Рыцари.
Подлецы, собаки, вот мы вас!
Вассалы.
У! у! у!..
Вассалы (бьют их дубинами, косами).
Наша взяла!.. Кровопийцы! разбойники! гордецы поганые! Теперь вы в наших руках….
Франц.
Который из них Ротенфельд? – Друзья! подымите забрала – где Альбер?
Один из них.
Господа! посмотрите, что это значит? Здесь дерутся…
Другой.
Это бунт – подлый народ бьет рыцарей…
Рыцари.
Господа! господа!.. Копья в упор!.. Пришпоривай!..
Вассалы.
Беда! Беда! Это рыцари!.. (Разбегаются.)
Франц.
Куда вы! Оглянитесь, их нет и десяти человек!..
<Рыцарь.>
Постой! брат…. успеешь им проповедать.
Другой.
И эти подлые твари могли победить благородных рыцарей! смотрите, один,
два, три… девять рыцарей убито. Да это ужас.
Рыцари.
Как! вы живы?
Альбер.
Благодаря железным латам… (Все смеются.) Aга! Франц, это ты, дружок?
Очень рад, что встречаю тебя….. Господа рыцари! благодарим за великодушную помощь.
Один из рыцарей.
Не за что; на нашем месте вы бы сделали то же самое.
Ротенфельд.
Смею ли просить вас в мой замок дни на три, отдохнуть после сражения и дружески попировать?….
Рыц<арь.>
Извините, что не можем воспользоваться вашим благородным гостеприимством. Мы спешим на похороны Эльсбергского принца – и боимся опоздать….
Ротенфельд.
По крайней мере, сделайте мне честь у меня отужинать.
Рыц<арь.>
С удовольствием. – Но у вас нет лошадей – позвольте предложить вам наших… мы сядем за вами как освобожденные красавицы. (Садятся.) А этого молодца, так и быть, довезем уж до первой виселицы… Господа, помогите его привязать к репице моей лошади…
Один рыцарь.
Славное вино!
Ротенфельд.
Ему более ста лет… Прадед мой поставил его в погреб отправляясь в Палестину, где и остался; этот поход ему стоил двух замков и ротенфельдской рощи, которую продал он за бесценок какому-то епископу.
Рыц<арь.>
Славное вино! – За здоровье благородной хозяйки!..
Рыцари.
За здоровье прекрасной и благородной хозяйки!..
Клотильда.
Благодарю вас, рыцари…. За здоровье ваших дам… (Пьет.)
Ротенфельд.
За здоровье наших избавителей!
Рыцари.
За здоровье наших избавителей!
Один из рыцарей.
Ротенфельд! праздник ваш прекрасен; но ему чего-то недостает…
Ротенфельд.
Знаю, кипрского вина; что делать – всё вышло на прошлой неделе.
Рыцарь.
Нет, не кипрского вина; не достает песен миннезингера…
Ротенфельд.
Правда, правда…. Нет ли в соседстве миннезингера; ступайте-ка в гостиницу…
Альбер.
Да чего ж нам лучше? Ведь Франц еще не повешен – кликнуть его сюда…
Ротенфельд.
И в самом деле, кликнуть сюда Франца!
Рыц<арь.>
Кто этот Франц?
Ротенфельд.
Да тот самый негодяй, которого вы взяли сегодня в плен.
Рыцарь.
Так он и миннезингер?
Альбер.
О! всё, что вам угодно. Вот он.
Ротенфельд.
Франц! рыцари хотят послушать твоих песен, коли страх не отшиб у тебя памяти, а голос еще не пропал.
Франц.
Чего мне бояться? Пожалуй, я вам спою песню моего сочинения. Голос мой не задрожит, и язык не отнялся.
Ротенфельд.
Посмотрим, посмотрим. Ну – начинай…
Франц (поет).
Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.
Он имел одно виденье,
Непостижное уму,
И глубоко впечатленье
В сердце врезалось ему.
С той поры, сгорев душою.
Он на женщин не смотрел,
Он до гроба ни с одною
Молвить слова не хотел.
Он себе на шею четки
Вместо шарфа навязал,
И с лица стальной решетки
Ни пред кем не подымал.
Полон чистою любовью,
Верен сладостной мечте,
А. М. D.[1] своею кровью
Начертал он на щите.
И в пустынях Палестины,
Между тем как по скалам
Мчались в битву паладины,
Именуя громко дам, —
Lumen coelum, sancta rosа![2]
Восклицал он, дик и рьян,
И как гром его угроза
Поражала мусульман.