© А. А. Ремезовский, 2022
© В. В. Тараторин, иллюстрации, 2022
© ООО «Реноме», 2022
Морским пехотинцам России посвящается
21 февраля 1704 года. Село Березники, Нижегородский уезд.
В февральский солнечный день, в день начала Сырной седмицы[1], жители села Березники традиционно провожали зиму. Центром празднования Масленицы была высокая восьмиметровая деревянная горка, ледяной скат которой тянулся до самой речки, где переходил в длинную, расчищенную от снега дорожку. Вокруг горки развернулись лотки праздничной ярмарки, там продавались всевозможные сладости, а также неизменные блины с горячим чаем из самовара. Сельчане играли в снежки, пели и плясали под звуки гуслей и свирелей. Все это вызывало ликование и веселое настроение гуляющих.
Разряженные девчата с румянцем на щеках, молодые парни, мужики, ребятишки, бабы, старухи – кругом было так много людей, что казалось, в Березники съехались жители всех селений в округе.
Белокурый восемнадцатилетний юноша могучего роста, сажень в плечах, кулак с пивную кружку, одетый в темно-коричневый овчинный тулуп до колен, подпоясанный кушаком, ходил между незнакомых ему людей и с откровенным любопытством озирался по сторонам. Он прибыл в Березники накануне и был для всех еще чужаком. Засмотревшись по сторонам, он ненароком плечом задел кого-то из местных парней.
– Эй, верзила, куды прешь?! – послышался грубый голос за спиной.
Юноша обернулся. Перед ним стояли двое парней с возмущенными лицами, примерно его же возраста. Один из них был в просторной дохе из волчьего меха наружу, в норковой шапке. Другой, который и был задет, – в роскошной соболиной шубе с широким отложным воротником, каждая шерстинка на ней блестела, на голове ярко-рыжая лисья шапка с хвостом, свисающим по спине.
Увидев перед собой незнакомого крепкого молодца, оба уставились на него с любопытным прищуром. И тот, что в лисьей шапке, дерзким голосом спросил:
– Ты чего, здоровяк, глаза потерял?
– Да вроде как на месте они, – спокойно ответил юноша.
Выгнув бровь, тот окатил здоровяка с ног до головы надменным взглядом, затем вдруг, улыбнувшись, кивнул головой на высоченную ледяную горку:
– Скатиться есть охота?
Юноше пришлось высоко задрать голову, чтобы увидеть вершину горы.
– Почему бы и нет, – согласился он.
– Тогда гони копейку… и катись, – обозначил условие незнакомец.
Юноша улыбнулся, мотнул головой:
– Лишних монет не имеется.
– В таком разе, мил человек, посторонись! Не мешай другим развлекаться! – Парень повернулся к своему дружку и, указывая на толстяка в очереди на горку, кичливо бросил: – Кондрат, с энтого бери две платы! Вишь, морду какую отъел!
Взымая с каждого по монете, дружки поочередно пропускали людей на ледяную горку. Желающих прокатиться за немалую плату было в достатке. Катались они на салазках, ледянках, шкурах, катанках, латках – кто на чем.
Вдруг из-за спин ожидавших своей очереди к горке проскочил мелкий шустрый мальчуган. Но он оказался недостаточно ловок. Тот, что в норковой шапке, тут же поймал его за ворот:
– Куды без монеты?
Мальчуган повернул голову к тому, что был в соболиной шубе, и заклянчил:
– Матвей, ну пусти на горку, пусти! Ну нет у меня монетки, Матвей! Ну пусти! Уж больно хочется скатиться!
– Пшел вон! – важного вида незнакомец, которого, как выяснилось, звали Матвеем, дал подзатыльник мальчишке и грубо отпихнул его в сторону.
– Постой!.. – вдруг сказал здоровяк и протянул Матвею копеечную монету с фигурой всадника с копьем на аверсе. – Это вон… за него, – и кивнул в сторону заплаканного мальчугана.
Парни переглянулись.
Забрав монету, Матвей с легкой ухмылкой кивнул своему дружку, и тот вне очереди подвел к горке мальчугана, который со счастливым и довольным лицом шустро полез по деревянной лестнице вверх, таща за собой на веревке обледеневшую старую овечью шкуру.
– Как звать-то? – поинтересовался вдруг Матвей у здоровяка.
– Меня?.. Никита.
– Дак ты сам-то, Никита, скатишься али как?
– Я же сказал, лишних монет не имеется, – ответил юноша и не спеша растворился в гуляющей толпе.
Праздник и веселье продолжались. И вот настало время чучела Марены – повелительницы мороза, стужи и ночи, духа в облике женщины, символа обряда прощания с зимой и встречи Весны. Огромное соломенное чучело в старом ситцевом платье, украшенное цветными лентами, обвешанное разными тряпками, возвышалось на высоком шесте. Марену обложили снизу и под дружный крик толпы вскоре ее подожгли.
– Обманула, подвела, годика не прожила! Говорили семь недель, а остался один день! – кричали одни.
– Прощай Маслена! Куды дым, туды блин, туды и Масленка! – вторили другие.
Веселясь и заливаясь смехом, люди бросали в костер блины, яйца, лепешки, старые вещи. Они верили, что уничтожение чучела избавит их от всего ненужного, защитит от невзгод и болезней, ускорит приход лета и обеспечит хороший урожай.
Неожиданно со стороны большого костра прямо в глаз Никиты, засмотревшегося на танцующего медведя, прилетело вареное яйцо. Он вскрикнул от боли и закрыл лицо руками. Спустя минуту к ним прикоснулось что-то теплое, нежное и приятное. Приоткрыв уцелевший глаз, парень увидел перед собой тонкие ручонки незнакомой девушки с большими голубыми глазами, в овчинной шубке, с пестрым платком на голове.
– Христа ради, простите меня, – охала незнакомка.
Было видно, что она сильно взволнована. Девушка стояла перед незнакомым юношей, не зная, чем помочь. И вдруг торопливо слепила снежный комок и протянула его Никите.
– Так держите. Чай, поможет, – произнесла она заботливо, прикладывая снежок к глазу. – Простите меня, простите, это я бросила яйцо, дура криворукая. Хотела в чучело, да промахнулась.
Разглядывая черты прекрасной незнакомки, и уже почти не обращая внимания на боль и заплывший левый глаз, Никита попытался улыбнуться.
– Н-н-нет, не промахнулась… – пробасил он, запинаясь, – аккурат попала… в самое яблочко.
В этот миг в глазах девушки блеснули искорки, в сердце кольнуло, суета куда-то исчезла, и она скромно потупила глаза.
– А вы кто?.. И отколь в местах нашенских? – поинтересовалась девушка.
– Я-то?.. – растерянно переспросил здоровяк. – С Богородского села. Никита я… Никита Жарый.
– Жарый? Уж не сын ли Луки Фомича, кузнеца… умершего давеча?
– То был дядька мой. Сам-то я сирота с малолетства. Вот в Березники перебрался. Ныне тутось заместо дядюшки своего кузнечить стану.
– Кузнец, значится?.. – хитро улыбнулась она. – Люди сказывают, кузнецы с нечистою силою дружбу водят? Так ли это али врут?
– Врут. Нечисть огня боится и оттого в кузню ни ногой… А ты-то кто будешь, голубоглазая?
Прикрывая руками залитые щеки румянцем, девушка смутилась еще сильнее. Она бросила на парня пронзительный взгляд и, улыбаясь, с кокетством ответила:
– Ульяна я! – После чего с визгом «Эх!», кружась пустилась с подружками в хоровод вокруг большого костра.
Не успел Никита прийти в себя после неожиданного и приятного знакомства, как кто-то дернул его за рукав. Он обернулся. Перед ним стоял тот самый мальчуган, с горки.
– Дядечка, пойдем! Пойдем скорее! – взволнованно позвал он.
– Куды? – удивился Никита.
– Пойдем-пойдем! – настаивал мальчуган и потащил его за собой.
Протиснувшись через плотно собравшуюся толпу, они вышли к поляне, где вот-вот должна начаться традиционная забава – перетягивание каната. Две команды парней и молодых мужчин готовились к состязанию.
Окинув поляну любопытным взглядом, Никита почувствовал откровенный интерес и даже некий азарт.
– Ну чего вы там? В пору начинать! – послышался знакомый голос Матвея, который пестрил своей лисьей шапкой среди других. В состязании перетягивания каната он возглавлял одну из команд. – Не терпится мне кой раз задницы кому-то надрать! – кричал он команде соперников под всеобщий хохот своих дружков.
– Погодь малость! – крикнули они ему в ответ. – Нам двоих не хватает. Ищем.
Матвей подошел к стоящим в стороне саням, запряженным тройкой резвых саврасой масти лошадей вятской породы, важным видом у всех на виду скинул тяжелую соболиную шубу и для удобства участия в состязании надел легкий овечий полушубок.
Никита, наклонившись к мальчугану, поинтересовался:
– Тот, коего ты Матвеем звал, кто он?
– Он сын барина Ивана Савельича Привольского, хозяина местных владений, – быстро ответил мальчуган и умчался на поляну.
Вскоре мальчуган был уже среди парней команды, которым не хватало двух человек. Кого-то из мужчин постарше он дернул за рукав и указал в сторону Никиты. Все разом обернулись, окинули его взором, довольно улыбнулись и поманили к себе.
Никиту заметил и Матвей. Оценив невысокие шансы на победу своей команды в предстоящем состязании, если команда соперников пополнится таким здоровяком, он тут же возмутился:
– Эй, вы! Здоровяк сей не годится! Он пришлый, не нашенский!
– Нашенский!.. – вдруг послышался звонкий женский голос. Из ожидающей зрелища толпы на поляну вышла голубоглазая красавица.
Никита, узнав в девушке ту самую, от кого несколько минут назад ему прилетело яйцо в глаз, засиял в широкой улыбке.
– Так это ж Ульянка, – наклонившись к баричу и услужливо поднеся ему полную чарку медовухи, тихо произнес один из его дружков Савелий.
– Вижу, – хмурясь, произнес Матвей с ходу опустошил чарку.
– Он нашенский!.. – громко повторила девушка, подойдя ближе. – Он не чужак. Он кузнец местный, племяш Луки Фомича.
После сказанного возразить было нечем.
– Заступница… – недовольно фыркнул Матвей. Затем, переведя суровый взгляд на Никиту, неожиданно появившегося сильного участника в команде соперников, бросил: – Добро. Тогда вам хватит и одного. Этот за двоих потянет. Начинаем!
Обе команды – у Матвея было десять человек, а у соперников девять, – встав спинами друг к другу, ухватились с двух сторон за длинный канат и по взмаху судьи с ревом потащили, каждая в свою сторону. Толпа зрителей заревела. Красная лента, привязанная в центре каната, дергалась с разделительной линии на снегу то влево, то вправо. И вот команда Никиты потащила соперников за собой.
– Тяните, бездари-и! Тяните-е! – сцепив зубы, завопил Матвей.
Команда барича напряглась – и красная лента поползла за ними. Команда соперников, скользя по снегу, упиралась как могла, но красная лента неумолимо двигалась в противоположном направлении. Кузнец чувствовал сильное сопротивление. Кашлянув для очистки дыхания, набрав полную грудь воздуха, с криком «Взяли-и-и!» он опустил голову, зажмурился и потащил. И тут затрещали мускулы участников его команды. Красная лента вдруг остановилась, дернулась и уверенно двинулась в обратную сторону.
В первых рядах зрителей стоял мальчуган. Поддерживая команду Никиты Жарого, он взволнованно тряс маленькими ручонками и кричал:
– Давай, дядечка! Давай! Тяни!
Ульяна тоже внимательно следила за поединком и не сводила глаз с кузнеца.
И как бы ни кричал Матвей, как бы ни ругался, как бы ни сопротивлялась его команда, упираясь в снег ногами, коленями, падая, пытаясь удержать канат, она вскоре была побеждена, а ее участников волокли по снегу через разделительную линию состязания.
Толпа ликовала, ликовал мальчуган, сдержанно, но довольно улыбалась Ульяна.
Команда, за которую боролся Никита, впервые за последние несколько лет одержала победу в масленичных состязаниях. Парни со счастливыми лицами подходили к Никите, благодарили и хлопали его по плечу.
Команда Матвея, напротив, понуро и обиженно косилась на победителей состязания.
– Ну что, нынче утерли мы вам нос! Теперича знай наших! – крикнул один из юношей-победителей.
Матвею, отряхивающемуся от снега, этот выпад пришелся крайне не по душе. Недолго думая, он, обозленный проигрышем, подскочил к этому юноше, грубо толкнул его в грудь и хотел было ударить. Но его руку перехватил Никита. Барич обернулся и возмущенно уставился на кузнеца. Хватка была крепкой. Тут же подскочили дружки Матвея и, враждебно ощетинившись, мгновенно окружили Никиту.
– Победителей не бьют, одначе, – сдержанно произнес Никита, после чего отпустил руку Матвея.
Барич отдернул руку, остановил ею дружков своих и, сурово глянув на кузнеца, сказал:
– Вижу, силен ты.
– Таким уродился, – слегка улыбнувшись, спокойно ответил Никита.
Заметив у кузнеца под левым глазом синяк, Матвей ухмыльнулся.
– Хм… А на бойовище[2] с нами пойдешь?
– Пойду, ежели позовете, – не задумываясь, ответил кузнец.
– Добро… Приходи завтра, с селян соседней Дубровки блины вытряхивать будем.
– Приду, – уверенно ответил Никита.
Вскоре молодой барин со своими дружками уселись в сани и со свистами и криками помчались прочь.
– Спасибо тебе, мил человек, – Никиту вдруг поблагодарил юноша, которого собирался ударить Матвей. Он был моложе кузнеца, ростом ниже, худощав, но жилист. – Меня Лешкой зовут, Овечкиным.
– А я Никита, – ответил кузнец.
– Ну и здоров же ты, Никита, – признался Лешка.
Кузнец лишь улыбнулся в ответ. А спустя минуту, бросив случайный взор на толпу, он заметил Ульяну – и взгляды их встретились. Смелый и доселе решительный Никита вдруг стушевался. Он и сам почувствовал, что взгляд его задержался на малознакомой, но милой сердцу девушке дольше обычного. В знак благодарности за заступничество он скромно склонил голову. А когда поднял ее, Ульяны уже не было.
– Постой, друг! – Никита окликнул Лешку Овечкина. – Скажи-ка мне, а кто та девушка, что слово за меня замолвила?
– То Ульянка, – расплывшись в улыбке, произнес Алексей, – первая красавица на всю округу… Добрая она, хорошая… Мне как сестренка.
Никита с сияющими искорками в глазах попытался взглядом найти девушку в толпе, но ее видно не было. Перед кузнецом возник образ милой голубоглазой Ульяны, которая час назад касалась его руки, и ее нежный голосок прозвучал в его голове: «Дура я криворукая. Хотела в чучело, да промахнулась».
Май 1704 года. Чудское озеро.
Весенним утром, покинув днем ранее Дерпт, по бурлящей сильным течением реке Омовже в сторону Чудского озера медленно двигалась нестройная колонна шведской эскадры в составе более десятка кораблей, растянувшихся в кильватере друг за другом. Шведы шли бестревожно, уверенно, даже не подозревая, что в районе выхода в озеро, в полумиле от мызы Уэ-Кастре, еще с вечера их ожидали русские войска. Именно в этом месте заканчивалась болотистая и низменная дельта реки.
Полковые пушки в количестве восемнадцати орудий и более семи тысяч солдат и офицеров в составе пехотных полков, под общим командованием генерал-майора Николая Григорьевича фон Вердена, прибыли накануне из Пскова по распоряжению фельдмаршала Шереметева. С самого начала войны со шведами в Пскове находились штаб-квартира и база формирования русских войск для наступления в Прибалтике.
Заприметив неприятеля, русские из засады терпеливо наблюдали за его приближением. Солдаты меж собой полушепотом переговаривались:
– Вот они, разбойнички, кои перекрыли нам Чудское озеро.
– Ишь, прогуливаются, как у себя дома.
– Небось, опять за добычей пошли по хуторам нашенским, нерусь поганая.
Русские солдаты и орудийные расчеты, скрытно расположившись по обе стороны реки, находились в боевой готовности. Они ждали сигнала открыть огонь.
Генерал фон Верден уверенно держал перед собой подзорную трубу, следя за приближением противника. И вот он медленно поднял руку… Обратный отсчет пошел на секунды…
– Огонь! – махнул рукой генерал.
– Ого-о-онь! – раскатисто повторил майор Гинтер, командовавший береговой артиллерией.
И в этот момент шквал огня батарейных орудий взорвал утреннюю тишину и обрушился на шведские корабли. Орудия, одно за другим, выпускали огненные ядра по противнику.
Шведская эскадра стала сбавлять ход, в спешке спускались паруса. Часть кораблей поспешила к берегу. Бригантина «Дорпат», идущая в эскадре первой, кормой наскочила на отмель и развернулась поперек потока. Чуть позже другое судно развернуло течением кормой к берегу. Следующее за ним судно, сносимое течением, врезалось в берег. За относительно короткое время подобная участь постигла и другие корабли шведской эскадры, включая яхту, замыкающую в арьергарде флотилию, – ее вынесло на мелководье, и она ударилась о мель.
Временное замешательство шведов довольно скоро сменилось на жесткую ответную стрельбу из всех видов корабельных орудий и мелкого ружья.
– По готовности – огонь! – скомандовал русский генерал.
– По готовности – огонь! – дублировал майор.
Началась дуэль между русскими береговыми и шведскими корабельными орудиями. Через некоторое время часть шведских кораблей была изрядно потрепана. Но и несколько береговых орудий вышло из строя. Досталось и русским пехотным частях, в их укрытия попало немало шведских ядер.
Уже около часа шел бой. Оторвавшись от подзорной трубы, генерал-майор фон Верден повернулся к находившимся рядом командирам пехотных полков – полковнику Шарфу, полковнику Вестову и подполковнику Полибину:
– Господа, готовьте солдат на абордаж!
Далее уже звучали команды командиров полков:
– Майор Ваулин! Капитан Прохоров! Капитан Смирнов! Грузите солдат на карбасы[3]!
Перед полковником Шарфом неожиданно появился один из его ротных офицеров и с тревогой доложил:
– Андрей Вилимович, тяжело ранен капитан Бугарин.
– Бугарин?.. – Моложавый для своих лет полковник занервничал. Но тут же, окинув соколиным взглядом офицеров своего полка, остановился на молодом поручике, к которому уже присматривался ранее, считая его толковым и решительным офицером.
– Поручик Бахтеяров! – подозвал он его к себе.
– Я, господин полковник.
– Капитан Бугарин тяжело ранен. Принимай, поручик, команду над ротой гренадеров, – распорядился полковник.
– Есть, принять команду над ротой гренадеров! – отчеканил офицер.
– Бахтеяров… доберись до флагмана.
– Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство. С божьей милостью сладим все прилежно. – Кинув два пальца к треуголке, молодой поручик поспешил к своим штурмовикам.
Засидевшаяся в ожидании своего часа пехота полка Шарфа и двух стрелецких полков бойко двинулась к берегу. В небольшой бухте, в естественном укрытии от глаз противника, расположилась пара сотен одномачтовых лодок.
– Первая рота, грузись на карбасы! – кто-то из офицеров дал команду.
Солдаты несколько разлаженно и сумбурно стали рассаживаться по лодкам.
– Шевелись, олухи! – кричал другой голос.
Один из солдат полез в лодку, оступился и упал в воду. Другие, кто был рядом, посмеялись над ним:
– Эдак, ты неуклюж, Семеныч.
Пожилой солдат встал. Воды было по колено. Нахмурившись на смех однополчан, он что-то буркнул себе под нос и опять полез в лодку.
На каждый карбас тесно усаживались до семидесяти солдат.
Меж тем перестрелка крупнокалиберных орудий между берегом и шведской эскадрой продолжалась.
– Пехоту… на абордаж! – вытянув руку в сторону вражеских судов, приказал генерал.
– Пошли, пошли!.. – в разнобой командовали офицеры. – Давай, вперед!
Первыми спешно отчалили от берега штурмовые группы гренадеров. За ними на пределе сил гребцов пошли остальные. При приближении русского десанта к кораблям противника береговые орудия замолчали. Теперь упорный бой шел между шведской эскадрой и мелкими русскими гребными судами. Неприятельские корабли осыпали карбасы градом снарядов корабельных орудий.
Русские солдаты на берегу бесперебойно продолжали грузиться на карбасы и с завидной настойчивостью и отвагой, под шквалом огня противника приближались к его кораблям. То справа, то слева между мелкими суденышками ложились шведские ядра. Некоторые попадали в цель, разнося карбасы в мелкие щепки.
– Фадеич, – совсем юный солдат, пытаясь не показывать страх, обратился к своему старшему сослуживцу, – я плавать не обучен. А ну как нас?..
Фадеич заглянул юнцу в глаза и дико заржал:
– Ха-ха-ха! Не робей, Ванька! Покуда я жив, держись меня.
– Фадеич… Гаврилка тож не плавает, – сказал все тот же солдат, кивнув на впереди сидящего в лодке. Гаврилка обернулся. В его глазах стоял страх, что подтверждало сказанное Ванькой.
– Хм… Да нешто вас барышень не подхвачу я в свои нежные ручонки, – громко пошутил старослужащий. – А покуда, ребятишки, гребите без стеснений! А что б до шведа вскорости добраться, налегай на весла, ребятки! И-и-и раз! И-и-и два!
Через мгновение в лодку попало ядро противника, аккурат где сидел Фадеич. В считанные секунды лодка ушла под воду. Ванька, Гаврилка, другие, кто еще был жив, бултыхаясь в воде, пытались ухватиться за любую дощечку, чтобы спастись. Кто-то звал на помощь. Но проходящие мимо карбасы не останавливались. Они были полны солдатами.
– Ванька!.. – звал на помощь Гаврилка. – Я тону-у-у!.. Ванька, я…
Через секунды вслед за Гаврилкой под водой бесследно скрылся и Ванька.
На глазах русских солдат тонули их однополчане. Помочь им возможности не было. Тех, кто еще был в движущихся лодках, окутал ужас и безысходность. Кто-то наспех божился трехперстно, безмолвно шевеля губами. Редкие приступы паники молодых солдат тут же пресекались офицерами или старослужащими.
Интенсивный обстрел противником не прекращался. Русские солдаты продолжали кричать, подгоняя друг друга. Гребцы налегали на весла из последних сил. Стремительно двигаясь к шведским судам, каждый в лодке надеялся, что участь быть потопленным обойдет его стороной.
Уже третий час шел бой. Вражеским огнем разбито и потоплено несколько карбасов. Однако, несмотря на потери, русские на своих утлых суденышках смело, группа за группой, приближались к шведским судам, из ружей вели по ним огонь, забрасывали гранатами. Тем, кому удавалось вплотную пристать к борту вражеского корабля, мертвой хваткой цеплялись за него и брали на абордаж: взбирались на палубу и ввязывались с экипажем в рукопашные схватки, используя огнестрельное и холодное оружие.
Некоторые шведские матросы, солдаты и даже офицеры под натиском русских войск, не дожидаясь абордажа, скидывали в воду вертлюжные пушки[4], мушкеты и второпях покидали свои корабли. Одни на шлюпках, другие попросту, вплавь, они пытались добраться до берега. Большая их часть все же прорвала окружение, пробившись через одну из береговых батарей русских, и, скрывшись в прибрежных зарослях, ушла обратно в Дерпт.
На реке же тем часом три русские лодки, потеряв убитыми несколько человек, смогли подойти к флагманскому судну эскадры, с бортов которого велся жестокий обстрел. Гренадеры, во главе со своим новым командиром поручиком Бахтеяровым, предварительно забросав шведский флагман гранатами, полезли на борт. Это оказалось не просто. Особых приспособлений, да и навыков для таких случаев у гренадеров пехотного полка не имелось. Взбирались как могли, полагаясь на смекалку, силу рук и удачу. За действиями гренадеров через подзорную трубу пристально наблюдал генерал-майор фон Верден. Он видел, как поручик Бахтеяров, а следом за ним другие, взобравшись на борт судна, схватились в рукопашной схватке с сильным противником. Он видел, как шведы, отчаянно сопротивляясь, в упор стреляли по атакующим из мушкетов. А также видел, как спустя несколько минут некоторые из шведских солдат и матросов флагмана, потеряв боевой дух, уже обезоруженные стояли на коленях, держа руки за головой.
– Ай да умницы!.. Ай молодцы!.. Близка… ох, близка виктория! – восторженно голосил генерал.
Вдруг неожиданно на флагманском корабле шведской эскадры прогремел страшный, оглушительный взрыв. Корабль разорвало на части, людей раскидало по сторонам. Даже карбасы, на которых русские солдаты приблизились к флагману, перевернулись от взрывной волны и затонули. И лишь после того как дым рассеялся, а остатки флагманского корабля стали скрываться под водой, другие шведские корабли, долгое время оказывающие яростное сопротивление, выбросили белые флаги.
После боя искали в воде живых, на обломке мачты флагманского судна удалось найти сильно израненного поручика Бахтеярова, которого взрывная волна отбросила на несколько десятков метров.