полная версия
Александр Павлович Матюшкин
Дневник строителя
Я постигал азы лихого братства
Строителей, с утра и до темна
Не жаждал я ни славы, ни богатства,
Я жаждал чести, знаний и добра.
Балалайка
Ты мне запомнилась такой
И часто виделось во сне
Когда с единственной струной
В наследство вдруг досталась мне.
С побитым кузовом, потертыми пазами
Облезшая, но милая на вид
Но не о то я думал вечерами
А скоро ль вновь твой голос зазвенит.
Еще мой дед с тобой по посиделках
Играл и веселил девчат,
В каких ты не бывала переделках
Не видела, как брошенный солдат.
И дядя мой-проказник по натуре,
С тобою шумною по летним вечерам
Бродил, по сёлам, вздергивая струны,
С тобой подмышкой лазил по садам.
Потом мои мальчишеские руки
Ласкали нежно оголённый гриф
Я рад, тому, что трепетные звуки
И нежный тон с годами не утих.
С тобой я вырос и учился
И также летнею порой
Твой звонкий голос разносился
Над тишиною полевой.
Пришло с тех пор годов немало
Десятки их умчались прочь
Давно ты звонкой перестала
Будить родителей в полночь.
Давно расстались мы с тобой
Но вспоминаю, вновь волнующее кровь
Напоминаешь мне собою
И нашу юность, и любовь.
Война
Сижу я как-то вечером
С журналом у окна
А за окном беспечная
Меж действием «Война».
Кто силой в лагерь ломится,
Кто хитростью берёт
Позиций завоеванных
«Солдат» не отдаёт.
Закат лучами щурится
На «действий» перезвон
И не загонишь с улицы
Веселый батальон.
Вдруг слышу крик соседского
Нечайно паренька,
Погнал в горячке плёткою
Другой издалека
Шум гамом над плацдармом
Беги! Идёт! Идёт!
А кто, зачем за свалкою
Никто не разберет.
Пришла мамаша Вовика
Воинов ругать
А у него, как водится
Есть что же рядом мать.
Уже легла над городом
Вокруг ночная мгла,
А на дворе под окнами
Ещё идет «Война».
Две женщины ругаются
Забыв про ум и честь
Глаголов и эпитетов
Всех здесь не перечесть.
Луна и та за тучами
Прикрыв стыдливо рот,
Тихонько крики слушает
И звук не подаёт.
Идут в кино влюбленные
Опомнилась чья-то мать
Не лучше ли под клёнами
В беседе отдыхать.
У моря
Уж сколько в мире спето песен
В твой адрес шумная волна
С таким же жадным интересом
На берегу того и я.
Скажи в безмолвии глубоком
Какие судьбы скрыла ты
В сраженьях близких и далеких
Чьи в бездне гибли корабли.
Осман мы чувствуем наживу
Спешил к неведомым брегам
Вел боевые бригантины
Навстречу бурям и волнам
Фашисты ль с замыслом коварным
Спешили в Крым и на Кавказ
Но уходили непрестанно
Здесь в безызвестность каждый раз.
Теперь в тебе не рвутся мины
Давно затих подводный фронт
Повсюду мирные картины
Венчалом близкий горизонт.
Из неизвестности далекой
Ты катишь волны вновь и вновь
И гулким звоном об утёсы
Волнуешь молодую кровь.
Плыву ли я в волне игривой
Лежу ли я на берегу,
Но все никак твоей картиной
Налюбоваться не могу.
Другу
Старый друг к тебе мой взор
Необычный разговор
Снова я желал бы встречи
Как, бывало, в поздний вечер,
Заполнить радостный удел
Отдохнуть от будних дел.
Выпить пива на досуге
«Вылить» душу в узком круге
Вспомнить старую деревню
Мы теперь такую цену
Можем дать ее полям
И садам, и тополям.
С чем привыкли мы бывали
Обращаться, так попало;
Гнезда бить, сады ломать
Лишь бы лакомства набрать.
Видел родину твою я
Видел сторону степную
Через речку старый мост
И помещичий погост.
Там под лигами густыми
Тополями вековыми
Помянули русский прах
Не за веру, не за страх.
Матерям
Тебя ли не любить, тобой ли не гордиться
Седая, старая – всегда родная мать
За бытие, за труд сполна тебе сторицей
Должны мы в жизни каждой долг отдать.
Твой славный путь, не ровная дорога
Ни схож ни с кем в природе человек,
Чтоб проводить от своего порога
Вы нас растили 20 долгих лет.
Теперь, когда прошли и молодость, и зрелость,
Лицо покрылось множеством морщин,
Когда немало бурь и ветров отшумело
Вы также любите и Родину, и жизнь.
В семье вы также ласковы и строги
Забыв про наши возраст и чины
Нас провожая часто на дорогу,
Украдкой шепчете заветы старины.
Какая мать не хочет счастья детям
И хранит семейный наш союз
Я потому вами право это
Без колебаний в жизни признаю.
Раздумье
Хочу писать, но рифмы не найду я
Зачем же мучаюсь уже не первый раз
Ищу её, как отзвук поцелуя
На не доверчивых устах.
И мысль запутана, и руки опустились
Быть может не дано поэмы сотворять,
Но знаю я еще не притупилась
Во мне порывов благостная рать.
Еще с волненьем провещало
Не потому ль с дневной заботой рядом
Живут футбол, театр и кино.
Не чужд мне труд в любую непогоду
Бокал вина в компании друзей
И редко в жизни мелкие невзгоды
Омрачали теченье будних дней.
Другу-строителю
Я знаю сельские напевы
Ты чтишь милее классичных муз,
В угоду моде устарелой
Не бросишь картуз.
Ты не боишься ложной ласки
Тебе знаком природы глас
Ни шум пиров, ни трепет страсти
Тебе не ведом в будний час.
Тебе не ведомы сомненья
Работой дышишь и живешь
Все силы ты без сожаления
Ей безвозмездно отдаешь.
Не внемлешь ты минутам слава
Кто честен твой любимы друг
Не тешат мелкие забавы
Непродолжительный досуг.
В кругу друзей веселья власти
Ты песни страстные поешь
Иной судьбы, иного счастья
Ты никогда не признаешь.
Жду
Милая! Нимало не смущаясь
Говорю, что вдруг в полночный час
Я во сне привычно обнимаю
Не тебя, а розовый матрац.
Ты же говорила, что трусиха
Не могу, не буду, не пойду
А на деле буднично и тихо
Ты вошла в больничную среду.
Мы спокойно, радостно вздохнули
Что тебя увидели в окне
А когда навстречу вестибюлем
Ты цокнула – мы счастливы вдвойне.
Не спеши, лечись и поправляйся
Впереди еще немало дней
Чтоб потом здоровой наслаждаться
Запахом берез и тополей.
Верный пёс
Мой верный пёс мне жаль с тобой расстаться
Немало дней мы тешил мой досуг
Настало время, видно распрощаться
Окутал взор твой мертвенный недуг.
Наш старый дом стоит внутри квартала
Вдали от шумных уличных дорог
Ты вспомни, как бывало
В мое отсутствие ты его стерег.
Два бобыля мы часто спозаранку
Особенно в воскресный зимний день
Истомным лаем, залпами берданки
Будили сон окрестных деревень.
Усталые, но верные друг другу
Брели мы вечером на дальние огни
И вспоминали милую подругу
Опять одни, совсем одни…
«Все меньше хижин, больше светлых зданий…»
Все меньше хижин, больше светлых зданий
Наш город молодеет, я не вру
Когда они открытыми окнами
Навстречу нам смеются поутру.
Я рад, что существует в мире праздник
Там финиш наш в безмерной вышине
В честь нашего немалого труда
И счастлив, как строитель и участник
Торжеств и получения наград.
Как альпинист гордо гляну вверх
И больше нет перед приходом страха
Оно капризы раскрывает мне.
Кавказ
Как прежде славен наш Кавказ,
И я взираю с восхищением,
С босым изгнанником не раз
Ты в дни опалы утепленьем.
Здесь Пушкин с звездной вышины
Взобравшись на седые тверди
Взирал на ближайшие холмы
И непреступный буйный Терек.
Канула вечная вражда,
Не виден блеск кинжалов острых,
Закрыли дачные места
Собой прибрежные погосты.
И Лермонтов навек
Запечатлел вершины взором,
Как всякий честный человек
Пал жертвой черного террора.
Не смыть позорное пятно
Царизму за вымыслом дуэли
Года не скрасят всё одно
За выстрелом преступной цели.
Есенин страждущей душой
Вверял досуг послушной в мире
Видно, с сойки не большой
Глядел на Новую Россию.
Но так не ярко по утрам
Сверкающие снежные вершины
Внизу громадный Колизей
Лежит за горным перевалом
По селам тысячи друзей
Вас провожают добрым взглядом.
Подруга
Я не встречал тебя скромнее
Тогда немало лет назад
И в жизни ты еще милее
Еще нежнее умный взгляд.
Года тебя совсем не старят
Невзгоды мукой не томят,
И за глаза подруги хвалят,
Ученики благодарят.
Не редко маленькие дети
Тебе покоя не дают
Их часто руки словно плети
Тебя за шею обовьют.
Ты с ними возишься наседкой
Шумишь, целуешь – полна грёз
И за отличные отметки
Порой расстроишься до слёз.
Ты не сердись исповедально
Когда я ночью прячу нос
Пусть будет лучшим наказаньем
Всегда не заданный вопрос.
Родной край
Чрез много лет я вновь к тебе
Вернулся край родной
Ты, как и прежде близок мне
Отсюда юным пареньком
Несмелым, без усов
Я уходил тогда с другом
Пятнадцати годов.
Мечтали мы пробелы дней
Отцов и матерей
Вспомнить жадностью своей
В учебы и труде.
Ты вечный труженик земля
Твой с детства слышал глас
Родишь хлеба, пасешь стада
И вскармливаешь нас.
Смотрю на кочки и на луг
До боли близки мне
Их никогда дедовский плуг
Не трогал по весне.
Иду я дальше – вдруг кусты
Их не было тогда
И солнце ловит с высоты
Моей удивленный взгляд.
Давно, давно дружок ты здесь
Не хаживал меж них
Гляди кругом их целый лес
Побегов молодых.
Юность
Кто тебя не помнит
Юность наша – радость,
Что с тобою было,
Что с тобою сталось.
Так, бывало, с песней
Ночь на посиделках,
Не танцуешь парой
А прядешь над свечкой.
Утром на рассвете
Возвращаясь к дому,
Где там вспомнить вечер
Лишь бы было до соломы.
День ой ночи мало
Отличался светом
И гордится нечем
Вспоминая это.
Разделим нежно
Старый мир, как пашню.
В Октябре суровом
Звон кремлевской башни.
Тут и развернулась
Тут и разгулялась
Юность, что веками
Взаперти держалась.
Ты в «гражданку» хлёстко
С пожилыми рядом
Мчалась в бой кометой
Под Советским стягом.
И колхозов наших
Ты не испугалась в споре.
Во главе стояла
Были перегибы,
Были перелёты
Ты осталась твёрдой
В этих «перелётах»
Нет! Сказала твёрдо,
Ты фашистской дряни
И пошла немедля
Всюду партизанить.
Голод и разруху
Все преодолела
И следы пожару
Ты в сады одела.
Нам ли не гордиться
Нам ли не стремиться
Весело работать
Хорошо учиться.
Весна
Еще в ночи седая вьюга
Срывала майские листы
А по утру в немом испуге
Забилась в голые кусты.
Не слышно рыщет снег в сугробах
Подставив самцу серый бок,
И незаметно на дорогу
Что камне проливаясь сок.
Бегут ручьи переливаясь
К реке – в безмолвные поля
А над прудом огромной стаей
Грачи седлаю тополя.
Все, ожило, все зашумело
И даже грязный воробей
Покинул хлев заиндевелый
Победно рыщет средь ветвей.
Подругам
Ты помнишь нашу юность
И наши вчера,
Какой в те минуты
Прекрасною была.
Быть может кровь играла
Весеннюю порой,
Тайно трепетала
Ты рядышком со мной.
Быть может в тайном страхе
В сиянии зарниц
Никак не раскрывала
Ты сомкнутых ресниц.
Быть может ты в недуге
Вдруг трепетной рукой
Прижав к груди упругой
шепнула тихо: «Мой».
И я! Ну словно в клетке,
Стоял, вздымая грудь,
Не мы под звуки эти
Ни молвить, ни вздохнуть.
И дома дождь весенний
Не мог нас пробудить
И ты иные песни
Не можешь пробубнить.
Но нет! Мы не случайно
Стояли под дождём
По жизни беспечально
Мы рядышком идем.
Отцу
Прости отец, ведь это слово – папа
Мне довелось произнести,
Уж в двадцать с лишним дет
И не брани, я знаю, что – растяпа
Для вашей дочери печальный вышел век.
Быть может проклянешь,
Быть может вспомнишь с грустью
Бесславный образ мой, неяркий и простой
Он, скажет, родился в далёком захолустье
И вышел с свет дорогой трудовой.
Но не успел дойти, споткнувшись на пороге
По воле ли судьбы, а может просто сам
Повинен в том, что на большой дороге
Не рассмотрел неровностей и ям.
Быть может кто-то вспомнил с сожаленьем
А кто-то со злорадством, вот он
На много раньше века погребён
При этом усмехнуться без сомненья.
«И было ж время муж слонялся…»
И было ж время муж слонялся
По закоулкам кабакам
Жене же врал и не стеснялся
Что был все время по делам.
Теперь пришло другое время
Жене убавилось забот
Вед у нее вторая смена
Пусть муж немного подождёт.
Недаром в русской поговорке
Нетрудно каждому понять
Порой ночной иль ранней зорькой
Нет хуже ждать, да догонять.
«Жизнь моя короткая, но злая…»
Жизнь моя короткая, но злая
Нет родных, друзей и никого,
Кто мог на отзыв не взирая
Вытравить все прошлое моё.
Не приучен к ласкам я, и мне
Роднее грубый этой атмосферы
Хулиган и дрянный скандалист
Объясни мне, в чем же сущность жизни.
Ты интеллигентен и умён
Что могу полезное от жизни
Дать мне чуждым, видимым трудом
Скажешь, брось мальчишка придуряться
И в твои те годы эта грязь
Незнакомо слово мне – влюбляться!
Мне родней безудержная страсть!
Виноваты все, фашисты – гады
Прекратили жизнь моим родным
Виноваты те, что рядом
А направить в жизни не могли
Понял я, поздно ль? Постаралось,
Оправдать потерянные дни
И тебе откроюсь, но не каюсь
Ты меня послушай, не гони.
«В шароварах, свитере с замочком…»
В шароварах, свитере с замочком
Помня, я тебя в последний раз
Уж деревья пухленькие почки
Распустились солнцу ввысь.
Тот весенний праздник всей ватагой
Отмечали шумною лаптой
Перед вами мы с лихой отвагой
Хвастались и клялись вперебой.
Много лет прошло в одно мгновенье
Наши клятвы превратились в дым
Снова вижу я тебя, но к сожалению
Об руку с супругом молодым.
Все-таки при встрече, как
Я смущенно бормочу вам вздор
На лице ищу былую тайну
И ловлю ваш мимолетный взор.
Великий октябрь
Что жизнь прекрасна и богата,
Её законы чтятся свято,
Всё что имеем чем живём
Мы совокупим с Октябрём.
Несём ли вахту у мартенов
Дробим ли в шахтах антрацит
Его огонь в любую смену
Нам ярким пламенем горит.
Для нас учёба – труд и праздник,
Труд – вдохновенье и простор
И впереди спокойный взор
Грядут невидимые страсти.
Во всём Свободный Человек
Умней и твёрже человека,
Где старый свет потратит век
Мы пронеслись за четверть века.
Наш звонкий колокол свобод
Вестит грядущие победы
Пусть канет в вечность страх и беды
Так хочет мирный наш народ.
«Пишу и мучаюсь незримо…»
Пишу и мучаюсь незримо
Что за недуг мешает мне
Так-то, во сне невозмутимо
Ты! – мерно дышишь в тишине.
Люблю романтику и лиру
Но мной и ты не позабыт
Подобный ль западному миру
Родной ль советский местный быт.
Немного зависти и лести
Осталось в нём от старых лет
Все больше радости и чести
И меньше горестей и бед.
Все меньше старые свекрови
Доводят чувственных невест
Родным всё меньше портят кровь
В семье не делят общих мест.
Быт
В гостях на праздник отдыхая
Вдали от шума и людей
О чём-то женщина мечтала
Под впечатлением страстей.
Перед ней раскинув руки
С улыбкой милой на лице
Земля уснула не ради скуки
Смешно – похрапывал во сне.
Он без привычки под «давленьем»
Напитка лишнего хватил
И без особого смущенья
Свалился на пол в том, как был.
Она ж под ватным одеялом
Вонзив колени в мягкий пух
Его «съедала» томным взглядом
Мурчала что-то тихо вслух.
«Нам близок древний наш обычай…»
Нам близок древний наш обычай
И отблеск сказочной мечты
Мы тройку ждём привычно в полночь
Как символ русской красоты.
XX век наш тем и славен
Что сами эти с давних пор
Нам служит праздничной забавой
Веселью, радости – простор.
Спешу поздравить с Новым годом
И откровенно пожелать
Чтоб целый век их год за годом
Вам принимать, а нам писать.
Товарищу
Наш долог путь к последнему порогу
Хоть ни одна строка еще не вышла в свет
Все ж выбрали столь трудную дорогу
Имея за плечами тридцать лет.
Мы не повинный в длительном рожденьи
Мы не бездельники, и не хватаем «звёзд»
Мы учимся с упорством и терпеньем
Всему что, прожил мир и проживёт.
Дерзать и нам достанет наше время
Иных миров должны услышать звук
Мы не завидуем вам умершее племя
Петь есть о чём и ныне: «Громко-вслух!».
Старому лесу
Я рад, что скоро вновь тебя
Увижу старый друг
Где мне знакомы всё: наряд
И каждый встречный сук.
Изгиб тропинок прежних след
Еще не позабыл
По ним я не в один рассвет
На станцию ходил.
Бывало, темь хоть глаз коли
Лишь в звёздной вышине
Дорогу Млечный путь вдали
Указывает мне.
Да впереди мелькнёт порой
Не яркий светлячок
Бесстрашный, маленький, живой
Мохнатый червячок.