Судя по всему, этот теннисист улетал играть на Уимблдон, потому что отсутствовал он довольно долго. За это время я успел отобедать с адмиралом-расстригой в ВИП-зале здешнего кафе, подремать часок в кресле, потом угоститься кофе с пирожными и посмотреть новости по ящику.
Когда я собрался задремать по новой, раздался звонок. Терехин поднял трубку, выслушал и сказал: «Слушаюсь», после чего встал и поправил свой нелепый лапсердак.
– Пошли.
Великий спортсмен выглядел несколько огорченным и взъерошенным, как будто не мячик по корту гонял, а давал признательные показания в налоговой инспекции.
– Перейдем к делу, – сообщил он, едва я успел войти в кабинет. – У нас ЧП, кто-то хочет убить президента.
– Господи, неужто у кого-то поднялась рука на гаранта конституции? – всполошился я и озабоченно добавил: – Надо немедленно сообщить в ФСБ.
– Перестаньте корчить из себя идиота, Кондратьев! – проревел Вайсфельд. – Покушались на президента «Русской стали».
– Слава тебе господи, а то я уж подумал… – пробежавшись взглядом по кабинету в поисках иконы и не обнаружив таковой, я перекрестился на баскетбольное кольцо. – У вас, у коммерсантов, такое случается, я слышал. Может, он кому денег должен или обидел кого?
– Вы вообще соображаете, что говорите?
– Не очень, – честно признался я. – У меня другая жизнь и другие проблемы. И вообще, я совершенно не понимаю, чем могу быть полезен. Это дело милиции или ФСБ.
– Стас, – вмешался Степаныч. – Мы не можем туда обратиться. Положение обязывает нас решать такие вопросы самостоятельно.
– Почему, не понимаю.
– Вот именно, не понимаете, – опять взял слово хозяин кабинета. – Мы – гиперкомпания с серьезным авторитетом, современным менеджментом и мощной инфраструктурой, службой безопасности в том числе. Если мы сами не сможем решить эту проблему, всем станет ясно, что наш менеджмент неэффективен и мы уязвимы, а это сигнал для конкурентов.
– Вот уж не думал, что у вас есть конкуренты.
– Конкуренты есть у всех.
– Все равно эта работа не по моему профилю.
– А вот тут, Стас, ты ошибаешься, – снова вступил в разговор Терехин. – Очень даже по-твоему. Итак, восемь дней назад в загородной резиденции господина Крупина был небольшой прием по случаю, в общем, это не важно. Присутствовал достаточно узкий круг гостей, каждый из которых приехал со своей охраной. Тот человек умудрился как-то проникнуть на территорию и затерялся среди сотрудников. Охрана Иванова считала, что он работает у Петрова, а та, в свою очередь, что он охраняет Сидорова и так далее. Тебе это ни о чем не говорит?
Я пожал плечами.
– Подумаешь, бином Ньютона, задачка вполне по силам любому оперу.
– Тогда слушай дальше. В разгар вечеринки этот человек отделился от общей группы и попытался приблизиться к Петру Николаевичу. Когда личная охрана господина Крупина попробовала его остановить, он вывел из строя четверых лучших телохранителей, на минуточку – бывших сотрудников федеральной службы охраны. А потом исчез, как в воду канул.
– Так-таки и исчез?
– Веришь ли, именно так и было. Естественно, начались поиски, охрана гостей подключилась.
«А он среди них бегал и сам себя искал, только усы отклеил», – подумал я и спросил:
– Видеонаблюдение в особняке, конечно же, работало?
– А как же, – Степаныч достал из папки несколько фотографий и перепасовал мне через стол, – вот, полюбуйся.
Я сразу узнал человека, изображенного на них, хотя со времени нашей последней встречи прошло шестнадцать лет и над его внешностью явно поколдовали специалисты по пластической хирургии. Толя Фиников, оперативный псевдоним – Грек, один из лучших в нашей службе, спокойный, выдержанный, очень надежный человек. Нам несколько раз довелось работать вместе, и я всегда доверял ему. Впрочем, это не помешало Толе всадить в меня две пули в июне девяносто первого в Швейцарии. Нам поручили тогда провезти около миллиона долларов почти через всю Европу и передать их человеку, ожидающему нас в небольшом селении в паре сотен километров от Женевы. Почему именно нам? Время было такое, рушилась крупнейшая империя, «потекли» ее спецслужбы. Начались нападения на наших курьеров за рубежом, кое-кого убили. Вот в Центре и решили, что пара притворщиков сможет незаметно перетащить эти деньги из точки А в точку Б. И потом, нам верили. Как показали дальнейшие события, одному из нас двоих – совершенно напрасно.
Почему меня не похоронили безымянным вдали от перестраивающегося Отечества и мне не стала пухом швейцарская земля? Выручило чувство, именуемое на профессиональном жаргоне чуйкой. Это уже потом, анализируя произошедшее, я вспомнил, как трепетно смотрел Грек на стопки импортных банкнот с портретами мертвых президентов, когда мы загружали их в автомобильный тайник, как всю дорогу молчал, как старался не смотреть в глаза… А тогда, действуя на чистой интуиции, я поступил вопреки своей многолетней привычке и надел-таки бронежилет. Каждая собака в нашей службе знала, что Скоморох ни при каких обстоятельствах эту штуку на себя не нацепит, потому что, во-первых, никаким броникам не доверяет, а во-вторых, полагает, что в случае любой сшибки важна не иллюзорная защищенность корпуса, а скорость движений и концентрация.
Наша машина съехала с оживленной автострады на тихую проселочную дорогу, проложенную через окультуренный швейцарский лесок. Я рулил, а Грек дремал или делал вид, что дремлет на переднем сиденье. Последние несколько часов он вел себя спокойно, и я уже не раз пожалел о надетой кольчужке. До конечного пункта оставалось километров десять, когда все и случилось.
– Тормозни, – попросил меня напарник. Машина остановилась, он выбрался наружу и скрылся за деревьями. Через несколько минут вернулся, открыл дверь и с ходу дважды выстрелил мне в правый бок из ствола с глушителем. Тут же открыл дверь с моей стороны и вытолкнул меня на дорогу, не желая пачкать кровью салон.
Пока он обходил машину, у меня хватило времени немного очухаться, и поэтому он не успел сделать контрольный выстрел – я открыл огонь первым и даже умудрился попасть ему в правое плечо. Он выронил пистолет, после чего прыгнул в машину и был таков.
Когда я с тремя сломанными ребрами вернулся в Союз, меня сразу же назначили виновным, в крайнем случае – соучастником. На счастье, Терехин, тогда еще капитан первого ранга, курировавший в то время нашу службу, хорошо меня знал и потому замолвил где надо словечко. Но все равно нервы мне тогда помотали неслабо.
А через год с небольшим ко мне домой завалились трое наглого вида молодых людей и стали настоятельно требовать «вернуть бабло», утверждая, что они «скупили все мои долги», и поэтому я им «по жизни должен». Помнится, тогда я не сдержался и сделал ребятам больно, после чего отзвонился дежурному по Управлению. По ходу расследования выяснилось, что мои гости – офицеры смежной службы, которым каким-то образом стало известно о том случае в Швейцарии. Вот такие были времена…
– Узнал? – вернул меня из воспоминаний ехидный вопрос бывшего куратора.
– Конечно.
– И что скажете? – вставил свои пять копеек Вайсфельд.
Я промолчал. А что я мог сказать?
– Теперь ты понял, Стас, зачем тебя пригласили. Притворщика может остановить только притворщик. Называй свои условия.
– Для начала выплатите мне обещанные деньги за то, что я приехал сюда и выслушал вас.
– Учтем при окончательном расчете.
– Э, нет. Уважаемый Григорий Борисович, вам доводилось слышать о втором законе Архимеда?
– Он открыл только один закон и, вообще, при чем тут Архимед?
– Этот закон гласит: роскошь офиса обратно пропорциональна щедрости его руководства. Итак, где мои деньги?
Вайсфельд открыл ящик стола, достал оттуда конверт и передал мне.
– Пересчитывать будете?
– Нет, – скромно ответил я, пряча гонорар в карман.
– А если мы вас обманем? – и что он постоянно ко мне вяжется, прилипчивый наш?
– Тогда я вас тоже обману при случае.
– Давай к делу, Стас.
– Вот именно, к делу, – вмешался вездесущий руководитель. – Ваша задача – обеспечить безопасность нашего президента и ликвидировать источник угрозы. Ваш гонорар. – он протянул мне лист бумаги с цифрой. – Это в евро.
Я взял со стола ручку с корпоративным логотипом, кое-что зачеркнул и дописал.
– И это тоже в евро. Расходы должны оплачиваться отдельно.
– Вы в своем уме?
– Ну, не в вашем же.
– Стас, – попытался, выражаясь флотским языком, «вернуть в меридиан» охамевшего провинциала в моем лице Степаныч.
– Да за такие деньги мы можем…
– Вы можете пригласить Мадонну, она споет и спляшет на поминках по господину Крупину, и это будет по-настоящему круто.
– Между прочим, мы даем вам возможность отомстить вашему другу.
– Он перестал быть таковым, когда выстрелил в меня.
– Тогда вашему врагу.
– Я давно простил всех своих врагов.
– А может, вы просто боитесь его?
– Конечно, боюсь, он же профессионал.
– Лучше вас?
– По крайней мере, не хуже. А что касается денег, то названная мной сумма – вполне реальная плата за работу для меня и моей команды.
– О команде можете не беспокоиться. В ваше подчинение будет выделена группа настоящих профессионалов.
– Не тех ли клоунов, которые ездили ко мне в гости? Я не собираюсь с ними работать. Видите ли, я им не доверяю. Так что подбор команды я оставляю за собой.
– А вы хоть кому-нибудь доверяете?
– Никому, – тут я несколько слукавил. На планете Земля найдется некоторое количество людей, к которым я отношусь с полным доверием. Просто находящиеся в данном кабинете в их число не входили, включая Степаныча. Уж больно много наговорил он своему руководству о моем скромном прошлом…
– Все равно названная вами сумма слишком велика, и я не могу согласиться…
– Если я правильно понял, у вас просто-напросто нет полномочий. Тогда о чем я с вами разговариваю?
– Стас, – укоризненно протянул Степаныч.
– И, – продолжил я свою мысль, – не пора ли господину, скучающему в комнате отдыха, подключиться к нашей беседе и сказать свое веское слово?
– Так что вы там говорили о Мадонне? – поинтересовался покинувший комнату отдыха и присоединившийся к нашей честной компании персонаж.
Господин Крупин Петр Николаевич собственной персоной. Среднего роста крепыш с простым среднерусским лицом и коротко стриженными седыми волосами. Один из наиболее успешных олигархов второй волны, лояльный к властям, не имеющий лишних политических амбиций, а потому донельзя успешный. Несколькими быстрыми шагами он пересек кабинет, подошел ко мне и протянул руку.
– Мне понравилась ваша идея, господин Кондратьев, касательно сольника Мадонны на моих поминках, но все-таки хотелось бы помереть в таком возрасте, чтобы она выступала уже в инвалидной коляске.
Хорошая у него оказалась ладошка и рукопожатие на удивление крепкое.
– Ничего не имею против Мадонны в коляске, только до этого светлого момента нужно еще дожить.
– Надеюсь, вы мне в этом поможете. Все ваши условия принимаются. – при этих словах Вайсфельд вскинул голову, открыл было рот, но смолчал. – В любое удобное время я встречусь с вами, и мы оговорим детали. Деньги за работу можете получить хоть сейчас. Вперед и полностью.
На шефа службы безопасности было жалко смотреть. Его покрасневшее, затем побледневшее ухоженное личико выразило такую боль, мне даже подумалось, что оплату за мои труды будут начислять из его собственных средств. Однако же не сказал ни слова – с трудовой дисциплиной в фирме, несомненно, был полный порядок.
– У вас есть вопросы?
– Пока нет, – тут я соврал, вопросов было немало, но ни один из них я не собирался озвучивать в этом кабинете и в этой компании.
– Тогда не смею вас больше задерживать. Не сомневаюсь, что в ближайшее время мы встретимся и все подробно обсудим. Связь со мной будете осуществлять через нашего уважаемого Андрея Степановича.
Мы попрощались с хозяином кабинета (причем он опять умудрился не подать мне руки), его боссом и бодрым шагом двинулись к выходу.
– Нет слов, Стас, как ты их! Пусть знают старую гвардию! – хлопнул меня по плечу от избытка чувств Степаныч. – А как ты догадался, что главный нас слушает?
– А вы догадались?
– Не с первых минут…
– Аналогично.
– Ну что, пойдем ко мне, я Пашку Толмачева позову, посидим, выпьем немного?
– Не сегодня, устал я что-то с дороги, подъеду завтра после обеда. Пропуск закажете?
– Твой пропуск действителен в течение месяца, не потеряй.
– Постараюсь. До завтра.
– Бывай.
По дороге к лифту я дважды попытался дозвониться до Женьки Степанова, и оба раза безуспешно: по мобильнику абонент был недоступен, а на домашнем номере трубку взял автоответчик и не совсем трезвым голосом объяснил мне, что хозяева дома в данный момент не могут говорить, да и не хотят.
Сидящая в кресле в холле у ВИП-лифтов нечеловеческой красоты брюнетка при виде меня встала и опять оказалась намного выше меня.
– Добрый вечер, Станислав Александрович, меня зовут Марина. Григорий Борисович поручил мне сопровождать вас по городу и показать вам Москву, если пожелаете.
Ай-ай-ай, гадкий мальчик Гриша Вайсфельд решил, значит, отыграться за унижение часовой давности, а заодно подколоть меня, деревню лапотную и провинцию дремучую. Я не стал рвать на себе нижнее белье и объяснять дамочке, что родился именно в столице и знаю ее ничуть не хуже, нежели она – содержание собственной сумочки, а, напротив, радостно улыбнулся и смущенно попросил:
– Не могли бы вы отвезти меня на Тверскую, там новый гей-клуб открылся, называется «Дары моря». Может, слышали? А то у нас в провинции с этим…
Глаза у девушки стали намного больше, чем было предусмотрено природой.
– Вы – гей? – и вдруг расхохоталась, как будто серебро рассыпала. – Ну и шутки у вас, Станислав Александрович, я ведь едва не поверила.
– Можно просто Стас.
– Так куда вас отвезти, Стас?
– До метро, Марина.
Машинка у девушки оказалась очень даже не дамская – внедорожник «Лэнд Крузер» последней модели с наворотами, и управлялась она с ним уверенно. Глядя на эту роскошь, оставалось молча глотать слезы зависти – платили у «Сталеваров» личным секретарям, судя по всему, неслабо. Хотя кто знает, что за эти деньги ей приходилось делать…
– До какой станции вас подбросить, Стас?
– До ближайшей.
– В метро сориентируетесь?
– Постараюсь, а потом, там схемы есть. – Обожаю ненавязчивый мааасковский снобизм. Видимо, жители столицы всерьез полагают, что наивным провинциалам просто не по силам разобраться в хитросплетениях маршрутов их подземки. Мне как-то на полном серьезе, было дело, пытались объяснить, как добраться от станции «Комсомольская» до станции «Курская»…
Мы остановились у полукруглого здания, увенчанного буквой «М».
– Спасибо, Марина.
– Вы торопитесь?
– Спать хочется, сил нет.
– Жаль, а то я хотела пригласить вас на ужин.
– Ужин за мной.
– Ловлю вас на слове. – И она ласково сжала мою руку чуть повыше локтя.
– До встречи, Марина, очень приятно было познакомиться. – Я галантно чмокнул девушку в щечку и со вздохом сожаления десантировался из джипа.
Перед тем как уехать, очаровательная девушка Марина наградила меня настоящей американской улыбкой на шестьдесят четыре зуба и, на счастье, наверное, показала образуемую указательным и средним пальцем буковку «V». Где-то я недавно видел все это, белозубую улыбку и такой знак. Ладно, потом вспомню.
Забежав в тихий дворик возле метро, я снял куртку, достал из кармана небольшую продолговатую коробочку и нажал на кнопку на передней панели. Ого, даже не один «клоп», а целых два: один от красивой девушки Марины, естественно, не даром же она меня так эротично за конечности хватала, а второй – от проказника адмирала. От него такого подарка я, признаюсь, не ожидал.
Перед входом в метро я случайно столкнулся с двумя кавказцами, целеустремленно топающими в кабак неподалеку.
– Ти што, слепой, да?
– Бога ради, извините, я не хотел…
– Ладна, иди давай… – спасибо, что не убили на месте. Теперь Степанычу и Марине будет что послушать: ребята, сразу видно, нацелились на неслабый кутеж с продолжением.
Таксофон в метро, к моей искренней радости, работал.
– У аппарата.
– Привет, Вить.
– Приветливей видали.
– Какие планы на вечер?
– Открыт для предложений.
– С десяти вечера жди меня на Малой Земле.
– Уговорил, речистый.
– Тачка та же?
– Да.
– Тогда до связи.
– Угу.
С немногословным человеком Витей Авдеевым мы познакомились в девяносто девятом в плену у гордых нохчей. Я притворялся предпринимателем из красивого города Валенсия, а его подставил партнер по бизнесу. Все тогда пошло не совсем по плану, пришлось в ожидании спецназа немного пошуметь, и Витек, бывший комитетский опер, мне, помнится, здорово помог. Насколько я знаю, по возвращении домой он немного наказал бывшего компаньона и с тех пор работал только один. Бизнес у него, кстати, довольно своеобразный: Витя решает вопросы, всякие и разные. В память о совместном хулиганстве в горах Кавказа он всегда предоставлял мне скидки.
Петр Николаевич Крупин селиться, «как все наши», на Рублевке категорически не желал. Он вообще всегда жил и поступал не «как все»: терпеть не мог шляться по казино и презентациям, не бегал по корту с ракеткой, а позже – не лез позориться на татами или на горнолыжные трассы, а по-простонародному любил потягать двухпудовые гири или постучать по груше. Отдыхать от трудов праведных предпочитал не в Куршевеле со шлюхами, извините, фотомоделями, а на Волге, с женой, детьми и внуками. Выпить мог много, но делал это крайне редко. Если бы его примеру вдруг вздумали последовать все богачи отечественного разлива разных мастей и степени зажиточности, не сомневаюсь, редакторы гламурных журналов либо дружно повесились бы от безнадеги, либо пошли работать согласно полученному образованию, то есть парикмахерами и сантехниками. На их счастье, такое на Руси по определению невозможно…
Он возвратился в свой особняк в Валентиновке около десяти вечера. В одиночестве поужинал в столовой (жену и всю родню, несмотря на их протесты, несколько дней назад перевезли в укромное место), лениво посмотрел новости по ящику и направился в спальню, собираясь наконец-то выспаться. Развязывая на ходу галстук, он не глядя, привычным движением включил свет и замер в удивлении.
– Добрый вечер. Вы, кажется, собирались встретиться со мной в любое удобное для меня время, – честное слово, мужик начинал мне нравиться: он не стал хвататься за сердце или вызывать охрану.
– Не ожидал, признаться. А меня уверяли, что сюда проникнуть невозможно.
– Нет таких крепостей, которые не смогли бы взять большевики. Проникнуть можно куда угодно, было бы желание и сноровка.
– Впечатляете.
– У нас не так много времени, поэтому давайте по делу. Вы в курсе, что весь ваш особняк, в том числе и спальня, на прослушке?
– Вы уверены?
– Более чем, – я отъехал вместе с креслом от стола и продемонстрировал собеседнику стоящую на нем коробочку размером чуть больше сигаретной пачки. – Видите этот приборчик? Если вы заметили, на панели горит зеленая лампочка. Это означает, что сейчас прослушка нашего разговора не ведется. Сейчас я отключу ее, и сразу же загорится красная лампочка. Итак, отключаю. Разговоров со мной не ведите, просто ходите по спальне туда-сюда, можете кашлянуть. Готовы? Выключаю, – через полминуты я снова включил приборчик. – Убедились? Вот и ладушки, теперь будете знать.
– Интересно, какая сука…
– Это мы выясним потом. Сейчас о главном. Я так понимаю, что вам действительно грозит опасность, но только совершенно с другой стороны.
– То есть?
– Тот человек на приеме совершенно не собирался вас убивать, он только притворялся. Дело в том, что он – специалист моей квалификации, не ниже, то есть при желании он просто навестил бы вас вечерком и прикончил прямо на дому или выдумал еще что-нибудь, не менее интересное.
– Тогда…
– Тогда повоюем, младший сержант запаса Крупин? Считайте себя временно призванным на службу. На время операции командиром назначаю себя, я все-таки подполковник. Запаса, естественно. Кстати, мы с вами были в Афгане почти в одно и то же время…
– Я должен вам верить?
– Думайте.
– А моя служба безопасности?
– По моим самым скромным подсчетам, в ней завелось сразу несколько «кротов». Ну, что решили?
– Согласен. – И мы скрепили наш договор крепким рукопожатием.
– Давно собираюсь спросить: откуда у вас мозоли на ладонях? Грядки, что ли, вскапываете на досуге?
– Гирьки поднимаю, – смущенно улыбнулся олигарх.
– Гирьки – это хорошо. Ладно, начнем работать.
И мы начали.
Через час я покидал гостеприимный дом, куда вломился без приглашения.
– Все запомнили?
– Товарищ подполковник, – голосом обиженного дембеля протянул Крупин, – Вы уж меня совсем за идиота не держите.
– Товарищ младший сержант, – голосом коменданта стольного города Кислодрищенска отчеканил я, – в нашей работе мелочей не бывает. – И уже нормальным тоном продолжил: – Ситуация, Петр Николаевич, достаточно серьезная, но шансы на успех у нас есть. Главное, постарайтесь не показать окружающим, что вы знаете о прослушке. Звоните мне только по этому телефону, обязательно включив вот этот приборчик.
– Даже из собственного сортира?
Интересно, это у него всегда лексикон такой или он службу вспомнил?
– Именно так. Во-первых, там тоже может быть что-то установлено, а во-вторых…
– Что во-вторых?
– Во-вторых… Тишина в студии! – Я выключил глушилку и поднес аппарат к его пиджаку. Загорелась красная лампочка. – Вот видите, ваш гардероб тоже весь в «клопах». Придется некоторое время потерпеть эту гадость. Звоните мне только в экстренных случаях. Если надо, я сам выйду на связь. Однако загостился я что-то. После моего ухода ждете десять минут, потом отключаете прибор и баиньки. Кстати, за что у вас орден Красной Звезды?
– Вел огонь из подбитого «духами» танка, уничтожил огневую точку противника.
– Этих мы тоже уничтожим. Все, мне пора.
– Может, на дорожку? – Он кивнул в сторону бара.
– Сейчас не могу, вот когда все закончится…
– Литр приговорим, – потер руки младший сержант-олигарх танковой службы.
– Обязательно. – И я выскользнул из спальни.
Путь от Валентиновки до железнодорожной станции Щелково я проделал легкой физкультурной трусцой, уложившись в сорок минут. На заасфальтированном пятачке у билетных касс, где во времена оные посреди никогда не пересыхающей лужи находился знаменитый на всю округу пивняк, любовно прозванный аборигенами «Малой Землей», стоял грязно-зеленоватого цвета старый «москвичок», помнивший еще перестройку с ускорением и идиотическую трезвость с, мать ее, гласностью. За рулем сидел типичный лох и пялился в никуда. Я сел рядом с ним, и лохов в машине стало вдвое больше.
– Еще раз здравствуй.
– Физкульт-привет.
– Я у тебя сегодня заночую?
– Бога ради.
– Пожрать и выпить найдется?
– Не вопрос.
– Тогда трогай, извозчик, дома у тебя переговорим, а сейчас я подремлю немного, а то глаза слипаются.
– Баю-бай.