Александр Плетнёв
Курс на прорыв

Полная версия

Ещё не друзья

– Ты смотри, что китаёзы вытворяют!

– Доиграются до нот протеста со стороны атташе япономамы! – согласился с замполитом капитан 1-го ранга Саможенов Вениамин Павлович, командир авианесущего крейсера «Минск». Подняв бинокль, он легко поймал в фокус похожий на громоздкий «сундук» японский гидросамолёт. За истребителями уследить было сложней.

Выкрутасы китайцев привели к неожиданному результату – тяжёлая патрульная машина «просела» к воде и, не довершив уже привычный разворот, ощутимо поддав газку, загудела в сторону японских островов.

– Всё, представление закончено, – подвёл итог командир, – можно возвращаться в рубку.

Несколько суток назад авианесущий крейсер неожиданно «оторвали» от ремонтных стенок «Дальзавода», так и не довершив затеянную доработку. Собирались изменить форму спонсона левого борта и конструкцию носовой кромки угловой палубы, для создания ветрового потока над палубой, что обеспечило бы лучшую аэродинамику при взлёте «вертикалок» Як-38 в режиме короткого разбега.

Работы обещали растянуть не на один месяц, поэтому части экипажа предоставили отпуска́, из которых не успевший расслабиться личный состав вовремя успели вернуть.

Какая срочность заставила «выгнать» корабль в боевой поход, капитан 1-го ранга не знал, но дошли слухи, что это было распоряжение самого Горшкова.

Японский самолёт ещё жужжал где-то там, на северо-восточных румбах разобиженной мухой, а СПСовцы преподнесли командиру срочную «телеграмму» из штаба ТОФ с целым пакетом инструкций особой важности под грифом «секретно»^[5].

Соединению надлежало сменить курс.

Выслеженный

Говоря о чём-либо: «Я это знаю!», ты загоняешь себя в ловушку постоянства, по сути, занимая оборонительную позицию. И не только потому, что всё подвержено изменениям и твоё «я знаю» устареет. Просто даже оборона эффективней, когда активная.

На третьи сутки нарисовался корабль-соглядатай. Держался он, надо сказать, на приличном удалении, чем вызвал удивление – обычно натовские корабли сопровождения не были столь стеснительны.

– Газотурбинный, – присмотревшись в визир, компетентно заявил стармех, – ишь коптит, всю силушку из машины выжимает. А форсунки-то не отрегулированы. Я бы такому меху фитиль на раз-два-три вставил. Долго не протянет, если мы «полный» постоянно держать будем.

После облёта «камовым» удалось определить его тип – это был старичок-эсминец серии «Чарльз Адамс» под штатовским флагом.

– Я же говорил! Он как бы не шестидесятых годов постройки.

Однако эсминец оказался упорным и стойким. Откуда «юс нэви» наковыряли этого одиночку – загадка. До ближайшей их базы – Апры, что на острове Гуам, было не менее 4000 миль. Единственное – на траверзе как раз были острова Самоа. Из них какие-то обозначены как американские. Может, оттуда?

С того момента как амеры навязали этого «прилипалу», «орионы» уже не висели в воздухе постоянно, а прилетали периодически. По ним можно было сверять часы – ровно в 14:00.

На первый взгляд – монотонная рутина, но командир помнил оговорку пленного цэрэушника о торпедах и не терял бдительности ни на секунду. Из вахтенных выжимал стопроцентную отдачу. Зато дал послабление на отдых, компенсируя эту вынужденную гонку полным расслабоном. На палубе в разрешённых местах шарилась по «форме раз» синетрусая команда подвахтенных. К жаре уже более-менее адаптировались, но находились ещё кадры, кто сгорел на солнце попервости, успел обшелушиться и умудрился по дурости заново пережариться.

* * *

Ещё сутки. Тяжёлый крейсер пёр на атомной тяге, поддерживая устойчивые 30 узлов, мощно раздвигая носовыми обводами пенящуюся волну, вращая антеннами, периодически «гугукая» сиреной (для своих) при включении РЛС, регулярно выбрасывая в курсовом секторе вертолётную «длинную руку» ПЛ-поиска.

Из происшествий – маленькая буза среди матросов (где-то раздобыли пойло и сорвались). Отделались синяками меж собой и хорошей взбучкой от боцмана, устроившего помятым и полубодунячим реальные «мыльняки». Плюс внеочередные наряды, чтоб от вахты до койки – и сил на всякую дурь не оставалось.

Ещё пытались артачиться пленные – церемонились ещё меньше. Морпехи только ждали повода, а в амбулаторном отделении матерились на лишнюю практику с гипсом и выправлением челюстей.

Океан совсем не шалил, умеренно дышал волной, лёгким ветром. И комфортней было на мостике, чем в рубке.

Старпом, наконец, снял свою пиратскую повязку, деловито улыбался:

– Прицел восстановлен! А то уж думал, пойду на свиданку, до дела дойдёт, а я не попаду куда надо.

– «Свиданку», – передразнил Терентьев, – кто тебя отпустит… с подводной лодки.

– А что? – Скопин чуть свёл глаза, делая мечтательно-дебильную рожу а-ля «Косой» из «Джентльменов удачи». – «Автомашину куплю с магнитофоном, пошью костюм с отливом, и – в Ялту».

– Да уж, – ухмылка Терентьева непроизвольно скисла и, обозначив паузу, – удастся ли?

– Что? – Скопин почувствовал непростой подтекст.

– Удастся ли нам внести свежую кровь в СССР? И что предпримут наши старпёры из ЦэКа? Неужели теперь так называемый «совок» не остановится, перевалит за миллениум своими дефицитами, скудными прилавками, очередями на автомобили и гнилой картошкой с овощебазы?

– Лишь бы опять не случилось горбачёвщины и развала… всего, – теперь и Скопин проникся, брезгливо поджал губы. – Помнишь?

– Помню. Корабль на приколе, на подножном корме, едва теплится аварийным аккумулятором, вахта – формальность…

– Когда в минуты-часы вынужденного безделья ты берёшь книгу, фантастику какую-нибудь, чтобы потеряться в строчках чужой нереальности, – вспомнил своё Скопин. Но тут же копну́л глубже, неожиданно меня настроение: – А знаешь, как я в детстве книги читал?

– Знаю. С фонариком под одеялом.

– Да я не о том… Глотал сначала – нетерпеливый и голодный! Пробегал глазами по абзацам с заглавными словами «однажды», «вдруг», «внезапно». Именно там меня ждали самые-самые приключения! Потом, если интересная, что наверняка – ведь я их по́едом ел, по второму разу читаешь уже подробней. И третий раз – даже с занудными описаниями природы, как у Верна и Купера, которые Жюль и Фенимор. Словно скелет плотью обрастал, вплоть до самого главного – идеи и души.

– Как люди.

– Что? – Старпом выпал из воспоминаний.

– Книги, как люди.

– Точнее люди, как книги, – исправил задумчиво. И с энтузиазмом: – Открываешь, бывало, одну… и знаешь уже, чем закончится – в общем: ни о чём! А что-то, словно детектив-фантастика – затягивает. Поначалу непонятно, интересно, читаешь взахлёб и… и вдруг – бац! Концовка! А случаются такие – читаешь, читаешь… и понятно же, что будет дальше, но… уж больно хорошо написано. Приятное чтиво!

– Ты о чём вообще?

– О бабах, конечно.

– А-а! В таком случае самая хорошая книга, которая настольная, которую открываешь и всякий раз находишь что-то новое.

– Была у меня одна такая. Так и не вычитал толком.

– Чего так?

– Замуж вышла. За другого.

* * *

И ещё сутки. И ещё. Позади, на левой раковине затухали радиомаяки Фиджи.

Эсминец не отставал. Всё так же – на дистанции.

Ловили его радиопереговоры. Кодированные. Не частые, но время сеансов связи не привязывалось к какому-то определённому графику.

– Наверняка с домом, с подругами талдычат, – предположили шифровальщики, – дисциплина – халява!

Попадались «рыбаки» и «торгаши». Тоже в основном на удалении.

– Ну, что тут у нас? – появлялся на мостике командир. Терентьев всё чего-то ждал, позволяя себе отдых в каком-то невообразимом режиме, умудряясь и поспать, и создавать видимость постоянного присутствия «у руля».

– Да нормально всё, – отвечал вахтенный, – вон вроде сухогруз идёт, а там сейнер.

К обеду неожиданно пожаловал С-130 «Геркулес» ВВС Франции. Почему-то в зелёной армейской раскраске. И, похоже, по собственному, исключительно французскому усмотрению. Потому что время прилёта совпало с дежурным посещением юсовского «Ориона». В эфире они меж собой – открытым текстом, но у французов, видимо, были нелады с английским. Однако перетёрли быстро, согласовав эшелоны. В общем, небо поделили.

Начинка в «Геркулесе» точно была для радиоэлектронной разведки – облетел, пооблучал, повынюхивал и домой почапал. Куда-то в сторону Австралии, откуда, кстати, и припёрся.

– На Новой Каледонии у них аэродром, – пояснил всезнайка-штурман.

* * *

И ещё двое суток. На левом траверзе Соломоновы острова. До заката солнца пару часов.

– Тут, кстати, как раз недалече япошки с амерами во Вторую мировую рубились.

Как всегда штурман был в теме. И немного старпом. Стали рассказывать, что смогли вспомнить. Вахтенные (в основном молодые парни) притихли, прислушиваясь – интересно!

И казалось, в лёгкой дымке на волнах вырисовывались тактические группы американцев во главе с авианосцами «Хорнет» и «Энтерпрайз». А где-то за горизонтом выжидали корабли старика Нагумо с несерьёзными на русский слух именами: «Сёкаку», «Миоко» и уж совсем каким-нибудь по-грузински смешным «Такицукадзе».

А в небе затарахтели, зажужжали поршневиками торпедоносцы «Эвенджер», ринулись в атаку «Митсубиси-Зеро». Гавкали зенитные орудия, выли в пике сбитые самолёты. Чадили и тонули корабли.

А потом ночь поглотила и синеву неба, и дымку на океаном, и вытащенную из памяти воображаемую битву.

* * *

– Риф Ронкадор, – штурман водил кончиком карандаша по карте.

Терентьев стоял рядом, с сомнением разглядывая штурманские труды.

– Не налетим там на какую-нибудь неучтённую скалу или атолл, а, Виктор Алексеевич. Идти-то будем полным ходом.

– Атолл там есть, но уже за рифом. Онтонг-Джава называется, – не смог не козырнуть знаниями кап-три, – мы, как я уж сказал, пройдём между вот этой точкой (риф) и островом Санта-Исабель. Впадина там приличная… вдоль всех Соломоновых островов. Как и желоб вдоль всего архипелага Бисмарка. Так и просвистим, как пожелаешь, на «полном ходу», в прилежащей к терводам Гвинеи зоне, той, которая Папуа. Положительные стороны очевидны?

– Да, – согласился командир, – как и отрицательные.

Терентьева не оставляло опасение торпедной атаки и едва ли не мерещились подлодки противника. Поэтому не могло не радовать, что с такой курсовой прокладкой левый борт крейсера будет прикрыт островами и всей вулканической возвышенностью, куда осторожный командир субмарины не полезет. С другой стороны, он прекрасно знал и недостатки ГАК «Полином».

«У гидроакустического комплекса мощные низкочастотные характеристики, но это разработка ещё семидесятых – старенький он, имеет высокую зависимость от донных ревербаций на малых глуби́нах».

– А почему дальше не проложил? – Командир указал на одну из северных островных оконечностей архипелага, где начерченная курсовая линия обрывалась.

– В прикидках есть, конечно. И разные направления. А на чистовик я не наносил. Не люблю загадывать, – и кап-три широко улыбнулся. – Ты же знаешь – я суеверный.

– Сколько миль до этой точки? За сколько пройдём, считал?

– Трое суток максимум. Но если ничего не помешает, то быстрей.

– А что… – зацепился за свои тревоги Терентьев, – тебя смущает наш сопровождающий? Или ещё кого ждём?

– Да тут наверняка судоходство нехилое. Опять всякие лоханки аборигенские.

* * *

Штурман оказался прав. В расчёте милей и времени. И про судоходство угадал.

В светлое время суток ещё ладно – погода стояла ясная, всегда оставалось время на реакцию. А вот ночью приходилось врубать курсовые прожектора – мелкие ялики и баркасы почти не брались локатором. Так и норовили «попасть под колёса».

Однажды налетели на целую флотилию вообще каких-то убогих лодок, благо те подсвечивали себя фонариками. Несмотря на мощный луч прожектора и завывания сирены, очумевшие рыбаки даже и не думали уйти с дороги. Несколько лодчонок буквально растолкали носовым буруном из-под форштевня, закружив в расходящихся и поперечных волнах, создаваемых движущейся махиной крейсера. В общем, потоптались, словно слон в посудной лавке!

«Американец» – тот самый эсминец типа «Чарльз Адамс» DDG-16 «Joseph Strauss» (или как уже по-свойски его именовали – «Страус Жозя»), ночью тоже, видимо, «очковал» – становился в кильватер, «прижимаясь» поближе.

Естественно, впотьмах пощупывали друг дружку РЛС. Но так… без особой настойчивости, как будто бабу ночью в постели – по заднице, типа – тут, ну и ладно.

– Может, для него на корме огонёк зажечь? – в шутку предложил штурман. – А то нервирует он меня эрэлэской своей подсвечивать.

– Обойдётся, – принял юмор Терентьев.

И вдруг вспомнил свои ещё лейтенантские погоны и хождения по Средиземному морю за «Форрестолом», когда следили и собирали любую информацию, не брезгуя даже мусором с кораблей потенциального противника. Американцы утилизировали бытовые и прочие отходы незатейливо, набивая ими пластиковые мешки, выбрасывая в море. Особисты находили иногда полезные (в плане информации) бумажки.

– У нас отходы с камбуза… консервные банки, упаковка от продуктов и остальной хлам как выбрасывают? В целлофановых мешках?

– По-моему, да, – не понимая, уставился на командира штурман.

– А ведь там могут быть артефакты из будущего… даты и прочая хрень. Вдруг пиндосы, следуя за нами, вылавливают наши «подарки»?

– А ведь верно…

– Сжигать! – приказал Терентьев.

А ближе к рассвету третьих суток вышли к намеченной точке – на траверз острова Массау.

* * *

Эта ночь прошла спокойно. Но как оказалось, не без «залёта» – наутро выяснилось, что DDG-16 «Joseph Strauss» совершенно незаметно сумел свали́ть. То есть, едва взошло солнце, сигнальщики виновато доложили (хотя какая тут их вина): «Нетути!» «Американец» примелькался. И если ночью эсминец держался в кильватере, то днём маячил на левом траверзе.

Но порой и балова́л, отползая на раковину, а пару раз даже забежал вперёд (чемпион, ети его!). В общем, дистанции определённой не придерживался. К тому же и сам «Петя» нет-нет да и совершал (по воле рулевого-командира) противолодочный загиб.

Средняя вахта – с 4:00 до 8:00. Старшим – Скопин.

Перевернул страницу вахтенного журнала – запись: время, пеленг, дистанция, когда последний раз отметили супостата.

Получалось, что DDG-16 безнадежно отстал ещё час назад, канув за радиогоризонтом.

– Спёкся-таки наш «Жозя», – предположил вахтенный штурманёнок, – головушку свою страусиную в песочек ближайшего атолла засунул, гузку отклячил и коптит.

– Чёрт его знает. Надеюсь, – хмуро пробурчал старпом, в который раз глянув на хронометр, отсчитывающий время до конца вахты, – надеюсь, больше мы его не увидим. Сделай запись в журнале.

Дежурный «камов», наскоро «пошустрив» бортовой РЛС на кормовых углах (правда, с небольшой высоты), эсминца тоже не приметил. Пилоты увели машину вперёд. У них основная задача – слушать море на курсе корабля.

Летунам (и машинам) и так досталось. И если люди получали отдых, то ресурс винтокрылов был не вечным. Техники уже докладывали о проделанной работе по замене чего-то там в потрохах двигателей. Поэтому Скопин лишний раз пилотяг не донимал. Делают своё дело – пусть делают.

Через сорок минут Скопин сдал вахту. Пошел, позавтракал в большой кают-компании и преспокойно завалился спать, не подозревая, что «Жозя» себя ещё покажет.

Гавайи. Пёрл-Харбор

Начальник штаба морских операций в тихоокеанском регионе двигал свои фишки-кораблики, вырисовывая в голове и на карте затягивающую петлю.

– Не без огрехов… – бормотал старый служака и профессионал, вытаскивая очередную табачину. Закуривая, задумываясь, прикидывая.

Не совсем удачно следовал «Констелейшн» (тактическое соединение ТF-12), всей своей сворой уже форсировав Малаккский пролив, но однозначно запаздывая. На подходе «Карл Винсон» (ТG-18), который «зарылся» далеко на юг и лишь потом повернул на запад. Сделав неизбежный крюк. Тоже в роли догоняющего. Но ничего не поделаешь – поздновато нашли русского «Бродягу». И ждали не оттуда.

Эти два авианосных «увесистых кулака» служили скорей страховкой уверенности и превосходства, не допуская, даже не предполагая радиолокационного и уж тем более визуального контакта с «Бандитом». Не хватало ещё подставиться под эти здоровенные крылатые ракеты русских. Достаточно «длинной руки» авиакрыла, как более мобильного инструмента.

Зато DDG-16 «Joseph Strauss», не отставая, следует за «русским», держа постоянный канал связи через спутник, предоставляя исчерпывающую информацию.

И очень важно – «Нассау» с батальоном морпехов с Апры буквально «в двух шагах».

А ещё «дельтовцы» желают поучаствовать. Понять их можно, это их косяк – у русских пленные… Об этом приказано молчать…

А ещё цэрэушники. Вот уж въедливые! Хотя и с пользой… а то лезли тут французики. И бритты уж очень любопытствовали. Атташе на учения возжелали, фак им, в Тихом океане. Пронюхали, естественно, о развёртывании. И журналюги…

А ведь вся операция была под ЦРУ! И работа эта – ЦРУ. И пресечь излишнюю шумиху в прессе, и любопытство союзников – ЦРУ. Надавать репортёрской братии по рукам и языкам – ЦРУ.

И ведь заткнули! Тем более были не менее захватывающие репортажи с Фолклендской бойни. Латиносы сопротивляются отчаянно, а бритты, несмотря на нашу помощь, умываются кровью.

И теперь Лондону придётся выплачивать за ленд-лизовский «Тараву», который ныне стои́т на злосчастной якорной стоянке рядом с их раздолбанным «Инвинзиблом». В не менее безобразном состоянии. Оплошали англы.

Адмирал заулыбался, сменил выкуренное и снова хмуро задумался.

«А комми? Вот ещё головная боль! И где там этот “Минск”?»

Загнанные. Клинч

Вахтенные уже уяснили – если командир курит, значит, психует или нервничает.

Не нравилось Терентьеву, что эсминец неожиданно отвалил. Не нравилось перехваченное участившееся шифрованное ру-ру-ру на характерных частотах. А уж когда привычный по расписанию «Орион» не появился, вообще… потеть начал.

Проходили сложный участок – западную часть архипелага Бисмарка, усеянную кучей мелких атоллов и рифов, полностью положившись на подробные электронные карты. И конечно, в предельном напряжении сигнальщиков и внимании на эхолоте. В ночное время или при плохой видимости сюда бы и не сунулись. Но Терентьева устраивали (по известной причине) глуби́ны.

На этом перегоне рыбачков попадалось мало, зато нагнали (на левом траверсе, примерно в 160 кабельтовых) весьма приличную моторную яхту, имеющую даже вертолётную площадку. Под штатовским флагом, кстати. Чего-то они хотели поквакать, но почему-то на УКВ и разобрали лишь затасканное американское «ва-ау!».

К 14 часам (плановому прилёту «Ориона») добежали до следующего ориентира на штурманской прокладке – островок Ауа (поискать все эти острова на карте – кошкина задница!).

«Орион» не прилетел.

Проходит полчаса. Час. Самолёта нет.

– Может, отстали от нас? – видя тихую пружину командира, спрашивает старпом.

Молчит.

Ещё час – небо чистое.

На левом траверзе в 110 кабельтовых темнеет остров Ауа.

– Что у нас по акустической обстановке? – выдавливает из себя главный.

– «Полином»? – Вопрос был почти идиотский – канал с дежурного вертолёта поступал отдельной строкой, пусть не всегда устойчиво, но на данный момент был обозначен на приёмоиндикаторах и легко читался. А значит, командир спрашивал о непосредственном источнике гидрообстановки – автоматизированном комплексе гидролокации.

Терентьев и сам прекрасно понимал, что с одной стороны, на полном ходу, крейсер своими винтами забивал акустикам «уши». А с другой – хвалёная скрытность и тихоходность американских субмарин в режиме «эхо» не имеет значения. Всё просто – посылался сигнал, и от любого препятствия (коим могла быть субмарина) отражалось эхо. Компьютер за секунды выдавал несоответствия (если это был банальный риф).

Надо сказать, что эта процедура (боевая вводная) отрабатывалась фактически в режиме автоматизма (в рамках поставленной задачи). Но именно сейчас командир решил допытать личный состав подробностями.

– Сверху температура воды, – лу́пал глазами вахтенный, читая сводку гидролокации, – свыше двадцати градусов. Следом слой скачка и далее постоянная для океана температура – около четырёх-пяти градусов.

Пауза! Пауза! Командир думает! Время идёт.

«Термоклин – это, конечно, засада. Термоклин сигнал эхолота может и не пробить». Очередная гашеная сигарета, высосанная чашка кофе, замятая булочка.

Почему-то хочется рвать и метать, но просто куришь и пьёшь, вдыхаешь и ешь, выдыхаешь и… чёрт знает, о чём думаешь! Его настырная чуйка говорила… нет – кричала: что-то не так!!! Так и лезли в голову эти пресловутые «наивные чукотские парни». «Про себя, ребята, про нас! Почему вражины все пошхерились? Коварничают?»

Взгляд Терентьева приклеился к штурманской карте, где всё казалось запутанно и усложнено избытком значков и цифр. Линия, проложенная штурманом, судя по цифровым промерам глубины, выходила к котловине.

– Второй «камов» на поиск выпускай, – осипшим от нервических переживаний голосом приказал командир.

«Ка-27» стоял на площадке по готовности «раз», в наушниках пискнуло, захрипел короткий приказ. Харебов замкнул зажигание, прощёлкав серию тумблеров, и лопасти начали свой бег по кругу.

– Пусть возьмут сектор шире и мористее, – командир переместил свой взгляд на показания эхолота, не подозревая, что именно сейчас в БИЦе акустик-оператор побелевшим лицом смотрит на показания самописца, скачущего, «отбивающего» контакт с быстро приближающейся целью.

Доклад поста управления «Полинома» на мостик поступил незамедлительно, и вой боевой тревоги зазвучал особенно тревожно – на срыв.

– С кормовых углов! Эхо чёткое, звонкое! Предполагаю – шум винтов торпеды!

– С кормовых?!

Тут уж и Терентьев, не сдержавшись, в сердцах скрипнул сквозь зубы что-то похожее на «прохлопали, долбодятлы», но с применением более колоритных матерных «ё» и «б».

А вахтенный с очумелыми глазами продолжает – репетует, подтверждая данные: пеленг на цель, скорость, глубина, дистанция, которая стремительно сокращалась. И тут оказывается, что слышны шумы двух торпед! И на эпитеты уже просто нет времени!

Недаром!.. Недаром командир накрутил экипаж на боеготовность. Всё было готово, заряжено, настроено, надраено! По той же готовности «номер один»!

Приказы выплюнулись одной сплошной чередой скороговорки:

– Внимание! Отражение торпедной атаки! БИП – целеуказание на РБУ! Залп по готовности!

А готовность – шестьдесят секунд. Нудная такая минута – время реакции с момента обнаружения цели до начала стрельбы.

Перед командиром на эту минуту встала дилемма: получить торпеду или на резком манёвре вероятность «опрокинуть» вертолёт – Терентьев помнил и понимал, что «камов» наверняка ещё на площадке, но уже не принайтовлен.

Решение очевидное – конечно, важнее корабль!

– На руле – манёвр уклонения, право на борт!

Перекладка резкая, иной и не могло быть в данной ситуации. Крейсер дал крена на циркуляции.

Харебов тянул ручку на себя, за свистом винтов не слыша ревуна тревоги, уже ощутив знакомую вибрацию – машина оторвалась. Как вдруг площадка почти мгновенно ускользнула из-под «ног». При резком повороте это выглядит именно так – корабль управляется кормой.

Охреневший майор успел дожать тягу, лишь на пару секунд зафиксировав, что правое носовое колесо шаркнуло по сетке-зацепу, слегка дёрнув машину вслед за норовисто уплывающим кораблём.

Но на этом аврал не закончился!

Вертолёт винтами создаёт под собой воздушную «подушку», которая уплотняется от поверхности. Корма крейсера выскользнула из-под машины, сорвав экранирующее влияние – бедный «камов» словно потерял опору, ухнув вниз. Каким-то чудом и малым диаметром винтов едва не чиркнув лопастями о борт.

Очумелый бортинженер видел, как завихрились воздушные потоки, взбив водяную пыль и брызги, когда и колёса порскнули по верхушкам волн. Казалось, ещё секунда и машина плюхнется на брюхо, прилипнет к поверхности – тогда её уже не оторвать. Но пилот каким-то мастерским чутьём или чутким мастерством вывел «тачку».

Но ещё до, как ни крути, тяжёлой реакции на рули, залпово отработали кормовые РБУ, засвистев реактивными факелами отстреливаемых снарядов, накрывая площадь по целеуказанию комплекса «Полином».

Бомбы легли-нырнули удачно, покрыв поверхность океана заградительной чередой глубинных подрывов, толкнув одну из торпед на дно. Но вздоха облегчения не прозвучало – была ещё одна смертельная «штука», буравящая морскую толщу на выверенной глубине.

Кормовые эрбэушки ещё перезаряжались – на автомате, вытягивая новый пакет снарядов из погребов. А крейсер, заложив циркуляцию, открыл сектор обстрела для более «накрученных» – носовых бомбомётов.

Но время реакции уже безнадежно иссякло, и левая носовая установка отстреляла обычные глубинные заряды. Уже на минимальной дистанции – едва ли сто метров.

Торпеда словила свою порцию и, чуть проскользнув по инерции, детонировала, сумев лишь тукнуть корпус корабля гидродинамическим ударом.

Снова переложили рули, попросту уходя от опасности, оставляя вражескую субмарину за кормой. Два винтокрыла бросились на поиск, швыряя гидробуи. Из ангара аврально тащили третий «Ка-27».

– Топить? – Скопин всем своим видом излучал справедливое возмущение коварством пиндосов.

– Теперь она заляжет на дно. Попробуй, найди её, – смахнув испарину, ответил командир. Но не стал разочаровывать радикально настроенного старпома. – Конечно, топить тварюку!

Помощник кинулся отдавать распоряжения, а у Терентьева нашлось время подумать.

«Не сложно догадаться, что субмарина стояла на позиции, именно на границе мелководья, что следует из направления атаки. Пряталась, пропустив “Петра” практически над собой и потом атаковала. А эсминец, следуя за нами в течение нескольких суток, собирал данные и анализировал. И естественно, америкосы пришли к правильным выводам, спрогнозировав наш курс, организовав засаду. А эсминец? Этот сволочной “Страус Жозя”? Снёс своё иудино яичко и отвалил. Чтобы не попасть под горячую руку. Дескать, не при делах. Но наверняка следом шкандыбает, спрятавшись за радиогоризонтом, так? Так! А подлодку мои архаровцы всё же проморгали. Можно, конечно, устроить нагоняй, но… У штатовцев очень тихие субмарины, и если она маневрировала на минимальном ходу… обнаружить её весьма проблематично. И пуск торпед при молотилке собственных винтов на 30-узловом ходу, естественно, профукали. А вертолёт работал на курсовых румбах. Однако атаку “словила” именно противоторпедная – подкильная антенна. Тут наоборот – надо похвалить акустиков. Теперь второй и не менее загадочный вопрос. Почему не атаковала в лоб? И всего две торпеды, хотя могла садануть в залпе и больше? Тут можно сделать неоднозначное предположение, оглядываясь на уже имевшийся факт попытки абордажа. Стало быть?.. Стало быть, американцы хотят именно заполучить, захватить корабль. Что из этого следует? А то, что им что-то известно. Недооценили проницательность аргентинцев? И они что-то сумели углядеть и разнюхать? Или ещё что-то? Надо вставить особисту пистон, чтобы порвал этого цэрэушника тузиком об грелку, но вытащил из него всё. Всё, о чём этот гадёныш даже не догадывается».

Рассуждения командира прервал крик:

– Перископ! Прямо по курсу!

– Япона-мать, вторая!

Командир прильнул к остеклению рубки, шаря рукой бинокль, однако тот не понадобился.

– Он свихнулся, что ли? – вырвалось у старпома.

Градусов на двадцать по левому борту на удалении не больше двух кабельтовых (метров 350) торчал чёрный штырёк перископа. И это при скорости корабля более 50 км/ч.

Первая мысль – дистанция пистолетного выстрела, но определенно опасная для самой лодки, реши они произвести торпедную атаку. Может, поэтому и не было этой самой атаки.

Вторая мысль – как разойтись с лодкой? Если начинать манёвр уклонения – вправо, её запросто может зацепить кормой, потому что на циркуляции корму занесёт. И влево перекладывать глупо – получался вообще прямой таран. И понять, куда лодка двигается, было невозможно – никакого бурунчика у перископа не наблюдалось.

– Трындец! – выдохнул Скопин с побледневшим лицом. – Ща вмажемся!

С крыла мостика буквально на глазок по левой леерной стойке прикинули, проорав, что «пеленг медленно, но уходит в сторону от борта!». Подтвердить пеленг на репитере гирокомпаса сигнальщики не успевали.

На перископе, видимо, всё же углядели – что же, чёрт побери, на них надвигается, и лодка камнем пошла на глубину. Перископ пропал под водой буквально за 150 метров от корабля.

Но оставалась ещё опасность задеть её днищем.

Не сдержавшись, Терентьев выскочил на крыло мостика. Вода была пронзительно свежая и прозрачная, и можно было легко рассмотреть хвостовую часть корпуса субмарины, погружавшейся в каких-то двадцати метрах от борта крейсера.

– Чем заряжена третья «вертушка»? – с лёту бросил командир, вернувшись в рубку.

– Буи и глубинные.

– Экипажу выдать расчётное место субмарины и приказ на атаку! Стоп машина! БИП – расчет по цели. Ввести данные в РБУ. Внимание по кораблю. Атака! Доклад акустиков!

«Камову» с курсового сектора до места последнего обнаружения подлодки – 15 секунд. С крейсера субмарину «вели», быстро рассчитав элементы движения цели, выдавая данные по каналу управляющей системы. В верности выхода на точку сомнений не было, и «вертушка» с ходу уронила две глубинные бомбы, тут же отваливая. Потому что откатившийся по инерции уже метров на триста крейсер произвёл залп из кормовых РБУ, вздыбливая поверхность океана вдогон первых двух пенных выбросов.

– Есть поражение! – возбуждённо репетовал старпом. – «Кусты» докладывают, что слышат характерные звуки лопающегося железа^[6].

– Памяти погибшего «Курска» – посвящается! – думая, что его никто не слышит, пробормотал штурман.

– Малый ход! Акустикам – внимание!

Акустики продолжали доносить информацию по атакованной субмарине, вплоть до распознанного удара о дно, пусть и не сильного из-за малой глубины. Затем были слышны скрипы, словно её слегка елозило по камням, какие-то всхлипы и вздохи травящего воздуха из отсеков.

– Там могут остаться уцелевшие, – предположил командир, блуждая улыбкой. Но сам же и обрезал: – Но это уже не наше дело.

Первую подлодку так и не просекли. Даже «глубинки» не кидали – куда? Вернулся один из «камовых» – кончилась горючка. Поиск продолжала машина № 37 майора Харебова. Но безрезультатно.

– Ход до полного! Нам тут оставаться не с руки. На полном ходу она за нами не погонится. Прикажи экипажу вертолёта продолжать прессовать субмарину, пока мы гарантированно не отбежим. Старпом за старшего. Глядите в оба, вдруг здесь и третья тварь притаилась.

Терентьев отыскал взглядом штурмана, кивая тому головой, приглашая пройти к большой штурманской карте.

* * *

– Ну что, Виктор Алексеевич, просчитали нас коллеги из флота «юс нэви», будь они неладны!