Александр Путинцев
Страсть и безумие. Сборник откровенных рассказов
1. Первая женщина
Я уже закончил среднюю школу и меня должны были осенью призвать в армию, когда ко мне подошел отец и задумчиво сказал:
– Ну, что, сын, ты уже большой!.. Вырос!.. До армии ещё есть время, поэтому нужно съездить в деревню и помочь по хозяйству дедушке. Нечего шалопайничать!.. А у дедушки, сам понимаешь, здоровье уже не то, и работы там через край. Нужна твоя помощь!
Вот так я и оказался в деревне в самый разгар сельскохозяйственных работ, когда надо было запасаться на зиму сеном: косить, сушить, перевозить, стоговать… В эти дни, если честно, моя юношеская похоть отсутствовала напрочь. Я даже перестал видеть сны. Только засыпал, как дед уже расталкивал, чтобы опять ехать на сочные высокие травы.
Мне показалось, что дед решил запастись сеном на всю деревню, и, когда я захотел высказаться об этом вслух, он, потирая шершавыми ладонями, наконец, обрадовал меня:
– Все, внучек! Это последняя партия! Теперь нам хватит! Славно поработали!.. А ты и взаправду большой стал! И сила у тебя, слава Богу, есть!..
В награду за мое трудолюбие дед разрешил мне отдаться деревенскому безделью. Я охотно рыбачил, ходил в лес за грибами и ягодами, лазил по садам и огородам. Вскоре, однако, я как бы заскучал, подумывая, не возвратиться ли домой, но тут появилась Она.
Её звали Таня. Она была старше меня на семь лет. Муж ее в это время служил офицером где-то на севере. Таня защитила диплом после окончания института. По пути к месту службы мужа она, решив отдохнуть, заехала на недельку в деревню. Она считалась дедушкиной племянницей, а, значит, мне – тётей.
И тетя Таня, просто Таня была не только молодая, но и довольно интересная женщина. Я, как увидел ее, так сразу перестал скучать. Когда она не смотрела на меня, я буквально пожирал ее стройную фигуру. Но все равно Таня как-то чувствовала мой страстный раздевающий взгляд и, как мне казалось, специально делала небрежные движения, чтобы ослепить меня скрытыми под халатом прелестями. В тот момент, когда выхватывалось красивое бедро или совершенная тяжелая грудь, я испытывал ужасное волнение, и она, поймав мой взгляд, кокетливо улыбалась, чем тревожила меня еще сильнее. Моя взбесившаяся плоть бессовестно рвалась из штанов. О, Боже, я просто не знал, как унять кипящую страсть, достигшую невыносимого предела: я начал уже сам выпариваться, постепенно превращаясь в очумелого страдальца.
Таня видела и понимала это, и ей это, по-видимому, доставляло огромное наслаждение. Она как только не изощрялась, дразня меня красивой наготой молодого соблазнительного тела.
И вот накануне отъезда Таня решила постирать белье, помыться и, вообще, привести себя в порядок. Дед вечерком нарубил дрова и затопил печку в деревянной баньке. Меня же заставил натаскать воды в железную бочку, стоявшую возле чугунного котла, вмонтированного прямо в саму печь. Жаркие потрескивающие языки пламени жадно облизывали закопченную стенку котла, заполненного кипящей водой, и убегали вверх через дымовую трубу. Помещение бани превратилось в настоящую парилку. Я представил себе, как голая распаренная Таня будет одиноко сидеть на лавке, обтираясь полотенцем и возбужденно фыркая, и мне сделалось ужасно тоскливо. Особенно это почувствовалось, когда я вспомнил, что завтра она уедет к своему мужу, и я никогда ее не увижу. Я был влюблен в Таню, и она меня волновала, как женщина. Из-за того, что она казалась мне не доступной, я чувствовал себя таким несчастным, что не хотелось жить.
Уже темнело. Я околачивался около бани и тосковал, наблюдая за мелькающим силуэтом моющейся Тани. Тоненькая ветхая шторка, висевшая на маленьком окне, позволяла видеть все ее движения. Вдруг шторка отодвинулась, и в окне появилось улыбающееся лицо. Она поманила меня рукой. У меня сильно забилось сердце, и я, волнуясь, со всех ног заспешил к ней.
– Миленький! – ласково пропела Таня, выглядывая из-за приоткрытой двери. – Принеси, пожалуйста, еще холодненькой водички, а то вся кончилась!
Когда она говорила, расправляя длинные слипшиеся волосы на округлой торчащей груди, на меня нечаянно глянул вытянутый темный сосок. Я вздрогнул, словно пронзенный током, и замер, тараща глаза. Таня же как ни в чем не бывало опять ласково улыбнулась мне и продолжила мягким голосом:
– Ты что, мой мальчик, молчишь? Голой тети никогда не видел?
Я бестолково пялил глаза и молчал, затаив дыхание.
– Ну, иди, иди, неси водички и заодно мне спинку потрешь!.. Дедушка там чем занимается?.. Желательно, чтобы он не видел…
От таких слов у меня помутнело в голове. Я, не соображая, понесся за водой. Но я хорошо помню, как Таня раздевала меня и сладко целовала влажным ртом в глаза, в нос, в губы, и как ласкала мою чувствительную кожу тонкими нежными пальчиками. Хотя в бане было жарко, меня трясло.
– Мой мальчик! – тихо говорила Таня, увлекая к лавочке. – Иди сюда! Садись и не волнуйся! Успокойся! Ну что ты, мой хороший!
Её мягкий нежный голос действовал на меня, и я уже отвечал на поцелуи, жадно ловя ее вкусные персиковые губы. Она кокетливо улыбалась и дразнила, показывая розовый язык. Я поймал язык и засосал в рот, она принялась там хулиганить, щекоча внутри. Мне было очень приятно, и я трепетал.
– Таня, я люблю тебя! – лепетал я, давясь собственными словами. – Я женюсь на тебе! Я очень сильно люблю тебя!..
И я невольно почему-то расплакался, всхлипывая и пуская слюни, и обильные слезы потекли по моим щекам.
– Маленький мой! – прямо как мама говорила Таня и гладила меня по голове. – Я-то думала, что ты уже большой, а ты совсем маленький! Совсем ребеночек! Грудной! Хочешь сисю?.. На, возьми, мой сладенький!..
И она по-настоящему всунула мне в рот твёрдый длинный сосок. Он оказался прохладный и чуть-чуть солоноватый. Я зачмокал, как грудной ребенок, и мне понравилось быть таким маленьким, и я, наслаждаясь, с упоением втягивал сосок в рот. Таня, закрыв глаза, тяжело дышала, и я увидел, как ее изящная белая ручка скользнула по крутому бедру и мягко погрузилась пальчиками в волосяной покров низа живота. И, о чудо, набухший темный бутон раскрылся, словно цветок, обнажив коралловую сердцевину. Я затрепетал, как лист, и дотронулся до ее руки. Таня вздрогнула и взглянула затуманенным взором… Я разволновался так, что почувствовал, как горячая сладкая волна, рожденная где-то внутри живота, подкатила к яичкам, и из меня вдруг выпрыснула прозрачно-белая жидкость. Струя попала ей на грудь, шею, подбородок и закапала мне на живот. Я испугался и тревожно посмотрел на Таню. Таня ласково улыбнулась и, вытянув руку, нежно погладила меня по голове.
– Ах, мой сладкий, какой ты прыткий! Ничего страшного!.. Какая она у тебя приятная!.. Прохладная!..
Таня, улыбаясь, принялась размазывать мою вязкую пахучую жидкость по всему телу, её спокойный взгляд и уверенные действия успокаивали меня.
– Ты что такой испуганный? – ласково спросила она и придвинулась ко мне. – Мальчик мой, сладкий мой! Ты так скрипел зубами! Тебе приятно было?..
– Да-а!.. – стыдливо пробасил я и спрятал лицо на ее красивой груди.
Специфический запах моей чудесной жидкости возбуждал меня, и я вновь почувствовал сладкое томление внизу живота. Мой член опять зашевелился и, увеличиваясь в размере, уперся в Танин плоский живот.
– О-о, мой слааденький! – радостно пропела она и осторожно обхватила член мягкими пальчиками. – Однако какой ты шустрик!..
Я больше не напрягался, и Таня ласкала так, что у меня кружилась голова, и я даже, кажется, несколько раз терял сознание.
– Мальчик мой, сладенький мой! – целуя, страстно шептала она. – Хочешь стать мужчиной?.. Ты ведь больше не боишься?.. Вот и хорошо!.. Ты только не напрягайся и будь спокоен! И не спеши, не кончай быстро!.. Ты сейчас немножко отвлекись, думай о чем-нибудь другом! Хорошо?.. Ну, вот и молодец!..
Я развалился на лавке и закрыл глаза. И, слушаясь Таню, совсем отвлекся. Но я почувствовал, как моя твердая головка медленно погрузилась во что-то мягкое и уютное, и какая-то божественная теплота, вдруг охватившая весь низ, принесла мне необыкновенное ощущение, доставляющее тягуче-сладостное облегчение. Я, раздираемый любопытством, открыл глаза. Таня сидела на мне и, упираясь руками о мою грудь, плавно двигала тазом. Мой возбужденный член, окаймленный темно-розовыми губками, словно поршень, то погружался в Таню, то появлялся. Она, чуть прикрыв глаза и стиснув зубы, тихонько стонала и с каждым толчком все сильнее и сильнее сжимала мою головку. Я почувствовал приближение мощной теплой волны, и меня охватил страх, что я преждевременно кончу, и я напрягся всем телом. Таня, находясь со мной в тесном контакте, уловила колебания и беспокойства, происходящие в моем организме. Она сразу ожила, заработав тазом в убыстренном темпе, и, глядя прямо мне в глаза, прерывистым страстным голосом зашептала:
– Мой сладенький!.. Все… не сдерживай себя!.. Кончай!.. Все, кончай!.. А-а-а!.. О-о-о!..
Таня насадила себя до упора, сильно напряглась, задержав дыхание, и закружилась тазом на одном месте, уже что-то бессвязно бормоча про себя. И в этот момент я почувствовал горячий всплеск, как будто внутри меня неожиданно взорвался дремлющий вулкан, эпицентром которого явились мои набухшие яички.
– О-о-ой!.. – закричал я не то от страха, не то от удовольствия, судорожно схватив круглые Танины ягодицы.
– О-о-о!.. – вторила мне Таня, прижимаясь всем телом.
Потом я отключился. Наступило умопомрачение. Очнулся от прохладной струйки воды. Таня, ласково улыбаясь, поливала меня из ковшика и осторожно обмывала мое расслабленное тело. Я с любовью следил за ней и, ничего не соображая, тоже улыбался.
– Мой мужчина! – серьезно сказала Таня и крепко поцеловала в губы. – Какой ты сладкий мальчик!.. Нет-нет! Ты уже мужчина!.. Ты сладкий мужчина!.. Всегда, когда будешь заниматься любовью с женщиной, давай ей возможность кончить, тогда всегда будешь любим ею! Запомни это, мой сладкий мужчина, навсегда!..
Я не помню, как добрался до койки, меня шатало и мутило, но все равно было очень приятно. Лишь только коснулся постели, сразу уснул, обретя блаженный покой.
Проснулся от какого-то беспокойства, проникшая в душу тревога камнем давила на влюбленное сердце.
– Таня, Танечка моя! – мелькнуло в моей голове. – Она же уедет от меня, уедет насовсем!..
Я быстро вскочил и выбежал во двор. Во дворе дед расправлял сети и развешивал на просушку.
– Деда, а где Таня? – тревожно спросил я.
– Таня? – спокойно переспросил дед. – Таня уже уехала!.. Ты что, разве не знал? – и он хитро усмехнулся. – Она с тобой попрощалась, когда ты спал еще как убитый. Она поцеловала тебя сонного в губы и сказала: пускай спит сладкий мужчина!..
И дед отвернулся, кряхтя и расправляя сеть дальше.
2. Безгрешный любовник
Я безвольно лежал в пустой темной квартире. Слезы, заполняя глаза, беззвучно скатывались по моим щекам и падали на подушку. Уже давно было за полночь, а я все лежал и думал. Была ли это любовь? Если да, то настоящая ли? Скажу честно, не знаю. Она у меня была первая женщина, я у нее первый мужчина. Я сладостно потянулся, отгоняя прочь душевные переживания, и меня неожиданно охватили воспоминания…
Как-то я остался ночевать у Лены. Мама, Лена и я в силу некоторых обстоятельств расположились в одной комнате. Мне постелили на полу около кровати Лены. Скоро погасили свет, и я почувствовал, как мое сердце, усиливая ритм, забилось так, что я испугался: не проснется ли мама. Я потихоньку придвинулся к кровати, и моя рука проскользнула под одеяло… Я нежно гладил ее волосы, плечи, обнаженные груди. Она не сопротивлялась. Ее упругая трепетная кожа волновала меня все сильнее и сильнее, до меня доносилось ее горячее дыхание. Я осторожно потянул ее за руку, и она, словно ожидая этого сигнала, сразу же сползла ко мне.
Наши жаркие ласки и обоюдное желание привели к тому, что у нас Это получилось. Мы лежали друг на друге и некоторое время не осознавали, что с нами произошло. Первой, пожалуй, поняла Лена. Она вдруг начала всхлипывать, сначала тихо, неуверенно, потом с каждым разом все громче и продолжительней. Я лежал истуканом и не знал, что делать. Лена, наконец, разрыдалась.
– Что, что случилось? – проснулась мама.
Мы лежали и молчали.
– Что произошло, я спрашиваю? – не на шутку всполошилась мама.
Лена нетерпеливо затолкала меня в бок. Мама уже встала, накинула халат и включила свет. Мы лежали вместе на полу и, наверное, очень бестолково смотрели на нее.
– Саша, что случилось? – серьезно глядя на меня, спросила она.
Я потупил глаза и ощутил сухость во рту.
– Лена… того… уже не девочка, – вяло выдавил я.
– Уа!.. Как?..
Я заметил, как у мамы встали волосы дыбом, и она повторила меня, став истуканом.
– Вы с ума сошли! – устало выпалила она, опустившись на диван. – Саша, ты хоть, надеюсь, туда…, – мама замялась, – не кончил? – и с надеждой посмотрела на нас.
– Туда, – разрушительно сказал я и виновато заморгал невинными глазами.
– Вы с ума сошли! – опять повторила мама, подхватив отвисшую челюсть. – Вам же еще учиться надо…
После этого случая мы заговорили о свадьбе. Думали, как только Лена окончит этот курс, пожениться. Но через некоторое время выяснилось, что папой мне стать не суждено. Это, пожалуй, и изменило ход событий: Лена променяла меня на перспективного подающего надежды молодого ученого. На счастливчика Сереженьку…
Вот так я и остался один.
Погоревал, погоревал я, наверное, с недельку. Потом плюнул и решил уйти в плавание на каком-нибудь гражданском торговом судне. Мне даже открыли визу для загранплавания. Но здесь на ход событий повлияла мама Лены. Она как-то нашла меня, и у нас состоялся серьезный разговор.
– Саша, я вчера звонила в Москву Лене, – сказала мама, пристально глядя на меня.
Я же равнодушно продолжал смотреть в морскую даль, ничем не выказывая никаких эмоций.
– Слушай, любит она тебя, любит! Мое материнское сердце никогда не подводит меня. Этот гад просто задурил ей мозги. Она же у меня еще ребенок, – мама вытерла нахлынувшие слезы.
– А я то здесь причем? – равнодушно промямлил я. – Она уже свой выбор сделала. Да и мне через месяц уходить в плавание. Сами понимаете: корабль, море, работа, – некогда сопли распускать.
– Саша, ты что! Какое море, какое плавание? Тебе учиться надо. Что ты как размазня! К черту всех! Завтра же с тобой едем в Москву. Ты там же с Леной будешь учиться в авиационном институте. Заодно и с этим замухрышкой разберемся. Я ему покажу, зять хренов! Сашенька, только ты будешь моим зятем! Я так хочу! Все, собирайся в дорогу и не спорь со мной…
Мы ехали в купейном вагоне поезда «Севастополь – Москва». Я, заряженный какой-то необъяснимой дикой энергией мамы Лены, наперекор себе с легкостью, даже с каким-то трепетным желанием отправился вместе с ней в Москву. Мама была веселая, молодая, кипучая, решительная и быстрая, как горная речка. Мой вид, однако, напоминал спокойного, уравновешенного, уверенного в себе киллера, отправившегося выполнять по спецзаданию важную миссию.
– Сашенька, ну что ты такой угрюмый? – улыбаясь, говорила мама, когда мы расположились в купе. – Смотришь из-под лобья так, что аж мурашки бегают! Я-то тебя знаю, а пассажирам каково? Ведь перепугаются все! Ну, улыбнись, улыбнись!.. Во-от, во-от, какая прелесть! Как ты на моего Родичку похож! У него такая же улыбка, добрая, грустная, какая-то отрешенная, такие же глаза. Он, когда так улыбался, мне почему-то хотелось плакать. Он как будто меня предупреждал, а я, дура, даже ни о чем не догадывалась. Я в то время была такая счастливая…
Мы лежали на верхних полках напротив друг друга, и я с интересом слушал и не перебивал. В купе кроме нас никого не было. И мама, окунувшись в прошлое, рассказывала:
– Сашенька, я же училась в Ленинграде в театральном институте. Была круглая отличница! А как я играла, как я играла! Приходил весь институт, когда была постановка Шекспира. Помню, как я набросилась на своего партнера-Отелло, когда он меня чуть по-настоящему не задушил, – мама кокетливо засмеялась. – Какая я тогда была Дездемона! Толик Козлов, который тогда играл грозного Отелло, сам не мог понять, что это на него нашло. До того все было естественно… А потом появился Родя. Мы с девчонками билеты в кино покупали, и мне как раз один не достался, он его забрал перед нами. Злая я тогда на него была, я его со спины видела. Вот, думаю, верзила: стоит этакий шкаф под два метра, своей широченной спиной загородил все окно, да еще тут мой билет забрал. Я еще со злости не рассмотрела, что он в военной форме был в звании капитана. Он потом повернулся ко мне лицом, такой довольный, радостный, а тут я стою, обиженная девчонка, чуть не плачу. Тут наши глаза встретились… Ой, Сашенька, это надо видеть! Дальше все было как в кино! Я сразу забыла про все. Стою, смотрю на него и не могу оторваться, и он то же самое… Я все бросила: и институт, и карьеру артистки, – и поехала за ним в Симферополь, он был морским летчиком. Там в университете доучилась, потом нам дали квартиру в Севастополе, скоро Леночка появилась. А как он Леночку любил! Вернется из полета домой, сразу же схватит ее и не отпускает. И она от него ни на шаг. А я, дура, ревновала, скандалы закатывала. Родя хотел нас в Москву перевезти, готовился в военную академию. Да, видно, была не судьба: произошла у него на службе при испытаниях новой установки какая-то авария, и Родя получил большую дозу облучения. Долго он лежал и мучился, медленно умирая, – в глазах у мамы блеснули слезы. – Наверное, тогда у меня появились первые седые волосы. Вот так, Сашенька. Я очень желаю, чтобы у вас с Леночкой все было хорошо. Просто она еще глупая, очень хочет жить в Москве. Это к ней от папы передалось. Но она любит тебя. Эх, жалко мне столько лет!..
Мама грустно улыбнулась и посмотрела на меня как-то немного по-другому. Я смутился и покраснел, наверное, как красная девица. Передо мной улыбалась обаятельная южная сорокалетняя женщина, которая своим видом могла затмить любую молодую девушку. Ее высокий упругий бюст возбужденно колыхался, а блестящие глаза, пылающие дикой страстью, смотрели на меня с неким вызовом. Я окончательно растерялся. Мама рассмеялась и ласково погладила меня по голове.
– Ой, Сашенька, глупенький, что ж ты такой?! – сказала полушепотом мама. – Ты же мужчина! Женщины любят уверенных мужчин…
Поезд прибыл на Курский вокзал строго по расписанию. Толпа пассажиров, разделившись на потоки, заполонила всю привокзальную площадь. Мама, словно горная козочка, стремительно проскочила сквозь очередь и первой открыла дверцу подъехавшего такси. Таксист еще не успел открыть рот, а толпа возмутиться, как она уже сидела в салоне и нетерпеливо звала меня. Я, стыдливо опустив голову, с трудом пробрался сквозь толпу и протиснулся следом на заднее сиденье.
– Все, Сашенька, я договорилась, – не обращая ни на кого внимания, радостно сообщила мама, – нас довезут до самого дома на Катукова.
Мама сразу же нашла общий язык с молодым водителем. Он быстро узнал, с какой целью мы приехали в Москву. Ко всему, он и сам оказался флотским парнем.
– Правильно, – согласился он с мамой, – таких мочить надо, чтоб не уводили чужих невест.
– Вот и я говорю Саше, взял бы его за шкирку да прижал как следует, и ее нечего слушать, забирать ее надо.
Я проглотил язык и всю дорогу молчал. Мама, поддерживаемая водителем, проводила мне инструктаж: как и в какой ситуации мне нужно действовать. А я все молчал и чувствовал себя полным идиотом.
Как мне показалось, приехали мы довольно быстро. Водитель, подмигнув, пожелал нам удачи. Со словами «за любовь надо бороться» мама задала темп нашему авантюрному предприятию, и мы решительно ворвались в нужный подъезд двенадцатиэтажного дома.
Вот и нужная квартира, дверь, обитая коричневым дерматином. Звонок не работал, и мама с наслаждением заколошматила, делая отбивную из дерматина. Через минуту дверь дрогнула и разинула щель.
– Открывай, открывай! – радостно воскликнула мама, подхватывая дверь руками. – Что, не ждали? Саша, заходи!
Уа, какое испуганное выражение застыло на лице Сережи! Да, мама права, мне надо чаще улыбаться. И Лена. Какие большие круглые глаза! О-о, бедняжка, и какая же ты бледная! Понимаю, городская столичная жизнь, нехватка кислорода, обмен веществ…
– Вы… приехали… как…, – задыхалась Лена.
Сережа, схватив Лену за руку, застыл рядом. На их пальцах блестели обручальные кольца…
Я и мама молча ехали назад. На Курский вокзал. На автобусе. Почему-то хотелось смеяться. С трудом сдерживая желание, я покосился на маму. Она сосредоточенно о чем-то думала.
– Ну и черт с ней! – наконец, в сердцах воскликнула она. – Больше знать не хочу. Все, Сашенька, сейчас поедем в Электросталь к тете Поле, там отдохнем. Она простая, хорошая тетка. Правда, курит и матерится, но гостеприимная. Мы только ей бутылку купим. Да?
– Угу…
– Да ты не горюй, она еще сто раз пожалеет.
– Угу…
– Что угу?
– Купим… Вина или водки?
– Лучше водки, она вино не очень… Так ты что, Лену не любишь что ли?
– Не знаю… Но если ей с Сережей лучше, так что горевать? За нее наоборот надо порадоваться. Да и в Москве теперь живет, прописана в двухкомнатной квартире. Чего хотела, того и добилась.
– А как же ты?
– А-а, там видно будет. Пока поучусь в институте.
– Вот и правильно. Она сама еще к тебе прибежит. А сейчас мы поедем к тете Поле…
Тетя Поля жила в двухэтажном старом домике, построенном, наверное, еще при Иване Грозном. Она жила когда-то с дочерью, а теперь, когда та вышла замуж и куда-то уехала с мужем, осталась одна.
– А-а, твою мать, Ирка! Это ты, дрянь такая! – открыв дверь, эмоционально встречала нас гостеприимная тетя Поля. – Я уж думала, совсем тетку забыла. Ба-а, а это что за каланча с тобой?
– Да тихо ты, тетка! Что шумишь? Парня напугаешь! – смеялась мама, обнимая тетю Полю.
– Поди, что-нибудь надо, раз приперлась, – изливала нежные родственные чувства тетя. – Что там у тебя стряслось? Как Ленка, стерва твоя, замуж не вышла? А это кто? – она посмотрела в мою сторону, и я захотел исчезнуть. – А он ничего, благородный юноша, – тетя Поля кокетливо поправила прическу. – Кто ж такой?
– Жених Лены, – лаконично сказала мама.
– Он? Жених? Такой благородный скромный мальчик и этой стервы? Ну и дела-а-а…
– Тетка, прекрати! Что ты себе позволяешь? Я сейчас уйду! – обиделась мама.
– Да ладно, Ирка, что ты здесь ломаешься. Сама же знаешь, какая она у тебя эгоистка хренова. Нашлась тут, видишь ли, принцесса на горошине.
– Да перестань ты ругаться. Мы еще даже в квартиру не прошли, а ты строчишь как из пулемета, – парировала мама. – Мы есть хотим, голодные как собаки. Смотри, что мы прихватили.
Мама, улыбаясь, достала из сумки бутылку водки.
– Вот с этого и надо было начинать! – обрадовалась тетя Поля. – А то стоит тут, варежку разинула. Проходите, проходите, гости дорогие! Проходите юноша, проходите, ну что вы топчитесь… Ой, Ирка, смотри, как покраснел! Какой хорошенький! Ирка, ****ь такая, смотри, не соврати! Знаю я тебя: Леенкин, а сама на него глаз положила.
– Тетка, ты совсем рехнулась на старость лет. Я же тебе правду сказала, он жених Лены. Только эта дура за другого вышла.
– О-о, юноша, считайте, что вам повезло. Вам не такую стерву надо.
– Тетка, прекрати наговаривать на мою дочь. Не правда, она у меня умница.
– Конечно, умница. Поди, за москвича вышла?! Прописка?! Ну, о чем я говорила?! Стерва, она и есть стерва! Да, ладно, Ирка, не злись! Иди ко мне, моя засранка. Давай хоть поцелуемся, я уж тебя сто лет не видела…
Уже сильно вечерело. Мама и тетя Поля не спеша уговорили бутылочку водки. Я выпил чисто символически.
– Молодец, Саша, не пьешь, не куришь, – похвалила меня тетя Поля. – Эх, кому-то достанется такой хлопец… Во, Санька, давай-ка я на тебя погадаю по картам.
Тетя встала и начала рыскать по квартире, хлопая шкафчиками и гремя посудой.
– Вот, нашла! – наконец, сказала она. – Идите сюда в зал, здесь разбросим карты.
– Давай сначала на Лену! – подхватила мама. – Что ее ждет впереди?
– Давай, давай, на твою стервозочку, – тетя ловко принялась сортировать карты. – Так, здесь один король, здесь другой… Это все понятно… Нет, а вот какого хрена здесь третий король делает?.. И туз рядом… А-а, все ясно! Короче, Саша, ничего у нее с этим крестовым королем не выйдет, плохо будут жить.
– Тетка, что ты ерунду всякую болтаешь?! – взорвалась вдруг мама.
– О-о, мамашка хренова! Всполошилась! Раньше надо было думать! Надо было дочь как следует воспитывать, а не по мужикам шастать.
– А я что делала?
– Да ладно, Ирка, не шуми, я просто так это сказала. Я вообще в картах ничего не соображаю, в дурака и то забыла, как играть, а ты расшумелась. Иди ко мне, моя дуреха, я же по тебе соскучилась… Эх, ты моя, взбалмошная… Пупсик ты мой…
Родственницы обнялись и затихли. Я сидел и молчал, глядя на них. Трогательная картина.
– Ладно, хватит! – вдруг дернулась тетя Поля, и я заметил, как она украдкой смахнула слезу. – Спать пора, а то Санек вон уже зевает. Я вам здесь постелю, в зале, на диване и на полу, а там, поди, сами разберетесь, кто где ляжет, – тетка хитро блеснула глазами, – а я уж в спальне…
Я лег на полу, мама на диване. Тетя Поля покряхтела, покряхтела, что-то бормоча, и скоро затихла.
– Ну как тебе тетка? – тихо спросила мама.
– Интересная женщина… правда, грубоватая, матерится много, – осторожно сказал я.
– Она добрая, я у нее по молодости часто бывала. Она же в сталинские времена на Колыму была сослана, там лет десять прожила.
– И за что ее?
– А вот за язык, за ее прямоту… Сашенька, ты хочешь спать?.. И мне тоже не хочется. Можно, я лягу с тобой… рядом, чтобы не шуметь, так хочется поговорить.
Мама легла рядом. Я почувствовал запах ее волос, жар ее тела. Мне почему-то стало не спокойно. Я вдруг отчетливо услышал удары собственного сердца. И какая-то тревога охватила мою душу.
– Сашенька, ты сильно переживаешь из-за Лены? – шепотом спросила мама, повернувшись ко мне боком.
– Да нет, – сказал я, с трудом вытолкнув слова.
– И правильно. Тебе обязательно надо переспать с другой женщиной, чтобы легче стало.
– Да мне и так не трудно.
– Нет, Саша, это ты поймешь тогда, когда … с другой женщиной…
– Так у меня кроме Лены и никого нет… не было… пока…
– Саша, а я… я же тебя люблю… ты мне так Родю напоминаешь…
– Так вы… ты… мама Лены…
– Ну и что… я же женщина… а-а, тебя смущает разница в возрасте?.. глупенький!.. А ты знаешь, что у Шекспира в 16 лет была любовница в возрасте 53 года! Да, у самой тети Поли муж был моложе на 14 лет, – говорила возбужденно мама, придвинувшись ко мне, – глупенький мой, глупенький…
Мама прижалась ко мне и начала осторожно гладить мою голову. Ее руки, нежные и ласковые, мягко поползли ладонями по моему телу, а вслед за ними и мои мурашки.
– Ты что, замерз? – удивилась мама. – Подожди, я сейчас.
Она быстро встала и зашлепала на кухню. Я лежал не живой не мертвый. Мой разум боролся с моей плотью, прихоть которой так бурно среагировала на женское тело. Да, мама была женщиной, и этот факт моя необузданная плоть осознала вперед моего разума. Боже мой, что делать? Как это возможно? Я нащупал свои брюки и уже вскочил, чтобы одеть их и постыдно бежать сломя голову, как появилась мама.
– Сашенька, ты куда? – ласково пропела она, неся бокал.
– Я… в туалет…, – растерялся я, – что-то живот… того…
– Болит?
– Да… что-то…
– Тогда это кстати, на, мой сладенький, выпей… Пей-пей, это бальзам, очень вкусный и полезный. Здесь редкие травы и ягоды, настоянные на спирте, тебе поможет.
Я сделал несколько маленьких глотков и мне, правда, понравилось. Я забыл про живот, и меня вдруг обуяла уверенность.
– Ну, как, вкусно?.. Легче стало? – спросила мама, внимательно наблюдая за мной. – Сашенька, а мне дай попробовать!
Мама немного пригубила и опять вернула мне.
– Допивай все остальное, а я пока схожу в ванную.
Она ушла. Скоро зашумела водопроводная вода. Я допил и поставил бокал на столик. Меня охватили смутные сомнения. Я начал терзаться. Тепло, возникшее в моем животе, быстро распространялось по всему телу: до моей головы вместе с теплом доходил легкий приятный дурман, а внизу, словно гриб, вырастал… о, Боже, я нащупал рукой и мне стало неловко. Пока я боролся с самим собой, опять появилась мама.
– Сашенька, сходи тоже. Там увидишь большое цветастое полотенце, оно свежее. Иди, мой хороший, я жду тебя.
Она дотянулась до моих губ и чмокнула меня, и я, оттопыренный, послушно пошел в ванную.
Я дрожал уже всем телом, когда возвращался обратно запахнутый полотенцем.
– Иди, иди, мой милый! Я жду тебя! – страстно звала она меня, протянув навстречу руки, и я оказался в ее жарких объятиях…
3. Любовный равнобедренный треугольник
Анна Кирилловна жила в Узбекистане. Когда от инфаркта умер муж, она вынуждена была покинуть насиженное долгими годами родное гнездо и переселиться жить к единственной дочери Марине.
Обменяв в Узбекистане трехкомнатную квартиру на машину, Анна Кирилловна подарила ее любимому зятю, и Александр был очень рад свалившемуся счастью. Он очень тепло принял моложавую тещу в семью.
Жена Марина, двадцатипятилетняя аморфная женщина, располневшая после рождения второго ребенка, превратилась в вечно недовольную зануду, став копией покойного отца. Анна Кирилловна же – полная противоположность: несмотря на свой возраст, она, как молодая девушка, постоянно носилась по квартире, затевая то уборку, то приготовление вкусного блюда, и щедро баловала внуков и любимого зятя. Разделив обязанности хозяйки со своей дочерью, она стала незаменимым полноправным членом семьи.
Марина и Александр работали по разным вахтам. Когда ночь проводили дома вместе, из спальни доносился недовольный голос дочери – она очередной раз отказывала любвеобильному мужу. Утром, когда зять уходил на работу, Анна Кирилловна доброжелательно журила дочь, давая ей поучительные советы:
– Мариночка, разве так можно? Надо всегда ласкать мужа, как только он захочет. Так он и на сторону будет смотреть. А вдруг и приберет еще какая! Нет, так нельзя…
– Мама, что ты несешь? – измученная прошедшей ночью приставаниями мужа, раздраженно говорила Марина. – Да пускай он заведет любовницу! А семью он никогда не бросит. Он очень ответственный и любит детей. И что с ним будет? Да и не люблю я это… Как животные какие-то… И так уже двое детей есть! Куда еще то?
Анна Кирилловна не соглашалась с дочерью. Сорокапятилетняя женщина еще горела неугасимой страстью. Она уже третий год жила без мужа. Иной раз, слыша возню в спальне, ее воспаленное воображение рисовало эротические сцены, а рука непроизвольно проникала под трусики и нащупывала твердеющий бугорок, тонкие пальчики раздвигали зудящую половую щель и мягко проникали вовнутрь. Она для этого случая даже держала под подушкой маленькое вафельное полотенце, чтобы после нахлынувших чувств вытереть влажную промежность.
