Александр Проханов
Крах однополярного мира
6. «Фрактальная» стратегия России
В своей внешней политике современная Россия изобрела (честь этого изобретения, видимо, стоит отдать покойному Евгению Максимовичу Примакову) и использует весьма эффективную стратегию, которую можно назвать «фрактальной». Фракталами в математике называют системы, имеющие свойство «самоподобия», то есть обладающие совпадающей структурой целого и любой его части (дробной мерностью). Важным свойством фракталов любой мерности n является конечная величина в собственной мерности n и бесконечная – в низшей мерности n – 1.
Такой «математический» подход на политическом уровне позволяет выстраивать, казалось бы, невероятные, но весьма эффективные структуры.
Исходя из наличия в современном мире «глобального треугольника XXI века» США-КНР-РФ, Россия начала строить «фрактальные структуры» на одной из доступных ей граней этого треугольника, а именно – на грани КНР-РФ. Так возникла ШОС, сегодня представляющая собой «треугольник» Китай-Россия-Индия. Так возник сначала БРИК (те же + Бразилия), который затем расширился до БРИКС (те же + ЮАР), а теперь, после саммита в Йоханнесбурге, имеющий все шансы на трансформацию до БРИКСТ (те же + Турция). Так возник «ближневосточный треугольник» в составе Россия-Иран-Турция. Так, похоже, строится «евротреугольник» в составе Россия-Германия-Турция (с явной «газовой» составляющей).
В результате на «российско-китайской» стороне «глобального треугольника» кристаллизуется настоящая «снежинка» из множества «треугольников» меньшего размера (сюда же можно включить ЕврАзЭС и другие интеграционные проекты на «постсоветском» пространстве), придающая двусторонним отношениям между Москвой и Пекином совершенно иные смыслы и значения. Российский опыт в этом направлении оказался настолько успешным, что его – правда, пока без понимания основополагающих принципов – пытаются копировать даже США, с одной стороны, уходя от привычных для себя многосторонних соглашений в формате «лидер- сателлиты» к двусторонним «патрон-клиент»; а с другой – формируя некие «встречные» треугольники (например, курды-Армения-Румыния, носящий явно антитурецкую направленность, но априори «неработающий» без участия или хотя бы предполагаемого впоследствии вмешательства США).
Такая работа западной «двоичной» против российской «троичной» (и китайской «триадной») логики выглядит совершенно безнадёжно, что лишний раз продемонстрировала ситуация с гибелью ангажированных структурами Михаила Ходорковского трёх российских журналистов: Орхана Джемаля, Александра Расторгуева и Кирилла Радченко, – в Центрально-Африканской республике. Их «миссия» началась буквально на следующий день после завершения работы саммита БРИКС в Йоханнесбурге (ЮАР), где было принято решение качественно усилить работу этой международной организации на Чёрном континенте, с Южно-Африканской республикой в качестве главного «хаба». Провокация с участием «назначенных жертвами» достаточно известных в нашей стране журналистов с гражданством РФ была призвана дискредитировать присутствие российских силовых и экономических структур в этой стране, традиционно входившей в французскую зону влияния, на этот раз «столкнув лбами» Россию с Францией. Как и следовало ожидать, всё закончилось провалом и серьёзными неприятностями для Ходорковского, которому пришлось прекратить финансирование «Центра управления расследованиями» (ЦУР), напрямую руководившего организацией поездки Орхана Джемаля и его спутников.
Исходя из вышеизложенного, поневоле возникает естественный вопрос: почему аналогичная стратегия, с необходимыми поправками, до сих пор не используется и абсолютно игнорируется в действиях нашей «властной вертикали» внутри страны, почему здесь царит не точный расчёт и «троическая логика», а совсем другой тип мировоззрения, с либерально-рыночными мантрами о «невидимой руке рынка», вопиющей социальной несправедливостью и прочим разнообразным наследием «лихих девяностых»? Почему бы не применить уже апробированные формулы, например, для создания эффективных социально-экономических структур с участием государства, предпринимателей и наёмных работников? Сколько-нибудь адекватного ответа на этот вопрос нет, и нет уже очень давно, на протяжении всех 18 с лишним лет «путинского» периода отечественной истории. Единственным более-менее внятным предположением по данному поводу является то, что таковым было одно из условий помощи для «путинской России» со стороны гипотетического внешнего «центра силы», что, в общем-то, гарантированно не позволяет Кремлю по своей воле «отвязаться» от этого центра, который категорически заинтересован в военной и внешнеполитической мощи современной России, но столь же категорически не заинтересован во внутренней стабильности и единстве российского общества и государства выше некоего предела их «самоорганизации».
Понятно, что вне связки с этим «центром силы» современная РФ не может претендовать на главную или хотя бы на одну из ведущих ролей в мировой политике: ни сегодня, ни в обозримой перспективе. Понятно, что таким «центром силы» не может выступать ни глобальная «империя доллара», ни противостоящая её в рамках «коллективного Запада» трампистская «фронда». Таким «центром силы» не является ни Китай, ни исламский мир, ни, тем более, Япония. Следовательно, путём аппроксимации мы приходим к выводу, что вполне возможным и видимым претендентом на роль подобного «центра силы» остаётся, как это ни странно, католическая «церковь» (специально в данном случае беру слово церковь в кавычки), что вовсе не исключает и какие-то пока «невидимые» варианты, поскольку отношение Ватикана к России как исторически православной (а затем – коммунистической) стране никогда не отличалось доброжелательностью и даже лояльностью. Но эту гипотезу, во всяком случае, вполне можно принять в качестве рабочей. Тем более, что лидерами «пророссийской» ориентации в Европе выступают такие католические страны, как Австрия, Италия, католические земли ФРГ и – отчасти – «консервативные» круги Франции. Ещё одним возможным «центром поддержки» России сегодня выглядит Израиль и стоящее за ним сионистское лобби во всём мире, особенно – на Западе, поскольку Россия выступает важным сдерживающим фактором для Ирана, нетерпимо воспринимающего существование еврейского государства на Ближнем Востоке.
7. Прогнозы и предупреждения
В завершение настоящего доклада попытаемся обозначить основные «окна возможностей» и «окна угроз», которые оказались открыты с 1 марта по 1 сентября 2018 года, по главным макрорегионам современного мира.
В США продолжается ожесточённый конфликт между «глобалистами» и «трампистами», исход которого не будет предрешён даже по итогам промежуточных выборов 6 ноября 2018 года – тем более, что к тому времени рост фондовых рынков и американской экономики может смениться их «свободным падением», особенно если на сентябрьском заседании ФРС произойдёт очередное повышение учётной ставки. Пока результирующим вектором противоборства двух этих сил между собой стала «война на всех фронтах»: одновременно против РФ, против КНР, против Евросоюза и, в целом, против всего мира. В подобной ситуации Белый дом вполне может решиться на какую-либо военную или политическую авантюру, и эта возможность должна быть максимально купирована Россией, что и случилось в результате приведения в боевую готовность под предлогом манёвров практически всех Вооруженных сил РФ сроков до 15 сентября.
В КНР политические позиции Си Цзиньпина подвергаются серьёзному давлению вследствие финансовых потерь экспортного сектора китайской экономики, сосредоточенного в наиболее развитых прибрежных провинциях, от импортных пошлин, введенных США. При этом пока официальный Пекин демонстрирует готовность отвечать ударом на удар, вводя зеркальные меры против американских товаров и услуг. Китай продолжает развивать «бездолларовый» сектор мировой экономики, расширяя «зону юаня» и осуществляя девальвацию национальной валюты к американскому доллару, однако темпы его экономического роста по итогам текущего года могут оказаться ниже 6 % вместо запланированного уровня в 6,3–6,8 %. До 30 % нынешнего китайского экспорта должны быть переориентированы в «Зону Шёлкового пути», Юго-Восточную Азию и на внутренний рынок. Возможно, социально-экономические сложности заставят Пекин активизировать свою внешнюю политику, в том числе – относительно Тайваня и Южно-Китайского моря.
В Евросоюзе, с постепенным оформлением «брекзита», возрастает роль Германии, что даёт Берлину возможность перехода к более независимому от Вашингтона политическому курсу, хотя такой переход, как показали недавние события в Хёмнице (Карл-Маркс-штадте) будет тормозиться активизацией проамериканской агентуры влияния как в «мигрантской», так и в «правоэкстремистской» среде, что приведёт к краху концепции «мультикультурализма» и «толерантности». Не исключено, что США запустят против Германии, в качестве «последнего довода королей», крах банковской структуры – например, через критически зависимый от кредитов ФРС Deutsche Bank. Структуры НАТО также будут задействованы для подчинения ЕС американскому диктату.
В Великобритании озабочены, прежде всего, максимально комфортной «отстройкой» от Евросоюза и обязательным сохранением роли лондонского Сити как ведущего мирового финансового (и оффшорного) центра. Британия намерена максимально использовать ресурсы Содружества (включая Канаду, Австралию, Индию и ЮАР) с целью преодоления приближающегося финансово-экономического «идеального шторма» в «глазе тайфуна» и получения гарантий военной безопасности.
В европейском «поясе лимитрофов», куда, помимо стран бывшего «соцлагеря», входит также Греция и ряд бывших советских союзных республик, до весны 2019 года возможна настоящая социально-экономическая агония, которая может подтолкнуть, например, Украину к агрессии на Донбассе (свидетельством чего стало убийство президента ДНР Александра Захарченко), а Молдову и Румынию – в Приднестровье.
В исламском мире ожидается усиление как «шиитской дуги» во главе с Ираном, так и Турции, которой вместо «пантюркизма» и «паносманизма» наконец-то могут быть открыты двери в Европу, особенно – на Балканы. При этом влияние суннитских «нефтяных монархий» во главе с Саудовской Аравией будет в целом снижаться, а противоречия между ними – нарастать.
В Индии возможно ускоренное становление «электронного общества», ещё более жёсткое, чем в Китае, преодоление разногласий с Пакистаном и распространение собственной зоны влияния как на Индокитай, так и на всю зону Индийского океана.
В Юго-Восточной Азии, скорее всего, может наблюдаться отток производственных мощностей и финансовые потрясения по образцу кризиса 1997 года, что приведёт к росту противоречий и, не исключено, к силовым столкновениям между государствами данного региона. Продолжится сближение Пхеньяна и Сеула с перспективой выхода на восстановление единого корейского государства.
В Японии, при всей её нынешней экономической «замкнутости», возможно усиление линии на взаимодействие с Россией как единственная возможность избежать краха раздутых до предела кредитных «пузырей» и получить расширенный доступ к российским ресурсам.
В Латинской Америке будет наблюдаться нарастающее доминирование США, что приведёт к мощным социально-экономическим кризисам «ресурсного» типа по образцу Аргентины и Венесуэлы. Впрочем, главным «призом» для Вашингтона, после запланированного уничтожения «боливарианского» правительства Николаса Мадуро в Каракасе должна стать Бразилия как перспективный «хаб» для проекции влияния БРИКСа в Южной Америке.
В Африке возможно столкновение интересов бывших колониальных метрополий (прежде всего, Франции, Великобритании, а в Ливии – не исключено, Италии) с интересами БРИКС, эти потенциально конфликтные зоны будут использоваться США в режиме «разделяй и властвуй».
В России государству и обществу предстоит пройти через потенциально «горячую осень», определяющим фактором которой станет внутриполитический конфликт, спровоцированный «пенсионной реформой», итоги «единого политдня» 9 сентября, а также, не исключено, трансформация государственной кредитно-денежной политики, включая деноминацию рубля.
В целом самым вероятным вариантом разрушения «однополярного мира» Pax Americana сегодня выглядит не «многополярный», а «двухполярный» мир, причём итоговое месторасположение этих будущих полюсов может не ограничиваться рамками нынешнего «глобального треугольника» США-Китай-Россия и даже оказаться вне этих рамок. Тем более, что наряду с традиционными государственными структурами, национальными или многонациональными, на международной арене всё большую роль начинают играть различные ТНК, всё более выходящие в сферу политики как самостоятельные субъекты, с использованием новейших кибертехнологий (Big Data, криптовалюты, искусственный интеллект и т. д.), «сетевые сообщества» («нетосы»), а с дальнейшим развитием «транс-» и «постгуманистических технологий» политические проблемы власти и собственности вообще могут перейти в принципиально иные измерения, о которых мы сегодня можем только догадываться. Всё это создаёт картину своего рода «мозаичного неоглобализма», имеющего очень мало общего с «классическим» неолиберальным глобализмом конца ХХ-начала XXI веков, «манифестом которого» были «Новые кочевники» Жака Аттали и «Конец истории» Фрэнсиса Фукуямы. Но пока добираться туда, во всё ещё виртуальные края, нельзя иначе, чем через трансформации «глобального треугольника», которые могут оказаться как открытой дверью, так и глухой стеной на этом пути.
Михаил Делягин
Трансформация человечества
Информационные технологии, преобразуя человека и все формы его общественной жизни, создают качественно новую реальность. Целостная теория этой реальности отсутствует, что делает развитие непредсказуемым, неоправданно повышает его издержки и ведёт к снижению познаваемости мира, подрывающему рациональное мышление и поведение как таковое. Поэтому главная задача современных исследований – изучение новой реальности и обобщение имеющихся фрагментарных разработок.
Сегодня наиболее важным среди бесспорного представляется нижеследующее.
Трансформация личности
Глубина переживаемых нами изменений позволяет говорить о кризисе лишь в целях психологической защиты; на деле наблюдается всеобъемлющая трансформация человечества, глубина и масштабы которой беспрецедентны. В частности, информационные технологии изменили сам вектор развития человечества: нашим главным делом вместо изменения окружающего мира стало трансформация своего сознания и восприятия этого мира (частный случай технологий преобразования человека – high-hume, сменивших high-tech). Эта революция не имеет аналогов в истории человечества, заставляет нас делать то, к чему мы не приспособлены (в том числе физиологически, психологически и социально), и, возможно, в силу своего характера не поддается полному осмыслению индивидуальным сознанием.
Суть современного информационного взаимодействия – обмен внимания пользователя на получаемые им эмоции. Бизнесу нужно удержание внимания, пользователю – эмоции. Содержательная деятельность сама по себе перестает быть ценностью.
Взаимодействие с информационными технологиями делает личность пластичной, мозаичной, внушаемой, не способной на долгосрочное целеполагание и систематическое приложение усилий. Клиповое сознание переходит в «кликовое»: нуждающееся в незамедлительной реакции на разрозненные внешние раздражители ради эмоции, а не результата.
Общество рассыпается на индивидов, объединенных некритически воспринимаемыми ими объектами (секты). Социальные сети как структурообразующий элемент общества трансформируются в социальные платформы, интегрирующие всю внешнюю активность личности и через информационно-эмоциональный фон определяющие её поведение. Общество становится алгоритмичным, развитие индивида прекращается (так как соцсети ради удержания внимания помещают его в кокон комфорта, в котором отсутствуют мотивации для развития), что, возможно, служит проявлением выхода на новый уровень развития коллективного сознания.
Атомизация общества, вызванная трансформацией личности под воздействием информационных технологий, дополняется формированием «глобальных племен», объединенных поверх границ государств специфическим образом жизни. Бизнес поддерживает и развивает специфические модели поведения как новые рынки, размывая обычные общества-государства и натравливая своих потребителей на обычные государства. Частный случай такой поддержки – поощрение сексуальных отклонений (являющееся также инструментом формирования новой глобальной элиты, отделенной от «старого» мира и не питающей по отношению к нему сантиментов).
Трансформация общества
Снижение познаваемости мира (в силу его усложнения, роста обратных связей и всё более хаотического воздействия на индивидуальные органы познания) ведёт к вырождению науки в культурно, но не производительно значимый социальный уклад, а образования – в средневековый, по сути своей, инструмент поддержания социальной стабильности. Знание становится достоянием избранных, что грозит его вырождением в ритуалы и через поколение – технологическим крахом, который приведёт к кратному сокращению численности человечества.
Системы управления не демонстрируют адаптации к используемым им технологиям формирования сознания на протяжении жизни уже целого поколения. Продолжается и, вероятно, нарастает управленческий кризис, вызванный самопрограммированием управляющих систем, их отказом от реальности, переориентацией с изменения реальности на изменение её восприятия, а главное – более интенсивной трансформацией их сознания по сравнению с сознанием общества в целом. Между тем, цена управленческой ошибки качественно возрастёт при переходе от BIG DATA к SMART DATA (структурированным базам данных: структурирование на основе ошибочной гипотезы гарантирует ошибочный результат любой работы с данными).
Деньги теряют значение, уступая его технологиям. Капиталы становятся не ключевым элементом технологий – так же, как с развитием капитализма золото стало не ключевым элементом капитала. Технологии всё меньше отчуждаются от своих создателей и становятся основой нового монополизма: метатехнологии исключают возможность конкуренции с их создателями. Инфраструктура становится главной частью технологий, социальные сети перерастают в интегрированные платформы, во всё большей степени определяющие повседневную жизнь и общественную активность человека.
Производство как таковое на порядок менее рентабельно, чем создание технологий, дизайн и маркетинг, а потому проигрывает им конкуренцию за все виды ресурсов. Это ведёт к его отставанию, стагнации и упадку (что проявляется, например, в нехватке инженеров даже в Германии) и может не просто ограничить развитие, но и привести к масштабной технологической деградации и крупным катастрофам.
Искусственный интеллект, как сформулировал в 2017 году Пентагон, является симбиозом (пока – организационным, в будущем – органическим) способного к творчеству человека и олицетворяющего формальную логику компьютера. Повышение мощности компьютеров распространит формальную логику на сферу образного мышления, что качественно изменит наши представления о них и сузит пространство человеческого творчества. Биологизация интерфейса взаимодействия с компьютером сделает нас равными по доступу к формальной логике; конкуренция будет вестись на основе творческих способностей. Это приведет к кризису в управлении (мы не умеем управлять творческими людьми), педагогике (на поколение, пока мы не научимся воспитывать творческие способности, как сейчас воспитываем логическое мышление) и в целом в общественном устройстве (так как отсутствие творческих способностей будет приговором даже для членов элиты, и сохранение таких детей в элите будет означать крах общества из-за его неконкурентоспособности).
Общество будет развиваться по пути китайского «социального кредита», а японская модель «общества 5.0» будет встроена в неё в качестве частного улучшения. Лидерство в социальном развитии, как и другие формы глобального лидерства, в 2017 году перешло от США к Китаю, что предопределяет неизбежность их столкновения (в военном виде – в 2020 году, по оценке Китая, однако процесс может быть как затянут, так и форсирован).
