, что сделаешь?
Катерина (решительно). Что мне только захочется, то и сделаю.
Варвара. Сделай, попробуй, так тебя здесь заедят.
Катерина. А что мне! Я уйду, да и была такова.
Варвара. Куда ты уйдешь? Ты мужняя жена.
Катерина. Эх, Варя, не знаешь ты моего характеру! Конечно, не дай Бог этому случиться! А уж коли очень мне здесь опостынет, так не удержат меня никакой силой. В окно выброшусь, в Волгу кинусь. Не хочу здесь жить, так не стану, хоть ты меня режь!
Молчание.
Варвара. Знаешь что, Катя! Как Тихон уедет, так давай в саду спать, в беседке.
Катерина. Ну зачем, Варя?
Варвара. Да нешто не все равно?
Катерина. Боюсь я в незнакомом-то месте ночевать.
Варвара. Чего бояться-то! Глаша с нами будет.
Катерина. Все как-то робко! Да я, пожалуй.
Варвара. Я б тебя и не звала, да меня-то одну маменька не пустит, а мне нужно.
Катерина (смотря на нее). Зачем же тебе нужно?
Варвара (смеется). Будем там ворожить с тобой.
Катерина. Шутишь, должно быть?
Варвара. Известно, шучу; а то неужто в самом деле?
Молчание.
Катерина. Где ж это Тихон-то?
Варвара. На что он тебе?
Катерина. Нет, я так. Ведь скоро едет.
Варвара. С маменькой сидят, запершись. Точит она его теперь, как ржа железо.
Катерина. За что же?
Варвара. Ни за что, так, уму-разуму учит. Две недели в дороге будет, заглазное дело! Сама посуди! У нее сердце все изноет, что он на своей воле гуляет. Вот она ему теперь и надает приказов, один другого грозней, да потом к образу поведет, побожиться заставит, что все так точно он и сделает, как приказано.
Катерина. И на воле-то он, словно связанный.
Варвара. Да, как же, связанный! Он как выедет, так запьет. Он теперь слушает, а сам думает, как бы ему вырваться-то поскорей.
Входят Кабанова и Кабанов.
Явление третье
Те же, Кабанова и Кабанов.
Кабанова. Ну, ты помнишь все, что я тебе сказала? Смотри ж, помни! На носу себе заруби!
Кабанов. Помню, маменька.
Кабанова. Ну, теперь все готово. Лошади приехали, проститься тебе только, да и с Богом.
Кабанов. Да-с, маменька, пора.
Кабанова. Ну!
Кабанов. Чего изволите-с?
Кабанова. Что ж ты стоишь, разве порядку не знаешь? Приказывай жене-то, как жить без тебя.
Катерина потупила глаза в землю.
Кабанов. Да она, чай, сама знает.
Кабанова. Разговаривай еще! Ну, ну, приказывай! Чтоб и я слышала, что ты ей приказываешь! А потом приедешь, спросишь, так ли все исполнила.
Кабанов (становясь против Катерины). Слушайся маменьки, Катя!
Кабанова. Скажи, чтоб не грубила свекрови.
Кабанов. Не груби!
Кабанова. Чтоб почитала свекровь, как родную мать!
Кабанов. Почитай, Катя, маменьку, как родную мать!
Кабанова. Чтоб сложа ручки не сидела, как барыня!
Кабанов. Работай что-нибудь без меня!
Кабанова. Чтоб в окны глаз не пялила!
Кабанов. Да, маменька, когда ж она…
Кабанова. Ну, ну!
Кабанов. В окны не гляди!
Кабанова. Чтоб на молодых парней не заглядывалась без тебя!
Кабанов. Да что ж это, маменька, ей-богу!
Кабанова. (строго). Ломаться-то нечего! Должен исполнять, что мать говорит. (С улыбкой.) Оно все лучше, как приказано-то.
Кабанов (сконфузившись). Не заглядывайся на парней!
Катерина строго взглядывает на него.
Кабанова. Ну, теперь поговорите промежду себя, коли что нужно. Пойдем, Варвара!
Уходят.
Явление четвертое
Кабанов и Катерина (стоит, как будто в оцепенении).
Кабанов. Катя!
Молчание.
Катя, ты на меня не сердишься?
Катерина (после непродолжительного молчания, покачав головой). Нет!
Кабанов. Да что ты такая? Ну, прости меня!
Катерина (все в том же состоянии, слегка покачав головой). Бог с тобой! (Закрыв лицо руками.) Обидела она меня!
Кабанов. Все к сердцу-то принимать, так в чахотку скоро попадешь. Что ее слушать-то! Ей ведь что-нибудь надо ж говорить! Ну, и пущай она говорит, а ты мимо ушей пропущай. Ну, прощай, Катя!
Катерина (кидаясь на шею мужу). Тиша, не уезжай! Ради Бога, не уезжай! Голубчик, прошу я тебя!
Кабанов. Нельзя, Катя. Коли маменька посылает, как же я не поеду!
Катерина. Ну, бери меня с собой, бери!
Кабанов (освобождаясь из ее объятий). Да нельзя!
Катерина. Отчего же, Тиша, нельзя?
Кабанов. Куда как весело с тобой ехать! Вы меня уж заездили здесь совсем! Я не чаю, как вырваться-то, а ты еще навязываешься со мной.
Катерина. Да неужели же ты разлюбил меня?
Кабанов. Да не разлюбил; а с этакой-то неволи от какой хочешь красавицы жены убежишь! Ты подумай то: какой ни на есть, а я все-таки мужчина, всю-то жизнь вот этак жить, как ты видишь, так убежишь и от жены. Да как знаю я теперича, что недели две никакой грозы надо мной не будет, кандалов этих на ногах нет, так до жены ли мне?
Катерина. Как же мне любить-то тебя, когда ты такие слова говоришь?
Кабанов. Слова как слова! Какие же мне еще слова говорить! Кто тебя знает, чего ты боишься! Ведь ты не одна, ты с маменькой остаешься.
Катерина. Не говори ты мне об ней, не тирань ты моего сердца! Ах, беда моя, беда! (Плачет.) Куда мне, бедной, деться? За кого мне ухватиться? Батюшки мои, погибаю я!
Кабанов. Да полно ты!
Катерина (подходит к мужу и прижимается к нему). Тиша, голубчик, кабы ты остался, либо взял ты меня с собой, как бы я тебя любила, как бы я тебя голубила, моего милого! (Ласкает его.)
Кабанов. Не разберу я тебя, Катя! То от тебя слова не добьешься, не то что ласки, а то так сама лезешь.
Катерина. Тиша, на кого ты меня оставляешь! Быть беде без тебя! Быть беде!
Кабанов. Ну, да ведь нельзя, так уж нечего делать.
Катерина. Ну, так вот что! Возьми ты с меня какую-нибудь клятву страшную…
Кабанов. Какую клятву?
Катерина. Вот какую: чтобы не смела я без тебя ни под каким видом ни говорить ни с кем чужим, ни видеться, чтобы и думать я не смела ни о ком, кроме тебя.
Кабанов. Да на что ж это?
Катерина. Успокой ты мою душу, сделай такую милость для меня!
Кабанов. Как можно за себя ручаться, мало ль что может в голову прийти.
Катерина (падая на колена). Чтоб не видать мне ни отца, ни матери! Умереть мне без покаяния, если я…
Кабанов (поднимая ее). Что ты! Что ты! Какой грех-то! Я и слушать не хочу!
Голос Кабановой: «Пора, Тихон!»
Входят Кабанова, Варвара и Глаша.
Явление пятое
Те же, Кабанова, Варвара и Глаша.
Кабанова. Ну, Тихон, пора! Поезжай с Богом! (Садится.) Садитесь все!
Все садятся. Молчание.
Ну, прощай! (Встает, и все встают.)
Кабанов (подходя к матери). Прощайте, маменька!
Кабанова (жестом показывает в землю). В ноги, в ноги!
Кабанов кланяется в ноги, потом целуется с матерью.
Прощайся с женой!
Кабанов. Прощай, Катя!
Катерина кидается ему на шею.
Кабанова. Что на шею-то виснешь, бесстыдница! Не с любовником прощаешься! Он тебе муж – глава! Аль порядку не знаешь? В ноги кланяйся!
Катерина кланяется в ноги.
Кабанов. Прощай, сестрица! (Целуется с Варварой.) Прощай, Глаша! (Целуется с Глашей.) Прощайте, маменька! (Кланяется.)
Кабанова. Прощай! Дальние проводы – лишние слезы.
Кабанов уходит, за ним Катерина, Варвара и Глаша.
Явление шестое
Кабанова (одна). Молодость-то что значит! Смешно смотреть-то даже на них! Кабы не свои, насмеялась бы досыта. Ничего-то не знают, никакого порядка. Проститься-то путем не умеют. Хорошо еще, у кого в доме старшие есть, ими дом-то и держится, пока живы. А ведь тоже, глупые, на свою волю хотят, а выдут на волю-то, так и путаются на покор да смех добрым людям. Конечно, кто и пожалеет, а больше все смеются. Да не смеяться-то нельзя; гостей позовут, посадить не умеют, да еще, гляди, позабудут кого из родных. Смех, да и только! Так-то вот старина-то и выводится. В другой дом и взойти-то не хочется. А и взойдешь-то, так плюнешь да вон скорее. Что будет, как старики перемрут, как будет свет стоять, уж и не знаю. Ну, да уж хоть то хорошо, что не увижу ничего.
Входят Катерина и Варвара.
Явление седьмое
Кабанова, Катерина и Варвара.
Кабанова. Ты вот похвалялась, что мужа очень любишь; вижу я теперь твою любовь-то. Другая хорошая жена, проводивши мужа-то, часа полтора воет, лежит на крыльце; а тебе, видно, ничего.
Катерина. Не к чему! Да и не умею. Что народ-то смешить!
Кабанова. Хитрость-то не великая. Кабы любила, так бы выучилась. Коли порядком не умеешь, ты хоть бы пример-то этот сделала; все-таки пристойнее; а то, видно, на словах только. Ну, я Богу молиться пойду; не мешайте мне.
Варвара. Я со двора пойду.
Кабанова (ласково). А мне что! Поди! Гуляй, пока твоя пора придет. Еще насидишься!
Уходят Кабанова и Варвара.
Явление восьмое
Катерина (одна, задумчиво). Ну, теперь тишина у нас в доме воцарится. Ах, какая скука! Хоть бы дети чьи-нибудь! Эко горе! Деток-то у меня нет: все бы я и сидела с ними да забавляла их. Люблю очень с детьми разговаривать – ангелы ведь это. (Молчание.) Кабы я маленькая умерла, лучше бы было. Глядела бы я с неба на землю да радовалась всему. А то полетела бы невидимо, куда захотела. Вылетела бы в поле и летала бы с василька на василек по ветру, как бабочка. (Задумывается.) А вот что сделаю: я начну работу какую-нибудь по обещанию; пойду в гостиный двор, куплю холста, да и буду шить белье, а потом раздам бедным. Они за меня Богу помолят. Вот и засядем шить с Варварой, и не увидим, как время пройдет; а тут Тиша приедет.
Входит Варвара.
Явление девятое
Катерина и Варвара.
Варвара (покрывает голову платком перед зеркалом). Я теперь гулять пойду; а ужо нам Глаша постелет постели в саду, маменька позволила. В саду, за малиной, есть калитка, ее маменька запирает на замок, а ключ прячет. Я его унесла, а ей подложила другой, чтоб не заметила. На вот, может быть, понадобится. (Подает ключ.) Если увижу, так скажу, чтоб приходил к калитке.
Катерина (с испугом, отталкивая ключ). На что! На что! Не надо, не надо!
Варвара. Тебе не надо, мне понадобится; возьми, не укусит он тебя.
Катерина. Да что ты затеяла-то, греховодница! Можно ли это! Подумала ль ты? Что ты! Что ты!
Варвара. Ну, я много разговаривать не люблю; да и некогда мне. Мне гулять пора. (Уходит.)
Явление десятое
Катерина (одна, держа ключ в руках). Что она это делает-то? Что она только придумывает? Ах, сумасшедшая, право сумасшедшая! Вот погибель-то! Вот она! Бросить его, бросить далеко, в реку кинуть, чтоб не нашли никогда. Он руки-то жжет, точно уголь. (Подумав.) Вот так-то и гибнет наша сестра-то. В неволе-то кому весело! Мало ли что в голову-то придет. Вышел случай, другая и рада: так, очертя голову, и кинется. А как же это можно, не подумавши, не рассудивши-то! Долго ли в беду попасть! А там и плачься всю жизнь, мучайся; неволя-то еще горчее покажется. (Молчание). А горька неволя, ох как горька! Кто от нее не плачет! А пуще всех мы, бабы. Вот хоть я теперь? – живу – маюсь, просвету себе не вижу! Да и не увижу, знать! Что дальше, то хуже. А теперь еще этот грех-то на меня. (Задумывается.) Кабы не свекровь!.. Сокрушила она меня… от нее мне и дом-то опостылел; стены-то даже противны. (Задумчиво смотрит на ключ.) Бросить его? Разумеется, надо бросить. И как он это ко мне в руки попал? На соблазн, на пагубу мою. (Прислушивается.) Ах, кто-то идет. Так сердце и упало. (Прячет ключ в карман.) Нет!.. Никого! Что я так испугалась! И ключ спрятала… Ну, уж знать там ему и быть! Видно, сама судьба того хочет! Да какой же в этом грех, если я взгляну на него раз, хоть издали-то! Да хоть и поговорю-то, так все не беда! А как же я мужу-то!.. Да ведь он сам не захотел. Да, может, такого и случая-то еще во всю жизнь не выдет. Тогда и плачься на себя: был случай, да не умела пользоваться. Да что я говорю-то, что я себя обманываю? Мне хоть умереть, да увидеть его. Перед кем я притворяюсь-то!.. Бросить ключ! Нет, ни за что на свете! Он мой теперь… Будь, что будет, а я Бориса увижу! Ах, кабы ночь поскорее!..
Действие третье
Сцена 1-я
Улица. Ворота дома Кабановых, перед воротами скамейка.
Явление первое
Кабанова и Феклуша сидят на скамейке.
Феклуша. Последние времена, матушка Марфа Игнатьевна, последние, по всем приметам последние. Еще у вас в городе рай и тишина, а по другим городам так просто содом, матушка: шум, беготня, езда беспрестанная! Народ-то так и снует, один туда, другой сюда.
Кабанова. Некуда нам торопиться-то, милая, мы и живем не спеша.
Феклуша. Нет, матушка, оттого у вас тишина в городе, что многие люди, вот хоть бы вас взять, добродетелями, как цветами, украшаются; оттого все и делается прохладно и благочинно. Ведь эта беготня-то, матушка, что значит? Ведь это суета! Вот хоть бы в Москве; бегает народ взад да вперед неизвестно зачем. Вот она суета-то и есть. Суетный народ, матушка Марфа Игнатьевна, вот он и бегает. Ему представляется-то, что он за делом бежит; торопится, бедный: людей не узнает, ему мерещится, что его манит некто; а придет на место-то, ан пусто, нет ничего, мечта одна. И пойдет в тоске. А другому мерещится, что будто он догоняет кого-то знакомого. Со стороны-то свежий человек сейчас видит, что никого нет; а тому-то все кажется от суеты, что он догоняет. Суета-то ведь она вроде туману бывает. Вот у вас в этакой прекрасный вечер редко кто и за вороты-то выдет посидеть; а в Москве-то теперь гульбища да игрища, а по улицам-то инда грохот идет; стон стоит. Да чего, матушка Марфа Игнатьевна, огненного змия стали запрягать: все, видишь, для-ради скорости.
Кабанова. Слышала я, милая.
Феклуша. А я, матушка, так своими глазами видела. Конечно, другие от суеты не видят ничего, так он им машиной показывается, они машиной и называют, а я видела, как он лапами-то вот так (растопыривает пальцы) делает. Ну, и стон, которые люди хорошей жизни, так слышат.
Кабанова. Назвать-то всячески можно, пожалуй, хоть машиной назови; народ-то глуп, будет всему верить. А меня хоть ты золотом осыпь, так я не поеду.
Феклуша. Что за крайности, матушка! Сохрани Господи от такой напасти! А вот еще, матушка Марфа Игнатьевна, было мне в Москве видение некоторое. Иду я рано поутру, еще чуть брезжится, и вижу на высоком-превысоком доме, на крыше, стоит кто-то, лицом черен. Уж сами понимаете кто. И делает он руками, как будто сыплет что, а ничего не сыпется. Тут я догадалась, что это он плевелы сыплет, а народ днем в суете-то в своей невидимо и подберет. Оттого-то они так и бегают, оттого и женщины-то у них все такие худые, тела-то никак не нагуляют, да как будто они что потеряли, либо чего ищут: в лице печаль, даже жалко.
Кабанова. Все может быть, моя милая! В наши времена чему дивиться!
Феклуша. Тяжелые времена, матушка Марфа Игнатьевна, тяжелые. Уж и время-то стало в умаление приходить.
Кабанова. Как так, милая, в умаление?
Феклуша. Конечно, не мы, где нам заметить в суете-то! А вот умные люди замечают, что у нас и время-то короче становится. Бывало, лето и зима-то тянутся-тянутся, не дождешься, когда кончатся; а нынче и не увидишь, как пролетят. Дни-то, и часы все те же как будто остались; а время-то, за наши грехи, все короче и короче делается. Вот что умные-то люди говорят.
Кабанова. И хуже этого, милая, будет.
Феклуша. Нам-то бы только не дожить до этого.
Кабанова. Может, и доживем.
Входит Дико́й.
