Александр Шатилов
Дядя Гриша
– О каких – таких? – переспросил дядя.
– Ну, о тех, кто необычный… – отец Сергий не мог подобрать нужных слов. – Мне Серафима рассказала, вы ей помогли корову найти, говорила, вы вроде местного колдуна.
На это дядя только хмыкнул.
– Серафиму Ивановну знаю, – ответил он, насыпая в чайник заварки. – Ну, подсказал бабе, куда скотина могла убежать, в этом опыт, скорее, а не магия какая.
Священник вдруг заметно погрустнел.
– Вы, батюшка, скажите, какими судьбами к нам? – спросил его дядя, стараясь перевести разговор с щекотливой темы.
Священнослужители никогда не жаловали тех, кто посягал на духовные знания, так что неизвестно, чего можно было ждать от недавно рукоположенного отца.
– Владыка в приход Рождества благословил, – кратко ответил Сергий. – Сейчас мы храм начали восстанавливать, работы много.
– Это благое дело, – заметил дядя Гриша.
– Сейчас стены расчистили, – продолжал батюшка, – и открылись фрески, очень красивые, золочение всюду, лики такие прекрасные… Я с бригадиром поговорил, с экспертом, они настаивают, что консервация нужна, могут не выдержать фрески зимы. А, понимаете, денег у нас нет…
– Ну а чем же вам помогу? – удивился дядя. – Я сам пенсионер, не молодой уже, и не реставратор… Денег тоже взять неоткуда, сами видели, курятник – всё хозяйство…
– Вы не обижайтесь, – ответил Сергий, – я не денег просить, ваша помощь нужна.
Дядя Гриша внимательно посмотрел на отца Сергия.
– Старики говорили, до революции храм вроде как богатый был, а как гонения начались, председатель колхоза хотел имущество национализировать. Но ценностей в храме не нашли. Настоятеля, отца Георгия, тогда забрали на допросы, но ничего от него не узнали. Многие говорили, что он либо всё продать успел, либо спрятал.
– И вы думаете, что спрятал? – прямо спросил дядя Гриша.
Батюшка на миг потупился, потом произнёс:
– Я не для себя, для церкви. Понимание, пожертвований столько не наберём, а фрески чудесные, нужно сохранить. Больше неоткуда денег взять. Если вы поможете найти ценности… если они есть… я вам так благодарен буду! И не только я, всё Рождествено! За вас молитва неустанная будет…
– Вот что, – прервал его мой дядя, – у всякого клада свой срок имеется, когда тот открыться должен.
– Так ведь работы по консервации сейчас уже начинать надо, фрески пропадут, – с мольбой в голосе заговорил батюшка. – Если вы не поможете, не знаю, что и делать!
– Ну-ну, отец Сергий, – добродушно произнёс дядя Гриша, – сделаю я сам всё что смогу. Если на то воля Божья будет, найдём. Только вы мне одну вещь пообещайте! – Батюшка отчаянно закивал. – Никому про помощь мою не говорите. Считайте это тайной исповеди. Если будет воля Божья клад открыть, найдём, если нет – не взыщите.
– Благослови вас Господи! – воскликнул обрадованный священник. – Когда вы к нам приедете?
– Завтра после вечерней службы я подойду, – немного подумав, ответил дядя Гриша.
На том и договорились. Отец Сергий ещё полчаса расспрашивал моего дядю обо всём за чаем, потом простился с ним и уехал.
К окончанию вечернего богослужения дядя Гриша подошёл к большому кирпичному храму, вокруг которого возвышались серенькие деревянные леса. Местами кирпичная кладка было задёрнута зелёной сеткой. Весь двор перед церковью был засыпан строительным мусором. Справа от входа высились горки песка и щебня, за ними к столбу ограды были прислонены несколько больших деревянных паллет. Выходящие из церкви старушки с подозрением косились на незнакомого мужика в камуфляжной куртке. Только одна полная женщина в выгоревшем павло-посадском платке, увидев дядю Гришу, приветливо махнула рукой.
– Здравствуйте, Григорий Александрович! Какими судьбами? Как здоровьечко?
– Благодарю, слава Богу всё, – ответил дядя Гриша, – вот, с батюшкой вашим поговорить пришёл.
– А, так он тут, сейчас выйдет.
Из дверей храма действительно вышел отец Сергий. В этот раз он был в чёрной рясе с золочёным наперсным крестом на груди, но из-под подола рясы выглядывали всё те же камуфляжные брюки. Батюшка тепло с ним поздоровался и пригласил зайти в храм. Немного побеседовав о дороге и убедившись, что все посторонние вышли, священник шёпотом спросил дядю:
– Григорий Александрович, скажите, что нужно делать? Я в таких вещах не смыслю, а вы, если что наставьте…
– Лопата-то хоть есть, или инструмент какой? – шутливо спросил дядя Гриша.
– Найдётся, – улыбнувшись, ответил отец Сергий, напряжение начало его покидать.
– Ну и хорошо, – продолжил дядя Гриша, разглядывая убранство храма. – Фрески и в самом деле чудесные. Пусть все уйдут, ворота закройте, а дальше я скажу, что делать.
– А Серафима? Ей за свечным ящиком ещё… – начал отец Сергий, но дядя строго поглядел на него, и, как это часто бывает с теми, кто разговаривает с дядей, понял его без слов.
Выйдя на паперть, батюшка позвал Серафиму и попросил:
– Сегодня храм нужно пораньше закрыть, нам с Григорием Александровичем работа предстоит, пыли много будет, так вы домой ступайте.
– А как же так, батюшка? – удивилась Серафима. – Может, я останусь, полы помою?
– Ничего, сами справимся, – ответил батюшка, годившийся дорожной Серафиме в сыновья. – Сегодня храм надо закрыть. А ворота мы сами запрём.
При этом он строго, взглядом, подмеченным у дяди, посмотрел на Серафиму, и та, пожав плечами, забрала свою сумку из-за свечного ящика и пошла домой. После её ухода отец Сергий запер ворота, повесив на калитку записку, что храм закрыт «ввиду проведения реставрационных работ».
– Всё сделано, никого не осталось, – сказал он дяде, вернувшись в храм.
– Вы постились сегодня, батюшка? – неожиданно спросил дядя Гриша.
– А как же! – воскликнул священник. – Среда сегодня.
– Ну и славно, – отозвался дядя Гриша. – Мне здесь походить, поразмыслить нужно, я вас попрошу, не отвлекайте меня. Может, что чудное покажется, не кощунствовать я пришёл, а вам помочь. Так что, пожалуйста, пока я сам не заговорю, со мной не говорить.
Отцу Сергию ничего не оставалось делать, как смириться и ждать. Целых полчаса он наблюдал, как дядя Гриша зажигал свечи, раскуривал сухие травы и что-то тихо нараспев произносил себе под нос. И всё это было прямо у входа в храм! Возможно, батюшка уже начал жалеть, что позвал моего дядю. А тот неспешно прохаживался среди могил, окружавших старую церковь. У некоторых он останавливался и, казалось, тихонько шептался с кем-то невидимым. После «разговора» он доставал из кармана конфетку и клал её у могилы.
