Александр Подольский
Король зомби
© Авторы, текст, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Основная номинация
Анастасия Астерова
История о лучшем супе в Галактике
Мой папаша всегда говорил: «Верь в себя, отпрыск, и все получится». И я верил. Хотелось бы, конечно, чтобы и папаша в меня верил, но он потратил всю веру на бассейн саклифа с тяжелыми примесями, где и плавал целыми днями, складывавшимися в стандартные десятки. Если, конечно, работы не было. Иногда я приходил к нему просто посидеть рядом на покатом бортике, опускал пару ног в саклиф и слушал бульканье и утробное гудение отца. Его близость придавала мне сил следовать за мечтой.
По правде, мечтать на нашей Топи о многом не приходится. Когда-то гордая столица межгалактической республики Вир, плодородная, вечно влажная Топь давно высохла, и все богатые и влиятельные топцы разбежались по курортным планетам и станциям. Ну или куда там еще они разбегались, не помню. Когда я выплыл на свет в родильном бассейне, славное прошлое Топи осталось только в исторических проекциях. Вырос я в полузаброшенном городишке, засыпанном серо-рыжими песками с севера. Ползать по улицам приходилось в структурных костюмах, и обучающие бассейны с болотными парками оказались яркими точками в моей жизни. И вот когда учеба кончилась, мы с приятелями торжественно облились саклифом, обновили идентификационные чипы и оказались вышвырнуты во взрослую жизнь.
Она была еще скучнее, чем я представлял.
Работенку я нашел быстро – устроился сортировщиком в «Тирив и отпрыски», одну из последних корпораций Топи. Они (кто бы эти самые отпрыски ни были) продавали на сей Влагой покинутой планете буквально всё. Говорят, работали в минус, лишь бы мы все тут не передохли с голоду. Основной статьей доходов и причиной, по которой кто-то мог вложиться в Топь, были поиски артефактов.
На Топи ведь не случилось глобальной катастрофы. Города пустели дом за домом, а иногда – особняк за особняком. Но даже среди богатеньких нашлись патриоты Топи или теряющие целостность оболочки старики, которые отказались съехать, оставшись здесь со всем своим барахлом. А значит, под слоем песка спрятаны настоящие сокровища времен Переселения. И ведь кто-то из таких стариканов наверняка собирал всякие штуки, которые уже были антиквариатом даже тогда.
О! Древности! Романтическая мечта каждого топца в образовательных бассейнах. Если в сети натыкаешься на нейропрограмму про крутых парней, отыскавших подземный дворец с особыми аквариумами на забытых технологиях и целыми ваннами хорошо настоявшегося чистого саклифа, то автором точно окажется топец.
О чем-то таком я смутно и мечтал, отправив мыслеслепок в «Тирив», но в пески меня не взяли. По психотипу, как сообщили мне в отделе кадров, я отлично подхожу для нудной однообразной работы. Поэтому меня поставили разбирать и каталогизировать добычу. Оказалось, что попадается по большей части совершеннейший мусор, из которого на станции вытаскивают редкие металлы, а остальное отправляют на заводы по переработке. В основном моей задачей было осматривать все, что сбрасывалось на сортировочную ленту и подсказывать искусственному интеллекту, если тот не понимал, что делать. Работа считалась влажной в буквальном смысле – здесь поддерживалась среда, идеальная для потенциальных артефактов. По счастливой случайности для топцев такая атмосфера тоже прекрасно подходила.
ИИ оказался значительно образованней меня, и подсказки ему практически не требовались. Через полсотни десятков мне тоже захотелось поселиться в бассейне типа отцовского, но денег на такую роскошь не хватало и близко. А потому я день за днем приходил в сортировочный центр, садился у ленты и во все шесть глаз смотрел на то, что раскопали сегодня в отделе разработки и экскавации.
День, который изменил мою жизнь, ничем не отличался от остальных. Утренний бульон, неспешный путь на работу и долгие часы у конвейера.
– Ты глянь, – заорал вдруг Глыг, мой напарник. У ленты работают вдвоем, чтобы друг друга будить. – Ты глянь, там что-то квадратное.
Я взволнованно заозирался и увидел явно неестественную штуку. В природе и среди созданного топцами все тяготело к кругу и шару, формам совершенства, поэтому темный брусочек с прямыми углами вызывал интерес. ИИ не смог с ходу опознать найденный предмет.
– Параллелепипедное, – уточнил я, протягивая конечность за находкой. Лента послушно выплюнула брусок в мою сторону.
Вблизи предмет оказался ничуть не менее загадочным. Я осторожно прикоснулся, перевернул, а он вдруг раскрылся посередине и странно зашелестел.
– Сломал, э? – заворчал Глыг, подходя поближе. ИИ же обрадовался.
«Углеводородные полимеры. Земной тип. Предположительно культурный артефакт. Предположительно носитель информации», – сообщил он и вылил мне прямо в мозг еще кучу деталей. По всему выходило, что вещь редкая, но бесполезная.
– Э, – разочарованно сказал Глыг. – Земное барахло, опять от Баелы небось. Кинь в утилизатор, хоть из золы чего вытащим.
– Да ну тебя, – разозлился я. – Впервые вижу что-то необычное, а ты – «в утилизатор».
– А я насмотрелся уже! Ну как хошь.
Глыг хохотнул и плавно отполз на свою сторону. Я отложил брусок под ноги и продолжил работу. Никогда еще лента не крутилась так медленно, никогда еще запыленные обломки и осколки не были такими унылыми. Полз я домой, не жалея ног, и чуть не порвал костюм. А дома, в тишине и спокойствии, отужинав питательным гелем, смог рассмотреть свое сокровище.
По всему выходило, что вещь действительно принадлежала Баеле – легендарной землянке, поселившейся на окраине городка в прошлом веке. Прожить она сумела не более десятка оборотов, но прославилась на весь материк. Во-первых, она вступила в союз с топцем – и не хотел бы я представлять их брачные игры. Во-вторых, оставила множество голограмм с мелодичными звуками и движениями. В-третьих, Баела привезла кучу странных предметов, которые до сих пор находили то тут, то там.
ИИ подсказал, что как раз таких углеорганических параллелепипедов она оставила несколько тысяч. Но мне повезло найти хорошо сохранившийся. Весь вечер я учился аккуратно манипулировать тонкими пластинками, из которых состоял с виду цельный брусок. С каждой стороны пластинки были покрыты угловатыми однообразными значками. «Письменность», – подсказал ИИ. По всему выходило, что в значках был какой-то смысл. И мне сразу захотелось его разгадать.
Целый десяток я вечерами напролет не вылезал из сети в поисках способа расшифровать значки. Автопереводчик не слишком-то ладил с символами вообще, рассчитанный на мыслеформы или хотя бы ритмические потоки старины. Выручил меня, как ни странно, землянин. Я забрел в их полусферу сети, оставив в нескольких коллективных мыслепотоках сообщение с просьбой о помощи. На одно из них и наткнулся землянин с псевдонимом «Грохочущее небо». Он маякнул мне, что сообщение звучит очень смешно. Я и сам долго хохотал, впервые получив от него послание: мысли землян странно путались и бегали по спирали. Но он смог перевести для меня внешнюю часть бруска, «обложку». Оказалось, что мне попался сборник рецептов земной кухни. Самым сложным мне показалось слово «кухня». Грохочущее небо посылал мне целые потоки мыслей, прежде чем я усвоил идею.
А усвоив, будто впервые увидел воду: я решил стать поваром земной кухни.
– Профессия будущего, – сообщил я Глыгу, когда определился с планом.
Он с сомнением забулькал.
– Слышал я что-то такое, э. Земная мода на межсистемных станциях. Ты-то куда лезешь?
– У меня, – ответил я с достоинством, – есть книга! Стану первым на Топи.
Глыг не понял, что такое «книга», но решил меня поддержать. Я, верно, казался ему неразумным полипом.
– Первый – значит, лучший, э? Молодец.
И мы сосредоточились на ленте с находками.
На деле меня ждало много препятствий. Я попросил свободный десяток, чтобы детально изучить топскую сеть. Повара работали в лучших отелях республики Вир и на роскошных станциях, где бывали гости со всех концов Вселенной. Идеями и информацией они делились очень неохотно, но я жадно хватал образы еды в ресторанах и на званых ужинах. Мне повезло натолкнуться на курс от института Изучения Земли, посвященный разнице в пищеварении землян и топцев. Так я понял, что в моей книге меня интересует только жидкая еда.
Но больше всего меня поддержал Грохочущее небо. Он переводил мне рецепты и объяснял непонятные места. Например, что такое «кости» или «сливочное масло». Шаг за шагом разобрав все подходящие тексты в книге, я принялся за практику.
Земные продукты на Топь не доставляли, а питание производилось в виде концентрированных бульонов и гелей с минералами и органическими веществами. Их подбирали в соответствии с потребностями организма. Но ведь что-то мы потребляли до прихода «Тирив» с его гелями!
Мне пришлось перейти к образу жизни невообразимо далекого прошлого, заняться сбором органических веществ вне магазинов. Я выучил сотни нетоксичных растений Топи, скупал из аквариумов и бассейнов умирающих животных. Я измельчал, размягчал, грел и всячески обрабатывал органику, чтобы получить нарядные и питательные супы. В ту десятку, когда мне удалось обойтись без заводских бульонов, получая вещества только из еды, я почувствовал себя совершенно свободным.
Первым, кому я принес попробовать суп, был Глыг. Он тут же вылил половину в утилизатор, чтобы выяснить точный состав.
– Вроде безопасно, э? Солей маловато, но…
Он вылил в себя вторую половину и замер. Я тоже замер, наблюдая, как в полупрозрачном теле Глыга растекается суп. Стручки алыпры краснели сквозь толщу плоти, а густая вытяжка из синекрестых медуз чудно завихрялась, обозначая пищеварительные потоки.
– Интересно, – наконец, сказал Глыг. – Все переваривается по-разному, немного щекотно. А умеешь с другими частичками?
Это был успех! После Глыга я собрался с духом позвать на ужин отца в конце десятки.
– Что за жижа? – вопросил папаша, подталкивая конечностью вазу, в которой я подавал еду.
– Кислая чорба из сыыыл, – ответил я тихо. Моя уверенность стремительно шла ко дну. – Суп.
– Заграничные штучки, – пробурчал он. – Есть нормальный бульон?
– Отец! Я разыскал исконные технологии Топи. Настоящий возврат к корням! Подумай, разве «Тирив и сыновья» всегда были на нашей планете?
Я благоразумно не стал упоминать земные рецепты.
– Насколько я помню, всегда, – продолжал бухтеть папаша, но на суп посмотрел благосклоннее. С тяжким гулом он вылил часть в себя. Поболтал вазой, разглядывая, как всплывают и оседают разноцветные кусочки.
– Смотрится оно, конечно, посимпатичнее гелей из банки, – наконец вынес вердикт он. – Питаться можно.
Только сейчас я понял, как дрожали у меня конечности. Мы с отцом допили суп и обсудили ощущения от усваивания каждого ингредиента. Такой длинной и содержательной беседы у нас не было уже пару оборотов.
Осмелев, я принес супы на встречу однобассейников, и там они тоже порадовали всех, кроме одной чувствительной особи. Оказалось, он не переносит корни зеленой пустынной колючки. Я и не знал, что еду можно не переносить. Я спросил у Грохочущего неба, и он рассказал мне об аллергиях и всяких ужасных вещах. Не уверен, что топцы устроены столь же сложно.
С тех пор я обязательно всех предупреждал о зеленой колючке и постарался еще тщательнее размягчать продукты. Но суповая лихорадка постепенно захватывала городок. Малознакомые топцы навязывались ко мне в гости под надуманными предлогами. Мне приходилось даже иногда отпрашиваться с работы, чтобы успеть наварить еды на всех желающих.
Со временем я понял, что супы с разноцветными кусочками разной формы гораздо популярнее. На них интересно смотреть и их интересно переваривать, так что я сосредоточился на том, чтобы сделать еду как можно более красочной. Важно не переборщить с размерами кусков, чтобы не вызвать заторов в потоках, но иногда мне удавалось добиться изящной желеобразной консистенции мяса и трав, достаточно плотной, чтобы вырезать разные формы, но достаточно мягкой, чтобы перевариваться.
Я рассказывал о своих успехах Грохочущему небу, а он слал мне восторженные мыслеобразы. А потом вдруг предложил:
– А подайся на конкурс Вирских поваров?
В ответ я отправил кучу сомнений, но Грохочущее небо настоял, и мы вместе заполнили анкету. Он посоветовал приложить побольше визуальных образов.
Когда спустя долгие десятки мне пришло сообщение со сдержанным поздравлением, я не верил.
Когда я поднимался на лифте к станции, я не верил.
Когда меня везли на скоростном корабле к Центральному Вирскому Узлу.
И поверил, когда вышел из влажного номера, чтобы познакомиться с девятью другими поварами, отобранными по всей республике. В холле немолодой топец с разноцветными (по последней моде) отростками осмотрел меня с глаз до кончиков конечностей и презрительно прогудел:
– Откуда ты только вылез такой, деревенщина?
Вот теперь я почувствовал себя неловко, нелепо, самонадеянно. Словом, жизнь вернулась в обычную колею. И это меня неожиданно взбодрило. Я как никогда внимательно слушал инструкции, осматривал приборы. Нам дали полдесятка, чтобы изучить кухню и доступные ингредиенты. Большую часть из них я видел и радовался каждому узнаванию, как полипчик.
В день кулинарного соревнования меня чуть не выплеснуло наизнанку. Я шелестел конечностями, задевая ими мебель, и даже чистый бассейн не мог меня расслабить. И тут пришел мыслеобраз от Грохочущего неба. Я увидел его глазами огромную кухню в центре арены, где будет проходить конкурс. Он прилетел! Прилетел болеть за меня!
Радость переполняла меня, вытеснив прочие переживания. Перед лицом человека, который столько поддерживал меня, я не должен сплоховать.
Выйдя на кухонное поле боя, залитое ярким светом, окруженное камерами, я решительно взболтнул всем, что у меня было, и бросился к столу. Я резал, измельчал, вымачивал, грел и переливал с такой скоростью, будто у меня было восемь верхних конечностей, а не четыре.
Суп вышел просто идеальный. Не зря я столько времени потратил на изучение сочетаний. Он переливался всеми оттенками топской радуги, даже в вазе показывая чудесные завихрения.
Судьи обошли нас всех с полным вниманием. Они обсуждали вслух цвета и текстуры, температуру подачи и размер кусков. Я не знал, на что и надеяться, опустошенный, но верил, что сделал все для победы.
И когда прозвучало мое имя, тот заносчивый топец скинул на пол свою кулинарную шапку. Я торжествовал.
После всех поздравлений, после чествований, у нас выдалось немного времени, чтобы собраться. Я задержался в кухне-студии, потому что Грохочущее небо обещал подойти. С замиранием потоков я ждал его.
Никогда в жизни я не видел землян во плоти. Грохочущее небо оказался маленьким, в половину моего роста, и очень твердым на вид. А костюм на нем был совсем тонкий, не держащий форму.
– Поздравляю! – послал он мне образ, глядя, кажется, прямо в глаза.
Забавно, что мы продолжали общаться по сети, стоя так близко, но, увы, лучше способов перевода пока не было.
– Хочешь взглянуть на мою еду? – предложил я.
Вместо ответа Грохочущее небо приблизился к столу.
– Что это? – спросил он, указывая на желтый брусочек.
– Масло, – пояснил я.
На Топи не водилось коров или чего-то похожего, так что я спрессовал ферментированные молоки низководных рыб так, чтобы они походили по цвету и форме. Грохочущее небо смешно взмахнул конечностями, получив описание.
– А хочешь попробовать? – Я пододвинул к нему суп.
Грохочущее небо навел какой-то прибор, делясь со мной сомнениями. Я его понимал, сам бы не рискнул есть земную еду.
– Немного можно, не усвою, но и не отравлюсь, – заключил он и отпил. Потом переломился пополам, но я не мог понять, от радости ли это или от ужаса.
Я ждал вердикта друга даже больше, чем вердикта жюри:
– Ну как? Как? Как переваривается?
– Переваривается-то как-то. Но на вкус… просто шокирующе.
Я не понял.
– Что такое вкус?
И Грохочущее небо рассказал.
Домой я летел, чувствуя себя одновременно и обманутым, и обманщиком. Ужасное ощущение, должен заметить.
Оксана Заугольная
Собеседование
Посвящается Далене
– У меня сегодня собеседование было! Очень сложное! Я была директором лесопилки! – заявила Алена, едва зашла в квартиру.
Иван Алексеевич приподнял кустистую бровь. Заинтересовался. Но племянница все испортила:
– То есть директором мебельной фабрики, точно!
Бровь медленно вернулась на место, Иван Алексеевич со вздохом отвернулся. Он сам был директором мебельной фабрики и знал об этом все. Хотя что толку? Лучше был бы директором лесопилки. Все равно жена пилила за то, что он не может позволить себе купить ей ламборгини. И это при том, что сама в постели тянула едва ли на «Запорожец», а вне ее была и того бестолковее. Так бывает, когда женишься рано и, как честный человек, тянешь свою… лесопилку. Всего хорошего от жены и ее семейки была вот эта Алена, племянница, которая не забывала своего скучного стареющего дядьку даже сейчас, когда уже жила своей жизнью.
– Ты же этот… – Он напряг память и попытался проявить внимание. – Айтишник, во! Зачем тебе собеседование на директора мебельной фабрики?
– Аналитик! – приглушенно крикнула Алена из ванной комнаты, где мыла руки. Сейчас начнет хозяйничать. Поставит чайник, накромсает бутербродов. И себе, и дядьке. Не то что родная жена, которая обед или ужин предпочитала заказывать, а если готовила, то с таким страданием на лице, что кусок потом в горло не лез. – Дядя Ваня, ну сколько можно!
Она и правда сразу прошла на кухню, и Иван Алексеевич потянулся следом, важно неся впереди свой живот, чтобы нигде не сбить всякий фэншуй с полочек супруги. А то опять начнется, что растолстел, что как слон в посудной лавке. А он, может, не от хорошей жизни растолстел! На эту квартиру, на эти финтифлюшки работал с утра до ночи, перекусывал всухомятку, нервы ни к черту, желудок убил и того раньше.
И в горячие годы начал работать, когда конкурентов могли подстрелить за здорово живешь, а братки колесили по городу и ничего не боялись. И позже не продал бизнес, устоял на ногах. Да, не тот подтянутый красавчик, за которого она выходила замуж. Так и она со всеми своими ботоксами-мотоксами не походила на юную девицу, куда больше на целлулоидную куклу.
– Аналитик, – послушно повторил он. – А при чем тут директор мебельной фабрики?
– Ни при чем, – Алена накрыла на стол, даже скатерть взяла из шкафа.
Эх, родные дети и то реже приходят! Хотя хорошими он их вырастил. Головастыми и рукастыми. Кто уехал в Москву и там учится, кто на фабрике пристроен на теплое местечко. А что? Спрашивает он с них строго, за закрытыми дверями и подзатыльник отвесить может. А кровиночку не пристроить – это сердца не иметь.
– Задание было. Будто братки заказали кухонный гарнитур, а им сроки напутали. Ну и разрулить надо.
Иван Алексеевич потер ребра слева. Сердце или поджелудочная шалит? Или она с другой стороны?
Тогда селезенка. В анатомии Иван Алексеевич разбирался слабо, не то что в мебели. А вот случай с братками у него был в молодости. И вспоминать о нем было дюже неприятно. Тоже вот так, как у Аленки на ее собеседовании. Только взаправду все.
И сроки попутали, и братки были с золотыми цепями в палец толщиной, а в карманах оттопыривалось что-то, на пистолеты похожее. Как тогда удалось справиться, какие словеса он разводил, Иван Алексеевич не помнил и вспоминать не хотел. Со страху чего не наговоришь! А собеседование – сидишь в креслице мягком и воображаешь. Тьфу!
– Может, ко мне на работу устроишься? – осторожно спросил он. – Мне, чай, тоже аналитики пригодятся.
Зачем ему аналитики, Иван Алексеевич и не придумал еще. У него, слава всем богам, уже давно все хорошо складывалось. Фабрика как часы работала, все враги – кто на кладбище, кто на него же работать пришел. Но Аленку он бы нашел, как пристроить. Родная же. Хоть и по жене.
– Не надо, дядь Вань, – рассмеялась Алена, подливая ему чай. – Я прошла. Тетя Света рассказывала, как ты в свое время разрулил похожее дело, вот я и вспомнила. Добавила только более эффектных графиков, показала анализ данных.
Иван Алексеевич кашлянул в усы, чтоб не рассмеяться и не обидеть племянницу. Эффектные графики. Ну-ну. Стали бы братки на графики смотреть! Эх, жизнь сейчас пошла такая, все просто стало, все в виртуальности, ненастоящее.
– Есть контакт. Виртуальная реальность. Выход, – раздался у него над головой механический голос.
Ощутимо похолодало. Иван Алексеевич в панике глянул на подливающую чай Алену, пытаясь запомнить ее такие родные черты. Тщетно. Лицо и фигура девушки размывались, словно его глаза расфокусировались. А потом его квартира со всем этим ремонтом, с которым Светлана ему проела плешь, с ее фэншуем и с Аленкой, пропала.
Иван Алексеевич оказался в удобном кресле. Точно таком, в каком на собеседовании он вообразил Алену, только его кресло стояло внутри кокона, и к его рукам и голове шли датчики, которые он без сожаления сорвал. Не впервой.
– Десять минут! – пыжащийся казаться суровым рекрутер едва не кричал. – Анисимов, у вас было дело пятнадцати секунд! Вы должны были получить отсрочку у опасного и неприятного клиента и выйти! А вы? Как вас теперь оценивать?!
– Отсрочку я получил, – заметил Иван Алексеевич, медленно возвращаясь в свое собственное тело. Едва ли тридцатилетнее и цветущее с виду, но внутри пожираемое болезнью. Прикинул – десять минут включили в себя пятнадцать с половиной лет. Неплохо для умирающего.
Рекрутер запнулся и нехотя кивнул.
– Получили, Анисимов, – буркнул он. – Задание выполнено. Но потом мы не могли вас вытащить еще почти десять минут! Весь график собеседований сбили.
Он еще ворчал себе под нос, пока провожал Ивана Алексеевича до дверей, а у них дежурно произнес: «Когда примем решение, мы вам перезвоним».
«Не перезвоните», – мог бы ответить Иван Алексеевич, но не стал. К чему это? Работа, да еще на должности аналитика, ему была не нужна. Он мог купить эту компанию целиком, вместе с этим рекрутером и его аппаратом для собеседования… Если бы эти аппараты не были под строгой отчетностью государства.
Про свой диагноз Иван Алексеевич узнал не слишком давно. Полгода или год назад. Он не мог сказать точно. Дело в том, что после истерики, торга и попытки найти лекарство, а потом снова истерики, когда обнаружилось, что такого не существует ни за какие деньги, даже те, что имелись у Ивана Алексеевича, он стал смотреть, как справляются другие в его ситуации.
Ему хватило месяца, чтобы понять: они не справлялись. Вообще. Кто-то ударился в религию. Притом не важно какую. Та, которая обещала. Обещала, что мучения закончатся. Иван Алексеевич в общем-то и так это понимал. Что закончатся. Все кончается.
Толку только в этом не видел. Он хотел в качестве Ивана Алексеевича успеть прожить подольше, а не надеяться на то, что в следующем воплощении ему будет лучше. Или будет рай. В рай верилось с еще бóльшим трудом.
Другие срочно чистили карму, начиная раздавать деньги, советы, одежду. Впрочем, Иван Алексеевич причислил их к первым – эти тоже инвестировали в зыбкое несуществующее будущее.
Третьи же пытались воплотить все мечты своей жизни в короткий срок и полюбить своих детей, жену и тещу, в идеале на Эйфелевой башне и после этого оттуда же прыгнуть с парашютом. Иван Алексеевич понял, что устать перед смертью – тоже не его выбор, а теми, кого надо срочно полюбить, он как-то за свою жизнь не обзавелся и не собирался прямо сейчас начинать. Все это напоминало ему дрыганье лягушки в молоке, но только вот масло сбить никаких шансов не было. Лекарство не появится от того, что ты весь с самых разных мест испрыгаешься или заберешься на Эверест.
Самые прагматичные люди просто подсели на наркотики или начали пить. Либо совмещали то и другое, да еще и добавляя витаминные капельницы с утра. Этих Иван Алексеевич особенно не одобрял и их методы не собирался даже пробовать. Другое дело, виртуальная реальность! Такая, чтобы за полчаса прожить целую жизнь!
Но и тут Иван Алексеевич столкнулся с проблемой. Что-то там было связано с психикой и какими-то мудреными словами, но пускать его до конца жизни в капсулу отказались даже за большие деньги. Иван Алексеевич попытался зайти со стороны той же суммы, но в виде взятки. Не посадили только чудом.
Он записался в добровольцы по исследованию влияния новейшей ступени виртуальной реальности на человеческую психику и – тадам! Не прошел по состоянию здоровья.
Все прочие ступени пожиже не давали такого полного погружения, и Иван Алексеевич всегда осознавал, что всего лишь играет. А значит, снова крадет свое время. Замкнутый круг.
Он, в общем-то, уже совсем отчаялся и размышлял, не пора ли ему запить или все-таки попробовать начать с колдунов, которые присасывались к таким бедолагам, как он, не хуже пиявок и обещали излечение всех болезней и жизни до ста лет, когда его посетила эта воистину светлая мысль. Раз аппарат используют для собеседований, то он будет ходить на собеседования!
Вообще-то изначально идея была более объемлющая. Он собирался ходить везде, где применяется аппарат виртуальной реальности, но быстро отбросил эту идею. Чаще всего аппарат использовали для прогона участников через какие-то экстремальные проверки – у военных, медиков и пожарных. Тренировали так еще и следователей, но сначала требовалось добыть корочку юриста, диплом, снова пройти медосмотр… Иван Алексеевич боялся опять засыпаться на этом пункте, поэтому план провести десятилетия, охотясь за виртуальными преступниками, пришлось отложить.
А вот для собеседования нужно было только прислать резюме и записаться на прием. И все.
Несколько резюме Иван Алексеевич взял у своего собственного рекрутера, заменив лишь фамилию и имя с отчеством, другие ему отрерайтил секретарь. Секретарь же узнал у рекрутера, нельзя ли использовать для «нужд компании» аппарат на полную мощность. Ответ Иван Алексеевич уже знал, поэтому расстроился не слишком. Менять рекрутера смысла не было – их присылали централизованно, и за аппарат они отвечали головой.
Первые три собеседования были полным провалом. За доли секунды реального времени и максимум полчаса виртуального он решал задачу, приводя в восторг рекрутера и в уныние самого себя. Его готовы были взять на работу прямо сейчас и даже обещали хороший соцпакет и премии ежеквартально.
Иван Алексеевич чудом не рассмеялся в лицо первому из них. Не плюнул во второго и не бросился на третьего. Нужна была выдержка. Внимание. Аналитика.
Он быстро сообразил, что сигналом к выходу из виртуального пространства становится выполнение задания или полный провал его. Но если выполнить не целиком, если зацепиться за необходимость пройти миссию до конца и забыть – вот прямо по-настоящему забыть! Забыть, что ты находишься в виртуальной реальности. Тогда можно было продержаться дольше.
Директор мебельной фабрики был пока самой серьезной победой Ивана Алексеевича. И он продержался бы дольше, если бы не Алена! Теперь от нежности к «племяннице» не осталось и следа. Напротив, Иван Алексеевич размышлял, не была ли она программным кодом, запускаемым в случае проблем с собеседуемым. Он надеялся, что нет, иначе это была бы катастрофа.
У него впереди еще не меньше двух десятков фирм, а потом он переберется в другой город, благо его компания работала как часы и при удаленном наблюдении. Так что хорошо бы, чтобы никто из рекрутеров не заподозрил в нем его искусственность. А еще – чтобы никто не начал подражать. Пока он один, он может еще надеяться, что так и умрет – пребывая в виртуальной реальности.
Вообще-то Иван Алексеевич мог бы считаться везунчиком, если бы не неизлечимая болезнь. У него было все необходимое для безбедной жизни, и отточенный ум для того, чтобы эту жизнь протянуть как можно дольше. В своих поисках он не чурался никаких фирм, лишь бы они были достаточно высокого класса, чтобы собеседования проходили виртуально. Несколько раз соглашался на подмену виртуальной личности – для большей достоверности, но после двух подряд женщин перестал соглашаться. Женская жизнь ему казалась муторной и суматошной, а вторая еще и смутно напомнила Алену. Так что нет, последние месяцы он был собой, Иваном Алексеевичем. А что в то же время был он кем угодно другим – так разве это его проблема?..
Однако везение не продлилось достаточно, чтобы исполнить его мечту умереть в вирте. Смерть подкралась, когда он планировал переезд в очередной город. А вместо этого почувствовал тупую боль, распространяющуюся именно так, как ему двести раз рассказывали государственные и частные врачи, психологи и один очень усталый психиатр. Тот даже предлагал выписать таблетки. Специально для этого момента, но Иван Алексеевич отказался. Не позволил себя искусить.
Сейчас жалел, конечно. Он знал, что за первым тупым приступом последует другой. Волнами они погонят его в предсмертную агонию, пока он не перестанет соображать. Если ему повезет, он потеряет сознание раньше, чем начнет кричать на всю гостиницу.
Иван Алексеевич окинул взглядом помещение. Гостиничный номер. Не самый дорогой или лучший – он не хотел привлекать к себе внимание, да и давно понял, что в среднем сегменте могут быть неплохие матрасы, а большего ему и не надо. Неужели это закончится так?
Он потянулся к телефону, но новый приступ заставил его руку дрогнуть. Ладно, он вызовет врачей.
Сколько времени потребуется, чтобы его секретарь организовал в – Иван Алексеевич глянул на экранчик мобильника и мигающие цифры – три часа ночи в чужом городе частную палату с лучшим обслуживанием? Умереть в скорой помощи или на жесткой койке в приемном отделении… До этого опускаться он не желал.
Очередной приступ боли как раскаленный гвоздь вогнал в его голову короткую мысль: «Откуда я знаю, какая койка в приемном отделении?!»
Хотелось бы, конечно, вспомнить, что он сделал себя и миллионную компанию с нуля, поднявшись со дна, но это было не так. Корпорация Анисимовых была построена задолго до него, и единственной его заслугой стало то, что он ее не развалил за свою невыносимо короткую – даже с чужими и прожитыми виртуально – жизнь.
Очередной глухой приступ, доставший, как ему показалось, до самых кончиков пальцев, принес с собой преждевременную частичную слепоту, но силуэт у кровати он все равно узнал. Будто не было этих бессчетных виртуальных лет.
– Алена, – шепнул он. – Ты меня решила проводить?
Почему-то он ждал, что Алена знакомо фыркнет, а потом зашуршит чайником и довольно дорогим, но все же пакетированным чаем, чтобы налить ему чашку. Он не сможет пить, но ему будет приятно. И он умрет не в одиночестве.
Но вместо человеческого горького смешка он услышал механическое:
