Все или почти все долгое время находящиеся вне пределов любимой отчизны советские люди испытывают нешуточную ностальгию не столько по самой Родине, сколько по ее кулинарным шедеврам: черному хлебцу, селедочке и, конечно же, по ней, прозрачной. Той, что и в тени ровно сорок градусов.
Старший лейтенант ввиду недолгого пребывания вне родных осин с березками гастрономически толком соскучиться не успел. Поэтому весь день, с самого раннего утра мечтал исключительно о хорошем, размером со штык лопаты стейке в сопровождении жаренной ломтиками картошечки «по-деревенски».
Именно поэтому перед возвращением на объект он завернул в ресторан при гостинице «Palace», одно из двух приличных заведений общепита в городке. Рассчитывая на поздний сытный обед, так как позавтракать, ввиду всего ранее произошедшего, конечно же, не сподобился.
– Коля! – окликнул его с комфортом расположившийся за столиком в углу белобрысый верзила. – Давай сюда!
Майор по имени Никита, перед которым стелились многие товарищи полковники. Сейчас таких называют мажорами, а раньше – блатными. Главный, он же единственный в аппарате старший советник по авиации, хотя таковой в стране пребывания категорически не наблюдалось.
Весело убивавший свободное время, благо того было немерено, по барам с кабаками, на пляжах и даже на спортплощадке. Когда-то он более-менее серьезно занимался волейболом, поэтому любил под настроение, если до того не загружался по ноздри спиртным, выйти на площадку и показать класс.
Там они и познакомились две недели назад, во время организованной по приказу главного военного советника спартакиады. Срочно вызванный с объекта Большаков влился в команду разведки, а Никита усилил собственной персоной группу пузатеньких предпенсионного возраста атлетов из группы боевой подготовки. И солировал, как прима-балерина из Большого театра среди самодеятельности сельхозартели «Напрасный труд».
А после игры соизволил подойти к Николаю и совершенно искренне того похвалить. Невысокий, медлительный с виду старлей мало того что тянул абсолютно все летевшие в его сторону мячи, еще и умудрился пару раз «зачехлить» блоком бывшего диагонального окружной армейской команды. С тех пор здоровались при встрече, иногда даже общались.
– Салют! – Майор протянул, не вставая, руку. – Падай.
– Здорово, – отозвался Большаков и «упал» на стул рядом.
– По вискарику?
– Вообще-то я за рулем, – застеснялся старлей.
– Боишься, что гайцы права отнимут? – заржал на весь зал тот. – Слыхал, у вас ночью заваруха приключилась? – и тут же налил.
– Было дело, – кивнул Большаков.
– Мимо ордена точно пролетишь, – с глубоким пониманием вопроса заметил Никита. – А вот Корейко ваш…
– Это кто? – удивился Николай.
– Как это кто? Витя Прохоров, кто же еще? – опять хохотнул майор. Он к тому времени уже успел как следует принять на грудь, а потому пребывал просто-таки в расчудесном настроении. – Везет же мужчинке: и деньжат здесь нехило приподнял, и орденок уж точно на лету схватит.
– Почему ты решил, что он сильно при деньгах?
И очень удивился, услыхав ответ. А потом крепко задумался. Под вискарик.
– Есть разговор, товарищ капитан.
Особист тем вечером почему-то оставался на объекте. Как будто ожидал чего-то. Или кого-то.
– Еще как есть, – отозвался тот. Принюхался. – Ого: джин, виски и даже пиво. Уже начал праздновать?
– Чисто символически, для аппетита, – попытался отмазаться старлей.
– Имеешь право, – признал Поздняков. – Ты у нас теперь – герой. И конспиратор великий. О сетке и прочем даже я не знал.
«Почаще надо на службе бывать, а не укреплять в койке дружбу народов». Капитан, многие это знали, предпочитал проводить ночи вне расположения части. Исключительно в городке, в компании представительниц коренного населения. Ввиду типа острой оперативной необходимости.
– Так…
– Через часок-другой подъедем в одно место. Есть тема для серьезного разговора по моей линии.
– А…
– А руководство уже в курсе, – успокоил оперативный уполномоченный. – Стартуем, как стемнеет.
В машину, шестьдесят девятый «газон», загрузились вчетвером. Никитин – за рулем, Большаков – рядом. Сам Поздняков – сзади вместе с худощавым складным пареньком, лейтенантом Фесенко.
– Поехали, – скомандовал особист. – И рули, брат, аккуратнее. А то как бы не вышло, как в том пошлом анекдоте…
То самое время.
– Так о чем ты хотел со мной поговорить, Коля?
Он жалобно застонал, только что, дескать, пришел в себя. На самом деле старший лейтенант очухался несколько раньше, когда его выкинули из машины и куда-то поволокли. Просто не счел нужным оживать раньше времени, чтобы еще раз не получить по голове. Того, что прилетело до того, хватило с лихвой.
Открыл глаза и осторожно повел головой влево-вправо, потом глянул вверх – чистенько, аккуратненько и по-штабному культурно. То есть просторная, достаточно ярко освещенная палатка, складной стол, пара стульев, какие-то ящики в углу. И люди внутри. Один из них, капитан Поздняков (вот так встреча!), как раз склонился над ним.
– Нет, ты скажи, дружок, – несильно пнул лежащего ногой в бок. – Или тебе еще добавить?
– Довольно, Юрий. Оставьте нашего друга в покое, – негромко произнес стоявший чуть поодаль. Николай его сразу-то и не разглядел.
Сказано было на классическом, заметьте, английском. Без малейшего акцента и всяких там примесей. Большаков попытался навести резкость. Однако.
Самый что ни на есть настоящий английский джентльмен. Достаточно молодой, всего на несколько лет, по виду, его самого старше. Высокий, по-спортивному худощавый. Породистое, в смысле, лошадиное лицо, орлиный нос, тонкие губы, разделенные ровным пробором светло-рыжие редковатые волосы. Приодень такого в классическом колониальном стиле: рубаху и шорты цвета хаки, гетры до колен, грубые ботинки из замши, пробковый шлем и обязательно стек, классический тут же получился бы персонаж. Таких здесь и по всему миру хватало еще полвека назад. «Высокая миссия белого человека», «правь, Британия» и все такое. А кто-то просто от кредиторов скрывался. Впрочем, и в новехоньком, не обмятом даже камуфляже он смотрелся тоже достаточно живописно.
– Развяжите его и усадите на стул, – распорядился тот.
Освобожденный от веревок Большаков встал, после первого же шага вскрикнул и потерял равновесие. Наверняка упал бы, не поддержи его товарищ и сослуживец.
– Что с вами? – проявил участие незнакомец.
– Нога, – простонал старший лейтенант.
– Перелом? – отчего-то забеспокоился тот.
– Вряд ли. – Николай осторожно шагнул раз, другой. – Видимо, просто растяжение. Но все равно больно.
– Потерпишь, – хмыкнул Поздняков. – Ты же у нас герой.
– Постараюсь. – Большаков доковылял до раскладного стула и со стоном присел.
– Ну, что, красавчик, – начал было по новой речь особист, но тут его прервали.
– Вам пора возвращаться, друг мой, – прозвучал облеченный в вежливую форму приказ. – Идите готовиться, а мы тут сами во всем разберемся.
– Хорошо, – кивнул Поздняков. Миновал стоявшего у входа здоровенного, как культурист, мулата и шагнул в темноту.
– Ну, что, давайте знакомиться. – Странный персонаж присел за стол напротив Большакова. – Ваше имя мне известно. А меня зовут Бенедикт.
– Англичанин? – подал голос Николай. – Странно как-то.
– Чистокровный, – кивнул тот. – А еще баронет, потомок, уж поверьте, славного и знатного рода. Не буду настаивать, чтобы вы обращались ко мне «ваша светлость», достаточно просто «сэр». Впрочем, на этом тоже не буду настаивать.
– Секретная служба? – удивился Большаков. – Какого, простите, черта вы здесь делаете?
– Всей грудью дышу воздухом шпионажа[5], – улыбнулся тот. – Уже несколько лет, не без успеха, надеюсь, работаю на правительство, – усмехнулся, – бывшей колонии, сами догадываетесь, в какой организации. Такая вот ирония судьбы.
– Точно, – осторожно изобразил кивок Большаков. – Она самая. Ну и?
– А не перейти ли нам на ваш родной язык? Полагаю, так вам будет удобнее, да и мне практика не помешает.
– Как скажете.
– Отлично. – Раскрыл фасонистый портсигар из самой настоящей орудийной бронзы по виду. – Не желаете? Ну, как знаете. – С удовольствием закурил. – Не буду утомлять вас долгой болтовней. Контору, что я представляю, очень интересует нечто, находящееся на балансе вашей части. Догадываетесь, что конкретно?
– Плакаты из Ленинской комнаты? – предположил Николай.
Он тоже, не понять зачем, пытался вести беседу в стиле сидящего напротив: вежливо и слегка иронично. Получалось неважно, мешала гудящая от боли башка.
– Рад, что вы не растеряли чувство юмора, но – нет. Всего-навсего блок из радиосистемы настройки частот. Буду весьма признателен, если вы извлечете его из радийной машины и передадите нашему общему другу Юрию. Он, видите ли, решил переехать на жительство в Штаты. Премии за этот приборчик с лихвой хватит, чтобы там как следует обустроиться. Еще и вам останется, если вздумаете составить ему компанию. Кстати, как вам мой русский?
– Очень даже неплохо, – покривил душой Большаков. На самом деле Бенедикт, который сэр, изъяснялся на его родном языке просто на зависть: шикарный словарный запас, едва различимый акцент.
– Благодарю. Что скажете по поводу моего предложения?
– Надо подумать. – Николай вздохнул. – Позвольте сигарету.
– Бога ради, – раскрыл портсигар, щелкнул зажигалкой.
– Значит, я, – начал после короткой паузы Большаков, – возвращаюсь на объект. К утру-то успею? – Глянул было на часы, но не обнаружил их на привычном месте.
Мулат радостно рассмеялся и продемонстрировал собственное запястье. С его, большаковским «Ориентом». Уже бывшим.
– Билли коллекционирует взятые в качестве трофея часы, – пояснил, на сей раз по-английски, Бенедикт, – но с радостью вернет их вам, если договоримся.
Смех прервался, здоровяк нахмурился. Видимо, вертать взад награбленное в его планы не входило.
– Я успею вернуться до рассвета? – повторил вопрос Николай. – Поймите, это важно.
– Запросто, – кивнул баронет и потомок. – Мы не так далеко от вашей части. Только вот что…
– Что?
– Читаю на вашем простом и честном лице искреннее желание меня обмануть. Предупреждаю сразу: не выйдет.
– Да я в мыслях… – пробормотал Николай.
Схватился за голову и застонал. Что называется, накатило.
– Аспирину? – забеспокоился англичанин.
– Будьте так любезны, мать вашу…
– Ну, как? – прошло минут десять.
– Легче, – признал Большаков. – Можно сказать, почти сносно.
– Тогда продолжим, дружище. Видите ли, я совершенно не доверяю бумагам, поэтому вам не придется ничего такого подписывать. По крайней мере, сейчас. Пойдем, как сказал один ваш вождь, другим путем.
– Это как?
– Просто, как все гениальное. Вчера, до вас еще, мои ребята прихватили двоих офицеров правительственных войск и одного унтера. Поэтому вы для начала дадите мне честное слово офицера и джентльмена сотрудничать с нами, а потом перережете всем троим глотки. Уверен, справитесь. А мы это, – достал из объемистой сумки фотоаппарат, самый настоящий Polaroid, – увековечим для потомков. Как вам это?
Большаков молча покачал головой.
– Зря вы так, честное слово. – Бенедикт наклонился и похлопал его по плечу. – Обезьянок этих пожалели, что ли? Они того не стоят, уж поверьте.
– Не обижайтесь, но нет, – прозвучало в ответ. – Воспитание не позволяет.
– Это как бы вам не пришлось обижаться, – расхохотался англичанин. – Я же вам не рассказал самого главного. Знаете, что последует в случае гордого отказа с вашей стороны?
– Элементарно, – пожал плечами старлей. – Шлепнете, и все дела.
– Не все так просто, – покачал головой баронет. – Шлепнут, конечно же, но не сразу. И не мы. Видите ли, прошлой ночью ваши люди несколько сурово обошлись с боевыми пловцами из ЮАР. И это еще не все.
– Да что вы говорите? – Большакову сделалось грустно.
– Вел их на то задание лейтенант-коммандер… Черт, не могу вспомнить фамилию. По прозвищу Сказочник.
– Вот как. – Большаков тоже не мог вспомнить ту фамилию. А имя тут же всплыло в памяти: Ганс Христиан. Откуда и прозвище. Легенда военно-морского спецназа ЮАР. Поговаривали, что взрывы в порту у соседей – его работа. – Хреново.
– Целиком и полностью с вами согласен, – кивнул Бенедикт. – Лучше было бы вам прошлой ночью грохнуть кого-нибудь другого.
– Не повезло, – подвел итог Николай и потянулся к портсигару.
– У вас будет возможность в этом убедиться. И сильно пожалеть о случившемся. – Помолчал. – И себя лично. Видите ли, в случае отказа от сотрудничества мы просто передадим вас бурам. А уж они-то…
Большаков против воли поежился. Наслышан был о нравах и обычаях белых африканцев.
– Ну, так что? Обещаю, мы сможем обставить все так, что на вас не упадет и тени подозрения. Вздумаете остаться, служите себе дальше, делайте карьеру, растите в званиях.
– А в один прекрасный день… – продолжил Большаков.
– Вполне возможно, – согласился англичанин. – Ладно, мы что-то увлеклись беседой. Ваше решение?
– На хрен, – вздохнул Николай. Если честно, ему было очень себя жалко. И вообще.
– Ну и дурак, – прозвучало в ответ откровенно. – Сейчас вас отведут на отдых. Там, – хмыкнул, – находится еще один пленный джентльмен. Посмóтрите, что с ним сотворят завтра, глядишь, и передумаете.
Мулат ловко связал Большакову руки и выволок за шиворот наружу. Протащил его, повизгивающего от боли и припадающего сразу на обе ноги, к скудно освещенной палатке по соседству и пинком забросил вовнутрь.
– Добрый вечер, – прозвучало из темноты. – Проходите, располагайтесь.
И опять на классическом английском, как будто там находился еще один баронет из UK. В крайнем случае – диктор ВВС.
– Пусть будет таким, если вы настаиваете. – Николай со стоном опустился на колено и упал на землю. – Хотя лично я так не считаю.
– Русский? – прозвучало удивленно из темноты. – Очень интересно.
– Как это вы сразу догадались? Я вроде без флага и гимна.
– По вашему чудесному акценту, друг мой.
– Вы случайно не профессор филологии?
– Ничуть, – отозвался из темноты неизвестный. – Просто достаточно хорошо изучил варианты фонетики вероятного противника. Здорово, ревизионист!
Он перекатился поближе и оказался на свету. У Николая отвисла от удивления челюсть: спеленутый веревками, как кокон, маленький щуплый азиат.
Точнее, китаец. Большакова тоже чему-то когда-то неплохо обучали, сразу узнал.
Самый настоящий, что удивительно, изъясняющийся на безупречном классическом английском. В рваном обмундировании и очень неплохо избитый.
– Ni hao[6], маоист, – буркнул он в ответ. – Какими судьбами?
– Побрали семнадцать, – пауза, – без четырех минут восемнадцать часов назад.
– Что-то не наблюдаю часов на стенах. Откуда такая точность во времени?
– А мне они и не нужны, – усмехнулся качественно разбитым лицом китаец. – Кстати, утречком меня собираются прикончить. Точнее, казнить, жестоко и изобретательно. Так, по крайней мере, обещали.
– Спасибо, – машинально отозвался старлей. – Я уже в курсе. Кстати, за что?
– За четверых убитых чернокожих.
– В бою?
– После того как меня захватили, – любезно пояснил азиат. – Их это настолько впечатлило, что пообещали нечто очень интересное.
– Извращенцы, – проворчал Большаков. – Нет, чтобы сразу.
– К утру должны прибыть сослуживцы убитых, они же – соплеменники.
– Теперь понятно.
– Нам придется провести некоторое время вместе. – Китаец еле слышно чихнул. – Извините. Так вот, предлагаю перейти на имена. Зовите меня Ван.
– Тогда меня – Вася.
– Очень приятно, Вася. Кстати, что у вас с ногой?
– Все в порядке. Симулировал на всякий случай.
– Второй вопрос: не надоело ли вам валяться спеленутым, как младенец?
– А вам? – в лучших традициях Жмеринки ответил Большаков.
– И мне. – Достал из-за спины якобы связанную руку и почесал нос, после чего вернул ее на прежнее место. – Внимание, – и откатился назад в темноту.
Полог палатки распахнулся. Высоченный, плечистый, стриженный почти наголо белый мужик внимательно осмотрелся и вышел. Большаков, к своему стыду, признал, что не услышал, как тот подходил. Видимо, слишком увлекся беседой.
– В следующий раз заглянет минут через пятьдесять, – донеслось из темноты. – Разгильдяи.
– Согласен, – признал Николай. – Еще вопросы?
– Вопрос последний: а не засиделись, в смысле, не залежались ли мы в гостях? Может, пора по домам?
– Я – только за.
Китаец возился с веревками на теле Большакова не намного дольше, чем здоровяк Билли, когда его связывал.
– Что теперь? – поинтересовался Николай, растирая затекшие конечности.
– Разрежем брезент, вон там, в углу, и двинемся.
– Чем, позвольте спросить? Вам что, сохранили меч?
– И без него справимся, – скупо улыбнулся как бы Ван. – Натяните брезент. Вот здесь, будьте так добры.
Крохотная ладошка прошла сквозь плотную материю, как иголка сквозь марлю.
– Ни хрена себе, – чуть слышно проговорил Николай.
По-русски.
Часовой, тощий, среднего роста африканец, заслоняя ладонями от ветра огонек зажигалки, принялся, в нарушение устава караульной службы, раскуривать самокрутку. И тут же за это поплатился. Прыгнувший на него сзади Большаков самым решительным образом прервал столь вредный для здоровья процесс табакокурения. Заодно и вооружился: явно не родной АК-47, пара магазинов, старенький «Браунинг» и неожиданно отличный нож. Самый настоящий «Кабар» в потертых кожаных ножнах.
Они сошлись у кустов на окраине лагеря. Ван, или как его там, тоже с автоматом за спиной и ножом в руках шагнул навстречу.
– Стой! – проорал шепотом, по-русски от волнения, Большаков. – Замри!
Тот так и застыл с поднятой ногой в нескольких сантиметрах от еле заметной в траве проволоки. Соединенной, по-видимому, с сигнальной ракетой. Или гранатой. Потом осторожно опустил ее и благодарно кивнул. Внимательно глядя под ноги, буквально обнюхивая землю под ногами, оба преодолели последние метры и нырнули в кусты.
– Понимаете по-русски? – ехидно спросил Николай.
– Исключительно в пределах военного разговорника, то есть практически нет.
– Понятно.
Впереди показалась дорога.
– Если не ошибаюсь, здесь должен быть автомобиль с патрулем, – заметил Ван. – У меня только два ножа. Дайте-ка ваш на всякий случай.
– Сам справлюсь, – буркнул Большаков.
И справился. «Кабар» вошел точно под лопатку чернокожему бойцу на переднем сиденье. Два других, выпущенных китайцем чуть позже в долю секунды один за другим, оборвали жизни водителя и пулеметчика на заднем сиденье.
Старший лейтенант глянул на звезды.
– Мне туда, – и показал рукой. – А вам?
– Вообще-то я собираюсь прихватить вас с собой, – заметил китаец. – Возвращаться из плена веселей не в одиночку. Что скажете? – и покачал головой.
Дуло трофейного револьвера в его правой руке смотрело в землю. При желании он мог за секунду взять Большакова на мушку.
– И я того же мнения, – не стал возражать Николай. – Компания – дело святое.
Его «Браунинг» как раз-таки был направлен в живот товарищу по несчастью и союзнику. Уже бывшему.
– А вы проворней, чем я ожидал, – заметил Ван. – И что теперь?
– Теперь я уезжаю, а вы двигаетесь пешим ходом, – после некоторого раздумья ответил старший лейтенант.
Здорово было бы, конечно, вернуться из плена с собственным пленным, тем более китайцем. По данным разведки, их здесь, кстати, не было и не должно было быть. Вот только уж больно стремно было вести с собой такого вот ловкача. Даже оглушенного и старательно связанного.
– Понимаю, – очаровательно, как только китайцы умеют, улыбнулся Ван. – До метро не подбросите?
– Не по пути. Прощайте.
Китаец развернулся и нырнул в заросли.
– Приятно было познакомиться, – негромко прошелестело оттуда. – До новой возможной встречи.
– Вот уж на хрен.
– Свои, – проговорил, подъезжая к посту Большаков.
– Старшой? – раздалось удивленное из кустов – А?..
Лейтенант Семенов вышел из кустов и остановился в паре шагов от машины.
– Кто из командования на объекте? – Николай вылез из автомобиля и тяжело оперся на капот. Силы заканчивались.
– Никого, только Баянист зачем-то ночевать остался. Откуда аппарат?
– Потом, – отмахнулся Большаков. – Отгони тачку в кусты и молчи, что меня видел.
– Понял.
Ну, что ж. Баянист так Баянист. Николай на минуту заскочил к себе в палатку. Умылся, поискал аспирин и не обнаружил. Голова, как схлынул адреналин, разболелась так, что хотелось ее оторвать и забросить куда-нибудь подальше.
В палатке у Круглова было темно и тихо.
– Товарищ майор, – старший лейтенант распахнул полог и шагнул вовнутрь, – просыпайтесь!
– А я не сплю, Коля. – Свет зажегся. Видно, этой ночью замполит ждал гостей.
Восседал за столом, бодрый и деловитый, прямо как в президиуме отчетно-выборного собрания. И не один: в углу палатки пристроился на табурете штатный начальник охраны объекта. Тот самый, преклонного возраста старлей. С «калашом» на коленях. Тоже бодрый и собранный и на себя, привычного, совершенно не похожий.
– Садись. – Круглов указал на свободный стул.
– Спасибо.
– Выпьешь?
– Не найдется чего-нибудь от головы?
– У нас, как в Греции, все есть. – Покопался в тумбочке и извлек упаковку.
Большаков проглотил сразу три таблетки и запил стаканом воды.
Поставил стакан на стол и только тут заметил выглядывающий из-под пожелтевшей «Красной звезды» за прошлый месяц пистолет Макарова. Ух, ты.
– Легче стало?
– Немного.
– Тогда давай рассказывай.
– Боюсь, товарищ майор, это несколько не в вашей компетенции, – покосившись на ствол под газеткой, отмахнулся Николай. Не до политесов было.
– В моей, Коля, в моей. – Круглов протянул ему книжечку в кожаном красном переплете. – Ознакомься.
«Старший оперативный уполномоченный третьего главного управления Комитета государственной безопасности». Не Круглов и точно не майор.
– Товарищ полковник?
– Полковник, полковник. Начинай уже. Время, так понимаю, дорого?
– Так точно.
Большаков глянул на часы – вновь обретенный «Ориент» (здоровяк Билли на свою беду спал этой ночью на свежем воздухе в гамаке) – и начал.